В глубь веков

В глубь веков

И только тогда Рэдрик поднял глаза и посмотрел на шар. Осторожно. С опаской. Он был не золотой, он был скорее медный, красноватый. Почему-то сразу в голову приходила мысль, что он вероятно полый. Он лежал там, где он упал.

А. и Б. Стругацкие. "Пикник на обочине".

1

2 августа. Сергей Сидоров, Борис Вихрев, Сергей Смирнов, Андрей Комаров, Михаил Зимаков и я выгрузились в точке, отстоявшей от урочища на знаменитые восемь километров. Хорошо что здесь, в "штабе" зоны, у нас уже были друзья. Василий Васильевич согласился доставить нас на своей машине до урочища. Когда мы загрузили "козла" рюкзаками, оставшегося места хватило лишь для двоих. Остальные четверо должны были идти пешком. Впрочем, я раскрою тайну: всего нас было не шестеро, а семеро, но окружающие об этом не догадывались. Собственно, даже если бы кто-то проследил за пешей группой, которую вел Андрей, то он насчитал бы только четверых: пятого не выдавали ни оттопырившиеся рюкзаки, ни волевые, целеустремленные лица шедших. Пятый сидел в не привлекавшей ничьего внимания корзинке. Это была кошка Мушара первый биодатчик программы "Биотест".

Разрешение на пребывание в зоне на всякий случай было выписано до 17-го. Из 21 человека, присутствовавшего на собрании в планетарии, поработать в экспедиции хотели бы 13, что было достаточно, но… Честно говоря, я, будучи научен опытом, для проведения раскопок пытался получить взвод солдат — так было бы надежнее. Но не вышло. Теперь из "слишком большой" первой группы вместо девяти человек было лишь шестеро. Трое потом должны были уехать, а к оставшимся троим 9 августа должны были присоединиться еще трое из второй группы… Как все будет — покажет жизнь.

По "Единым нормам и расценкам" грунт, который нам предстояло вскрыть, относился ко 11-й категории. С учетом полуархеологической скорости раскопок мы могли вскрыть до 24 кубов грунта. Это была "норма", о "расценках" никто не заикался. Вскрытие решили начать с кучи между картофельными ямами седьмой и девятой: Гусев после долгих сомнений посоветовал все-таки начать с нее; он полагал, что именно этот холмик и был насыпан в 44-м для обозначения места, где нашли шар и трубу. Если учесть, что под подозрением у нас, кроме названного холмика, были ямы № 5, 7 и 9, то вероятность обнаружения остатков трубы в этой экспедиции составляла никак не более 20 %. Сюда же следовало добавить и необходимость вскрытия "кратера" — ямы № 1, а также ямы № 2, которую Гусев упорно считал кратером. Необходимо было проложить и шурфы для уяснения общей картины строения осарков и их истории. Для проведения всех этих работ требовалось вскрыть порядка 150 кубов почвы, то есть — 300 тонн земли. И не просто вскрыть ямы, как это делают землекопы, а просмотреть, желательно — просеять всю вынутую землю, отметить уровни поверхности раскопов, зарисовать и заснять срезы, привязать к месту и описать наиболее интересные находки. По окончании работ все эти сотни тонн земли мы обязаны были свалить обратно в раскопы — таково было условие, поставленное перед нами руководством зоны.

Теперь читатель может понять, что люди, пришедшие в этот раз на осарки, меньше всего рассчитывали на удачу и открытия. Предстоял долгий, тяжелый труд во время отпусков — вместо отдыха и безо всякой гарантии успеха; остатки трубы можно было найти, а можно было и не найти, в случае же обнаружения она могла оказаться обломком нашего, земного бура и т. д. Собственно, речь шла "всего лишь" о проверке очередного сообщения. К трем отработанным сезонам должно было прибавиться как минимум столько же. Речь шла о продолжении начатых работ — не более. Хватит ли сил осуществить задуманное на этом этапе изыскании?

Разумеется, на всякий случай были разработаны правила техники безопасности. Под "всяким случаем" здесь подразумевалась возможность странных находок, от которых можно было ожидать всего. На всякий же случай имелась и ножовка с алмазным полотном, способным угрызть даже сверхпрочные корпуса автоматических буров, созданных "зелеными" инженерами и рабочими из созвездия Большого Пса и заброшенных на Землю сто лет назад. Имелись также аптечка, хорошо зарекомендовавший себя прибор НФМ, переговорные устройства, фотоаппаратура, световые бомбы, термитные шашки.

Маловато было лишь продуктов.

2

Мушара с первого же дня облюбовала "кратер".

Детальнейшие карты, изготовленные Виктором Малышевым, сильно помогали в работе. По заранее разработанному плану от установленных нами на осарках знаков, отмечавших места стояния теодолита в предыдущей экспедиции, мы быстро разметили место раскопа № 1 длиной в 5 метров и шириной 2,5. С помощью водяного уровня выверили нити над раскопом, разбили его на квадраты, детальнейшим образом обмерили профиль холмика которому предстояло исчезнуть навсегда.

3 августа Борис Вихрев и Сергей Сидоров начали осторожно вскрывать возвышенность.

Пока остальные трое были заняты обустройством избушки, заготовкой дров и приготовлением пищи, я сделал небольшой раскоп на дне "кратера", перед этим, разумеется, попросив Андрея поработать там прибором. Поля были в норме, и на мои деяния яма не реагировала. Вода на этот раз находилась всего в полуметре под дном. Это было очередным неприятным открытием, ведь во время злополучной экспедиции № 3 в 89-м до воды было на метр больше. По карте с отметками высот теперь легко можно было сосчитать, что в начатом ребятами раскопе на месте холмика вода находится на глубине 2,2 метра от края раскопа. Это было плохо, так как означало что остатки трубы могли располагаться примерно в 70 сантиметрах ниже уровня воды — водохранилище и здесь вредило нам! Тщательно скрывавшаяся, но довольно яркая мечта вернуться в Ярославль с куском трубы и тем самым покончить с трудоемкими раскопками пускала под землей пузыри.

Но отступать было нельзя — следовало рыть хотя бы до уровня воды. Я подошел к раскопу № 1. Холмик постепенно таял, Мушара с наслаждением купалась в выброшенной из раскопа смеси перегноя и угольной пыли. Меня это заинтересовало. Известно, что у людей и собак одинаковая реакция на геопатогенные зоны, в то время как у кошек — обратная. Купание Мушары в пыли могло говорить как о стремлении кошки отвести душу по части личной гигиены, так и о возможности негативного влияния данной зоны на человека.

— Здесь сплошная керамика, — сказал Борис, указывая на отложенные в сторону черепки. Все эти горлышки, донышки и боковинки сосудов мы отбирали по двум причинам. Первая — чтобы не нанести ущерба археологии, если находки вдруг окажутся ценными, и вторая — чтобы после соответствующих заключений археологов, в том числе и по "неценным" находкам, произвести датировку слоев осарков, что должно было помочь нам в работе.

Немного помявшись, я выдал Сергею и Борису результаты своих расчетов.

— Как извлечь трубу из-под земли — задача вторая, — резонно заметил Сергей Сначала надо снять весь грунт над водой.

Борис кивнул в знак согласия, и оба принялись за работу. Расхолаживания, которого я боялся, не произошло.

Но на пресловутой трубе свет белый клином не сходился. Имелся еще один объект, право работать на котором я, памятуя о случившемся с Урявиным, постарался еще на собрании в планетарии застолбить за собой. Речь шла о "кратере". Конечно же тем, кто хотел работать там не возбранялось. Но все-таки раскопки в "кратере" хотелось начать мне. Так получилось, что в течение трех лет именно я изо всех сил тащил эту тему, это я уже в который раз зазвал сюда людей, и я отвечал за них. По отношению к раскопкам в "кратере у меня, кроме чистого "хотения", был еще и долг — я так считал и считаю вполне искренне, и здесь не нужно выискивать претензии на геройство. В этом деле я ставил себя сейчас не выше Мушары: роль подопытных кроликов нас обоих устраивала.

Произведя разметку, я стал осторожно вскрывать борт "кратера", намереваясь углубиться до уровня грунтовой воды на 2 метра и повести шурф вдоль по осаркам, а затем повернуть вправо в яму, которую кратером считал Гусев. По этому разрезу мы надеялись понять происхождение обеих ям. Это был раскоп № 2.

Шли двадцать первые сутки, скопившиеся в течение трех лет, во время которых днем, а часто и ночью я топтался в яме, в которой или близко от которой, по легенде, сто лет назад "шевелились таинственные "каленые стрелы". Были ли они вообще? Что они из себя представляли? Откуда прилетели?

Сколько уже раз "химеры", о которых мы слышали от Гусева три года назад, начинали ворочаться в этой яме. Здесь что-то светилось, что-то излучало радиоэнергию, выделяло ртуть, что-то заставляло и нас и других застывать от страха, здесь что-то "слушало" нас, "следило" за нами, реагировало на вспышки и удары, сюда оттягивались стрелки компасов, это таинственное "что-то", судя по всему, заставило здесь Урявина потерять сознание. Александр Иванов уже после экспедиции № 8, признался мне, что во время ночного эксперимента по "раскачке" зоны он, стоя на осарках, вдруг испытал ощущение необычайной легкости, готовности лететь, как бы некоего опьянения, о чем неоднократно рассказывал нам Гусев.

Реальность здесь превосходила фантастику. Впрочем, на основании всего этого мы по-прежнему не могли сказать ничего конкретного о том, подтверждаются или не подтверждаются легенды о "стрелах". Не следовало сильно уповать и на результаты раскопок. Если люди, работавшие в 30 метрах отсюда, могли рассчитывать вытащить из земли какую-то трубу, то что можно было вытащить здесь? Не "стрелу" же. Выводы, и то очень острожные, судя по всему, мы могли бы попытаться сделать лишь по совокупности данных. Эти данные и следовало добыть.

Срез углублялся. Первые 25 сантиметров состояли почти из чистого перегноя с кусочками шлака. Затем лопата вошла в десятисантиметровый слой как бы мелко раздробленного кирпича с включениями глины. Под ним находился тонкий слой чистой глины. В верхнем полуметре было найдено 6 осколков сопел. Лопата вдруг проскоблила по какому-то длинному предмету. Очень осторожно я разрыхлил землю по бокам его. Предмет был пяти сантиметров в поперечнике круглый, с раструбом на конце. Я извлек его из земли. Это было сопло хорошей сохранности. Возможно, оно даже не побывало в работе — поверхность его имела чистый цвет. Может быть его обожгли в печи и готовились поставить в домницу, но уронили, разбив наполовину, и выбросили сюда. Здесь же встречались осколки глиняных сосудов. С глубины полуметра шел почти метровой толщины слой мелкого древесного угля. В двух местах шурф пересекали обугленные остатки то ли брусьев, то ли досок. На глубине полутора метров пошел слой шлака и битых сопел. Теперь дно траншеи переходило в дно "кратера" и почти упиралось в пробный раскоп. Углубив место около среза до уровня воды я повел шурф дальше.

Верхняя часть грунта, скрепленного корнями деревьев держалась хорошо, но шлак шлак вываливался из отвесных стенок, стоило лишь к нему прикоснуться. Он сыпался с шумом битого стекла. А мы-то думали, что его острые куски окажутся прочно сцепленными один с другим.

В первом раскопе Борис и Сергей, пройдя относительно тонкий слои с осколками керамики, углубились в почти метровой толщины слой смеси земли и угля. Пока невозможно было понять, шли ли мы по следам копателей картофельных ям — для этого нужно было углубиться еще. Длину раскопа сократили пока до трех метров.

3

— Слушай, нам на этом долго не продержаться, — Смирнов указал на довольно внушительную кучу пакетов и банок у стены в избушке. — Мужики роют землю, воздух — свежий, аппетит — отличный. Работы здесь невпроворот, да и трудиться собираемся долго. Что делать?

— А что ты тут сделаешь? Если уж сильно прижмет — сходим в село за хлебом.

— Слушай! — Главный кашевар наклонился ко мне, желая сообщить тайну, о которой я догадывался. — Ну что хлеб? На хлебе десятки тонн земли не перероешь, а в магазине больше ничего нет. Три года к раскопкам готовились, все готово, все — и уедем потому что жрать нечего? Да и хлеб дадут — ну раз, ну два. Вот смотри: сначала у нас кончится сахар, потом — масло, потом хлеб. А там уж и остальное.

Спорить не приходилось: "жрать" было нечего и в Ярославле. На еду вводились талоны. В экспедицию взяли продукты, кто какие смог.

— Сережа, нельзя. Понимаешь? Нельзя нам здесь делать ничего такого, на что мы не получили разрешения. Даже грибы собирать или ягоды. Выкинут нас отсюда, как только заметят. Вот уж в этом случае точно раскопок не будет никогда и никаких.

— Слушай. — Сергей оттащил меня в сторону. — Я ночью снимаю, а днем кашеварю, и времени немного остается. Так? У Андрея давление упало, работать не может. Так? Ну и давай вот мы с ним хоть вокруг поля обойдем, в подлеске грибов пособираем, глядишь, на день больше и протянем. Что ж это за наука такая, если жрать нечего? А? Для кого она? И зачем? И что мы этим докажем?

Вечером утомленная компания, делая вид, что обсуждение кометной версии интересует ее больше всего на свете, "не заметив", проглотила грибной суп.

4

— Что там за звезда такая крупная горит?

Мы всмотрелись в указанном направлении. Действительно, низко над горизонтом горела крупная красная горошина.

— Судя по цвету — Марс. Да уж очень велик.

— Марс на северо-востоке?

Мы продолжали беседовать у костра. Мне было удобно наблюдать за "Марсом" с крыльца избушки, и время от времени я бросал на него взгляды. Кажется, "планета" поднималась. Или это только кажется? Зафиксировав ее положение относительно темной массы деревьев, я заметил слабое движение "звезды".

— Ребята, а ведь это не планета. Смотрите — объект поднимается вверх и идет на нас.

— Самолет? Но нет звука.

Мы вслушивались в тишину. Из избушки принесли бинокли.

— Нет, это не самолет, — сказал Сергей Сидоров. Ему, как вертолетчику, в этом можно было доверять. — Наверху у него будто бы маленькая светлая наковаленка.

Я начал ощущать тревогу. Судя по тому, как присмирели стоявшие перед костром ребята, им тоже было не по себе: нечто непонятное двигалось прямо на нас. Мы замолчали. Постепенно объект повернул вправо от нас и теперь бесшумно шел над горизонтом. Путь его пролегал под Луной. Инверсионного следа не было. На объекте теперь различались разноцветные бессистемные вспышки.

— От него сзади отделяются объекты, — комментировал Сергей. — Один… два… три… Всего стало четыре объекта. Сейчас эта цепочка выстраивается в квадрат. Скорость удаления нарастает.

Беспорядочно мерцающие искорки уходили от нас все дальше и дальше и, наконец, совсем растворились в ночи.

5

Сопла валялись вокруг раскопов, как кости древних животных. Теперь было ясно, что с первым раскопом мы промахнулись — картофельной ямы здесь никогда не было, следовательно и рассчитывать на обнаружение здесь остатков трубы не приходилось. Но вскрытие культурного слоя мы решили продолжить — следовало понять происхождение холма. Пока шел сплошной древесный уголь. Изредка в нем встречались кусочки керамики, подвергшейся, судя по всему воздействию высокой температуры: глина как бы вскипела и, сохраняя форму фрагментов сосудов, увеличилась в объеме до того, что плавала в воде, как пемза.

В раскопе были обнаружены кости животных и остатки железных изделий. На глубине 1,3 метра открылся большой пласт белого вещества типа извести. Мы аккуратно расчистили его. Работать теперь приходилось совком и ножами. Раскоп постепенно приобретал "обжитой" вид: сбоку, тремя ветвями вниз, поставили обрубки березы, положив на него и в развилку дерева, что росло напротив, шест, на котором укрепили блок с веревкой, землю вынимали ведрами. К срезу раскопа была прислонена изготовленная Сергеем лестница. Над ямой шли нити с бирками. Большая куча черной выброшенной земли громоздилась на склоне осарков.

Шурф из "кратера" медленно продолжал тянуться по направлению к яме № 2. Здесь часты были обвалы шлака — следовало позаботиться о крепеже стенок раскопа.

Находок была масса. Правда, пока это было не то, чего ради мы сюда приехали. Но мы старались не утерять ничего: основная часть находок привязывалась к квадратам раскопов и глубине, наиболее интересные предметы кратко описывались, затем все это отмывалось, высушивалось, фотографировалось и упаковывалось. Труд был муравьиный, отнимавший много времени.

Мушара все время крутилась на раскопах. Когда глубина шурфа стала в рост человека, кошка часто подходила к краю раскопа. Треугольное черное пятно на носу делало ее физиономию похожей на человеческую. Вот она крадется по краю шурфа. Подходит к работающим. Пристально, с небольшого расстояния смотрит им в глаза.

— Это не кошка, — говорит кто-то. — Нет, это не кошка.

6

Ребята выматывались на раскопках, и в качестве культурно-просветительной программы был задуман выход на озера. Уходя, мы взяли с собой на всякий случай рацию — мало ли что могло случиться. Вторая рация оставалась у Смирнова и Зимакова — ребята у избушки готовили нам ужин.

Не успели мы войти в лесок, как связь прекратилась. Комаров что-то там пытался крутить и вертеть на аппаратике, но толку от этого не было. В полумолчании мы двигались по дороге, постоянно поглядывая налево: судя по времени, озера должны были уже появиться. Но прошли и нужные для этого сорок минут и пятьдесят и, наконец, час, и вместо озер слева показались две избушки справа — они находились, как нам говорили, в соседнем урочище, побывать в котором нам до сих пор не довелось.

Я готов был со стыда провалиться сквозь землю. Ничего себе ас и знаток зоны! Пробормотав что-то в извинение, я повел ребят обратно. Должен сказать, что в данном казусе, кроме меня, виновата была еще и засуха: озера обмелели и с дороги почти не просматривались, я проскочил мимо них, привыкнув к тому, что традиционный осенний штурм подхода к озерам начинался прямо от дороги через огромные лужи, на преодоление которых едва хватало высоты сапог.

И вот теперь мы возвращались с этих чертовых озер. Между нами и избушкой лежало не более семисот метров чистого поля с редкими стогами сена. Были хорошо видны и домик и костер, и ребята рядом с ним.

— Андрей, попробуй-ка связаться с ними еще раз.

Комаров включил аппарат и нажал кнопку вызова. Никакого результата! Что они там, рацию выключили, что ли? Кто-то засвистел ребятам и стал показывать руками на рацию. Было видно, что те двое тоже с чем-то возились, вероятно со своей рацией. Черт побери, радиосвязи нет на расстоянии прямой видимости!

— Оставь, Андрей, эту технику. Придем — разберемся.

После двухчасового пути до урочища и обратно и лазанья по мху вокруг озер мы все были утомлены и, зная о предстоящем ужине и отдыхе, двигались не спеша. Теперь до избушки оставалось метров триста, не более. Комаров и Вихрев шли впереди и о чем-то беседовали. Мы с Сидоровым, отстав от них метров на пять, тоже разговаривали.

Слушая Сергея Сидорова, я еще раз поднял голову и глянул на избушку. Костер ярко горел в наступающих сумерках.

Ожидавшие нас парни теперь не двигались и стояли, глядя на нас, словно застыв в ожидании. Все трое.

Третий выглядел как-то несуразно: втянув голову в плечи и опустив длинные руки почти до колен, он довольно нелепо громоздился за спинами Смирнова и Зимакова.

Экое полохало, — вяло подумал я. — Хоть бы следил за осанкой. Что-то ответив Сидорову, я глянул на шедших впереди. Андрей, как мне показалось, некоторое время внимательно смотрел в направлении избушки, потом вновь стал глядеть под ноги.

"Зачем же он переоделся во все черное" — продолжал я отстраненно размышлять о третьем стоявшем у костра. — Ведь он из-за этого выглядит почти плоским, будто бы из фанеры вырезан". Нить рассуждений Сергея я уже почти утерял. Волна раздражения на самого себя поднялась во мне: вместо того, чтобы слушать товарища я думал о какой-то ерунде.

Против своей воли я вновь поднял глаза и в пятидесяти метрах увидел стоящих Смирнова и Зимакова. Третьего не было!!!

"Постой, — наконец-то пронеслось в голове, — как же так? Нас здесь всего шестеро: вот мы идем вчетвером, а там еще двое. Двое, а не трое!" Как же я мог видеть седьмого?"

Только сейчас до меня дошла вся абсурдность ситуации. Да и обликом "седьмой" сильно от нас отличался: неимоверно высокий — метра два не менее, без шеи, лица не видно, темно-серый, почти черный, плоский, с руками до колен. На мгновение стало жутко.

Подойдя к ожидавшим нас, я постарался погасить на своем лице недоуменное выражение.

— Сергей, — спросил я Смирнова, — у вас что, гости были?

Вопрос получился какой-то стихийный, будто бы случайный, что оказалось весьма кстати.

— Какие еще гости? — настороженно переспросил Смирнов.

— Ну вы же не отвечали нам по рации.

Андрей пристально посмотрел на меня, и в его взгляде я уловил нечто странное.

— Рации не работают. О каких гостях ты говоришь? — настойчиво повторил свой вопрос Смирнов.

— Ладно черт с ним со всем. Я просто подумал.

Глянув на Андрея, я слегка качнул головой в сторону. Через минуту как бы случайно, мы отделились от товарищей.

— Андрей, ты видел что — нибудь такое? — спросил я.

— Ты имеешь в виду…

— Ну да, за спинами у ребят!

— Я видел. А может, мне показалось. Впрочем, я не обратил на это внимания. Когда мы подходили к избушке, вроде бы кто-то третий прошел за спинами у ребят.

— Куда?

— Вот к этому кусту, — Андрей показал на небольшой кустик смородины, росший рядом с черемухой, с которого мы брали листья для чая; куст и черемуха стояли одиноко, спрятаться за ними такому большому человеку было бы трудно. — А может, это был Михаил? Мне как-то не пришло в голову пронаблюдать. Просто странно показалось.

— Да о чем вы тут шепчетесь? — спросил, подходя, Смирнов. Он явно нас в чем-то подозревал.

Андрей пробормотал что-то насчет раций. Я в это время, будто бы прогуливаясь, прошел на место, где стоял "седьмой". Трава здесь, недалеко от костра и места, где мы ели и мыли посуду, была сильно примята. Никаких необычных следов я тут не заметил. Собственно, даже если бы они имелись, разглядеть их было бы сложно. Чуть погодя ко мне присоединился Андрей.

Ребята, стоя у костра, о чем-то оживленно разговаривали. Смирнов, находясь на расстоянии, внимательно следил за нами.

7

Сладкое, как мы его ни экономили, подходило к концу. Хлеб тоже иссякал довольно быстро. Обстановка вроде бы и незаметно, но накалялась. Конечно же, дело было не в отсутствии нужного количества продуктов. Все мы были разные. Кто-то уже бывал здесь не по одному разу, а кто-то приехал впервые. Кто-то с кем-то сошелся характером, а кто-то — нет. Трудились все добровольно, а это означало, что требовать можно было лишь дисциплины, и не больше: каждый делал сколько мог. Не все в равной степени оказались способными выполнять одну и ту же работу, стало быть, труд следовало распределить. Одним приходилось работать ночью, а днем, соответственно, какое-то время отдыхать. Кто-то должен был готовить и собирать дрова, кому-то нужно было рыть землю. Вскрывать все эти запланированные десятки тонн, метать их через верх ям как можно дальше, вынимать в ведрах, просматривать, выскабливать ножами, стоя на коленях в грязи, в угольной пыли, средь комаров, в жару, а потом — в непогоду.

Мы жили в маленьком, совершенно автономном государстве, население которого составляло 6 человек, и эти люди должны были трудиться и обеспечивать себя всем необходимым. Сложно было бы ожидать, что весь этот круг обязанностей, необходимостей и особенностей без каких-либо проблем замкнется сам на себя. Прорехи получались. Мы их латали, все это перетряхивалось — и вновь выходили какие-то неувязки. Требовалось в первую очередь терпение и желание понимать другого. Но каждый ждал от экспедиции чего-то своего, и каждый шел к экспедиции своим путем. Так что трудностей было с избытком. А на все это накладывались еще и проблемы с питанием, черт бы их побрал! Сделать хотелось много, но количество пищи ставило здесь предел нашим возможностям.

Через несколько дней приехал Юра Колотиев. В своем обширном рюкзачище он привез не только хлеб, но еще муку и масло. Теперь вечерами, после работы, мы пекли на костре что-то вроде здоровенных лепешек, с которыми и поглощали варево, более густое, чем суп, но еще не доведенное до консистенции каши.

8

— На дне раскопа — какая-то постройка!

— Что такое? — Я поспешил за Борисом. Мы приблизились к первому раскопу. На дне его, на глубине двух метров, ждал нас Сергей Сидоров. Мы спустились по лестнице. Почва тут была уже влажная — грунтовые воды находились, по расчету, на глубине 2,2 метра.

— Вот здесь и здесь. Но нужно быть очень осторожным, мы работали ножом.

Я тронул острием ножа черную, смешанную с углем почву, почувствовав, что чуть глубже находится нечто более твердое. Кусочек угля шевельнулся, и под ним стало видно почти истлевшее дерево, мокрое и темно-коричневое, состоящее как бы из волокон, разрушавшихся при более сильном нажиме. Угадывались остатки нетолстой стены, в которую была врезана еще одна. Сруб.

Очень осторожно мы углубили раскоп рядом со стеной. Показалась вода. Что там глубже — нам сейчас не узнать, но постройку можно вскрыть до уровня воды, зарисовать и сфотографировать. Конечно, дерево, соприкоснувшись с кислородом воздуха, начнет быстро окисляться. Но не вскрывать найденное уже нельзя: если мы попытаемся засыпать эти стенки тем же углем или даже прикроем их мхом, они начнут разрушаться от этих прикосновений, а ведь потом их снова нужно будет вскрывать.

К концу дня над поверхностью воды выступили остатки сооружения. Судя по всему, оно было сработано очень давно и очень грубо. Постройка располагалась на глубине вдвое большей, чем найденные в прошлом году черепки XI века. Стены не были ориентированы по сторонам света. Кто это построил? Когда? Зачем? Почему бревнышки, вроде бы обугленные снаружи, оказались засыпанными толстым слоем угля? Пожар? Но почему дерево не сгорело совсем? А может, все-таки Гусев прав и это — остатки картофельной ямы? А глубже — труба? Но ведь верхние слои почвы были не нарушены, они образовались постепенно. А может, эти слои насыпали, выбрасывая сюда землю из соседней ямы? Нет, не должно быть: что ж они, специально и слой извести навалили? Как бы там ни было, это — история, это — пусть крохотное, но открытие. И мы его сделали. И неважно, что мы пока не нашли того, что ищем. И нельзя говорить, что это не наше. НАШЕ. Ведь здесь — Русь, а мы — сыновья ее.

А что в шурфе? Смирнов нашел квадратное сопло. Зимаков, роясь в самом нижнем слое шлака, обнаружил фрагмент ямочно-гребенчатой керамики. Да ей же тысячи лет!

Разгребая кострище перед домиком, с очень небольшой глубины ребята извлекли камень, сильно похожий на обломок каменного топора — его могли найти и выбросить на поверхность когда кто-нибудь в деревне выкапывал подполье.

Пока все это определяем предварительно. Пока все это — тоже вроде бы не "наше", не "аномальное". Но что же получается? Человек здесь жил сотни а то и тысячи лет, строил, плавил железо а потом ушел. Почему? Иссякли руды? Леса? А может, как и в тысячах других деревень, уже в наше время, просто выжили отсюда крестьянина? Все может быть В том числе и то, что выжили людей отсюда "чертовщина" и "чудеса".

9

Погода начинала портиться. Сегодня вечером ветер холод и дождь не дали нам испечь хлеб. Пришлось приготовления к ужину вести в избушке.

Печь горела. Готовить на ней — мы это знали из практики — можно было лишь засовывая котелки и сковороды прямо в огонь. Время шло, в избушке становилось все жарче, но накормить семь человек все еще было нечем. Проклятые комары ожили, их оказалось великое множество, и вылетать на улицу они не хотели. Более того — стоило открыть дверь, как с улицы в избу устремлялись новые орды этих тварей.

Наконец в неимоверной жаре мы поужинали.

Даже в самую холодную ночь можно, согревшись уснуть. Но как спать в жаре? Время шло, а мы не могли заснуть. Комары атаковали, но стоило укрыться — одолевала жара. Это был кошмар.

Утром я поднялся рано, с головной болью раздраженный и невыспавшийся. Другие, полагаю, чувствовали себя не лучше.

Позавтракав, мы разошлись по рабочим местам. На улице было прохладно.

Мне следовало закончить работу с картами. Имелись две замечательные карты, выполненные Малышевым: карта осарков и карта южной части урочища. Теперь надо было отследить очертания береговой линии — и все три карты мы могли объединить в одну, чтобы иметь точное представление о районе событий на суше и озере.

Забравшись в лодку и начав с залива Шара я, определяя азимуты и расстояния за три часа прошел заливы Лодки и Омоложения и вышел в залив Корабля. Дальше двигаться не имело смысла. Сейчас я находился как раз напротив осарков, до которых было несколько десятков метров. Отсюда были хорошо слышны голоса работавших удары топора и лопат. Голоса эти насторожили меня — они были слишком громкими. Хотя различить слова я не мог, было ясно, что там что-то происходит. "Вероятно, нашли что-нибудь", — подумал я, налегая на весла.

Причалив, я пошел к осаркам напрямую. Стук лопат не прекращался, но слова теперь были слышны отчетливо. Говорили несколько человек.

— Работать, так работать всем.

— А ты считаешь, что еду чертову готовить — не работа?

— Я этого не говорю. — Человек вылез из траншеи. На одежде и лице был густой слой угля, который совершенно въелся в руки. — Но ведь это разные вещи. Здесь даже отмыться как следует невозможно.

— Хорошо, я не спорю. Завтра я иду рыть, а ты — жратву готовить.

— Успокойтесь, ребята, что вы.

— Я могу копать больше.

— О тебе речи нет — ты нездоров.

— Ты думаешь, что сейчас обед сготовить — пустяки? Это ведь не в прошлом году.

— Я понимаю, но ты посмотри на них — они же из ямы не вылезают. В воде и грязи, согнувшись. Изо дня в день, понимаешь?!

— Слушай, ты вот устал, утром дрыхнешь. Завтрак готовить надо? Дрова нужны? А из чего готовить? Хлеб нужен три раза в день. На сковородке — на семерых! Сегодня масло кончилось.

— Да знаем мы все это! — Ребята зашумели.

— Вот я и говорю, что надо чередоваться.

— Послушайте, ребята, — Я подошел к спорящим. — Сейчас лишь начало дня. Все, бросайте работу. Все устали. Сегодня — выходной.

— Да ну зачем. Для чего ехали?

— Нет, бросайте работу и идите на озеро отмываться.

— Ночью не отдохнули, вот все и взвинчены.

— Да, нужно бы днем поспать.

— Сначала дров натаскаем.

— Да, и обговорим все это. Верно?

— Ладно вы, петухи, я знаю, как хлеб без масла печь.

Компания направилась к избушке.

Погода снова портилась. Мы таскали и рубили сушняк, запасали воду. Хлеб к обеду пекли на сковородке, насыпая на нее сухой муки.

— Картошка тоже на исходе, — сообщил Сергей.

На обед каждый получил по миске варева, половину лепешки и чаю с добавлением листьев смородины — вдоволь, но с малиной вместо сахара. К слову сказать, завтрак состоял из каши, а ужин — из консервов. Проблем с едой не было лишь у Мушары.

После обеда делали, кто что хотел. Я изладил "устройство для сна", состоявшее из двух связанных посередине лучков, и пользовался им до конца экспедиции, ложась спать, я просовывал в него голову, а сверху накидывал маскхалат. Какое-то время мы еще находили себе занятия. Затем Вихрев взял лопату и направился на осарки.

— Борис, ты куда?

— Пойду копать, что тут делать?

Действительно! Подшучивая друг над другом, мы пошли за Борисом. Прогнал нас с осарков дождь.

В этот вечер мы провели интереснейшие наблюдения. Почти полностью повторилась одна из ситуаций экспедиции № 1. Над нами грохотала гроза. Разница заключалась лишь в том, что сейчас мы находились в избушке и был вторник, а не пятница.

— Андрей, включи прибор! — Тот быстро принес и включил НФМ. Я поставил на стол компас. Моему примеру последовали другие.

За окном вспыхнуло. Стрелка прибора резко метнулась вправо. Я отсчитывал время.

— Шесть с половиной вольт на метр, — сказал Андрей. Раздался удар грома.

— Одиннадцать секунд. Это три с половиной километра.

Стрелки компасов стояли на месте. Нет, гроза тут была ни при чем. Так что же за сила действовала здесь в пятницу 2 июня 1989 года?

10

Был изведен, наверное, не один десяток метров пленки, но сфотографировать свечения на дне "кратера" нам так и не удалось. То ли время мы выбирали неудачно, то ли чувствительности пленок не хватало, то ли требовалось применять пленки, специально сделанные чувствительными к определенной части спектра. По нашим прикидкам, обыкновенная фотопленка, имеющая сравнительно с человеческим глазом сдвиг чувствительности в сторону ультрафиолета, должна была "захватить" свечения голубоватого цвета. Но…

Зная, что работа фотовспышек, которыми мы провоцировали в "кратере" радиоизлучение, на осарках часто рассинхронизируется с работой затвора фотоаппарата, а то и вообще имеют место отказы аппаратуры, Смирнов решил "погонять" вспышки предварительно у избушки, как только стемнеет. Мы отошли с ним от домика метров на семь. Конденсаторы зарядились. Подняв фотовспышку, Сергей "выстрелил" светом вдоль дороги. Тотчас же метрах в пятистах от нас, правее дороги, в кустах, обрамлявших с этой стороны поле кто-то ответил нам такой же вспышкой света.

— Что там еще за фотограф объявился? — недоуменно проговорил Сергей.

Красный глазок индикатора вновь засветился на приборе. Еще один световой импульс на долю секунды выхватил из мрака часть дороги и травы на поле.

— Теперь их двое.

— Сверкни-ка еще разок.

Вновь вспышка света прорезает тьму. Я на этот раз внимательно слежу за районом расположения "фотографов". Почти в то же мгновение, как пространство вокруг нас опять погружается в темноту, откуда-то из кустов одновременно следуют четыре или пять ответных вспышек, правда более слабых. Мне при этом показалось, что первый из "фотографов" приблизился к нам метров на сорок.

— Что-то их там очень уж много стало.

К нам подошел Андрей, затем другие. Мы кратко рассказали об увиденном.

— Давай еще!

Мы впились глазами в том же направлении. Вспышка! За долю секунды я замечаю, что в воздухе недалеко от нас высвечивается множество каких-то точек.

— Да это же комары!

— Нет, я видел и ответные вспышки из травы на поле, штук восемь-десять, причем тот, кто начал нам отвечать первым, приблизился.

Вновь глазок индикатора наливается красным светом. Теперь в дело пущены и фотоаппараты — если ответные вспышки действительно есть, мы их зафиксируем. Голубое сияние резко возникает и исчезает. Черт знает что! Полная иллюзия, что из травы на поле нам отвечают более слабыми вспышками уже мест из двадцати!

— Кажется, моросит слабый дождь, может, это просто капельки влаги светятся в воздухе?

— То, что прохладно — это верно. Но если бы собирался дождь, комаров не было бы.

— Ну, значит, это комары.

— Конечно, они сидят в траве в ряд с фотовспышками.

Еще раз на миг высвечиваются голубым дорога и трава. Теперь сквозь пространство, заполненное толкущимися в воздухе комарами, я вроде бы достаточно ясно вижу цепочку ответных вспышек из травы — их несколько десятков, и они уже не такие яркие. Первая из них значительно приблизилась к нам, вторая отстала от нее метров на 12–15, третья отстала от второй, и так далее. Что за чертовщина? Никакие это не "фотографы". Тогда — что же? Очень уж мало время наблюдения.

Еще вспышка! Вот поди ты тут разберись! То ли это комары, то ли капельки влаги в воздухе, то ли… Если смотреть на комаров, то не видны вспышки в траве, если смотреть на траву, то… Расстояния между располагающимися в ряд ответными вспышками можно оценить метров в 7-10. Если глаза не обманывают, то общее впечатление такое, что число этих вспышек удваивается после каждого светового импульса с нашей стороны, но интенсивность ответных свечений падает.

Индикатор вновь показывает, что конденсаторы зарядились Вспышка… Вспышка… Вспышка…

Мы смотрим — и не можем понять. Мнения разделяются. Что-то вроде бы есть, и это "что-то" подвигается к нам все ближе и ближе. Особенно тот, первый, остальные, "размножаясь" только лишь по левую сторону от него (справа от нас), каждый раз удваивают свое число, снижая яркость собственного свечения. Наблюдать становится все сложнее. Теперь можно заметить (но некоторые из нас оспаривают это), что ответные вспышечки находятся прямо в траве — это какие-то шарики. Они на мгновение обозначаются светом после наших вспышек, но с каждым разом метров на 12–15 ближе. Что ж они, "питаются" светом нашей лампы, да еще и производят при этом "детей"? Экая околесица.

Вот первый шарик уже достаточно близко от нас — метрах в тридцати. Да есть ли он? Вроде бы есть, а вроде бы нет Где он появится при следующей вспышке? Точно не угадаешь, хотя складывается впечатление, что он движется точно по прямой на нас. Нужно в долю секунды умудриться увидеть его маленького и слабенького, где-то в траве.

Следует еще одна вспышка. Метрах в двенадцати от нас я на этот раз достаточно четко вижу небольшой — размером с шарик для пинг-понга — пузырик, напоминающий мыльный, он на мгновение неярко вспыхивает молочно-голубоватым светом, не освещая ничего вокруг, и тотчас же пропадает.

— Они окружили нас по дуге более ста градусов! Я видел. Последний из них находился там.

Сказавший это показывает рукой направо и назад. Что происходит? Возможно, части наблюдающих все это лишь причудилось. Массовый гипноз? А если нет? По отношению к нам шарики располагались как бы по спирали. До первого из них метров двенадцать. И при каждом "прыжке" они подходят к нам на такое же расстояние. Еще одна вспышка, и…

— Конденсатор заряжен, — говорит мне Смирнов. — Что делать?

— А ты знаешь, Сережа, что нужно будет делать, если он сядет на тебя? Нет? Я тоже. С нас Урявина достаточно. Не хватало еще только кого-нибудь из экспедиции вперед ногами привезти. Хватит.

Ни на одном из проявленных позднее снимков никаких "шариков" заметно не было.

11

Нагрузившись упакованными черепками, 9 августа мы с Колотиевым отправились в село. Мне предстояло встретить вторую группу.

По дороге мы обсуждали еще одно АЯ, наблюдать которое мне не довелось. Поздним вечером, когда я уже лег спать, находившиеся у костра видели, как с севера стал приближаться к ним большой — угловыми размерами с Луну светящийся шар. Он поднимался из-за деревьев, перескакивал через их вершины метров на десять-пятнадцать по направлению к наблюдавшим, затем вновь опускался в чащу. На границе поля с лесом шар исчез.

Вторая группа, как оказалось, состояла лишь из ее руководителя — Якова Якубчака. Купив в магазине пять буханок хлеба и распрощавшись с Юрой, мы отправились в урочище. Нас снова было семеро. Правда, Якубчак мог работать только три дня. Значит, 12 августа, когда он уедет вместе со Смирновым, Комаровым и Зимаковым, нас останется лишь трое.

Встретили нас шумно.

— Ну, пошли на осарки, мы там кое-что покажем, — говорили ребята, загадочно улыбаясь. Что ж они там нашли?

Всей гурьбой мы направились к месту работы. Батюшки! Шурф заполненный водой, шел теперь из центра "кратера" на все свои восемь метров и врезался в яму № 2 прямо сквозь корни берез.

— Биорамка упорно указывает на наличие чего-то интересного прямо под этим бугром, — сказал Смирнов, указывая на вал "кратера по Гусеву". — Поскольку в шурфе может работать лишь один человек, мы решили вести шурф с двух сторон и заложили еще один раскоп, прямо на валу.

Хорошо! Мы прошли дальше, к первому раскопу. Он был закончен. Остатки постройки четко просматривались над поверхностью воды. Здесь больше нечего было делать. Мы не нашли в этом месте трубы, но зато теперь мы точно знали, что ее здесь нет. Это был результат. Вторым результатом была возможность по срезам стенок раскопа проследить строение осарков, чтобы потом сравнить срезы здесь и у "кратера", что поможет понять его происхождение. Третьим результатом была возможность по возрасту керамики судить о возрасте осарков, что помогло бы точно датировать возможные необычные находки в нетронутых слоях. И, наконец четвертым результатом было обнаружение постройки. Мы нашли ее как бы случайно, хотя к этой "случайности" шли планомерно. Но без нас, вероятно, навряд ли бы кто-нибудь стал здесь копать. А если бы когда-нибудь это и случилось, то не исключено, что постройка к тому времени обратилась бы в прах. Да, отрицательных результатов не бывает.

— С этими ямами, — Борис показал на ямы седьмую и девятую, — нам уже не успеть справиться: в них слишком много деревьев. Поскольку Гусев настаивал на проведении раскопок именно между ними, а здесь "ничего" не оказалось, я подумал, что имеет смысл начать копать здесь, — Борис показал на яму № 13.

Решение было неожиданным, но по-своему верным. Новый раскоп был совсем рядом с местом, указанным Гусевым, и нельзя было исключить, что старик немного ошибся и остатки трубы находились именно здесь.

— Нет, но вы оба главного не заметили, — Андрей вновь потащил нас к шурфу. Смотрите сюда.

Мы наклонились над раскопом. Настил! По дну раскопа, на входе шурфа в "кратер", шел небольшой настил из тонких бревнышек. Он располагался на той же глубине, что и постройка из раскопа-1.

— Да, обидно работать в десяти сантиметрах от археологического открытия и не сделать его, — с подначкой говорили ребята, глядя на меня. — Очень обидно!

— А что такое?

— А вот-с, извольте посмотреть.

Мы спустились в "кратер". На одном уровне с настилом, но уже в центре ямы, и — действительно! — всего лишь в десяти сантиметрах от сделанного мною в первый же день пробного раскопа, на уровне воды находилась какая-то необычайно светлая дощечка, совершенно не тронутая гнилью.

— Осина. Да, вот ведь как бывает, — говорили меж собой ребята, будто бы не замечая меня. — И Урявин здесь рыл, и оне, а ничего-с. Десять сантиметров тьфу, пустяк, раз копнуть.

12

Почти сутки шел дождь. Это сильно осложнило наше положение. Работа простаивала. Можно было не успеть доделать начатое: до отправления домой большинства участников экспедиции оставались сутки. Запасы хлеба таяли. Привезенные Яшей конфеты кончились быстро.

Как только небо прояснилось, мы дружно приступили к работе. Сергей Сидоров готовил материал для крепежа и сооружал щит над постройкой в раскопе-1, чтобы защитить ее от возможных обвалов. Остальные копали, готовили пищу. Следовало подготовить к отправке находки. Осарки были вытоптаны, с ямами и кучами черной земли они выглядели как после бомбежки. Для удобства передвижения над шурфом сделали мостик.

— На спиле поваленной нами березы, — примерно 32 годовых кольца. — Сидоров подал мне короткий чурбачок. — Так что Гусев прав: всем этим деревьям на осарках, за исключением осины, не более сорока лет.

Хорошо. Теперь нужно грубо рассортировать находки — их слишком много. Сопла, сопла, сопла… Сколько же их было сделано? Сколько времени требуется, чтобы навалить 4000 тонн отходов от примитивных производств — домниц с ручным приводом мехов? И таких куч здесь много. Сопла, шлак, уголь, кости, керамика, железки… Камней почти нет — корпуса печей, вероятней всего, изготовляли, обмазывая глиной камышовый каркас, сплетенный в виде корзины.

Вот глина: на засохшем, прокалившемся бесформенном куске — отпечатки рук человека. Старого — вон как много морщин на пальцах. Кто ты? Когда жил? Где твои останки? Ты был гончаром, всю жизнь "вертел" на круге сопла и горшки, и вот этот кусок глины тебе не понравился: много камешков в нем, и ты выбросил его… Вот еще кусок глины, который мы берегли. Мы нашли его на большой глубине, среди шлака. Эта глина не побывала в огне и осталась мягкой. Ей сотни, а то и тысяча лет. И на нижней стороне глиняного куска, в углублении, мы опять увидели отпечатки рук человека… Это было невероятно: глина, находясь близко от воды, не затвердела; человек мял ее и выбросил… а я ее — взял. И за все истекшие сотни лет между нами не было никого. НИКОГО! Он держал этот кусок — а я его взял! Рукопожатие через века… Здравствуй, друг! Как зовут тебя? Где ты?..

Вот остатки днища печи. Стоит поднести к ним руку — и ощущается тепло, будто бы глина еще не успела остыть… Да, пожалуй, это так и есть. В отличие от наших бездушных машинных производств, здесь все добыто и сделано человеческими руками: поднята со дна озера, высушена, прокалена и провеяна руда; самодельными топорами срублены дерева, свезены и свалены в ямы, обожжены в уголь; излажена домница, наполнена рудой и углем; кресалом из камня высечен огонь и через глиняные сопла раздут в печи мехами, сработанными из шкур и дощечек. Все рукодельное, во все внесена искра добросовестности, труда, мысли. Предметы здесь — как аккумуляторы: они вобрали в себя тепло человеческих сердец и рук и теперь излучают его…

Борис роет в корнях березы, обрубая их. В новом раскопе — керамика. Обломок сосуда с носиком. И рядом — такие же крупные черепки. Может, сосуд удастся собрать?..

— Плывуны нужно осмотреть, а то не успеем… — напомнил мне Сергей Смирнов.

— Пошли.

Мы сели в лодку и поплыли по заливчику Шара, где в 89-м пережили с Гусевым неприятные минуты. Действительно, на плывунах можно было найти много интересного. Сергей лазил по плавучим островкам, каждую минуту рискуя провалиться. Вот остатки стеклянной бутылки, глиняного горшка. Это недавнее. А вот все тот же шлак, более ранняя керамика. Странная окаменевшая масса… Почему все это здесь находится?..

Мы трудились с великим рвением до позднего вечера.

* * *

Утро было занято сборами. Десять дней напряженной работы остались позади. Как каждый ни прикидывал, но помочь остающимся ни у кого не было возможности. Более того, от первой группы вместо троих оставалось лишь двое — Борис и я, не считая Мушары.

Мы распрощались. Пятеро уходили. Андрей, обернувшись, долго махал нам рукой.

13

Стало непривычно тихо.

— Ну, с чего начнем?

— Думаю, надо перерубить все эти дрова и сложить их в избушке — вдруг опять дождь будет… — сказал Борис.

Мы принялись за дрова, затем перетаскивали их в домик и убрали весь мусор. Потом отправились на осарки.

Предстояло сделать крепеж на первом и втором раскопах, закончить третий и тоже закрепить его. Но ставить стойки было нельзя до тех пор, пока я не сниму срезы почвы. Работы было необычайно много.