Шар желаний

Шар желаний

— Что вы слышали о Золотом шаре? — спросил вдруг господин Лемхен.

— Золотой шар есть легенда, — скучным голосом доложил он [Валентин] Мифическое сооружение в Зоне.

А. и Б. Стругацкие. "Пикник на обочине".

1

Владимир Праздников был в отъезде, а больше никто из археологов помочь нам не мог. Я планировал, пробыв сутки дома, тут же ехать в экспедицию № 10 последнюю в этом сезоне. И самую легкую — это уж точно.

Судьба раскопанных нами остатков постройки, сразу же начавших окисляться, как только мы освободили их от слоя угля, беспокоила нас всех очень сильно. Что мы нашли? Насколько это ценно для науки? Сколько постройке лет? Что за настил и "дощечка" в "кратере"? Можно ли по срезам почвы определить происхождение "кратера"?

Целей у предстоящей экспедиции было несколько. Затащить на осарки археологов — это полдела. Совершенно необходимо было поработать более основательно в библиотеке зоны, еще раз поговорить со старожилами. Нужно было выполнить и обещанное — прочитать лекцию по проблеме АЯ. Но имелась еще одна, особая задача. Я намеревался съездить в соседнее село к тому самому летчику, у которого, по рассказам Гусева, хранился шар. Эта миссия должна была носить особый характер. Сделать все следовало осторожно и в высшей степени тактично. Поэтому я и решил ехать к летчику один. Но, к сожалению, я до сих пор не знал его точный адрес. Гусев знал, как пройти к его дому, но адреса назвать не мог. Да и был ли адрес? Ведь этот человек, по рассказам, не жил постоянно в деревне, а приезжал туда как на дачу в конце лета… Тем не менее нужно было попробовать найти его.

Однако непредвиденные обстоятельства в который уже раз ставили подножку. Археологов не было, еды дома — тоже, купить ничего было невозможно, деньги кончались, отпуск — тоже, а 22-го, в четверг, уже надо было встречать возвращающуюся из отпуска жену с сыном.

В пятницу, 16-го, выехать не удалось. Все, чего я смог добиться, так это обещания сослуживцев Праздникова передать ему мою просьбу прибыть в зону, если он успеет вернуться с раскопок к моменту моего отъезда. Теперь уж ехать имело смысл лишь в понедельник, 19 августа…

Утром я был на вокзале. Всегда бы так ездить в экспедиции. Мое "снаряжение" составляли цивильный костюм и сумка, где, правда, лежали и резиновые сапоги. Археологов на вокзале не было. Но зато толкалось довольно много милиционеров. Я купил билет и отправился один.

Хотелось спать. Но как назло — черт бы их побрал! — включили радио. Всегда у нас так! Принудительное радиовещание: хочешь или нет — слушай. Диктор бубнил про какой-то "комитет". Сквозь полусон я выслушивал одно и то же сообщение, раздражаясь все более. Через пару часов до меня дошло, что кто-то намеревается навести в государстве порядок. Наконец-то! Апатия среди пассажиров была полнейшая. Обещания всем давно надоели. Краснорожий горластый бодрячок-здоровячок напротив меня рассказывал товарищам, как, будучи моряком, он пил в Греции "в кабаке" вино и закусывал его "просто мясом". Компания завороженно слушала. Ни поспать, ни подумать о своем не удавалось: диктор бубнил как заведенный, вокруг все толковали о ценах и вспоминали прошедшие времена.

2

— Лекцию я прочитаю в любое удобное для людей время. Можно сегодня вечером.

— Хорошо. Сейчас подумаем. — Владимир Алексеевич, новый руководитель зоны, стал прикидывать. — А если завтра? Как?

— Мне все равно. Археологи не приехали — они на раскопках.

— Ну а все-таки вам что-нибудь удалось откопать?

Я рассказал о содеянном.

— Любопытно, любопытно… Так, говорите, остатки построек… И 625 находок! Ну, как и договаривались, будем ждать датированных образцов для нашего музея.

— Обязательно привезем. Но находок мы отобрали много вот по каким причинам: брали их по незнанию, "на всякий случай", чтобы не утерять вещи, возможно ценные; образцы дерева, шлака и "извести" брали для проведения анализов; подбирали все близлежащие фрагменты керамики в надежде собрать из них сосуд — это уже для музея; для музея же брали и вещи более-менее сохранные, пусть и не старые; ну и собирали почти все осколки горлышек и донцев сосудов для датировки слоев осарков — это нужно нам для работы, да и для истории — тоже. Так что из этих сотен находок интересного для вас единицы…

— Да, жаль, что археологи не приехали. Ну что ж, устраивайтесь в гостинице, работайте. А лекцию прочитайте завтра в 15.30. Ладно?

Я перенес вещи в гостиницу и чуть погодя направился в библиотеку. Улов информации был, но невелик. По пути на обед я решил зайти в лабораторию. Очень хотелось встретиться и поговорить с одним из старожилов, работавшим здесь уже 40 лет. Несколько дней назад, когда мы с Вихревым и Мушарой прибыли сюда перед отправлением в Ярославль, я специально оставил часть времени для необходимых встреч и разговоров. Одну из интереснейших бесед закончить не удалось.

— Здравствуйте, Вячеслав Васильевич!

— А, здравствуйте, здравствуйте… — Приветливый старик поднялся из-за стола. — Ярославцы опять к нам… Это хорошо… Садитесь. В библиотеку приехали?

— Да. И прочитать лекцию. Приходите завтра…

— Буду непременно. Я не знаю, нашли ли вы в библиотеке вот эту вещь… Вячеслав Васильевич бережно подал мне томик в тонком переплете, датированный 1949-м годом. — Книга из моей личной библиотеки.

Это было как раз то, что нужно: результаты проводившихся в зоне в конце сороковых годов научных работ!

— Спасибо. Я вот вам тоже подготовил книги, о которых мы в прошлый раз говорили, и свои статьи в подарок.

— Интересно… — Старик взял привезенную мной литературу по аномальным явлениям. — Ознакомлюсь непременно. Я разузнал о том, что вы просили… об "индийской травке". Ничем порадовать вас не могу не слышали здесь о такой… Да и не встречали ничего необычного. То же могу сказать и о ромашках с "черными лепестками". Хотя, конечно, те, кого я спрашивал, начали работать здесь с конца сороковых, а вы в рассказе упоминали 38-й год…

Мы принялись обсуждать нюансы дела. С Вячеславом Васильевичем я чувствовал себя свободно, вероятно потому, что, несмотря на почти двойную разницу в возрасте, он очень быстро и с большой заинтересованностью воспринимал все необычное.

— Ну а по убийству что? — спросил я. Речь шла о якобы имевшем место случае убийства лесника при весьма загадочных обстоятельствах.

— Вот насчет этого уже точно и без всяких оговорок могу сказать: не было. Что вы… Нас же здесь мало. У кого что случится — сразу всем известно. А тут убийство… Нет, не было. А от кого Гусев эту историю слышал?

— Он говорил, что жил раньше в той деревне мужик по прозвищу Гепеуха. А звали его… — Я полез в записи.

— А, знаю, знаю! Застал я его. Веселый такой старикан был, рыжебородый. Умер. Но веселый был… Да и, нехорошо сказать, приврать любил. Ох любил… Ему и не верил никто…

Что ж, если так, то из 120 рассказов Гусева разумнее было пока отложить в сторонку 7-10, где он ссылается на Гепеуху. Хотя не следовало сбрасывать со счетов и такой вариант! Гепеуху местные жители могли считать лжецом просто потому, что он рассказывал слишком необычные вещи…

— Мне еще год назад говорили, что многие озера связаны канавками…

— Да, это обычные ирригационные канавки. Такие же, как вы заметили, проложены и вокруг поля в урочище, чтобы осушить его… Но я понял, о чем вы спрашиваете… Насчет той канавки я ничего определенного пока сказать не могу. На картах она у нас обозначена. Но когда ее выкопали — такие документы найти сложно…

— Ну а о "яме", которую якобы оставил спустившийся с неба "пароход в огне", вы сами слышали что-нибудь?

— Доводилось, но мало. Вы будете и этот участок снимать на карты?

— Нет. Пока дай Бог в урочище разобраться. Смотрите, какие карты мы сделали в том районе. — Я развернул копии карт Малышева. Вячеслав Васильевич удовлетворенно покивал головой. — Раскопы — здесь. А скоро и очертания береговой линии на эту карту нанесем. Пока все это — вот в таком виде. — Я раскрыл свои черновые наброски, испещренные линиями азимутов и цифрами.

— Знакомые места, — сказал Вячеслав Васильевич. — Вот и залив Омоложения.

Я чуть не свалился со стула. Никаких названий на моей карте не было и ни о каких таких заливах мы ни с этим человеком, ни с другими здесь никогда не говорили. Более того — названия заливам мы присвоили сами для удобства ориентации на местности, полагая, что таковых вообще не имелось.

— "Омоложения"?.. — переспросил я. — А почему "омоложения"?

— Да, да… Хорошие карты… А это что такое? — Вячеслав Васильевич показал на значок.

— Это репер. А залив…

— Отличные карты! А если вы сюда еще береговую линию нанесете, заливы — цены ей не будет. Вы нам копии вышлете?

— Конечно…

Я был в недоумении. Если бы я говорил с этим человеком впервые, то наверняка подумал бы, что он специально разыгрывает меня, но милый старикан действительно был занят рассматриванием карт; название залива он пропустил через уста как нечто само собой разумеющееся, даже не обратив на это внимания.

Момент был упущен: в ту самую секунду, когда я подыскивал слова, чтобы не быть в расспросах слишком навязчивым, Вячеслав Васильевич взял со стола принесенную мной "Парапсихологию" Дуброва и Пушкина и раскрыл ее.

— Любопытный снимок. Что это?

Я глянул. Изо рта и ушей нескольких человек высовывались плотные сгустки неправильной формы.

— Биоплазма…

Разговор переключился на другое. Возвратиться к теме "омоложения" я не смог (в 1993 году при новой беседе с Вячеславом Васильевичем я напомнил ему об этом случае, но он ответил, что ни о каком "заливе Омоложения" не знает и говорить о нем не мог. Остается думать, что в первый раз я просто ослышался).

3

Вечером я сидел в гостинице и конспектировал книги: завтра необходимо было возвратить. Результаты опроса местных жителей нового дали малого. Но кое-что понемногу прибывало. Имелось любопытнейшее сообщение, проверить которое было трудно: один из моих знакомых зная, что я интересуюсь всякой "чертовщиной" рассказал, что "весной этого года с одной женщиной в лесу стало плохо земля мелко затряслась, и женщина потеряла сознание". Речь шла, судя по всему, о таинственной "вибрации", о которой мы здесь опять же почти не говорили. По крайней мере, с этим человеком я точно ни о чем таком не говорил. Конечно, можно было допустить, что он "подыгрывает", но навряд ли. Найти эту женщину оказалось делом сверхсложным: мой знакомый об этом слышал от своего знакомого, а уж вот тот то и знал. Ориентироваться в мешанине данных было нелегко: одно убывало, другое — прибывало.

Версии становилось все больше. Еще в апреле 89-го, принимая участие в работе "круглого стола", посвященного проблемам загрязнения окружающей среды, я слушал интересный, а по сути дела — страшный доклад Л.М.Скуратовской и К.С.Сальниковой (Ярославский политехнический институт). Речь в нем шла, в частности о загрязнении почвы, воды и продуктов питания в Ярославле и области тяжелыми металлами, которые, естественно оседали в конечном итоге в человеческом организме. Начало же этой цепочке давали промышленные предприятия. Два года информация была как бы законсервирована в моей памяти, она будто бы дожидалась удобного момента. И вдруг я догадался. Черт побери, все было предельно просто! Отравление тяжелыми металлами — вот что могло здесь иметь место! Не какое-нибудь там легкое "заражение" почвы, а самое настоящее глубокое отравление живших здесь людей. Через пищу, через воду. Даже — через воздух. Ведь если разобраться, та страшная экологическая ситуация, которая создалась в мире сейчас, здесь могла иметь место на протяжении сотен лет.

Сотни лет люди жгли уголь, добывали и просеивали руду, выплавляли железо. В воздух выбрасывались дым и пыль. Шлак сваливался в кучи. Сотнями и тысячами тонн. Таких куч здесь — тоже сотни. При тогдашней технике человек не мог ни жить подальше от металлургических производств, ни отвозить подальше их отходы. Все это было собрано на небольшом пространстве: добыча сырья плавильные печи и шлак. Горел уголь в ямах. Работали домницы. Пыль и дым оседали на почве, траве, овощах, фруктах, ягодах, грибах. Пыль и дым смывались дождями в землю, туда же вымывались вредные для человека химические элементы из шлаковых куч. Из земли росли злаки, те же овощи и фрукты — все шло в человека. Из почвы ядовитые элементы попадали в воду. Которую пил человек. В рыбу, которую он ел. Отравленная вода вновь питала почву, растения. Через траву отрава попадала в домашний скот. Через молоко и мясо — опять в человека. Заражены были в какой-то степени вероятно, и дикие животные, которых тоже отлавливали, отстреливали и ели. Взрослые трудились на самих производствах, вдыхая отравленный воздух. Потом шли домой, ели отравленную пищу, пили отравленную воду. Дети дышали и питались этим с самого рождения. Потом вырастали и рожали детей. Те — еще и так далее.

Не зря же бабушка Гусева говорила, что малину с осарков есть нельзя. В мышцах окуней из некоторых местных озер на килограмм их массы приходится 3 миллиграмма ртути. Окунь — хищник. Он замыкает цепочку накопления вредных веществ в живом мире озера. Но человек — еще больший хищник. Окунь живет мало, а человек — много. Сколько же вредных веществ может накопиться в человеческом организме за всю его жизнь! Ведь Семенов-то прав: мы не можем дышать или питаться чем-то, зараженным лишь одним видом яда, мы вбираем в себя все. А здесь это вбирали десятками поколений. Вбирали тяжелые металлы, которые, раз попав в организм, уже не выводятся из него, вбирали ту же летучую ртуть, травились окисью углерода, дышали испарениями болот.

Эта простая догадка поразила меня. Я тотчас же позвонил Кире Сергеевне Сальниковой. Та подтвердила мои опасения: при насыщении организма таким "букетом" ядов можно не только сократить себе жизнь, не только стать обладателем тяжелейших болезней, но и начать "видеть" то, чего нет, вплоть до чертей и русалок. Читай — "поросяток" и "зелененьких".

Место где мы работали, на протяжении столетий было как бы маленькой моделью будущего, безнадежно отравленного техникой мира со всеми его проблемами и болезнями. Нашего мира.

А если сюда случайно упало еще что-нибудь из космоса…

И эта химическая бомба продолжает действовать до сих пор. Но заряд ее не ослаб. Наоборот, он стал еще крепче: к старым ядам из атмосферы добавляются новые. А ведь еще в августе 90-го я писал директору совхоза-землепользователя, что "до выяснения обстоятельств мы не рекомендовали бы скашивать траву для скармливания животным вблизи т. н."осарков" на берегу озера". Что проходит по цепочке земля — трава животные — человек? Чем мы кормим наших детей? Мы не знаем.

На следующий год мы планировали совместно с политехническим и медицинским институтами проанализировать на содержание тяжелых металлов почву, траву, продукты питания, а также кровь живущих здесь людей. Совместно с облСЭС был задуман эксперимент по биотестированию: на разных расстояниях от "кратера" предполагалось расставить клетки с мышами, в СЭС затем по сопротивляемости организма грызунов можно было бы судить о наличии или отсутствии факторов, оказывающих влияние на живое.

Клубок догадок и загадок пока что заматывался все туже и туже. Версии множились. Данные копились, и довольно быстро, но пока мы не имели их достаточно для того, чтобы покончить хотя бы с одной версией.

"Зелененькие" как плод сознания, воспаленного и разрегулированного то ли тяжелыми металлами, то ли окислами азота или углерода, то ли цианистыми соединениями, а может быть и электромагнитными полями или даже "кашей" из всего этого, в сфере наших предположений пока что мирно уживались с теми таинственными зеленолицыми пришельцами, которые, не исключено, действительно смогли прорваться сквозь бездны космических пространств и достичь Земли.

Спустилась ночь. Я кончил конспектировать и сидел, которую уже сотню раз прокручивая в мозгу все эти предположения. А все-таки, если действительно пришельцы? Подземная база. По каким-то каналам движутся корабли. Иногда они всплывают на озерах. Ведь мы до сих пор не нашли ту проклятую "бочку из-под бензина" или "контейнер для научной аппаратуры". А вдруг и в самом деле вот я сейчас сижу здесь, а в четырех километрах от меня (всего в четырех, если по прямой!) под землей, в просторном помещении, заполненном светом, растениями и машинами, сидят ОНИ. И тоже думают. Может, по этому их убежищу мы уже не раз стучали щупом.

Сейчас вот земные ученые планируют создание лунных поселений. И лучше всего размещать их под поверхностью планеты, в искусственных полостях. Тем более если планета обитаемая, а контакт с ее жителями ты считаешь преждевременным. Мы планируем забросить на Луну роботов, которые создадут базу, перерабатывая лунное вещество. Допустим, ТЕ тоже сначала забросили сюда роботов. Они ушли под землю и стали строить. Место здесь очень хорошее: озера, болота, обилие руд и воды. Строить, конечно же, лучше из некорродирующих материалов, например из титана, алюминия, нержавеющей стали. Руду для этого необходимо расплавить, нужное извлечь, а остальное, в виде шлака, выбросить. Куда? Можно и поближе к поверхности. Но тут приходят люди. Шлак им нужен — они выплавляют из него ненужное пришельцам железо. Так получается свалка из отходов земных и неземных технологий.

Или допустим, "индийская" версия. Из древних источников известно, что виманы — летательные аппараты индусов — в давно прошедшие времена летали с помощью "ртути". А ртути здесь, в зоне, много. Только вот откуда она? Традиционно считается, что ртуть содержится в составе аэрозолей техногенного происхождения. Да, там она есть. А первоначальное наше предположение было, что ртуть выделяется из-под земли — так мы в 88-м объясняли наличие "галлюцинаций". И ртуть под землей действительно оказалась. Правда, геологическое строение района таково, что ртути в недрах вроде бы быть не должно. Так откуда же она идет? Сверху? Из-под земли? А под землей что? Допустим — та же база. И кто же там сейчас сидит? И какие у них там машины? Для добычи ртути для виман? Или виманы, двигаясь под землей, дают "выхлоп" ртуть?

Нет, спать надо. Загадка есть, но брать ее штурмом еще рано. А вот и лошадь за окном на темной лужайке. Как два года назад. Здравствуй, лошадь. Как живешь? А у меня вот, как всегда, сплошной "завал и всего три банки консервов.

Я залезаю в холодные простыни.

Галлюцинации, пришельцы. Библиотека, залив Омоложения, вибрация, конспекты. Что же еще? Завтра — лекция. Да! Вот, вспомнил. Я сел на кровати. Путч! Сегодня вечером я зашел за своими вещами в домик-гостиницу напротив. Молодая женщина, ландшафтовед, предложила мне чаю. Только что приехали из Москвы ее мать и маленький сын. Ребенок в восторге: в городе броневики. Много… Говорят, строят баррикады. Приемник на столе пищал и трещал. Кто-то передавал издалека, что в Москве и стреляют. Путч.

Мое семейство собирается в дорогу. Доедут ли они до Ярославля? Да и вообще как все это обернется? Если каша заварится круто, то и мне дай Бог до дома доехать.

4

На другой день я продолжал заниматься опросом местных жителей. Но для очистки совести решил-таки к 12 часам подойти к остановке: не приедет ли Праздников?

О Боже! Археологи прибыли аж вдвоем! Мы поздоровались. Ничего не подозревающие об ожидавшем их испытании Владимир и Андрей пребывали в хорошем расположении духа. По начала лекции оставалось 3 часа 30 минут! В голове у меня быстро закрутились мысли и цифры: лекцию уже не отменить, если удастся выйти через 15 минут и пробыть столько же в урочище, то на дорогу пешком в один конец остается 1,5 часа и столько же на обратный путь. По грязи! Постоянно обходя лужи. С грузом эту дорогу мы одолевали за 2,5 часа. Сейчас мы без рюкзаков, но какая же скорость потребуется?

В двух словах я объяснил прибывшим ситуацию.

— Хорошо, идем скорей!

Мы бросились к гостинице. В 12.15 марафон начался. На бешеной скорости мы проскочили село. Вырвались на дорогу. Газу! Парадный костюм и резиновые сапоги. Через десять минут стало жарко — я снял пиджак. Сначала мы еще переговаривались, но потом все внимание было брошено на дорогу — быстрей! Деревья и кусты едва ползут по сторонам. Сорок минут бешеного ходу. Развилки все нет и нет. Я почти постоянно смотрю на часы. Стрелки вертятся слишком быстро. Скорей! Дорога все поворачивает и поворачивает, конца-края ей не видно. Ходу! Развилка. Грязь. Лужи. Еще быстрей, не успеваем. Господи, да неужели ж мы по этой дороге не раз ходили? Легкие и сердце работают во всю мочь. Ноги — еще быстрей. Сейчас будет поле. А его все нет и нет. Эх, тройка, птица-тройка. И какой же это из нас русский не любит быстрой езды? Неужели все трое? Да не тот ныне русак пошел. С сопением и топотом тройка вырвалась на простор. Вон она, избушка. Не до нее сейчас! Я швырнул пиджак под березу и потащил парней на осарки через кусты напрямую. 13.45. Пришли!

— Да-а. Поработали вы здесь.

Вид развороченных осарков произвел на Праздникова впечатление.

Да и сам я, выйдя к раскопам "с тылу", увидел все это в каком-то неожиданном свете. Десятки тонн выброшенной земли. Ямы раскопов с черной водой на дне. Вытоптанная поверхность.

— Сюда, — Я подошел к яме и стал спускаться, пролезая над жердями креплений. Черт возьми, воды в ямах прибыло! Я сбросил с настила ветви и стал снимать жердочки. Показалась постройка. Самый верх. Остальное находилось под водой.

— Как расположены бревна? — спросил Праздников.

Я показал руками, по памяти. Владимир склонился над раскопом. Глаза археолога впились в срезы почвы, цепляясь за слои, что-то прочитывая и выискивая. На несколько минут воцарилась полнейшая тишина. Незаметно я поглядывал на часы. Время шло. Обратно нужно выйти в 14 часов, а лучше бы на пять минут раньше. Ну что же он? Вон как в срезы вцепился — глаза колючие-преколючие. Наконец Владимир поднялся.

— А где шурф?

Я повел их к "кратеру". И здесь вода, в которую уже нападали листья. 14.00. Владимир снова застыл над раскопом. Я выбрался из шурфа. Время, время. Но пусть смотрит. За кустами, на тропинке, при входе на осарки со стороны избушки, виден "знак", установленный нами с Вихревым: тренога с приколоченной дощечкой, к которой привязан промасленный остатками подсолнечного масла лист бумаги с карандашным текстом "Дорогой друг! Ты находишься… история Руси… просим беречь". Вспомнилось лицо размалеванной красотки из автобуса: встопорщенные ноздри и брызги изо рта. Плевать такие хотели на Русь вместе с историей.

Ну что же, ведь уже 14.10. Все? Пошли! Выводы — после.

Мы включили скорость. Теперь я вырвался вперед и мчался, надеясь выиграть хоть минуту. Ноги — как шатуны. Изо всех сил, но медленно, очень медленно мы идем. Часы идут быстрее. Не успеть. Вопрос чести, можно сказать. Быстрей! Под кустом, мимо лужи. По грязи. Быстрей! Здесь посуше. Еще быстрей! Не успеть, ох не успеть. Скоро развилка. По той дороге иногда машины ходят. Вон мотор шумит. Проехала. В другую сторону. Вперед!

Мы не разговаривали. Пот лил градом. Да, вот это "экспедиция". У археологов таких еще не бывало. Поди, проклинают меня. Молчат ребята. Жмут. Из последних сил. А ведь не успеть, точно — не успеть. Господи, пошли нам машину! От такого бега ведь и сдохнуть можно. Вот мотор, кажется, гудит… Нет! Ртути надышался. С цианом и метаном. Поля по мозгу вдарили… Слуховые галлюцинации… Да нет же! Гудит мотор, приближается! Эй, стой! стой! Вот это да!

Мы забрались в кузов. На ходу стало прохладно. В 15.15 были в гостинице. Что там Праздников в раскопах увидел? До сих пор имею смутное представление. Глотнуть водички — да на лекцию…

В 15.30 — вопрос чести, сами понимаете, — все еще красные от бега, мы были в зале. Народ уже собрался.

5

— …Как ни странно, самые интересные наблюдения в урочище до сих пор нам доводилось делать лишь с первого раза. То есть когда мы не готовы, не знаем, чего ждать, чем это "что" мерить… Во время экспедиции № 1 стрелки компасов отклонились в пятницу более чем на 100 градусов — это весьма, весьма много. В последней экспедиции мы обкладывали осарки и компасами, и приборами каждую пятницу, но наблюдать аномалию не удалось больше ни разу… Гроза здесь оказалась ни при чем — в этом мы убедились. То же можно сказать и о наблюдениях непонятных предметов на озере — в последующие экспедиции мы плавали по нему много раз, но ничего подобного больше видеть не довелось.

Вероятность того, что значительная часть непонятного, аномального наблюдается не фактически, не вовне то есть, а внутри нашего сознания, как продукт галлюцинаций, возникающих в среде с "изломанными" характеристиками, весьма велика. Приборными методами зарегистрировано наличие электромагнитных полей, возникающих глубоко под землей по неизвестным пока причинам, обнаружены ртуть, метан — все это на уровне ПДК. Вероятно, сумма этих факторов и способна вызвать при определенных условиях "видения", образы которых задаются теми, кто в таком состоянии уже побывал. А ведь раньше здесь мог быть в избыточных количествах и угарный газ… Не исключена и возможность отравления тяжелыми металлами — с этим вопросом мы еще будем разбираться. Мы допускаем пока, что наблюдавшиеся нами случаи перестановки данных в записях, потерь людьми сознания, ощущения легкости, готовности "лететь" и как бы слабого опьянения, ощущение резкого прибавления груза, наблюдения таинственных "шариков", прыгавших по траве, а также странного "седьмого" — именно результат воздействия на человека суммы факторов, негативно отличающих данное место от других, "нормальных". Люди здесь могут заболеть, а могут, наоборот, как это мы не раз наблюдали, после пребывания на осарках испытывать прилив сил. Предварительные результаты медицинских исследований показывают, что состояние людей перед входом в зону и в ней разное.

Не исключено, что часть аномалий провоцируется наличием и "работой" Рыбинского водохранилища. Возможно, именно оно каким-то образом производит наблюдаемые здесь светящиеся шаровидные объекты, а также свечения, вызывает вибрацию почвы, появление электромагнитных полей… Нам сейчас сложно отделить современные АЯ от тех, которые нас интересуют — столетней давности. Но для того, чтобы научиться эти АЯ разделять, работу необходимо вести комплексно, стремясь узнать обо всем этом как можно больше и с разных сторон.

Имеется ряд наблюдений, которые пока не следует отметать как "случайные", поскольку их можно по определенным признакам объединить в одну группу. Это довольно многочисленные отказы фотоаппаратуры при съемках с фотовспышкой, случаи отключения телекамеры. Можно допустить, что для всех этих случаев должна быть и какая-то общая причина.

Часты также случаи засветки фотопленок. Вероятней всего, это случайность. Но пока не будем и здесь спешить с выводами.

Сейчас, после трех лет работы и десяти экспедиций, в которых нами отработано 140 человеко-дней, мы можем почти с уверенностью сказать: зона аномальна. Но для того, чтобы установить это более определенно, потребуется проведение сравнительных анализов и измерений здесь и на разных расстояниях от зоны. Район работы расширяется. А это значит, что работать здесь — годы.

Но место это необычайно интересное. Здесь имеются легенды, отыскать аналоги которым в других местах пока не удалось. Когда мы начинали работу, нам думалось, что эти легенды — либо фантазия, либо преднамеренная попытка ввести нас в заблуждение. Но сейчас мы знаем точно: непонятное здесь имеется. Довольно большая часть сообщений подтвердилась. Здешним жителям было от чего отталкиваться, рассказывая эти истории. Все ли такие рассказы имеют корни в реальной жизни? Вероятно, да. Вопрос лишь в том, насколько эти "корни" трансформировались, дойдя до нас. Каков в легендах процент истинности? Были ли отправные точки для их создания чисто наши, земные, или же действительно сто лет назад и Космос приложил к этому руку?

Как видите, пока здесь, на уровне легенд, мешанина из АЯ природных, техногенных и, предположительно, космических. Разобраться в этом сложно. Но можно.

Часто нас, аномальщиков, путают с уфологами. Уфологи пытаются изучать собственно НЛО, а мы, аномальщики, изучаем аномальные явления вообще, которые в мире всегда были и всегда будут. Уфолог может не знать науку об аномальном, он смотрит на мир как бы со стороны своих знаний об НЛО. Аномальщик смотрит на мир шире. Он старается в первую очередь объяснить увиденное причинами пусть и неизвестного пока, но естественного характера. При этом подразумевается, что гипотеза о возможном присутствии рядом с нами существ из других миров или их изделий имеет право на жизнь как вполне научная; аномальщик обязан знать уфологию. Таким образом аномальщик, пропуская имеющуюся об АЯ информацию через систему жестких фильтров, может рассчитывать получить на выходе, "выпавшими в осадок", как данные о природных АЯ, так и данные о пришельцах.

Что же сейчас мы, аномальщики, можем сказать об этом месте "с точки зрения уфологии"? Преобладающую часть странностей, как наблюдавшихся нами, так и тех, о которых нам рассказывали, можно объяснить наличием аномальных явлений, в том числе — и в сфере человеческой психики. Но все-таки имеется особая часть сообщении, пока еще не проверенных, для объяснения которых более всего подходит именно "пришельческая" версия. Сознавая большую значимость данных такого рода для всей человеческой культуры, мы, конечно же, не теряем надежду добыть факты, к которым эту версию можно было бы обоснованно применить.

Нам сильно повезло, что место, к которому все эти сообщения привязаны, случайно оказалось в закрытой зоне. Оно оказалось законсервированным и потому — нетронутым. Это облегчает нашу задачу. Таких зон, я думаю, погибло уже немало. Это можно сравнить с бездумным разрушением остатков древних городов: всего лишь один раз безответственно прикоснувшись к ним, мы уже никогда не получим первоначально имевшейся в них полноты информации об этих городах. Поэтому главнейшая задача — бережное отношение к исследуемому месту…

С каждым годом тайна, отстоящая от нас на целое столетие, отдаляется еще более. Чем дольше мы будем растягивать исследования — тем сложней будет нам все это понять: зона стареет и разрушается. Но, мы думаем, нами сейчас найдена возможность работать и бережно, и быстро. Комплексность исследовании — вот главное в такой работе. Мы уже начали копать И пока из того, к чему мы прикоснулись, не испорчено ничего. Даже для археологии. Мы не нашли пока того, что ищем, но и не утеряли ничего для других.

Нас часто спрашивают: почему вы видите то, чего не видим мы? Видите какие-то "тарелки", свечения… Действительно, взять хотя бы нас с вами. Мы работаем в одном месте, причем мы бываем здесь наездами, а вы здесь живете и работаете. Почему же вы, зная то, что вам должно знать, не замечаете "наших" АЯ? Оказывается, способность видеть — это вопрос профессиональной культуры. Допустим, вы — биолог, а я — геолог. Смогу ли я без вас узнать что-нибудь о состоянии биосреды, даже если мы с вами вместе идем через эту самую среду через лес? Мало что смогу. Но ведь, наверное, и вы не должны удивляться тому, что геолог, глядя на дорогу, по которой вы тысячу раз ходили, по каким-то внешним признакам, да хотя бы и по той же траве, но с помощью своих знаний, определит возможное строение земных недр и залежи полезных ископаемых. Можно ли выражать недоверие мнению геолога лишь потому, что он способен "видеть" в глубь земли на километры, а вы — нет?

Вы здесь занимались своим. У вас были свои цели и свои методики. Пришли мы: у нас и цели, и методики другие. Ведь никто из вас не работал теми приборами, что мы. Никто не искал того, что мы искали. И вот нами получены объективные данные. Оспаривать их нельзя. Да и зачем? Вы имеете одни данные, мы — другие, а вместе мы знаем об этом районе больше. Так что мы видим то, чего не видите вы, а вы — то, что не дано видеть нам. Наблюдения свечений, регистрация субъективных ощущений… Да, всему этому есть предел доверия. Но ведь ученые на протяжении сотен лет описывали увиденное, астрономы зарисовывали… Элемент субъективизма здесь тоже был, но тем не менее это научные данные. Так же и у нас…

Лекция подходила к концу. Я уже устал говорить, ведь пришлось много беседовать вчера, да и в начале марафона в урочище мы с археологами на ходу тоже делились новостями… Ноги гудели. Хотелось пить и есть. В волосах еще лазили лосиные клещи.

— Каковы результаты раскопок? — спросили из зала. — Подтверждается ли раскопками версия о падении в 1890-м году метеоритных тел?

Слово взял Владимир Праздников.

— Я был на осарках уже дважды. Сразу скажу, что столь больших шлаковых куч мне видеть не доводилось. А их здесь, говорят, сотни… Виденные мною фрагменты сопел, безусловно, позднего происхождения. Это либо конец XVIII века, либо даже первая половина ХIХ-го. О возрасте самой шлаковой кучи сказать пока конкретно ничего нельзя. Предоставленные нам для обследования в прошлом году фрагменты керамики — осколки сосудов — мы датировали одиннадцатым веком. Видно, что край венчика заглажен ножом, на внешней стороне сосуда — нагар. В глину добавлен песок. По другим фрагментам видно, что сырое изделие было заглажено изнутри пучком травы. Донце горшка ошлакованное. Внутри, видимо, хранилась известь. Сосуды изготовлены на гончарном круге.

Мы только что вернулись с раскопов. Скажу, что я поражен их глубиной: культурный слой обычно имеет толщину от десяти сантиметров и где-то до шестидесяти — я говорю здесь о том, с чем нам практически приходится сталкиваться во время раскопок. Конечно же, в старых оврагах, куда часто сбрасывали мусор, толщина культурного слоя может быть большой. Но здесь, на равнине, мощность культурного слоя отслеживается до глубины 2,5 метра, и где этот слой кончается — неизвестно пока. Конечно, это — не тот культурный слой, который можно встретить, скажем, на территории собственно городища. Совершенно ясно, что место, где работают аномальщики — свалка отходов железоплавильных производств и прочего. Но 2,5 метра — это много!.. Чтобы насыпать такой холм, требуется немало времени.

Теперь — вот по этому фрагменту. — Археолог показал привезенный мной черепок с цепочками ямок. — Это — образец так называемой ямочно-гребенчатой керамики. Сейчас точно не берусь сказать о его возрасте, но, вероятно, ему не менее 3500 лет, хотя вряд ли более 5000… Хотя этот фрагмент сосуда, вылепленного от руки, без гончарного круга, и был найден в нижних слоях шлака, я не рискнул бы утверждать, что холму — 3,5 тысячи лет. Люди на одних и тех же местах часто селились по нескольку раз. Приходили они обычно на берег реки или озера, выжигали лес, сеяли… Земля при таких способах пользования ею истощались быстро, выжигать лес требовалось часто. Как только лес в окрестностях селения оказывался сведенным на нет, люди переходили в другое место. Когда же здесь снова вырастали леса, люди, вновь облюбовав берег водоема, могли поселиться на этом месте еще раз… Поэтому данный фрагмент и те, что были обнаружены в прошлом году, непосредственно между собой могут быть и не связаны. Ну а если допустить, что найденный перед домиком каменный предмет действительно является обломком каменного топора или рубила (я пока находку еще не видел), то этой вещи может быть и 10 000 лет… Но вряд ли люди жили здесь постоянно на протяжении столь большого срока…

Для меня странным является и то, что, когда сто лет назад здесь с неба якобы что-то упало и на поверхность при этом были выброшены куски шлака, жители деревни подумали, что шлак получился вследствие падения этих тел на землю. Выходит, они не знали о существовавших здесь 150–200 лет назад железоплавильных производствах. Значит, это, последнее поселение — молодое? Здесь нужно разбираться. Люди могли просто забыть об истории села…

О происхождении ямы, получившей название "кратер", тоже пока определенно говорить рано. Она может быть чем угодно, мы с аномальщиками уже говорили об этом. Но если в прошлом году мы могли осмотреть эту яму лишь снаружи, то сейчас, из шурфа, можно видеть строение ее краев. Яма, вероятней всего, была каким-то образом сделана — по слоям видно, что почва из ямы вынималась. Конечно, сейчас опять же рано делать выводы. Их можно будет попытаться сделать, когда будет готов стратиграфический материал. Пока мы не в состоянии определить происхождение углубления. Раскопки еще только начаты, и дальнейшие работы могут дать ответ на этот вопрос.

По постройкам. Вскрыты они аккуратно. К сожалению, нижние части построек затоплены. Закончить их вскрытие под водой весьма трудно. Мы вряд ли станем этим заниматься. Но я думаю, аномальщики, если они сочтут необходимым углубить этот раскоп, смогут сделать это аккуратно. На нашу помощь и консультацию они могут рассчитывать.

6

Все трое мы прошли в лабораторию.

— Садитесь, пожалуйста, — Вячеслав Васильевич пододвинул нам стулья. — Вот ваши книги, спасибо. Спасибо и за лекцию — это необычайно интересно.

Знаете, если все это так серьезно — и то, что здесь, в книгах, написано, и то, о чем вы только что рассказывали, — вам надо работать! Это — новый виток знаний. Новые горизонты, на которые нам всем предстоит выйти. И то, что вы начали здесь, у нас, тоже необходимо продолжать. Теперь вы должны бить в одну точку. Бить, бить и бить! Поверьте мне: результат будет, в любом случае.

Мы ведь здесь, когда вы почти три года назад прислали нам письмо с просьбой разрешить проведение исследований, специально собирались и долго обсуждали предложение. Причем с необходимостью дать такое разрешение согласились очень быстро. Мы подумали: вот люди, желающие заняться работами, которые мы здесь вряд ли когда-нибудь будем проводить — пусть работают. Наибольшие споры вызвало другое — само направление ваших исследований. Это слишком необычно. Метеориты, аномальные явления, легенды. Увязать все это воедино. Найти разгадку. Вы знаете, в науке к результату можно идти десятилетиями — и не получить его. То, за что вы взялись — сложно, очень сложно. И мы обсуждая ваше предложение, опасались, не пойдет ли эта работа на дилетантском уровне. Но, как это теперь видно по степени разработанности новых подходов в аномалистике, по данным из специальной литературы, по тому, что для работы над вашей темой привлечено, как вы сказали, более двадцати различных организаций, по предварительным результатам ваших изысканий, уровень исследований хороший, высокий. А это значит, что новое вы не упустите, нужно лишь работать.

Вы говорите, что у вас недостаточно результатов? Помилуйте! За три-то года! Вы заинтересовали всех нас. В том, что вы рассказали о месте, где мы живем и работаем, много необычного, нового. Мы конечно же, будем всячески способствовать продолжению ваших исследований.

7

Тяжелый день подходил к концу. Втроем мы сидели в номере гостиницы, подкрепляя силы консервами, хлебом и чаем. Археологам завтра нужно было уезжать. Ноги у всех гудели. За окном паслись кобыла, конь и маленький жеребенок.

Жизнь продолжалась. Рождались жеребята, щенки, котята и люди. В государстве, которое как вот это солнце клонилось к закату. Где-то стреляли и стояли на баррикадах. Коммунисты, демократы, фашисты. Не так все все они делают. Нельзя созидать, разрушая. Есть История, единая и неразрывная. И, стало быть, во всех делах должна быть преемственность.

Вот мы все идем здесь по чьим-то следам. Крестьяне, рудознатцы, плавильщики, кузнецы, гончары, зеки. Гусев — сын последнего сельского кузнеца, на котором закончилась здесь, в этом месте, тысячелетняя история железоделания. Много же они железа добыли. В тяжком труде, поту и слезах. Держали на плечах Русь, мощь ее. Чего ради? Все ушли. А мы порушили содеянное ими… Горы шлака и черепков — вот и все…

Пришельцы?.. ШАР… Да, да, шар — вот чего ради я сюда приехал! Кому он нужен, этот шар?

Впервые я почувствовал себя загнанным зверем. Десять, ну от силы двадцать сообщений проверено. А осталось еще сто! И вырыть двести тонн земли и триста — зарыть. За зиму сделать устройство для ведения раскопок под водой. И на следующий год, и через год рваться к остаткам трубы, которая может быть чем угодно (или ее вообще может здесь не оказаться), шлепать грязь лопатой в ведра и выкачивать воду из раскопов. Господи, да ведь жизни на все это не хватит! Устал я, устал. И все мы устали. Как это безнадежно.

Еще до сегодняшнего дня ситуация зависела от нас: мы могли кончить исследования, если бы захотели. Не закончить, а кончить. Если бы захотели. Но мы не захотели этого. И я гнал всех и себя: быстрей, быстрей! И вот сегодня сожжены последние мосты для отступления: здесь впервые в открытую объявлено о легендах, наших планах и результатах.

Пути назад нет. Отныне мы просто обречены на труд. Вот крест. И осарки Голгофа наша.

Нет, хватит Вымотался. Деньги и продукты кончились. Взять их неоткуда. Где он, тот летчик, отец которого в 44-м видел шар? Как его найти? Где заночевать? Как вернуться домой? Как там мои — приедут ли… Завтра уеду с археологами… Из Руси забытой в Русь нынешнюю… Гибнущую. Но ведь возрождается же из пепла Феникс! Может, и ты, Русь, возродишься?.. Дашь испить из Чаши Надежды…

Ярославль, май — ноябрь 1991 г.