29

29

12 ноября <19>56

Дорогой Владимир Федорович!

Очень порадовало меня Ваше письмо — и тем, что моя статья пришлась Вам по душе, и разными другими высказываниями, в частности о том, что Вы чувствуете необходимость совместного реагирования на «неприличные выходки». Этих последних — увы! — достаточно. Дело не водном только Померанцеве (Терапиано вообще меньшее зло). Вы, наверное, читали в «Н<овом> р<усском> с<лове>» совершенно бессмысленные словоизвержения «пушкиниста», «литературоведа» и «профессора» Гофмана[155], а в «Посеве» словесные упражнения какого-то Берлогина[156] (особенно характерна его рецензия о «Гранях»)? Не в том, конечно, дело, чтобы открывать огонь по каждому из этих джентльменов, а в том, чтобы среди литературных критиков появился и утвердился бы наконец такой, к которому хотя бы писатели-новоэмигранты чувствовали уважение и доверие. Вы, что называется, предопределены судьбой для этой роли, и, на мой взгляд, будет большой утратой для всей эмигрантской литературы, если Вы не займете в ней это место. Не нужно Вам непременно (хотя и это меня лично порадовало бы) включаться в сегодняшний, начатый мною, спор о критике, но важно «войти» вообще в эмигрантскую критику и занять там прочное место (оно Вам заранее обеспечено). Это, я уверен, явилось бы важным фактором в литерат<урной> жизни эмиграции. От души приветствую поэтому Ваше намерение написать о Моршене.

Мне придется еще, вероятно, выступить в «Н<овом> р<усском> с<лове>» с заключительным словом[157]. Я, впрочем, никак не любитель подобных стычек, и если решился на первую мою статью, то только потому, что меня вывел из терпения Померанцев, и, как говорят немцы, es wurde mir zu bunt[158]. Я полагаю, что с систематическим проявлением глупости и наглости в печати надо все-таки бороться, иначе они распускаются столь махрово, что задыхаешься. Что я теперь себе по гроб жизни (и даже после сего) нажил злейших врагов — несомненно. Любопытно, что Терапиано, писавший несколько месяцев тому назад в своей рецензии о моем «Спутнике», что этот сборник «на уровне предыдущих двух», ныне, в своем ответе на мою статью, говорит о поэтах (подразумевая, конечно, меня), у которых «вторая книга хуже первой, а третья — хуже их обоих». А сколько моих высказываний и Т<ерапиано> и П<омеранцев> просто исказили в своем ответе! Против поэтов-парижан я выступать и не думал, а «хулой на поэзию» назвал никак не стихи Г. Иванова (как уверяет П<омеранцев>), а лишь некоторые его о ней высказывания. Но я, само собой разумеется, знал, на что я иду и чем «рискую», т<ак> ч<то> все это меня ничуть не смущает. Из писем литерат<урных> друзей и знакомых я вижу, что все они со мной согласны. Какому-то общему настроению я моей статьей послужил, а значит, и достиг какой-то цели.

Жму руку. Искренне Ваш Д.Кленовский