Мать героев
Мать героев
Письмо для матери
Зои и Шуры Космодемьянских
«Дорогая сеньора.
У меня в гостях журналист из России. Он рассказал мне о Зое и Шуре. И мне захотелось сказать Вам несколько слов.
У нас с мужем восемь лет не было детей. У мужа была дочь от первого брака, но он хотел мальчика: ведь мужчина продолжает имя отца… Я очень любила мужа. И мне очень хотелось ребенка. Я молилась и просила помощи у бога. Через восемь лет он дал нам дитя. Когда моя падчерица побежала к отцу и сказала: «Папа, мальчик!», он заплакал.
Мы назвали его Франком. Франк Паис. Он весил восемь фунтов — это не очень много. Отец взял маленького на руки и сказал:
— Я не знаю, мальчонка, что станет с тобой, но я очень хотел тебя. Бог знает, что тебя ждет, сынок. Но ты есть, и это все…
Через два года у нас родился Аугусто, еще через год Хосуэ.
Муж тяжело болел. Когда Франку исполнилось пять лет, отец моих детишек умер.
Вы мать, и вы понимаете, что такое вырастить троих детей без мужа.
Нет любви большей, чем любовь матери к детям. Я любила всех троих. Но все-таки Франка чуть больше. Ведь мы его так ждали с мужем.
Они росли хорошими мальчиками. Франк, видимо, рано понял, что он старший мужчина в доме, что со временем ему предстоит содержать мать и братьев…
Я не знала, что он стал участником «Движения 26 июля». Он не говорил мне: боялся тревожить… Но я замечала, что в доме нашем часто собирается молодежь, много спорит, говорит о родине, о народе, о Фиделе Кастро. Я не особенно прислушивалась. Я просто любовалась сыном. Говорил он замечательно. И остальные слушали его всегда со вниманием…
Потом его арестовали в первый раз. Но скоро выпустили. У них не было улик. Я стала догадываться о многом. Но только догадываться…
Я решила поговорить с ним.
Я сказала ему все, что в таких случаях может сказать просто мать. О том, что он старший в семье, о его ответственности, об опасности… Он выслушал меня внимательно, потом обнял, и я поняла, что ничего уже не смогу изменить. И больше никогда не пыталась. А только молила бога, чтобы ничего не случилось… Старалась удержать хоть младших. Но и они пошли за Франком.
Он вел революционную работу. Только после его гибели я узнала, что мой сын руководил всем снабжением Фиделя: оружием, боеприпасами, продовольствием.
Однажды его снова арестовали. Это было в пятьдесят седьмом, весной. Он не вернулся домой, а меня вызвали в полицию и сказали… Сказали, что и до меня доберутся…
Потом был суд… Я и не думала, что моего Франка так знают в городе. Зал был переполнен, и на улицах стояли сотни, а может быть, и тысячи людей. И все кричали: «Свободу Франку Паису! Свободу Франку Паису!» А он выступал на суде. Я не помню, о чем он говорил. Только знаю, что люди сидели не шелохнувшись, а я смотрела на него, слов его не понимала и плакала…
Его не могли посадить, потому что весь город бушевал. Его освободили…
Потом снова несколько раз арестовывали. Один раз возили всю ночь по полицейским участкам — от одного к другому, и никто не соглашался взять моего сына к себе — боялись, что наутро, когда люди узнают, разнесут участок…
Он почти перестал ночевать дома… Каждую ночь — в разных местах. Только иногда прибежит вдруг, под утро, принесет чего-нибудь поесть или денег, обнимет, поцелует, и снова нет его…
Несколько раз батистовские солдаты устраивали засады в нашем доме, чтобы поймать его. Я спрашивала офицера:
— В чем вы его обвиняете?
Он отвечал:
— Ваш сын — идейный руководитель коммунистов в Сантьяго…
Что за глупость! Мой муж был священнослужитель. Франк тоже добрый протестант. Он просто хотел, чтобы люди, наконец, вздохнули свободно и не голодали…
Тридцатого июня пятьдесят седьмого года убили моего Хосуэ. На него и его друзей напали солдаты Батисты. У мальчиков было оружие. Они защищались. Это было на улице. Я узнала о его гибели через час после того, как все было кончено…
В то время уже существовал твердый приказ — покончить с Франком. Я не знала тогда об этом. Франк скрывался.
Я хотела спасти своих детей. Пошла и попросила испанского консула, чтобы он принял меня и моих двух оставшихся в живых сыновей в испанское подданство. Консул направился со мной в полицейский участок. Это было 30 июля — ровно через месяц после гибели Хосуэ. В полицейский участок, где мы находились, вдруг вбежал солдат и закричал.
— Убили Франка Паиса! Убили Франка Паиса!
Я подумала, может быть, это провокация…
Я только сказала:
— Покажите, где лежит убитый, возможно, я знаю его…
Меня отвели… Это был он, мой Франк…
Его выследили, и солдаты нагрянули в дом, куда он зашел на минутку к товарищу. Франк хотел выхватить пистолет… Но в комнате были дети. Он положил пистолет на стол и молча пошел к двери. Как только он вышел на улицу, офицер приказал:
— Это Франк Паис! Стреляйте!
Солдат выстрелил из автомата…
Дорогая сеньора, я знаю, что в Вашей стране многие-многие матери потеряли и больше чем двоих детей на войне. И на Кубе таких матерей достаточно. Я пишу Вам, потому что сеньор журналист рассказал мне о Ваших детях и Ваша судьба показалась мне очень похожей на мою… У Вас погибли дочь и сын, у меня — тоже двое. Шура погиб с оружием в руках, как Хосуэ, Зоя — безоружной, как Франк. Зоя, как и Франк, была партизанкой…
У меня остался один сын — Аугусто. Он для меня все, в нем — его братья и мой муж… Но если революции понадобится жизнь и третьего моего сына, я скажу Аугусто: иди и отдай свою жизнь…
Дорогая сеньора, я не знаю Вас, но мне кажется, Вы думаете так же, как я… Потому что, если знаешь, что дети отдали жизнь не зря, мать может только гордиться их смертью. Мне очень хотелось бы с Вами встретиться… Может быть, это случится когда-нибудь. Мы бы поговорили о многом и, может быть, поплакали бы вместе.
Я впервые так подробно рассказываю о своих сыновьях, о своей семье… Мне хотелось бы получить от Вас ответ…
Обнимаю Вас, мать Зои и Шуры.
Росарио Гарсиа де Паис,
28, Сан Карлос, Сантьяго-де-Куба,
Февраль 1960 года. Ориенте, Куба»
Теперь мы покинем Сантьяго с его подпольем и снова вернемся в горы Сьерра-Маэстра, где находились отряды Фиделя Кастро и где к тому времени произошли немаловажные события.