НИКОЛАЙ ДАЛЕКИЙ «ШКВАЛ»

НИКОЛАЙ ДАЛЕКИЙ

«ШКВАЛ»

Вечером 31 марта 1945 года четыре транспортных самолета поднялись с аэродрома и взяли курс на Прагу. Диверсионно-разведывательная группа «Шквал» — восемнадцать человек — вылетела на задание. На первом и втором самолетах находились люди, остальные были загружены «багажом».

Командир группы Николай Иванович Григорьев летел в головном самолете. Было темно. Все сидели молча. Командир знал, о чем думают его товарищи, так как и сам он думал о том же, в тылу врага их ждут всевозможные опасности. Там, на земле, многое, если не все, будет зависеть от их воли, выносливости, сообразительности, смелости. В самолете, на первом этапе выполнения задания, их судьба полностью зависела от искусства летчиков.

Удастся ли им пересечь линию фронта? Сбросят ли группу точно в то место, где она должна обосноваться? Эти два вопроса тревожили каждого. Все остальное казалось менее важным.

Линия фронта обозначилась дрожащими, точно зарницы, отсветами, а когда подлетели ближе — густыми вспышками огней. Была красивой эта беспорядочная «иллюминация», и казалось, что люди там внизу, на земле, не воюют, а празднуют.

«Неужели будут замечены в черном небе наши самолеты, идущие с потушенными бортовыми огнями?» — подумал Григорьев и тут же увидел, как почти одновременно темноту прорезали три расширяющихся кверху голубых столба. Они быстро зашарили в небе, и вдруг в окно ворвался ослепительный свет и стали видны сгорбившиеся фигуры десантников с напряженными лицами. Самолет сильно накренился, вырвался из луча, но через две-три секунды его уловил луч второго прожектора. И началось метание вверх-вниз, в стороны, от которого захватывало дух, сжималось сердце.

Пилот маневрировал, стараясь увернуться от лучей прожекторов. Самолет то попадал в полосу беспощадно яркого света, то нырял в спасительную темноту. Били немецкие зенитки. Григорьев припал к окошечку. Страшно было смотреть на близкие разрывы снарядов, на покачивающиеся голубые столбы лучей, на тянувшиеся вверх нити трассирующих пуль. Томительные секунды, минуты… Самолет движется немыслимыми зигзагами, стараясь вырваться из паутины смерти, упрямо идет вперед.

Казалось, этому не будет конца. Земля, искрящаяся вспышками, медленно уходила назад. Разрывы стали реже, лучи прожекторов наклонились вслед самолету и начали гаснуть один за другим. Кромешная тьма. Самолет перестало бросать из стороны в сторону. Из кабины летчиков вышел бортмеханик, бодро крикнул:

— Поздравляю, товарищи! Пронесло!

— Как остальные самолеты? — спросил Григорьев.

— Порядок, идут за нами.

Теперь, когда линия фронта осталась позади, все мысли сосредоточились на предстоящей выгрузке. Летчики были опытными, не раз выполняли такие трудные задания, но ведь всегда могут возникнуть непредвиденные осложнения. Не так-то легко сориентироваться ночью на незнакомой местности. Стоит немного отклониться от курса, перелететь или недолететь, и группа с первых же минут после приземления может оказаться в очень тяжелых условиях.

«Главное, чтобы никто не замешкался в самолете, и все спрыгнули своевременно», — думал Григорьев. Ему невольно вспомнился один случай. В тыл к немцам полетели два наших разведчика. Тот, кому пришлось прыгать вторым, задержался в самолете, проверяя подгонку снаряжения. Его отнесло на семь километров, и разведчики потеряли много времени, разыскивая друг друга.

Маленький отряд Григорьева состоял из хорошо проверенных и обученных людей. Среди них были представители семи национальностей — украинцы, русские, татарин, азербайджанец, поляк, немец и испанец. Все они имели за плечами немалый боевой опыт и зарекомендовали себя как храбрые, находчивые партизаны, подпольщики, разведчики. Так, например, Исмаил Емелдинов, татарин по национальности, испытал муки фашистского плена, бежал из лагеря и затем командовал созданным им партизанским отрядом. Комсомолец Василий Власюк начал партизанить в одиночку, а затем, попав в отряд, прославился как бесстрашный минер. На счету у него было несколько десятков подорванных эшелонов. Медсестра Зоя Васина сумела выскочить из вагона, когда ее вместе с другими девушками везли на немецкую каторгу. Она нашла польских патриотов и отличилась храбростью, участвуя вместе с ними в боевых операциях против гитлеровцев.

Григорьев подумал о том, как удивительно изменила война судьбы многих людей, открыла в них неведомые им самим качества. Он, например, полагал, что будет авиатором. Работая на кузбасской шахте маркшейдером, закончил школу летчиков при аэроклубе, сделал два прыжка с парашютом. Казалось бы, прямая дорога в авиацию. Но перед погрузкой в воинский эшелон вдруг вызвали двоих — его и еще одного лейтенанта: «Пойдете в школу чекистов».

Учиться в школе не пришлось, послали сразу на фронт под Орел, там-то он и учился ловить шпионов, засылать в тыл врага своих разведчиков. Там он понял, на какое геройство способны простые советские люди — женщины, старики, подростки, те, кого гитлеровцы менее всего могли заподозрить.

Они подрывали поезда, вели разведку, гибли в бою и фашистских застенках. Многие из них, выполнив задание, встретили своих в освобожденном разбитом Орле.

Григорьев вспомнил одну из таких встреч.

На площади города среди дымящихся руин женщина, жена советского командира, рыдала у него на плече. Несколько месяцев она со своим отцом, семидесятилетним стариком, «работала» на немцев, передавала советскому командованию важную информацию о силах противника.

— Ну, ну, все кончено, все страхи позади, — сказал Григорьев, стараясь успокоить разведчицу.

— Разве в этом дело, товарищ лейтенант? Тяжело, когда свои люди считают тебя предательницей.

Да, многих посылал он в тыл врага. Сейчас полетел сам…

Снова вышел бортмеханик.

— Минут через восемь будем над местом высадки.

Славные ребята, эти летчики. Один оказался земляком. До войны был артистом кузнецкого театра. Николай Иванович несколько раз видел его на сцене. Теперь бывший актер вел головную машину.

Внизу что-то блеснуло. Наверное, речка.

— Приготовиться!

Выстроились лицом к двери, друг другу в затылок. Впереди стоял командир, он должен был прыгать первым. За ним — Зоя.

Дверь открыли.

— Счастливо, товарищи!

Григорьев оторвался от самолета. Он падал лицом к земле, ощущая тугое сопротивление воздуха, отсчитывая секунды. О, эти семь томительных секунд! И еще одна, самая ужасная, после того, как дернул кольцо, — ведь парашют может и не раскрыться. Бывали случаи…

Рывок! Порядок. Посмотрел вверх — невдалеке белеет смутным пятном второй купол. Поднес к глазам руку, стрелки на светящемся циферблате показывали 23.30. Пока все идет нормально…

*

Постовой, зажав между коленями карабин, сидел на ступеньках у входа в полицейский участок. Это был пожилой чех, страж закона и порядка, уже успевший с тех пор, как гитлеровцы оккупировали Чехословакию, не раз проклясть и закон, и порядок, и свою собачью службу. В самом деле, всю жизнь добросовестнейшим образом выполняя обязанности рядового полицейского, он никого не оговорил понапрасну, не брал взяток, не подличал, а когда дело идет к старости, совершенно неизвестно, кто будет платить ему пенсию. И еще вопрос — будут ли платить вообще? Не исключено, что всех, кто остался служить при гитлеровцах, посадят в тюрьму. Возьмут, так сказать, на полное государственное обеспечение. Узнаешь вкус тюремной похлебки…

Мысли полицейского оборвал шум, похожий на шелест листвы при внезапном порыве ветра. Он торопливо вскочил на ноги. Что-то большое, круглое, белое опускалось на него с неба. Он успел увернуться. Удар о землю, треск забора. Перед самым участком оседало, пузырясь, белое полотнище.

Полицейский осенил себя крестным знамением, тронул полотнище. Мягкая шелковая ткань скользила между пальцами — парашют. Полицейский нашел стропы и, перебирая их, добрался до хорошо увязанного тяжелого тюка. Он вспомнил, что несколько минут назад слышал гул пролетавшего самолета. Слышал, но не придал этому никакого значения — мало ли сейчас днем и ночью летает самолетов! Теперь, глядя на тюк, он догадался, чьи самолеты пролетели над лесом, находящемся вблизи Праги. И нужно же было этому тюку свалиться именно сюда. Чертыхаясь, полицейский пошел будить дежурного. Унтер-офицер, выслушав рапорт, недовольно хмыкая, долго осматривал тюк, стараясь не подходить к нему близко.

— Черт знает что! А может быть, это немецкий? Сходи-ка ты к начальнику… Пусть он решает.

Поднятый с постели, начальник явился только через час. Он не спешил и всю дорогу ругался, кляня самолеты и таинственные «подарки» с неба. Громкие, раздраженные комментарии начальника разбудили людей, живших по соседству с участком.

Наконец он направился в дежурную комнату, уселся рядом; с телефоном, закурил и грозно оглядел подчиненных.

— Когда вы заметили эту чертову штуку?

— В полночь.

— Почему не сообщили мне немедленно? Сейчас начало третьего.

— Я сразу же… — начал было дежурный, но начальник оборвал его.

— Сразу же, сразу… Дрыхнете здесь, а мне отвечать. Что прикажете говорить немцам? Что мои люди спали, обнаружили русский парашют с грузом только через три часа после того, как он свалился на их головы? Так, что ли?

— Мы были взволнованы и не посмотрели на часы…

— Всегда вы меня подводите, — начальник с отвращением посмотрел на телефон. — Теперь не оберешься неприятностей. Не могли тихонько оттащить эту штуку куда-нибудь в лес…

Дежурные полицейские растерянно переглянулись. Ну, как им не пришла в голову такая великолепная идея?

— Сейчас поздно… — хмуро сказал начальник. — Разбудили соседей, полдеревни знает. Нужно звонить…

Но звонить он не стал, а повел подчиненных на опушку.

— Запомните это место. Ясно?

Когда вернулись в участок, начальник выкурил еще одну сигарету, взглянул на часы и ленивым жестом взял трубку.

— Господин гауптштурмфюрер? Извините, что разбудил. Срочно сообщаю: только что мы обнаружили парашют с грузом. Да. Мы нашли его за деревней, у леса. Да. Сейчас он находится в нашем дворе. Слушаюсь!

Начальник опустил трубку.

— Слышали? Только что обнаружили… И если кто-нибудь из вас проговорится… Ясно? А сейчас подымайте по тревоге остальных полицейских. Чтобы до появления гауптштурмфюрера все были на месте.

*

Приземление было неудачным. Купол парашюта накрыл верх могучего дуба, росшего на склоне холма. Григорьев повис в воздухе. Все попытки подтянуться к стволу дерева или обломать ветвь, сорвать с нее парашют ни к чему не привели. Он начал резать стропы. Другого выхода не было. Последний строп лопнул под ножом… Падал как в бездну. Наконец сильный удар о землю, снопы искр в глазах. Григорьев, закусив губу, чтобы сдержать стон, поднялся, ощупал себя. Цел, только ушибся.

Первая и самая ответственная задача — собрать людей и багаж. Николай Иванович сориентировался по компасу и побрел по темному лесу в западном направлении, тихо окликая товарищей. Вскоре отозвались Ойцев и Васина.

Начал брезжить рассвет. С Григорьевым было уже семь человек. Двое из них во время полета находились во втором самолете.

А «багаж»? Двадцать пять мешков с боеприпасами, взрывчаткой, продовольствием, медикаментами, запасными батареями к рации. Все это нужно было найти и немедленно спрятать.

В лесу, на холме, стояла высокая деревянная пожарная вышка. Григорьев поднялся и увидел в бинокль парашюты, повисшие на деревьях. Словно белые гигантские ромашки расцвели над темным лесом… Командир отряда быстро набросал на листе из блокнота схему расположения парашютов и, разбив людей на три группы, отправился на поиски остальных десантников и груза.

Вскоре он увидел на лесной дороге три фигуры. Навстречу ему шли мужчина и два мальчика. Это были местные жители, Григорьев вышел на дорогу.

— Кто вы?

— Лесник, — ответил мужчина по-чешски. — Это мои сыновья.

…Первая встреча с чехами. Лесник рассказал, что один парашют с грузом шлепнулся прямо во двор полицейского участка, вызвав немалый переполох. Лесник услышал об этом, смекнул в чем дело, и тотчас же отправился искать русских парашютистов.

Помощь первого чешского добровольца была как нельзя более кстати. Он указал, где и на каком расстоянии находятся окрестные села, городки, показал на карте место нахождения отряда. Столица Чехословакии — Прага — находилась отсюда в пятнадцати километрах.

В то же утро лесник оказал еще одну неоценимую услугу русским парашютистам. Лес, в котором они оказались, пересекался множеством дорог и троп, тянувшихся к населенным пунктам. Местность здесь была холмистой, встречались густые заросли. Все же находиться долго в одном и том же месте было рискованно. Но как определить, с какой стороны следует ожидать опасность? Лесник понял Григорьева…

— Прячьте парашюты, — сказал он, — я расставлю хлопцев, чтобы они наблюдали, а сам сяду на велосипед, объеду вокруг (я ведь должен объезжать свой участок), погляжу, не появились ли немцы, и сейчас же дам вам знать.

Часа через три все парашюты с грузом, за исключением того, что упал во двор полицейского участка, были найдены и спрятаны. За это время к отряду присоединилось еще шесть парашютистов. Не хватало четверых. Не исключено, что с ними произошло какое-нибудь несчастье… Товарищей нужно было найти во что бы то ни стало и как можно скорее. Григорьев оставил при себе несколько бойцов, остальных послал на поиски. Сам командир направился к тому месту, куда должен был прибыть после разведки лесник. Там, замаскировавшись среди камней, дежурил боец.

Ждать чеха пришлось недолго. Он приехал на велосипеде по узкой тропинке. По раскрасневшемуся, встревоженному лицу лесника катился пот.

— К полицейскому участку начали прибывать машины с немецкими солдатами.

Этого следовало ожидать. Полицейские, обнаружив парашют с грузом, боялись сунуть нос в лес, но, конечно, сообщили о происшествии гитлеровцам. Григорьев сердечно поблагодарил лесника, условился, где они встретятся вечером, и пошел к месту сбора группы.

Тут его ждала радостная весть — нашлись Власюк и Емелдинов. При приземлении Исмаил угодил на камни и повредил ногу. Власюк не оставил товарища в беде и на плечах тащил его по лесу, пока не наткнулся на своих. Емелдинову уже сделали перевязку, положили на самодельные носилки.

Вскоре вся группа собралась и двинулась дальше.

*

Рота гитлеровцев полдня старательно прочесывала лес, но никого и ничего не нашла. Группа быстро отходила в западном направлении. Мимо пробегали дикие козули, испуганные автоматными очередями, которыми солдаты фюрера щедро осыпали подозрительные кусты.

Так началась продолжавшаяся более месяца игра в «кошки-мышки». Почти каждый день гитлеровцы устраивали облавы на горсточку советских разведчиков, но те, предупрежденные друзьями из чешского населения, уходили от карателей или незаметно продвигались вслед за ними. Принять открытый бой с врагом означало пойти на самоуничтожение. Поэтому отряд все время, за исключением трех-четырех часов, отведенных на сон, был в движении.

Вскоре гитлеровцы на своей шкуре почувствовали удары неуловимых разведчиков. Один за другим были взорваны два эшелона с живой силой и боевой техникой врага. Несколько десятков гитлеровских солдат и офицеров были уничтожены из засады. При этом группа не потеряла ни одного человека. Собственно, она, пополнившись добровольцами — чехами, превратилась в небольшой, но хорошо организованный отряд, который не только совершал диверсии, но и вел широкую разведывательную работу, добывая важные военные и экономические сведения о вражеской группировке, находящейся в районе Праги. Рация работала каждый день, и каждый день на Большую землю шли шифрованные донесения.

Советские разведчики действовали смело и дерзко. Григорьев, оценивая сложившуюся обстановку, понимал, что как бы отряд ни досаждал гитлеровцам, они уже не в состоянии выделить достаточные силы для того, чтобы окружить и прочистить лес. Для этого потребовались бы полки, но они нужны были на Восточном фронте. Что касается мелких отрядов карателей силами в одну-две роты, ежедневно посылаемых на розыски неуловимых русских парашютистов, то они не были страшны. Группа уходила от преследования, путала свои следы и снова устраивала засады. Она умело выполняла главное правило партизанской тактики: не обороняться, а нападать.

Одной из важных задач для группы «Шквал» были диверсии на железной дороге. Лес пересекала двухколейная магистраль, от которой шли ответвления на Пльзень, Пшибрам, Бероун. По ней в Прагу и обратно мчались поезда с войсками, техникой, награбленным имуществом.

Нужно было во что бы то ни стало закупорить эту дорогу. Взрывчатки было мало, и расходовать ее приходилось очень экономно. Вначале Григорьев полагал, что несколько пущенных под откос эшелонов создадут надежную пробку на дороге. Однако специальные технические команды гитлеровцев довольно быстро научились расчищать пути, и через сутки-другие движение на дороге возобновлялось. Тогда командир поставил перед подрывниками задачу: одним ударом надолго вывести магистраль из строя.

Самым подходящим местом для такой диверсии был железнодорожный мост через реку Бероунку длиною в 250 метров. Он находился невдалеке от Праги и усиленно охранялся. Охрана, конечно, была предупреждена, что вблизи действуют советские диверсанты. Поэтому она несла службу особенно бдительно.

Риск был велик, операция могла окончиться неудачей. И все же минеры Исмаил Емелдинов, Василий Власюк и Петр Ойцев единодушно подтвердили, что лучшего объекта для диверсии не найти.

Решено было попытаться взорвать мост. Это труднейшее задание должна была выполнить группа из десяти человек, которой руководил Исмаил.

Обстоятельства складывались не в пользу советских минеров: времени для тщательной подготовки и разведки у них не было, а погода, как на зло, установилась хорошая, безветренная. Ночью на небе то и дело выглядывала из-за реденьких туч луна. Тем не менее откладывать операцию до лучших времен командир не собирался.

Емелдинов с минерами сделал все за одну ночь. Еще днем он получил от друзей-чехов технический эскиз моста, схематическую карту расположения постов, проволочных заграждений, караульного помещения, а также график смены караула. С наступлением темноты группа произвела разведку на месте. После обсуждения различных вариантов пришли к выводу, что прежде всего необходимо попытаться незаметно и бесшумно снять часового, пост которого находился на левом берегу. Убрать часового вызвался Василий Власюк.

Выждали, пока будет произведена смена караула. На посту появился новый часовой и начал прохаживаться взад-вперед.

К этому месту и подполз Власюк.

Емелдинов со своей группой находился метрах в семидесяти от полотна железной дороги. Припав к земле, подрывники следили за товарищем, который медленно и бесшумно продвигался вперед среди кустиков травы и небольших камней. Хорошо была видна им и фигура часового, движущегося точно маятник — тридцать шагов в одну сторону, тридцать — в другую.

Василий был уже близко у цели. Ему оставалось проползти всего пять-шесть метров — преодолеть неглубокую, тянувшуюся вдоль полотна выемку и взобраться на невысокую насыпь, к росшему там небольшому кусту. Добравшись к выемке, Власюк замер, ожидая, когда из-за колючей изгороди появится часовой. Внезапно потемнело — луна спряталась за плотной тучкою. Едва различимая фигура часового появилась у куста и медленно двинулась назад. Казалось бы, все происходило, как и предполагалось. Василий дополз до насыпи. Вдруг у столбов с колючей проволокой появился часовой, неизвестно почему вернувшийся назад. В этот момент минер находился внизу у полотна и не видел часового. Он полагал, что «маятник» все еще движется в другую сторону, удаляется от него. И Власюк вплотную придвинулся к кусту.

Товарищи минера затаили дыхание. Луна, как на грех, начала выползать из-за тучи, заливая землю своим сиянием.

— Часового на мушку. Приготовиться, — прошептал Емелдинов.

Нужно было открывать стрельбу по солдату, спасать товарища. Это означало, что операция по взрыву моста сорвалась.

К счастью, Власюк услышал шаги часового и замер. Вдруг у него под ногой шевельнулся какой-то камушек, зашуршал, скатываясь вниз.

— Хальт! — крикнул часовой, вскидывая автомат.

Но не выстрелил. Гитлеровский солдат, видимо, не мог поверить, что кто-нибудь решится ползти к нему, когда кругом светло. Он поднял камень и на всякий случай швырнул его в куст. Камень оцарапал щеку Власюка, но минер не проронил ни звука. Он лежал, прижавшись телом к насыпи, сжимая в руке пистолет. Куст отбрасывал на него густую тень.

От попытки бесшумно снять часового пришлось отказаться, но Власюк не был обескуражен неудачей. Вернувшись к своим, он предложил новый план. По этому плану предполагалось проникнуть к мосту по воде.

Центральная ферма моста опиралась на два железобетонных быка. Посты часовых находились над этими подпорами. К одной из них и хотел пробраться Власюк. Емелдинов одобрил план минера. На помощь Власюку он выделил Петра Ойцева, Сергея Мишуру, Аслана Ибазова.

Притащив к речке найденную во дворе крестьянской усадьбы длинную лестницу, минеры положили на нее водонепроницаемые пакеты со взрывчаткой и, выждав подходящий момент, поплыли рядом с импровизированным плотом к мосту. Остальные засели на берегу, чтобы при необходимости прикрыть товарищей огнем.

Чтобы понять, на какой риск шел Власюк со своими боевыми друзьями, нужно представить обстановку той весенней ночи. Тишина. Слышен плеск воды на каменном перекате. Свет луны проникает сквозь редкие тучи. Фигуру человека, если он движется, можно различить на расстоянии ста метров.

Несомненно, часовой еще издали мог бы заметить на воде странный длинный предмет, плывущий к мосту, И если бы он внимательно присмотрелся, то наверняка заметил бы головы плывущих людей и немедленно поднял бы тревогу.

Однако часовой ничего не увидел и не услышал. И вовсе не потому, что был недостаточно бдителен. Власюк учитывал психологический момент. Он со своими товарищами оттолкнул от берега лестницу-плот только когда послышался шум приближающегося эшелона. Минер знал, что с этой минуты внимание часового будет приковано к эшелону. Он рассчитал точно: когда паровоз, роняя искры, влетел на мост — лестница подплыла к быку. Гудел, стонал мост под тяжестью вагонов, ритмично грохотали колеса на стыках. Часовой глядел на мелькающие вагоны, а в это время подрывники, стоящие на приставленной к быку лестнице, подавали Власюку пакеты со взрывчаткой, которую он укладывал под цилиндр-шарнир, державший фермы моста. Поднимая голову, минер видел над собой часового, стоящего на деревянном настиле.

…Укладывались последние пакеты. Поезд прошел, но грохот еще стоял в ушах часового. В распоряжении Власюка еще несколько секунд. Взрыватели вложены. Готово! Теперь нужно притаиться и ждать следующего поезда.

Медленно течет время, и громко стучат в груди сердца: «Как бы не случилось чего в последний момент…» Но вот послышался далекий ритмичный стук колес. Власюк раздавил пальцами стеклянные стержни в химических карандашах-взрывателях, вставил их в гнезда и спустился вниз, Как только следующий поезд загремел по мосту, минеры сбросили лестницу в воду и поплыли к берегу.

Ровно через двадцать минут раздался взрыв. В это время минеры были уже в безопасном месте.

Утром на разведку к мосту был послан местный житель-чех, работающий на железной дороге путевым мастером и знающий немецкий язык. Его возвращения ждали с большим нетерпением: взрыв состоялся, но никто из минеров не мог с уверенностью сказать, насколько серьезно поврежден мост.

Путевой мастер сообщил, что на место диверсии прибыла комиссия, состоящая из немецких военных инженеров во главе с полковником. Она пришла к выводу, что для восстановления моста потребуется не менее двадцати дней.

Так «Шквал» пронесся лунной ночью над рекой Бероункой, оборвав важную линию коммуникаций гитлеровцев.

Немцы довольно энергично взялись за восстановление моста. Ремонтные работы велись круглосуточно. Пользоваться этим мостом им уже не пришлось. Опоздали. В Прагу на помощь восставшим чехам прибыли советские танкисты.

Группа оправдала свое название. Она была невелика, но наши разведчики сумели найти на чешской земле много верных друзей, которые бескорыстно помогали им и мужественно сражались плечом к плечу против общего врага. На боевом счету у группы — поврежденный мост на важной магистрали, взорванные эшелоны, 269 убитых и раненых, 208 взятых в плен вражеских солдат и офицеров. Все это сделано за сорок дней — последних дней войны, когда враг, чувствуя свою близкую гибель, сражался особенно фанатично и жестоко. Сорок дней непрерывного физического и психического напряжения!

И вот советские парашютисты — эти бесстрашные люди, при упоминании о которых у гитлеровцев дрожали поджилки, наконец открыто вышли из леса. Долго будут помнить бойцы группы «Шквал» дружеские пожатия рук, слезы радости и слова благодарности братьев-чехов.

Группа «Шквал», выполнив задание, в полном составе вернулась на Родину. Все восемнадцать человек!