32

32

15 авг<уста 19>57 г.

Дорогой Владимир Федорович!

Получил В<аше> письмо. Сердечно радуюсь Вашему превращению из учащегося в учащего и желаю Вам на этом поприще успеха, в котором не сомневаюсь. Хотелось бы только, чтобы Вы не расстались с музами, на худой конец хотя бы с тою из них, безымянной и зубастой, которая обслуживает цех литературных критиков.

Рад был, очень рад был узнать, что «Гурилевские романсы» выйдут книгой[166], пожалел, однако, что Вы связались с «Рифмой». Она, во-первых, ограничивает авторов размерами книги, в результате чего Ваша «Лада» останется пока что ненапечатанной. Во-вторых, тираж «Рифмы» крайне мал (200 экз., из коих около сотни Вы сами разошлете). В-третьих, у диктатора «Рифмы» Сергея Маковского есть тенденция править авторов (надеюсь, что Вы на это не пойдете!). В свое время он требовал от Блока исправления стихов, принятых «Аполлоном», предлагая свои варианты, на что Блок не согласился. 2 года тому назад С. М<аковский> предложил мне издать в «Рифме» моего «Неулов<имого> спутника», но меня не устраивал ни размер, ни формат, ни тираж, и я отказался, тем более что С. М<аковский> предъявил еще и свои редакторские права на отбор стихов для книги. Я издал книгу самостоятельно, ни от кого не завися, и уже через год расплатился со всеми долгами по ее изданию. И Вы могли бы сделать то же самое, раздобыв на время деньги. В мюнхенской типографии Вам напечатали бы обе поэмы тиражом в 400 экз. за 150 долларов. Моя техническая помощь при этом обеспечена. Затем еще одно: за услугу быть бесплатно напечатанным в «Рифме» надо всегда расплачиваться, так сказать, «натурой», т. е. хвалебными рецензиями об Ирине Яссен и Сергее Маковском (так делали Ю. Трубецкой, Терапиано и др.). Маковский на этот счет большой мастак! Еще до моего отказа печататься в «Рифме» он успел выудить у меня рецензию (вполне, впрочем, искреннюю) о своих «Портретах» для «Опытов»[167] и воспользовался моими услугами по корректуре и верстке своей книги стихов, печатавшейся в Мюнхене. Вы и не заметите, как он Вас обойдет! Использовать других в своих интересах он умеет как никто! Ирина Яссен передоверила ему все издательство, но если нужно отказать — он умеет кивнуть на нее и сказать, что сам он-де человек маленький. Выход в «Рифме» книг Гингера[168] и Мамченко[169] он объяснил мне в письме настойчивым желанием Яссен, против которого он-де ничего не мог поделать, хотя слепому ясно, что это все та же линия парижского кумовства. Издание В<ашей> книги — прорыв на этом фронте, что очень меня радует (я ведь в статье в «Н<овом> р<усском> с<лове>» против парижской линии «Рифмы» протестовал, и, возможно, не без пользы). Кстати: почему Вы так считаетесь с Парижем («“Гурил<евские> романсы” парижанам нравятся, а вторую поэму там приняли кисло. Маковскому она не нравится» — из В<ашего> письма)? Разве Вы не видите, что и Адамович и Терапиано и ругают и хвалят не по заслугам? Ярчайший тому пример — статья о Марине Цветаевой[170]. А консервативность во вкусах С. М<аковского> вне сомнения.

Кто такой Болыпухин — не знаю. Печатается он очень редко, и немногие его статьи были посвящены прославлению, довольно неумеренному, отдельных поэтов. Такова была его статья о Юр. Трубецком в «Н<овом> р<усском> с<лове>» лет 5 тому назад[171], статья чрезмерно восторженная и в стиле своем какая-то пошловатая. Трубецкой трактовался в ней как общепризнанная знаменитость. Я даже подумал тогда, что это он сам о себе написал и что Большухин — псевдоним. Но после этого я встречал эту фамилию в мюнхенском «Современнике» и, по-видимому, ошибся (хотя Трубецкой был бы на это способен, ибо карьерист он, каких мало). Так или иначе, у меня составилось впечатление, что Большухин пишет только о друзьях и приятелях. Живет он, по всей видимости, в Мюнхене. Там же живет уже 4 года, работая на радиостанции «Освобождение», и Чиннов. Отсюда, вероятно, и статья. Впрочем, Чиннов похвалы заслуживает (я очень люблю его стихи), хотя быть прославленным дважды в одной газете, пожалуй, немножко чересчур (да еще без всякого внешнего повода) — но это уж «вина» редакции, печатающей все, что пришлют. Так или иначе, Большухин представляется мне рецензентом по кумовству или, в лучшем случае, по дружбе. Поскольку, кроме того, я знаком с его манерой письма — я его похвале не порадовался бы. Рецензия Струве о моих стихах[172] мне понравилась своей деловитостью, спокойствием, вдумчивостью, редким для рецензента знанием рецензируемых стихов. Есть в ней, правда, некоторый академический холодок, но, пожалуй, он лучше болтливых восторгов. Кстати, завтра Глеб Струве приезжает ко мне на неделю. Жить будет в гостинице, т. к. у нас всего одна, да и та небольшая, комната, но целые дни проводить у нас[173]. Предупредили о своем посещении и Ржевские, проводящие лето на озере под Мюнхеном.

Читаете ли Вы парижскую «Рус<скую> мысль»? Там недавно была рецензия Терапиано о книге стихов Мамченко, начинающаяся так:

«В последнее время, как, м. б., заметили многие, наши критики стали высказываться о стихах с некоторой “опаской”. Еще бы! Прежде ведь критики писали об авторах, а теперь авторы пишут о критиках. Поэтому для того, чтобы разобрать какую-нибудь книжку стихов (да еще, не дай Бог, “не парижского” поэта) или просто высказаться по поводу стихотворений, напечатанных в журнале, нужно запастись мужеством, точнее, безразличием к имеющим последовать “репрессиям”».

Прочел с удовольствием! Выходит, что помогла все-таки моя наука, если пишет «с опаской»! Даже сам в этом сознался! Пусть и пишет именно с опаской, т. е. с чувством большей ответственности за свои высказывания.

Жму руку и желаю всяческих удач! Жаль, что не ответили Адамовичу (о Цветаевой)[174]… Я себе этой роскоши позволить не могу, довольно у меня и так завелось смертных врагов среди литерат<урных> критиков! Искренне Ваш

Д. Кленовский