11 Любимец богов

11

Любимец богов

«Бум-бум-бум» — бьет барабан. Бьет методично и размеренно. И в этой размеренности есть что-то странное и завораживающее. Ритм боя не меняется. Как будто в барабан бьет не живая рука человека, а какая-то механическая сила. Кажется, что никто и ничто уже не остановит этот автоматический бой. И я не выдерживаю:

? Что это? ? спрашиваю я у Патрасешайи. Он старший в деревне и должен все знать.

? Соде, — говорит он не объясняя.

?А что такое соде? — не успокаиваюсь я.

? Как что? Соде, — получаю я исчерпывающий ответ.

Я снова прислушиваюсь к бою барабана. Его звуки доносятся откуда-то из-за рощи веерных пальм, что растут на этой бесплодной песчаной почве. Патрасешайя угадывает мои мысли, поднимается и говорит:

? Идем.

И мы идем. За пальмовой рощей на песчаном пригорке стоит одинокая хижина. Барабан бьет в этой хижине. Рядом сидят человек десять. Они молчаливы, и в их позах чувствуется какая-то напряженность. Нас они почти не замечают. Вход в хижину завешен куском грязной ткани. Патрасешайя отводит край занавеси и делает приглашающий жест. Я вхожу. И сразу попадаю в какой-то иной мир. Пляшут языки пламени костра, странно и резко пахнет дым, обнаженный человек бьет размеренно и автоматически в барабан. Тело человека покрыто мелкими каплями пота. Тут же женщина раскачивается над пламенем. Пламя то замирает, то вновь разгорается. И когда оно разгорается, я замечаю глиняную фигурку богини Анкаммы и таких же глиняных кобр рядом с ней.

Женщина тянула какую-то бесконечную песню без слов. Бой барабана и пение женщины своеобразно и гармонично сливались с речитативом заклинания, которое произносил человек, бьющий в барабан. Теперь я увидела, что глаза человека были закрыты, а лицо застыло неподвижной черной маской. И на этой маске зловеще и призрачно выделялись красные и белые полосы. Мне стало не по себе. От дыма начала кружиться голова, а барабан все гремел, металось пламя костра, и в клубах синеватого дыма стыла зловещая маска с закрытыми глазами. И странно и нереально в устах этой маски звучали слова заклинания:

Людей много в мире,

Они пашут и сеют,

Богов много в мире,

Есть боги-змеи,

Есть большие боги.

Скажи, от чего мы будем страдать,

Скажи, что нам делать.

Мы забыли богов,

Мы жалки, и судьба нелегка.

Объясни, почему мы такие.

Откуда все эти напасти?

В этой одинокой хижине совершалось какое-то древнее таинство. И неясный поначалу смысл таинства постепенно стал доходить до меня. Я поняла, что человек с барабаном — пророк и вещун, древний посредник между людьми и богами. И сразу вся картина стала ясна.

Богиня Анкамма собрала своеобразную пресс-конференцию. Люди, сидевшие перед хижиной, задавали вопросы. Судя по заклинаниям, вопросы носили общий, я бы сказала, философский характер. Для того, что получить ответ богини, пророку надо было впасть в транс. Но до транса еще, кажется, было далеко. Зато я от грохота барабана, дыма и духоты была уже близка к этому состоянию. Правда, я не знала, о чем спрашивать богиню. Ни пророк, ни его помощница-жена, занятые важным делом, не обращали на меня внимания. Воспользовавшись этим, я стала рассматривать хижину. Здесь было просто. Минимум утвари, циновки и никаких украшений. Я подняла глаза к конической крыше хижины и обомлела. Под верхней жердью на веревке висела электрическая лампочка. Электричества в деревне не было и лампочка, видимо, служила украшением. Увязать это было очень трудно — пророк, как будто пришелец из далекого прошлого, древние заклинания, богиня Анкамма и электрическая лампочка. Но как бы то ни было, именно эта запыленная лампочка на веревке вернула меня, современного человека, к действительности. Исчезла зловещая маска, и я увидела напряженное, усталое лицо немолодого человека; синеватый дым благовоний перестал оказывать на меня действие, и даже звук барабана утратил свою прежнюю колдовскую силу. Я взглянула на пророка. Его движения становились все более некоординированными, слова заклинаний все бессвязнее, а тело теряло устойчивость. Наступал желанный миг транса. Потом пророк выкрикнул несколько фраз, на которые он, казалось, потратил свои последние силы:

Поклоняйтесь мне!

Верьте мне!

Не забывайте меня!

И я поняла, что богиня Анкамма дала ответ собравшимся и тем самым кончила свою пресс-конференцию. Люди, сидевшие у хижины, стали подниматься, разочарованно переговариваясь между собой. Богиня и на этот раз ничего нового не сказала.

? Всe время одно и то же, — посетовал Патрасешайя. ? Совсем разленилась, — неожиданно добавил он. И это «совсем разленилась» свидетельствовало о близких и даже родственных отношениях между янади и их богами. Я представила себе эту разленившуюся богиню, которая не желает сказать лишнего слова, чтобы утешить своих соплеменников, которая не дает себе труда, как им помочь.

А Патрасешайя не унимался:

? Если такое будет продолжаться, ее надо наказать.

? А как? — поинтересовалась я.

? Очень просто. Пусть соде изменит ее имя. Вот перестанет быть Анкаммой, тогда возьмется за ум.

И я поняла, что отношения между богами и янади были не только близкими, но и равными. Боги наказывали людей, и люди отвечали им тем же.

Соде звали Ветагиривенкатарамайя, и он принадлежал к роду священной горы Ветагири. Это был небольшого роста темнокожий человек с усталыми глазами. Он ничем особенным не отличался от своих соплеменников. И пожалуй, сразу было трудно поверить, что в нем живет неукротимый дух пророка. Но тем не менее это было так. В племени не было жрецов, но оставались еще свои пророки — те, кто выступали посредниками между людьми и их полузабытыми богами и духами. У каждого соде был свой бог или дух, которому он служил. Только этот конкретный дух или бог мог вселяться в него и говорить его устами. Только их тени мог видеть пророк в темной хижине, в синеватой дымке горящих благовоний. Только к ним смел обращаться, только их мог наказывать за нерадивость, изменяя имя своего бога или духа.

Пророки — категория более древняя, чем жрецы. Пророки, по давним представлениям, находились в непосредственных отношениях с богами. Жрецы же подменили эти отношения таинственным и малопонятным культом. Культ скрывал их неспособность прямого общения с небожителями. Жрецом мог быть каждый, а пророком — избранный. И расстояние, которое отделяло жреца от пророка, было тем же, которое существовало между ремеслом и талантом подлинного творчества. И поэтому история полна борьбы между жрецами и пророками. И эта борьба нередко кончалась полным непризнанием последних. Янади же — одно из немногих племен, где еще ценятся собственные пророки. Не зря их называют племенем каменного века. Век железный такой слабостью не страдает.

Быть пророком — «соде» в племени может только мужчина. Когда-то здесь были и пророчицы. Правда, и теперь без помощи женщины никакого пророчества получается. Но тем не менее женщина, жена пророка, только помощник и не более того.

Искусство пророчества передается из поколения в поколение. Обучает отец сына или учитель ученика. Годы ученичества могут тянуться долго. Но приходит срок, когда из ученика вырастает мастер. Это событие отмечается длительной церемонией. Двадцать один день будущий пророк живет в отдельной хижине, питается только молоком, фруктами и орехами, не разговаривает с женщинами и даже с собственной женой.

На двадцать первый день пророку устраивают свадебную церемонию с собственной женой, и все отправляются на охоту. А будущий пророк и его учитель входят в воду. Считается, что именно через воду сила и искусство учителя вливаются в бывшего ученика. Из воды выходит уже новый пророк. Тогда и начинает звучать в его хижине барабан.

Отношения пророка с богами просты — по принципу «спрашивайте — отвечаем». Янади спрашивают, как лечить болезни, где выследить в джунглях добычу, что делать с непокорной женой, когда лучше ловить рыбу и т. п. Отношения с духами предков сложнее. У нашкодившего духа мало получить просто объяснения злодейского поступка. Надо добиться, чтобы дух принес извинения пострадавшему. Дух дедушки Патрасешайя в одну прекрасную ночь взял и сдул с хижины внука пальмовую крышу. Крыша, собственно, ему не мешала, но дух деда сделал это из озорства или просто чтобы напомнить внуку о себе. Патрасешайя очень рассердился и пошел к соде. И тот добился от деда извинения, которое в устах пророка звучало так:

? Я дух твоего дедушки Венкайи! Прости ты меня грешного за причиненные убытки. Не знаю, кто попутал меня в эту ночь. Но больше не буду.

Да, нелегкая работа у соде в племени янади. И поэтому пророков становится все меньше. Современные заботы племени уже не оставляют им места. Городские янади забыли об их существовании. И когда этим янади начинают досаждать духи предков, они не знают, что делать.

Искусство пророков переживает кризис. Постепенно забываются древние традиционные заклинания. Старые пророки умирают и уносят тайну заклинаний с собой. Но современные пророки все же находят выход из положения. Одни из них выдают за заклинания бессмысленный набор слов. Другие подходят к возникшей проблеме творчески. Используют в заклинании всю сумму своих знаний. Этим особенно отличается пророк Тупакулалакчумайя, и поэтому всем интересно его слушать. Тупакулалакчумайя начинает свои заклинания с сотворения мира. Сведения об этом он почерпнул у индусских жрецов. Поэтому процесс сотворения мира начинается с бога Вишну, который сидит на листе баньяна и занимается миросозиданием. За сим следует описание планет и звезд. На этом часть доклада пророка, относящаяся к кардинальным вопросам строения и познания Вселенной, кончается. Пророк переходит к информационной его части. И эта часть включает описание охоты на крыс, рассказ о последнем дожде, полезные сведения о рыбной ловле. Все завершается разбором последних конфликтов янади с полицией. Когда дело доходит до полиции, наступает самый подходящий момент, чтобы впасть в транс…

Бум-бум-бум — бьет барабан. Очередной соде приступает к исполнению своих нелегких обязанностей — один из последних пророков племени янади, один из уникальных артистов неумолимо уходящего каменного века.