9 Птичья деревня

9

Птичья деревня

Рядом с большим деревом девочка копала съедобные коренья. Около дерева рос красный цветок. Он был похож на маленький кочан капусты на длинной ножке. Только вместо капустных листьев у него были толстые красные лепестки. На дереве сидела черная говорящая птица. Склонив голову набок, она наблюдала за девочкой и время от времени что-то ей говорила. Девочка слушала, а потом поднимала палец, измазанный землей, и грозила птице. В муравейнике возились красные кусачие муравьи. И птица то следила за девочкой, то за муравьями.

— Как тебя зовут? — спросила я девочку.

Она подняла голову, как-то печально посмотрела на меня и отвернулась.

— Как тебя зовут? — еще раз спросила я ее.

— У меня нет имени, — сказала девочка.

— Не может быть! — удивилась я.

— Есть! Есть! (Иры! Иры!) — прокричала птица.

Девочка поднялась, сердито посмотрела на птицу и погрозила ей кулаком. Потом взяла корзинку, на дне которой лежали коренья, и, не оглядываясь, пошла по тропинке.

А в это время Ичикани крадущимся шагом подбирался к большому дереву с другой стороны. В руках у него был лук-праща. Ичикани хотел подстрелить говорящую птицу. Птица с интересом наблюдала за ним. Ичикани встал на цыпочки и, подгибая коленки, двигался вдоль корневищ дерева. Длинный нос Ичикани от этих движений стал как будто еще длиннее. Ичикани никого не замечал, кроме говорящей птицы. Он даже не заметил, как из кустов вышла Сароджини. У Сароджини тоже был лук, и она напоминала амазонку древних лесов (может быть, она ею и была). Короткая юбка Сароджини не доходила до колен, а тело, обнаженное до пояса, было гибким и темным. Она вскинула лук, прицелилась и спустила тетиву. То же самое сделал и Ичикани. Но Ичикани промахнулся. Говорящая птица взмахнула крыльями и еще раз прокричала: «Иры! Иры!»

Ичикани этого уже не видел и не слышал, потому что к его ногам упал зеленый попугай. Ичикани оторопело уставился на него. Потом протер глаза и тряхнул головой. Он никак не мог понять, каким образом черная птица превратилась в зеленого попугая.

— Понятно, — глубокомысленно произнес Ичикани после некоторого раздумья. — Я знаю, чьи это штучки.

И наклонился, чтобы подобрать убитого попугая.

— Эй, Ичикани! Не трогай, это мой! — крикнула Сароджини.

— А! — рассмеялся Ичикани. — Так это ты его подстрелила? Я уж думал, меня лесной дух попутал. А это только ты. — И Ичикани засмеялся с явным облегчением.

Сароджини гибко скользнула в заросли и подобрала попугая.

И мы все трое двинулись по тропинке. По ней ушла от говорящей птицы сердитая девочка. Тропинка вела в деревню каникаров, которая называлась Киликод — «Птичья деревня».

Утро только что начиналось, но все жители деревни уже были при деле. Ичикани и Сароджини охотились. Сердитая девочка копала коренья. Чинни сидела с сосредоточенным видом и плела очередную корзинку. Ариви стояла с удочкой на берегу горной реки и ловила рыбу. Малан делал ловушку для крыс. Жрец Маланкани раскладывал рисовые зерна и по ним пытался выяснить, когда может состояться следующая церемония в честь духов предков в Киликоде. А Ирейманкани ругался с женой. Он начал это делать вчера вечером. Сегодня с утра продолжал. Паркави, сухощавая, ловкая, как ящерица, со вчерашнего вечера сидела в «веллака пере» — запретной хижине. Хижина эта — табу для любого мужчины. Он не может даже близко подойти к ней. «Веллака пера» — небольшое бамбуковое строение с широким дверным проемом, стоящее почти в центре деревушки. Каждая женщина деревни удаляется в эту хижину на несколько дней в месяц. На это время она исключается из жизни деревни. Паркави сидела в «веллака пере» не потому, что пришли дни ее изоляции. Она села в нее, потому что не хотела иметь дела со своим мужем Ирейманкани.

Паркави была очень сердита на мужа. Все произошло вот из-за чего. С некоторых пор около хижины Паркави и Ирейманкани стал появляться Мадиянкани. Мадиянкани приходил из соседней деревни. С утра садился у порога полюбившейся ему хижины, лениво перебрасывался скупыми словами с ее хозяином и не спускал глаз с хозяйки. Он сидел на корточках, обхватив сильными руками голые коленки. Паркави целый день суетилась по хозяйству и изредка бросала на гостя быстрые взгляды. Паркави была прекрасной хозяйкой. Дворик перед ее хижиной был всегда чисто выметен, в самой хижине на глиняном полу ни соринки. В углу лежали аккуратно свернутые циновки. Вдоль бамбуковой стены висели плетеные полки. На них в идеальном порядке были расставлены глиняные горшки, бамбуковые сосуды, ложки, сделанные из скорлупы кокосового ореха. Даже очаг в этой хижине дымил аккуратно и не оставлял на бамбуковых стрехах крыши лохматых налетов копоти. Все знали, какая хозяйка Паркави. Мадиянкани тоже знал. Однажды, когда не было Ирейманкани, он вошел в хижину. Паркави сидела у очага. И огонь играл на ее гладкой блестящей коже. У Паркави были прикрыты только бедра куском красной ткани. И Мадиянкани залюбовался женщиной. Сначала она его не заметила. Но потом подняла голову, и ее брови удивленно сошлись на переносице.

— Ох! — сказала Паркави и опрометью выскочила из хижины, устремившись прямо в лес. Мадиянкани растерянно потоптался на месте и вышел из хижины. Паркави нигде не было видно. «Ну что за женщина! — подумал Мадиянкани. — Никогда не знаешь, как она поступит». В тот день он в недоумении ушел в свою деревню.

Мадиянкани был молод и не знал, как обращаться с женщинами. А Паркави ему нравилась. Нравилась, как ни одна женщина в племени. И тогда он решил поговорить со жрецом. Жрец был старый и седой. И его темное сморщенное лицо напоминало орех арековой пальмы. На лице жреца было столько борозд, как и на орехе. Он пережил трех жен и знал разные заклинания. Некоторые из них были не понятны Мадиянкани. Когда однажды он попросил объяснить одно заклинание, жрец сказал ему:

— Тайное не объясняется. Тайное слушается сердцем.

Мадиянкани еще не умел слушать сердцем, и поэтому тайное для него осталось тайным. Однажды жрец заклинал лесного бога. Мадиянкани запомнил слова:

Когда мы сидели, мы видели

Мать, Самудьяраву, смерть и Шиву.

Мы видели жертвоприношение,

Мы видели слонов,

Мы видели правду,

Мы видели человека,

Стоявшего с луком и стрелами.

Видели внутренним взором

Тетиву, рассеченную мечом,

Завязанную узлом,

Запертую на замок.

Нацеленное попало в цель.

Удар был предотвращен.

Ловимое поймано.

Натянутое выпущено.

Сто восемь разных вещей,

Тысяча восемь звуков.

Песчаные земли и холодные ветры

Постепенно кончились.

Мы сидели в деревне

И не видели его тела.

Он видел всех и все.

Отдыхай на воздухе.

Не о чем говорить.

И небо над нами.

Он запомнил эти неясные слова и туманные намеки. Он знал, что это тайна. И в этой тайне сила. И сила эта могла проявиться во всем.

Жрец внимательно выслушал Мадиянкани.

— Охо-хо! — сказал он. — И ты остался на месте, когда Паркави убежала в лес?

Мадиянкани подтвердил.

— Какой же ты после этого каникар? — возмутился жрец. — Она тебе подала знак, а ты, как дерево, остался на месте.

Мадиянкани усиленно засопел. Ему было неприятно, что он так промахнулся.

— Ну и что теперь делать? — беспомощно спросил он жреца.

Жрец внимательно посмотрел на него маленькими слезящимися глазками.

— Я дам тебе тайное, — понизив голос, сказал он. — Тайное заклинание для приворота женщин. Прочтешь семь раз. Слушай и запоминай. И жрец тонким надтреснутым голосом запел:

О молодая женщина

С маленькими грудями

И влекущим лоном,

Приди, приди, приди.

Приди, как собака,

К моим ногам

И останься со мной.

Приди с радостью

И останься со мной.

Мадиянкани слушал и запоминал. Жрец сказал, что надо набрать пепла в руку, но так, чтобы ни одна женщина не видела. Повторить семь раз заклинание и вымазать этим пеплом лоб. В тот день Мадиянкани подстрелил двух кроликов и отдал их жрецу. Вечером он сделал все так, как велел жрец. Но к Паркави пошел только через неделю. Ему было стыдно перед ней, что он не понял ее знака. Паркави носилась по дворику, юркая и ладная. Увидев Мадиянкани, она остановилась и спросила:

— Почему так долго не приходил?

Мадиянкани не нашелся, что ответить. Он подумал только, что тайное заклинание подействовало.

В этот день Паркави предложила ему стать ее мужем. Вторым мужем. Ведь когда-то у женщин в племени каникаров было по нескольку мужей. И все были довольны.

И мужчины и женщины. Теперь это случается редко, но все-таки случается. Мадиянкани согласился. И вот тогда в семействе вспыхнул скандал. Ирейманкани сказал ? нет. Паркави объяснила ему, что его это лично не касается. Она его предупредила, а не просила разрешения, и пусть он со своим «нет» убирается куда хочет. Ирейманкани убираться никуда не хотел. И тогда Паркави удалилась в «веллака перу» с таким видом, будто она хотела остаться там на всю жизнь. И вот теперь с самого утра Ирейманкани громко взывал к совести жены.

— Паркави! А Паркави! Выходи.

— И не подумаю! — отвечала Паркави. — Живи теперь один.

— Паркави! А Паркави! Выйди на немного. Мне надо тебе что-то сказать.

— Говори! Я и здесь слышу.

— Долго ты там будешь сидеть?

— Сколько захочу, столько и просижу, — упрямо отвечает Паркави.

Но вот Паркави надоело пререкаться, и она молчит. Молчит упрямо, рассерженно и враждебно. И я знаю, что к вечеру Ирейманкани сдастся, и Мадиянкани станет полноправным членом его семьи.

Пока Ирейманкани и Паркави ссорились, Малан, их сосед и двоюродный брат Ирейманкани, вернулся из джунглей. Его трофеи — два крота, попавшие в ловушку, и связка мелкой рыбешки, выловленной в ближнем потоке. Малан садится под навесом, где обычно происходит совет деревни и где живут гости. Под навесом лежат полуобгоревшие бревна. Вчера мы обогревались их огнем. Малан опирается спиной о центральный столб навеса и начинает разговор. У Малана глубоко посаженные глаза, слегка приплюснутый нос и шапка густых вьющихся волос. Его живое выразительное лицо находится все время в движении. Малан рассказывает о себе, о своей деревне, о родственниках, о жене, о племени каникаров. Весь рассказ он сопровождает точными и выразительными жестами. Если бы он только жестикулировал, то все равно было бы ясно, что он хочет этим сказать. Я слушаю Малана и посматриваю на деревню. Там продолжается обычная для каникаров и необычная для меня жизнь племени.

Деревня небольшая, глубоко спрятанная в джунглях. На хорошо расчищенной площадке стоит семь аккуратных бамбуковых хижин, крытых пальмовыми листьями. Семь хижин для жилья, восьмая «веллака пера», где сегодня обитает упрямая Паркави. Чуть поодаль находится загон для коз. Между хижинами бродят низкорослые поджарые куры. Деревня начинается сразу у банановой рощи, которая переходит в заросли арековой пальмы. За этими зарослями джунгли. Безлюдные на много миль.