А. X. НЕЖОЯН „БЕШЕНЫЙ"

А. X. НЕЖОЯН

„БЕШЕНЫЙ"

ГОРОДСКОЙ ПАРК для орехово-зуевцев — излюбленное место отдыха. После трудового дня в одиночку и семьями приходят сюда люди почитать газету, послушать музыку или просто отдохнуть. Особенно многолюдно в парке в воскресные дни, когда организуются танцы в сопровождении духового оркестра.

В один из летних вечеров, когда танцы заканчивались, в парке раздался пистолетный выстрел.

Заядлые танцоры и те оставили своих партнерш и побежали за толпой, сбегавшей на аллею, расположенную сбоку от танцевальной площадки, а другая группа в это время бежала к запасному выходу из парка.

В левой части аллеи на скамье сидел в полусогнутом положении, истекая кровью, молодой человек лет двадцати четырех.

На потерпевшем была дерматиновая куртка коричневого цвета.

— Да ведь это Паша! — воскликнул кто-то из подбежавших.

— Кто тебя?

— Могила… — с трудом выговорил Кулаков, другого ответа не последовало.

Вызванная «скорая помощь» доставила его в городскую больницу, но в помощи врачей он уже не нуждался.

Кулаков скончался в пути. Судебномедицинский эксперт, производивший вскрытие и исследование трупа, констатировал, что потерпевшему нанесено множество ножевых ранений одним и тем же орудием.

Постовой милиционер Малахов, который дал предупредительный выстрел из пистолета (этот-то выстрел и переполошил всех в парке), рассказал, что удары потерпевшему наносил, в положении стоя, один человек, а напротив, на правой стороне аллеи, наблюдала группа ребят. Все они вместе с убийцей, после того как Малахов поспешил к месту события и произвел предупредительный выстрел, побежали по аллее и скрылись из парка через запасный выход.

В районном отделе милиции собрались работники уголовного розыска и прокуратуры. Речь шла о том, как задержать убийцу? Малахов, который участвовал в этом разговоре, утверждал, что сидевшему на скамейке человеку наносил удары известный ему до этого в лицо Нерезков, высокого роста и плотного телосложения, одетый в белую рубашку.

Через три часа после убийства Нерезков Борис Сергеевич был задержан, когда он уже спал у себя дома. Тогда же при обыске в квартире была изъята чистая белая рубашка с вышивкой, в которой он гулял вечером в парке.

Народный суд города Орехово-Зуева дважды рассматривал дело Нерезкова по обвинению в убийстве и дважды осудил обвиняемого к десяти годам лишения свободы за совершение этого преступления.

В основу приговора, как прямое доказательство вины Нерезкова, были положены показания Малахова.

Остальные доказательства, положенные в обоснование виновности Нерезкова, сводились к показаниям Ершова Н. В. и контролера парка Павлова В. Н., опознавших преступника среди ребят, бежавших из парка по аллее от места убийства к запасному выходу.

Свидетели Петров, Грачев и Бурлаков, хотя не изобличали Нерезкова в убийстве Кулакова, но подтверждали его пребывание в парке перед убийством.

Казалось, вина Нерезкова доказана и он опознан очевидцами, однако Нерезков продолжал отрицать свою вину и вообще какую-либо причастность к данному преступлению.

В связи с неоднократными жалобами осужденного Генеральный Прокурор предложил провести внесудебную проверку, с тем чтобы еще раз исследовать доказательства, положенные в основу приговора.

Эту работу было поручено выполнить помощнику Генерального Прокурора СССР тов. Евгению Николаевичу Краснопевцеву, внешне придирчивому, но исключительно сердечному человеку, с огромным опытом и профессиональным чутьем, и мне. После детального ознакомления с делом и доводами осужденного Нерезкова мы выехали в город Орехово-Зуево.

Нас, главным образом, смущала одна, но очень немаловажная деталь — почему на рубашке убийцы не оказалось следов крови?

А должны они быть? — спрашивали в то же время сами себя, — ведь на потерпевшем была дерматиновая куртка… Надо было разобраться в этом поточнее.

Истинные мотивы убийства также не были установлены ни следствием, ни судом, но предполагалось, что это результат недоработки следствия.

В Орехово-Зуеве представители органов следствия встретили нас холодно. Для приличия нам прямо ничего не говорили, но некоторые из них под различными предлогами выражали свое недоумение по поводу того, что мы приехали проверять дело Нерезкова, которого все в городе знали как рецидивиста и хулигана. Ни у кого из следственных работников не возникло сомнений в правомерности приговора.

Мать Паши — Мария Петровна Кулакова — встретила нас тепло, но была немного удивлена, когда узнала, что мы пришли к ней домой по поводу смерти ее сына.

Нам очень не хотелось ее беспокоить, но иного выхода не было.

Эта невысокая пятидесятилетняя женщина, с сильной проседью в волосах, подробно рассказала нам, как она одна без мужа, погибшего в Великую Отечественную войну, работая на текстильном комбинате, воспитывала сына.

И вот, когда сын вырос, выучился, возмужал, стал шагать в одном строю с трудовым коллективом текстильного комбината, где он и работал, пришла беда.

Весть о трагической, нелепой смерти единственного сына надолго приковала ее к постели.

К моменту нашего прихода она уже работала, но по всему было видно, что эта усталая женщина никогда не забудет постигшее ее большое горе.

После непродолжительного разговора я спросил: — не сохранилась ли одежда Паши?

— Нет, сынок, — ответила она.

— Абсолютно ничего? — переспросил я.

— Кажется, куртка сохранилась…

В сарае мы нашли дерматиновую коричневую куртку Кулакова — как раз то, что нас больше всего интересовало.

Куртка, с множественными порезами, представляла определенный интерес, так как эксперт, производивший вскрытие и исследование трупа Кулакова, его одежды не осматривал. Еще в морге, до вскрытия трупа, одежду потерпевшего эксперт вернул родственникам Кулакова. Естественно, что в этом случае вопрос, соответствуют ли колотые повреждения на куртке ранениям на теле потерпевшего по характеру, форме, размерам и месту их расположения, экспертом не исследовался.

Для решения ряда существенных вопросов упомянутая куртка вместе с необходимыми данными была направлена во Всесоюзный институт судебной медицины Министерства здравоохранения СССР, а мы занялись перепроверкой доказательств, положенных в основу приговора по делу Нерезкова.

Тщательно было осмотрено место происшествия. С целью выяснить степень достоверности показаний очевидцев события провели следственные эксперименты на видимость и слышимость.

В городском парке культуры и отдыха с участием Малахова был произведен следственный эксперимент с точным воспроизведением всех тех условий, которые были в момент происшествия.

Оказалось, что с того места у танцевальной площадки, где стоял Малахов, можно увидеть фигуры людей, находящихся у скамьи, где совершено убийство (скамейка расположена на расстоянии 55 метров от указанного места), можно относительно определить и одежду людей, но совсем нельзя различить их лица.

Таким образом, в результате эксперимента показания Малахова утратили то бесспорное доказательственное значение, которое придавалось им ранее.

При проверке оказалось, что объяснения Петрова, Грачева и Бурлакова доказательственного значения вовсе не имеют; они сводились лишь к тому, что до убийства свидетели видели Нерезкова в парке, что он и сам не отрицал.

Факт бегства Нерезкова из парка, о чем показывали свидетели Ершов и Павлов, сам по себе не мог служить уликой, подтверждающей, что убийство совершено им, а не кем-либо другим из группы бежавших людей.

К моменту окончания проверки из института судебной медицины поступило заключение, в котором был дан ответ на вопрос, при каких условиях белая рубашка преступника в момент нанесения им множества ранений своей жертве могла остаться не испачканной и не забрызганной кровью. В заключении отмечалось, что в данном, конкретном случае на рубашке убийцы должны были образоваться следы крови, так как 2 из 15 ножевых ранений были нанесены Кулакову в открытые, не защищенные тканью дерматиновой куртки части тела, — у основания шеи справа у внутреннего конца правой ключицы и на уровне второго хряща грудины справа.

В связи с этим заключением оказалось возможным сделать более или менее определенное суждение о форме и размере орудия преступления, установить, что расположение ран совпадало с разрезами куртки.

Стало ясно, что куртка на потерпевшем в момент нанесения ему ранения была застегнута.

Результаты проверки по возвращении в Москву были доложены Генеральному Прокурору СССР.

По мотивам отсутствия в действиях Нерезкова состава преступления Генеральным Прокурором СССР был принесен протест, и вскоре приговор в отношении его был отменен, а сам он из-под стражи освобожден.

Кто же настоящий убийца? Вот на этот вопрос необходимо было еще ответить при повторном расследовании дела, которое было поручено мне.

С помощью органов милиции, путем опроса значительного числа жителей города, с привлечением широкой общественности, мне удалось установить тех ребят, которые находились на аллее в непосредственной близости от скамейки, где было совершено это зверское преступление и видели убийцу.

Ими оказались Глотов В. П., по кличке «Муха», Лексиков С. С, по кличке «Любезный», Носов А. А, по прозвищу «Шмара».

Все они оказались осужденными после убийства Кулакова за кражи и другие преступления и по нашим требованиям были переведены из различных колоний в Москву. Милиция выявила также еще 5 человек, бывших в тот вечер в парке.

К моменту нашего знакомства с Глотовым, по кличке «Муха», на его «лицевом счету» было шесть судимостей и в общей сложности ему предстояло отсидеть 18 лет.

Этот сухощавый, высокого роста мужчина, 28 лет, с правильными чертами лица, считал себя «вором в законе» и придерживался всех тех правил, к которым «обязывал его титул».

Зная все это, при первой встрече с ним я старался понять его характер, стремления и т. д.

— Василий Павлович, нуждаюсь в вашей помощи, — заявил я на первом допросе. Глотов насторожился…

На третьей беседе, когда он убедился, что я отношусь к нему с уважением, несмотря на то, что он преступник, считаю его человеком, этот неразговорчивый «джентльмен» стал поддерживать мою беседу.

— Я готов взять это убийство, спишите на меня, — заявил на одном из допросов Василий Павлович.

— Нам нужна только истина.

— Не все ли равно, — не унимался Глотов. Когда «Муха» убедился, что глубока ошибается, он пытался объяснить, что, назвав убийцу, тем самым нарушит неписаный закон, существующий среди подобных ему лиц, запрещающий выдавать коллегу и вообще помогать следствию.

Но как он ни старался меня в этом убедить, чувствовалось, что в душе он тяготится этой традицией и вообще давно решил «завязать узел». Не доставало ему только смелости, чтобы решиться на такой шаг. Нужен был толчок со стороны. Этапирование его в Москву и беседа по душам предопределили дальнейшее его поведение.

Вот что он рассказал:

«Я сидел на лавочке вместе с ребятами по правую сторону аллеи, если идти от танцевальной площадки к выходу из парка на железную дорогу. Уже собирался уходить, как увидел приближавшегося к нам со стороны танцевальной площадки Ивана «Лысого» вместе с неизвестным мне парнем. Иван усадил этого парня на противоположной от нас лавочке и стал с ним ругаться. Я подошел к ним, и на мой вопрос: «что случилось?»—Иван «Лысый» ответил: «Я его зарежу».

Я стал уговаривать Ивана отказаться от недоброго дела, но он меня не послушался, заявив при этом: «Не твое дело». После этого я не стал больше его уговаривать и отошел к ребятам, а Иван без промедления стал приводить в исполнение свое намерение: наносить сидящему парню удары. В это время со стороны летнего театра парка мы услышали пистолетный выстрел. Нам и Ивану «Лысому» ничего больше не оставалось, как бежать из парка через запасный выход».

Носов А. А. и Лексиков С. С. тоже назвали убийцей Кулакова упомянутого Ивана «Лысого».

Лексиков, кроме того, показал, что ранее, в период повторного расследования дела районной прокуратурой, и в суде он не желал выдавать настоящего убийцу— Елагина И. С, пытался в то же время путем самооговора освободить от незаслуженного наказания Нерезкова, который фактически никакого отношения к убийству не имел. После того же, как Нерезков был все-таки осужден, он, Лексиков, отбывая наказание в колонии, написал как-то в одном из писем своим родным в город Орехово-Зуево о том, что действительным убийцей Кулакова является Иван «Лысый», а Нерезков наказан несправедливо. Когда же в ответном письме родные сообщили ему, что Нерезков якобы уже освобожден и работает по-прежнему шофером, он не видел необходимости возвращаться к вопросу о действительном убийце.

Мать Станислава — Екатерина Федоровна Лексикова — и сестра — Клара Лукашова — подтвердили, что после второго суда по делу Нерезкова в одном из писем Станислав написал им, что это убийство совершил не он и не осужденный Нерезков, и просил мать сходить к следователю и сказать, что убил тот Иван, которого она однажды видела. Однако она, Лексикова, к следователю не ходила, так как «не хотела влезать в чужие дела и боялась, что потом затаскают по допросам», к тому же она слышала от людей, что Нерезкова будто бы уже освободили, о чем и написала сыну Станиславу.

Буквально перед убийством Кулакова в городском парке между двумя парнями происходил такой разговор:

— Ты почему пропил мой френч? — спросил Геннадий Попов, подойдя к высокому парню, стоявшему возле танцевальной площадки.

— Куплю новый, верну.

— Эх ты, а еще… — стал его стыдить Геннадий. Парень в белой рубашке разозлился, сильно ударил его в живот. Геннадий от удара упал.

В это время находившийся поблизости Паша Кулаков подошел к дерущимся.

— Ты чего его обижаешь? — обратился он к парню в белой рубашке.

— Не твое дело, — грубо ответил Елагин.

— Как не мое дело!

— Отвяжись, а то схлопочешь.

При попытке задержать неизвестного ему грубияна тот с силой оттолкнул Кулакова и направился по аллее в сторону выхода из парка на железную дорогу.

Проследовав вслед за Елагиным метров пять-десять, Кулаков попытался его остановить, усадил на скамейку и сам сел рядом.

В это время в руке Елагина блеснул кинжал, которым он стал наносить удары сидевшему на скамейке Кулакову.

Геннадий Попов после долгих отпирательств подробно рассказал, как за несколько дней до убийства, по просьбе Елагина, выезжавшего на автомашине на прогулку в Рязань, передал ему свой френч темно-серого цвета. В дороге Иван этот френч продал.

В памятный вечер, когда Попов стал требовать вернуть ему френч, Елагин затеял драку, закончившуюся нелепой смертью совершенно незнакомого для него лица — Кулакова.

Таковы были мотивы убийства. Оно было совершено на почве внезапно возникшей ссоры между Кулаковым и Елагиным, когда последний в парке ударил подростка Попова, а Кулаков заступился за него.

Глотов, Носов и Лексиков охарактеризовали Елагина как человека вспыльчивого и очень дерзкого.

— Надо прямо сказать, что рука его не дрогнет, если он на кого-нибудь поднимет нож, — подчеркивал в своих показаниях Носов.

Лексиков показал, что временами Елагин становился «как бешеный».

И не случайно в силу таких черт Елагин, по кличке «Лысый», имел еще прозвища «Мясник», «Бешеный».

В обоснованности этих кличек я убедился очень скоро, когда выяснил мотивы убийства Кулакова.

Наступил следующий этап — работа с самим Елагиным И. С.

Последний был разыскан в колонии, где отбывал наказание за покушение на убийство Зарубаева, имевшее место в виноградо-винодельческом совхозе станицы Крымской Краснодарского края, куда он прибыл после отбытия наказания в одной из колоний за Другое преступление.

Елагин был осужден в Крымском районе за то, что он в нетрезвом состоянии учинил дебош в рабочем общежитии совхоза, а затем стал приставать к гражданке Плиевой М. 3. Она, вырвавшись от него, вернулась к себе в квартиру и рассказала об этом своему мужу Зарубаеву И. М. Тогда последний, подойдя в помещении ленуголка к Елагину, стал упрекать его за неправильное поведение. До этого они совершенно не знали друг друга, Зарубаев видел Елагина впервые. В ответ на упреки Зарубаева Елагин принялся ругать его нецензурными словами и дважды ударил кулаком по лицу. Зарубаев стал, в свою очередь, ругаться. Тогда Елагин, пригрозив: «Молчи, прирежу» — выбежал из помещения и вскоре возвратился с ножом в руке. Неожиданно для всех присутствующих он нанес Зарубаеву сзади удар ножом в спину (у нижнего угла левой лопатки) и второй удар спереди— в грудь. Потерпевший в бессознательном состоянии был доставлен в районную больницу, а Елагин тогда же исчез.

Скрывшись- из станицы Крымской, Елагин вернулся на родину в город Орехово-Зуево, где и проживал в течение лета, вращаясь среди преступников. В связи с тем, что принадлежащий ему паспорт остался у коменданта виносовхоза «Крымский», получившего его для прописки, Елагин жил в Орехово-Зуеве без документов. Он склонял даже своего родного брата Виктора Елагина ложно заявить в органы милиции об утере им, Виктором, своего паспорта, с тем чтобы самому воспользоваться этим документом.

Десять дней спустя после убийства Кулакова Елагин И. С. при случайных обстоятельствах был задержан как подозрительная личность работниками транспортной милиции во время обхода ими пригородного поезда на перегоне Дрезна — Орехово.

При нем в кармане плаща был обнаружен нож, изготовленный кустарным способом по типу кинжала.

Первое наше знакомство с Елагиным произошло в тюрьме.

Передо мной предстал тридцатидвухлетний мужчина, высокого роста, атлетического телосложения, с широкими покатыми плечами. Прямоугольное лицо, с низким лбом, со скошенным подбородком, с серо-зелеными глазами, выражало жестокость и решительность.

Первые же вопросы и ответы показали, что в лице Елагина я имею хитроумного противника. Разговор с ним по существу был своеобразным логическим поединком. Из нашего знакомства я сделал вывод, что он намерен упорно защищаться и категорически отрицать свою вину. А в данном конкретном случае его признание было важно, так как против своих друзей, которые его изобличали, он мог найти любую «объективную отговорку».

Однако меня утешало то, что он признавал железную логику и не относился к категории лиц, которые не считаются с разумным рассуждением, то есть к обвиняемым, отрицающим обычно все и тогда, когда их изобличают неоспоримыми доказательствами.

Очная ставка между Глотовым и Елагиным, как и предыдущие с Носовым и Лексиковым, была короткая, но напряженная, обе стороны отвечали неохотно. Глотов чувствовал себя крайне неловко перед другом и с опущенной головой, немногословно, скупо выдавливал слова.

Елагин неоднократно подолгу глядел на Глотова, стараясь поймать его взгляд и прочесть в нем, насколько уверенно «Муха» осмелится подняться против него.

Глотов упорно избегал его взгляда.

— Ничего у вас не получится, — заявил после очной ставки Елагин. — Дрессировка на послушание ненадолго поможет, в суде все они расскажут правду…

В его понятии «правда» — это то, что они откажутся от данных ими показаний.

Не возлагая больших надежд на очные ставки, я еще заблаговременно решил проверить прошлое Елагина, проанализировать все его действия, предшествовавшие убийству Кулакова и совершенные после убийства.

Вот что дала проверка. При задержании Елагина в пригородном поезде в связи с обнаружением у него холодного оружия линейное отделение милиции возбудило против него уголовное дело. В ходе допросов он, поставленный перед необходимостью сообщить о месте своего жительства, предпочел назвать местом своего проживания и работы Крымский район Краснодарского края, зная заведомо о том, что там его разыскивают, нежели сказать хотя бы слово о своем проживании в Орехово-Зуеве.

Более того, являясь уроженцем города Орехово-Зуева, Елагин в протоколе задержания, в анкете арестованного и в своих неоднократных показаниях указал, что родился в деревне Марычино, Покровского района, Владимирской области. Наконец, скрыл проживание в Орехово-Зуеве брата и сестры, ложно заявив, что братьев и сестер у него вообще нет.

Факт сокрытия от следствия своего пребывания когда-либо в Орехово-Зуеве в совокупности с перечисленными выше обстоятельствами, которые были установлены при изучении и анализе материалов дела, являлся серьезной косвенной уликой его причастности к убийству Кулакова в Орехово-Зуевском городском парке.

Следствие подходило к концу.

— Случайно ли вы забыли назвать своих близких родственников? — спросил я.

— У меня их нет, — ответил Елагин.

— А сестру Валю и брата Виктора почему не упомянули?

— Ничего общего у меня с ними не было и нет!

— Случайно ли вы скрыли от органов милиции, незадолго до вашего задержания, что находились в Орехово-Зуеве?

— Меня об этом не спрашивали.

— А почему вы неправильно указали место своего рождения?

Словно молнии блеснули в глазах, но, не теряя самообладания, Елагин ответил:

— Так мне захотелось.

В бессвязных ответах сквозила беспомощность.

Когда я познакомил его с заключением судебно-медицинского эксперта о механизме образования ножевых повреждений на теле Кулакова, которое подтверждало мое предположение о том, что обнаруженным в поезде кинжалом Елагин мог совершить убийство Кулакова, от его внешнего спокойствия не осталось и следа. Беспокойно забегали глаза, преступник растерялся. Круг доказательств против убийцы замкнулся. Но он продолжал запираться.

При очередном вызове я решил повлиять на него психологически: объявил ему, что следствие окончено и мне необходимо согласовать с ним порядок работы по ознакомлению с материалами дела.

Твердость и ясность позиций следствия окончательно убедили его в том, что мы можем обойтись без него.

Снова беспокойно забегали глаза и видно было, как, размышляя, он внутренне весь напряжен. Бесспорно, он не предполагал, что, несмотря на убедительные доказательства, собранные следствием, мне необходимо еще его признание. Разрядка наступила скоро.

— Дайте мне возможность поесть, и после продолжим наш разговор, — заявил Елагин, хотя до обеда оставалось еще много времени — целый час.

После обеда допрос был возобновлен. Елагин попросил бумагу и собственноручно писал пять часов. Он изложил подробно свою биографию, рассказал, как стал делать «первые шаги» в преступном мире. Наконец, детально описал, как он в состоянии сильного возбуждения так нелепо убил Кулакова.

Закончил Елагин такими словами: «Когда он попытался усадить меня рядом с собой на скамейку, я грубо его оттолкнул и сказал, что если еще раз он Дотронется до меня, то «схлопочет», то есть дал понять, что применю к нему физическую силу. Он не отставал от меня, и тогда я выхватил нож, который был при мне, и стал наносить ему удары ножом в область груди. Сколько нанес ему ударов ножом, я уже не помню, да и тогда не считал, так как находился в сильном возбуждении. Все это произошло очень быстро, и никто не думал, что будет такая развязка. Подбежал ко мне Глотов и крикнул: «Что ты делаешь?!» Вероятно, он хотел предотвратить случившееся, но было уже поздно. Я ответил Глотову, что «не твое дело». В этот момент раздался выстрел, откуда он был произведен, я не знал, но почувствовал, что это относится ко мне и надо бежать. Я и находившиеся недалеко от меня ребята бросились бежать к запасному выходу из парка на железную дорогу…»

Одновременно следствием было установлено, что Нерезков, случайно оказавшийся поблизости от места происшествия, не давая себе отчета, также бросился бежать к запасному выходу из парка, когда услышал выстрел милиционера, а следствие и суд расценили это как одну из улик его причастности к убийству.

Нерезков и Елагин оказались одинакового роста и телосложения, оба в тот злосчастный вечер были в белых рубашках.

Так, в конце концов дело очистилось от наростов, от удивительных совпадений.

В суде Елагин подтвердил свои показания о совершенном преступлении. Его осудили к длительному сроку тюремного заключения.