ПАВЕЛ ДЕГТЯРЕВ СТРАНИЦЫ ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ
ПАВЕЛ ДЕГТЯРЕВ
СТРАНИЦЫ ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ
Чекисты, особенно оперативники, не ведут дневников. Подполковник Иван Романович Серегин много лет, с начала работы в органах, ведет необычные записи в маленькой, повидавшей виды, книжечке. Посторонний человек ничего в них не поймет. Дата, название населенного пункта, имя, какое-то слово… Хозяин книжки, глянув на записи, видит перед собой далекие и совсем близкие картины своей беспокойной жизни.
Иван Романович листает тронутые временем страницы…
*
На одной из первых страниц заметки:
«Повезло? Л; 44».
Я вопросительно смотрю на своего собеседника. Он минуту что-то припоминает, потом рассказывает.
…Было это возле литовского города Паневежис, в 1944 году. Серегина, тогда молодого работника армейской контрразведки, несколько дней как прислали в артдивизион. Часто задумывался над тем, как получше организовать охрану подразделения от вражеских диверсантов.
На рассвете шел с сержантом и солдатом по тылам огневых позиций дивизиона. Думалось: тебе вверена безопасность всех этих людей, ты за них в ответе. Незаметно дошли до опушки леса, невдалеке серебрилась нитка железнодорожного полотна. Тишина, лишь издалека доносятся раскаты артиллерийских залпов. А здесь покой, дивизион отдыхает перед новыми боями.
Вдруг на полотне заметили человека, который, склонившись над шпалами, что-то делал.
Решение пришло молниеносно: сержант с солдатом обойдут слева, сам — справа. Подошли к неизвестному одновременно. Минутку наблюдали. Нет, не обходчик. Минер, враг, уже успел заложить две большие пачки тола, осталось пристроить шнур.
Диверсант был задержан.
Серегин предупредил: чистосердечное признание облегчит участь.
— Вчера сбросили на парашютах. Несколько групп. В моей группе — пятеро. Я заместитель командира. Задача — взорвать железнодорожное полотно… Это все!.. Честное слово!.. Меня теперь не расстреляют?
— Вашу судьбу решит суд.
Диверсант заискивающе смотрел в глаза Серегину. А тот рассматривал лежащие на столе нож, пилку для резки стали, карту, пачку денег. На минуту оторвался от вражеского снаряжения. Из распахнутой полы палатки было видно железнодорожное полотно, по которому мчался на запад воинский эшелон с танками и солдатами. Невольно подумал «Что было бы сейчас с этими людьми, если бы…»
Через несколько дней контрразведчиками полностью была ликвидирована группа диверсантов. Кто-то из товарищей сказал Серегину: «Тебе повезло!» А он отвечал: «Нет, и здесь, в недалеком фронтовом тылу, война. Здесь тоже, оказывается, нужно быть внимательным. Может быть, повезло, а возможно, это результат пристального внимания… Важно, что мы спасли жизнь наших людей, что враг своевременно обезврежен» Да, это главное».
Среди многочисленных боевых эпизодов военного времени запомнился штурм Кенигсберга. Вместе с группой бойцов Серегину поручили блокировать консульство одного из государств, входивших в пресловутую фашистскую ось.
Спецгруппа штурмовала городские кварталы в рядах линейных подразделений. Ожесточенный бой за каждый квартал, дом, этаж. Помнили завет сталинградцев: швыряй гранату, бей из автомата, не забывай о ноже. Это закон боев в населенном пункте.
Ворвались в двухэтажное здание. Из подвала — на первый этаж. Гитлеровцы засели на втором. В это время рухнул соседний дом. Назад путей нет, только вперед, вернее — вверх. Немцы не ожидали решительного натиска, сдалось в плен двадцать фашистов. А у Серегина лишь пятеро бойцов (остальные — в подвале, заваленном развалинами соседнего дома). Вокруг вражеские солдаты. Что делать?
Приказал немцам выбросить затворы винтовок и пулеметов, гранаты. Построил в колонну, наши бойцы посредине. Так и подошли к своему переднему краю. Дали условный сигнал.
В оперативной группе Серегин сказал:
— Докладывать нечего, потерял ребят, в подвале они остались.
Его успокоили: все благополучно возвратились. И вскоре группа Ивана Романовича снова ушла в полыхающие огнем кварталы города. Проводник сказал: вот и консульство. Небольшое полутораэтажное здание. Везде закрыто, тихо. Лишь из подвала слышны голоса. Не открывают. Пришлось вышибать дверь рельсой, оказавшейся во дворе.
Вышел генеральный консул, бледный, растерянный. Через переводчика сказал:
— Наши страны поддерживают дипломатические отношения. Вы понимаете?.. Если с нами что-нибудь случится…
Серегин не выдержал:
— Дипломатические отношения? А вы почему здесь, в осажденном вражеском городе? — Махнул рукой: что толковать зря?! — А о жизни вашей, сотрудников консульства, не беспокойтесь. Это — наша забота.
Вдруг ахнула огромная бомба. Взрывная волна отшвырнула Серегина. Стало тихо, абсолютно тихо: он потерял слух и речь.
Начал слышать лишь через несколько дней в медсанбате. А потом и заговорил.
Вскоре возвратился в строй.
*
И снова страничка:
«Трудно пришлось бы нам, если б не здешние люди, их помощь. Крукеничи, 1946».
Начало 1946 года Серегин встречал в Крукеничах, тогда райцентре Дрогобычской области. Начальник территориального райотдела Иван Иванович Середа, опытный чекист, говорил:
— Обживетесь немного, с людьми и обстановкой познакомитесь, присмотритесь ко всему, а тогда — за дело.
А молодому оперуполномоченному хотелось поскорее в гущу жизни и борьбы. Беседовал со здешним людом. Время было тяжелое: только что закончилась война. Еще не возвратились с нее воины. Вчерашние гитлеровские полицаи, оуновцы и их пособники понимали, что они уже обречены, поэтому и стремились мстить народу, Советской власти. Удирая, гестаповцы оставили националистам склады оружия. То здесь, то там звучали выстрелы: гибли активисты, партийные и советские работники — те, кто прокладывал первые тропы к новой жизни.
Спасти честных людей от бандитского террора — вот цель, которую поставил перед собой чекист Серегин и которая не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Необходимо было изучать настроения жителей Крукеничского района, выявлять их отношение к Советской власти, в общем искать себе союзников в этом ответственном деле, за которое он взялся. Приходилось проводить беседы, налаживать связи с трудящимися, которые хотели положить конец всему тому, что мешало жить по-новому.
Как-то разговорился с учительницей из Гориславичей. Это была немолодая уже женщина, хлебнувшая много горя. Она с гневом говорила о лозунге националистов — «За единую и соборную Украину».
— Видели мы ее, «соборную и единую», под фашистским сапогом. Сколько горя натерпелись от ее поборников, бандеровцев! Половина крестов на кладбище — их жертвы. И дети, и старики. Никого не щадят. Слезами заливались. Счастье наше только в Советской Украине…
Сообщила, что в селе сейчас скрывается «нелегал», бандит. Рассказала, где он бывает, с кем встречается.
Иван Романович с солдатами четверо суток просидел в засаде. Уже было подумал — напрасное дело, ошиблась учительница. Ан нет! На пятые сутки взяли бандита. Вскоре он признался, что имеет связь с информатором «районного провода», а тот хорошо знает, где и сам провод находится.
— Завтра должен идти на явку с информатором.
Серегин тоже пошел, но так, чтобы об этом не знал «нелегал». Он слышал, как информатор сообщил: завтра вечером у него встреча с проводом. Даже место назвал.
С полудня в селе — музыка, гульба. Праздник. А группа чекистов засела в овраге. (В Гориславичах сразу же обнаружили бы чужих. Надо было выждать, пока стемнеет). Холод рождественский, зуб на зуб не попадает. Наконец стемнело. Поползли по-пластунски, осторожно.
Вот и хата, где должен был собраться провод. Возле хаты — сарай. Но везде тихо, ни одного огонька. Наступила полночь. Послышались шаги — промелькнула человеческая тень, за ней вторая, третья.
Уже за полночь из хаты выглянул хозяин. То ли к корове собирался заглянуть, то ли еще куда-то. Иван Романович схватил его за руку, прикрыл рот. Когда он немного отошел от испуга, заговорил. Выяснилось, что он председатель земельной комиссии сельсовета, отец многодетной семьи.
Он рассказал следующее:
— Пришел какой-то пан из Западной Германии (пробрался в Польшу, а оттуда уже сюда прибыл), хвастался знакомством с каким-то Джоном, показывал доллары. Я сам это краем уха слышал, уголком глаза видел чужие деньги. Сидят здесь, людей грабят. Я к празднику кое-чем разжился для семьи, а они все забрали…
— Где сейчас бандиты?
— В сарае, там схрон. Я пойду первым, — сказал хозяин. — Пусть погибну, но буду знать, что позор не ляжет на мою семью. Прошу поверить.
Он пошел.
Серегин слышал голос хозяина в сарае.
— Сдавайтесь, пан проводник, живым останетесь. Советы обещают твердо. Да и детей моих пожалейте. Бой будет — погибнут. У вас другого выхода нет.
Долго уговаривал. Потом неожиданно разорвалась граната, раздался выстрел. Серегин видел, как упал хозяин. Солдат его оттащил в безопасное место, оказал первую помощь. А Иван Романович с бойцами бросился в сарай. Из люка клубами валил дым, слышны были крики. Бандиты пытались что-то сжечь.
Когда чекисты проникли в схрон, там все уже были мертвы. Среди не полностью сгоревших документов нашли инструкцию «центрального провода» из Западной Германии — уничтожать, убивать активистов. В тайнике — много оружия, амуниции, а также рация, пишущая машинка.
Серегин понимал, что «районный провод» опирается на банду. Терять время нельзя было. С помощью «нелегала» Иван Романович установил связь с районным информатором, который после разгрома провода вынужден был показать «нелегалу» явку с бандой. Чекисты сумели быстро ликвидировать ее.
…Спустя некоторое время Иван Романович повстречался со знакомой учительницей, поблагодарил ее за помощь. А та ответила:
— Это наш долг, наше общее дело.
Серегин с теплотой посмотрел на пожилую женщину.
— Правильно. Дело наше общее. Один другому помогать обязаны. А вам большое спасибо…
*
…Как-то на хуторе Халупки Серегин повстречался с заведующим пунктом по приему молока. Об этой встрече в записной книжке сохранилось лишь одно слово — «молочник».
Молочник рассказал о следующем. Когда гитлеровцы отступали, вместе с ними ушли полицаи из хутора и соседних сел. Потом возвратились, живут где-то в лесу, порой наведываются в населенные пункты — расправляются с теми, кто решил жить по-новому. Были и у него, выведывали, чем дышит. В конце своего рассказа молочник сказал:
— Я советский человек, вы можете мне верить. Для счастья своих детей, а также моих односельчан жизни не пожалею: могу быть вам полезным, если хотите, если нужно…
Серегин дал ему задание связаться с бандитами, войти к ним в доверие, а перед этим проинструктировал, как действовать.
Вскоре бандиты появились в доме молочника. Серегин знал, о чем говорили бандеровцы: в хате молочника будет явка, здесь они смогут получать информацию о жизни хутора, окрестных сел.
Иван Романович раздумывал: дом в центре хутора окружить трудно; если придется скрестить оружие — могут быть жертвы среди населения, да и самого хозяина легко под пулю подвести. Нужно искать какой-нибудь другой путь. Обязательно!
Из соседнего дома Серегин видел, как к молочнику заходили двое незнакомцев. С оружием, небритые. Взять их здесь без боя трудно. Стрелять нельзя: вокруг люди, детвора. Побывал в засаде и второй раз. Обстановка явно неблагоприятная.
Во время очередной встречи изложил молочнику заранее продуманный план. Объясни, мол, бандитам, что опасно в хату заходить, соседи заметят — дадут знать куда надо. Лучше сделать тайник в поле, подальше от хутора. Туда и будешь информацию доставлять, а они смогут забирать ее оттуда.
Бандеровцы согласились.
Тайник был создан в самом конце огородов на границе с полем. Молочник регулярно оставлял там информацию, которой снабжал его Серегин, и бандиты были ею довольны.
Шел август 1948 года. Операция завершалась. Молочник сообщил:
— Сегодня вечером лесовики придут к тайнику за вестями. Надо все сделать, чтобы преждевременно их не вспугнуть.
Иван Романович выстроил бойцов, рослых парней с обветренными лицами. У многих на груди правительственные награды: не раз участвовали в боях. Но теперь от них требовалась не только смелость, а и выдержка, терпение.
Серегин сказал:
— Быть может, придется без движения много часов лежать в засаде. Кто пойдет добровольно на операцию?
Весь строй шагнул вперед. Выбрал солдат — Савченко, Комешева и Соболева, местного жителя Владимира Гулу.
Чекисты в маскхалатах залегли невдалеке от тайника. Однако в этот вечер никто не явился. А на следующие сутки, как только стемнело, со стороны хутора послышался выстрел. Кто стреляет, в кого? У Серегина дрогнуло сердце, может, допустил просчет?
Через полчаса услышал на огороде шаги. У кого-то из бандитов неосторожно брякнуло оружие — наверное, споткнулся. На фоне вечернего неба стали видны взятые на изготовку автоматы и пистолеты. Когда бандеровцы приблизились, чекисты дали залп.
Серегин принял все меры, чтобы подозрение ни в коем случае не пало на молочника. Выяснил, что бандиты перед тем как отправиться в тайник, по-зверски издевались, а потом расстреляли комсомольца-активиста. Это и был тот выстрел, который услышали чекисты, лежа в засаде.
На следующий день бандиты побывали у молочника, сказали, что погибло несколько оуновцев. А его допрашивали:
— Где был, когда наших побили?
— Среди людей, сами спросите.
Спросили, все проверили. Убитые, видно, наткнулись на засаду, решили оуновцы. На прощание поручили молочнику разузнать о деятельности активистов, каждого подробно охарактеризовать. Сказали, что придут на встречу в сарай, но когда точно — ни слова.
Чекисты несколько раз устраивали засады, но бандитов не было. Они появились лишь в ноябре. После их визита молочник встретился с Серегиным. Доложил: приходило шесть бандеровцев, он передал им «информацию». Все прошло благополучно.
Благополучно? Иван Романович беспощадно ругал себя: надо было сидеть в засаде, пока бандиты не явятся. Упустил! Начальник отдела успокаивал:
— Не убегут.
Они действительно не ушли…
Вспоминая эту операцию, Серегин говорит:
— Наш молочник действовал по велению сердца, долг патриота его призывал. Порой встречаемся мы с ним, вспоминаем грозовые годы. Занят он сейчас самым мирным делом — ухаживает за колхозными пчелами. Каждый раз новостями радует: электричество провели в село, клуб в честь пятидесятилетнего юбилея Советской власти построили, новые дома люди сооружают — каменные, со светлыми комнатами… А нечисть сгинула, ушла, как ночь.
*
Шел 1949 год. Серегин прибыл в село Гусаков. Здесь недавно организовали артель. Людям интересно было послушать, как на востоке хозяйствуют их братья, вот и обступили со всех сторон Ивана Романовича плотным кольцом. Он подробно рассказывал об оплате груда, о роли звеньев и бригад, советовал хорошо наладить охрану народного добра. Председатель сельсовета, провожая чекиста, сказал:
— Знаете, немного боязно, чтобы враг наше первое богатство не пустил с дымом. Как вы считаете?
Серегин ответил:
— Правильно говорите.
Иван Романович доложил руководству об опасениях председателя сельисполкома. Начальник райотдела решил:
— Участок твой. Опасения небезосновательны, сам знаешь. Возьми бойцов — и айда. Благословляю!
Иван Романович с небольшой группкой отправился в Гусаков. Шли знакомыми, хоженными не раз тропами. Метрах в трехстах от разрушенной мельницы, под самым Гусаковым, остановились. Сыпал снег, быстро темнело. Сквозь пелену туч с трудом пробивались узкие, словно штыки, лунные лучики.
Подошли вплотную к селу. Люди гуляют (тогда какой-то праздник был), издалека доносится песня. А из Гусакова идут человек двенадцать. Блестят в скупом лунном свете винтовки и автоматы. Бандиты! Направляются к общественному двору, где тракторы, лошади, семена. Прав был в своих опасениях председатель сельсовета!
Серегин развернул бойцов цепью. Бегом, вперед! До бандитов — метров сорок-пятьдесят. Но открывать огонь нельзя: везде люди, могут быть жертвы.
Бандиты, воспользовавшись заминкой, разбились на группки, побежали. Сержант Александр Губанов выскочил вперед, не успел прицелиться, как упал, сраженный пулей. Серегин выставил возле убитого пост из колхозников. Вместе с бойцами бросился преследовать бандитов. Отправил с «ястребком» донесение в райотдел.
На окраине села — следы бандеровцев. Потом исчезли: на мокрой лужайке снег растаял. Колхозники указали, куда бежали бандиты.
И снова — следы. Это уже у соседнего села. Они привели к одной из хат. Бойцы оцепили ее. Серегин зашел. Старик и старуха вокруг стола похаживают, а он накрыт на большую компанию. Поинтересовался, кого ожидают.
— Кого же еще — гостей.
— А точнее?
Старик назвал имена нескольких крестьян. Иван Романович быстро обошел их хаты. Выяснилось, что они в гости не собирались, готовились ко сну. Это насторожило. Серегин предупредил товарищей:
— Остаемся здесь.
Попросил старика показать хозяйство. Тот согласился. Чекист все осматривал внимательно. Особенное внимание привлекли сложенные на чердаке хаты говядина, телятина, свинина. Небольшие куски. Не иначе, как сбор. Для бандитов, конечно, собрано. Вошли в стодолу. В средней части — столярка, небольшая мастерская. Вверху — люк на чердак. Младший сержант Рафат Гильманов поднял на вилах шапку и сунул в люк. Тишину разорвала автоматная очередь и взрыв гранаты. Старик упал и притворился неживым. Бандитская очередь сразила Рафата. В шинели Серегина — около двадцати дыр от гранатных осколков (сосчитал уже дома).
Бой длился недолго. Бандгруппа была уничтожена. Потом пришло подкрепление, выловили разбежавшихся бандеровцев. Вскоре и остатки банды были ликвидированы.
В Гусакове хорошо помнят ту ночь. Свято берегут память о молодых чекистах — бойцах, отдавших свои жизни за счастье сегодняшнего дня. В книжке Ивана Романовича сохранилась запись:
«Губанов, Гильманов. Вечная слава героям!»
*
На очередной страничке — читаем:
«Славское… Андрейка, Андрейка! Какой ты чудесный парень!»
Весной 1950 года Ивана Романовича перевели в Славское — небольшой поселок возле самых предгорьев Карпат. Работал здесь в райотделе. Полюбил людей, окружавших его. Влюбился в здешний край со стремительным берегом серебристой реки, с его словно первозданной природой: крутыми вечнозелеными горами, где встречаются олени, дикие кабаны, медведи. Полонины с ярким набором трав сменялись верховинами, на которые и не каждый легинь отважится взобраться. Дороги, словно на Кавказе, вьются узким серпантином.
Люди здесь, как и природа, суровы. Смеются редко, но уже если улыбнутся, то искренне. Серегин прислушивался к крестьянам, вступившим год-два назад в колхозы.
— Трактор — это хорошо, электричество — отлично, клуб открыли — светлей жить стало…
И скупо улыбались.
Некоторые оглядывались по сторонам: не услышал ли кто? Не разнесут ли в горах и лесах слов сердечной признательности за новую жизнь? А в лесах и горах еще лютовали остатки бандитских шаек, среди них самые кровавые палачи — сын священника Бурун и кулацкий выкормыш Карпо — террорист, садист, замучивший десятки людей.
Серегин смотрел, как взбираются на заоблачные высоты тракторы, подымают верховинскую целину, как ширится автомобильный поток на дорогах — машины везут книги для библиотек и оборудование для предприятий, киноустановки для клубов и удобрения для колхозных полей, и думал: как уберечь ростки нового, как обеспечить мирную жизнь горным селам?
Дни и ночи проводил в лесных засадах. Неделями, месяцами не показывался дома. А результаты? Лучше не говорить. Бандиты тщательно заметали следы. Здесь, в горах и лесах, это делать было легче.
Несколько раз в лесу Серегин замечал молодого паренька в свитере, то спешившего из своего села в Славское, то возвращавшегося оттуда домой. Открытое обветренное лицо, большие внимательные глаза. Как-то в поселке случайно встретился с ним.
— Откуда будешь?
— Вон из того села, что за горой.
— А в Славском что делаешь?
— Работаю в каменном карьере…
Оба внимательно присматривались друг к другу. Потом еще несколько раз встретились. Серегин уже успел узнать от людей: парень из бедняцкого рода, отец был солдатом Советской Армии, недавно вступил в колхоз. Семнадцать лет Андрею, пользуется авторитетом среди сверстников. Мечтает приобрести какую-нибудь профессию, а пока устроился чернорабочим на карьер.
А в беседах, которые все чаще завязывались в Славском, Андрей открывал Серегину самое сокровенное: построят в Карпатах электролинию… и как бы ему хотелось повести первый электропоезд. Только надо много и упорно учиться!
Иван Романович добавил:
— Учиться, конечно, нужно. Но за мечту надо бороться.
Андрей пристально глянул в глаза собеседнику.
— Как?
Серегин заговорил о том, что в жизни имеется много причин, которые срывают планы честных людей.
— Это вы о тех, которые в наших лесах прячутся, заскакивают в села, грабят и убивают. Так ведь?
Иван Романович одобряюще кивнул.
— А что бы ты сделал, если б повстречался с бандитом?
Андрей, не задумываясь, выпалил:
— То, что батька делал на фронте, — убил бы гада.
— А если бы их было двое-трое?
— Было бы оружие…
У чекиста созревал план. Надо было его обдумать, все взвесить. Через несколько дней спросил юношу:
— Хочешь научиться стрелять?
Андрей учился стрелять из пистолета и автомата. Влюбленными глазами смотрел на своего учителя.
— Эх, если бы мне пистолет, бандиты обходили бы наше село третьей дорогой! — произнес как-то Андрей.
А Серегин сразу посуровел, ответил:
— Враг хитер, в открытый бой не решится вступить. Ему нужно противопоставить двойную хитрость, сметку.
Серегин сказал.
— А пистолет я тебе подарю, да и несколько патронов. Только не для того, чтобы стрелять в бандитов. С ними разговор еще будет! Пока же сделай вот что…
Как-то вечерком во двор Андрейкиной хаты зашел незнакомец, постучал в окно, поманил хлопца пальцем: а ну, выйди, мол, во двор.
Когда он вышел, то увидел еще двух вооруженных людей.
— Что продают на рынке в Славском, какая цена на хлеб, картофель? — начал издалека разговор тот, который вызвал Андрея из хаты.
— Рынок как рынок, цены, как везде.
Один из незнакомцев вдруг принялся обыскивать Андрея. Быстро выхватил из кармана пистолет.
— Откуда взял?
— В лесу нашел.
Маленький трофейный пистолет был покрыт местами ржавчиной, поэтому слова хлопца не могли вызвать сомнения у непрошеных гостей.
— Для чего тебе пистолет?
— А вам к нему оружие?
Пришельцы ухмыльнулись. Пистолет отобрали, но парня не тронули. Явились через несколько дней. Приходили еще не раз. Все смотрели Андрею в глаза, всячески выведывали, выбывали на откровенность и вопросами, и рассказами о «соборной» Украине. Но не могли они и подумать о том, что содержание разговоров на второй же день становилось известным чекистам в райцентре.
Серегин предложил:
— Если что попросят для них сделать, соглашайся. Только не сразу, поторгуйся.
Бандиты предложили: достань масла для смазки оружия и солдатскую форму. Всегда смелый и решительный, Андрей сделал вид, что испугался:
— Что вы?! Узнают — не миновать Сибири. А я жить хочу.
— А я что — не хочу?! — возмутился бандит. — Не достанешь — доложим советам, что пистолет спрятал от них.
Вскоре Андрей возвращался из Славского со склянкой масла и солдатским обмундированием (на рынке его соседи видели, как покупал, об этом Серегин позаботился). И не только с этим шел домой. У самого сердца — небольшая книжечка с силуэтом Ильича. Он стал комсомольцем.
Бандиты считали хлопца своим. А он в душе называл Серегина старшим братом. Иван Романович не раз подолгу беседовал с добровольным разведчиком, открывал перед ним новый мир, снабжал интересными книгами. Помог поступить в вечернюю школу. Андрей уже видел себя у пульта управления электровозом. Он знал, что путь к счастью — в борьбе, сложной, быть может, кровавой, но открывающей дорогу в то завтра, о котором говорил его старший друг.
Бандиты дали Андрею новое поручение — достать плащ-палатку. Теперь уже не отказывался, только жаловался, что, вероятно, трудно такую вещь раздобыть.
Сообщая Серегину о новом поручении, Андрей увидел на его столе какие-то фотографии. Заприметил на одной из них человека с бородкой, злым и выразительным лицом. Иван Романович был чем-то обеспокоен. Все же внимательно выслушал своего юного друга. Помог достать плащ-палатку. На прощание вручил ему боевой пистолет с двумя обоймами, показал, как получше спрятать оружие, чтобы и незаметно было, и удобно выхватить при необходимости. Предупредил:
— Сегодня поосторожнее будь.
Андрей удивился:
— Почему?
Серегин не ответил. Только крепко пожал руку и несколько минут смотрел вслед пареньку, быстрыми шагами удалявшемуся в сторону родного села. Потом пригласил к себе в кабинет оперуполномоченных. Слова звучали отрывисто, как команда:
— Все готово?
— Так точно.
— Связь с боевыми постами?
— Установлена, действует безотказно…
В это время Андрей шагал привычной дорогой. Но на полпути к селу его остановил окрик:
— Стой!
Остановился. Увидел за кустами двоих: первый с бородкой, в кожаных штанах и в куртке, казался точно сошедшим с недавно виденной у Ивана Романовича фотографии. То же злое, словно ястребиное, лицо хищника, холодный взгляд. Второй — здоровенный, со шрамами на лице. У каждого автомат, пистолет и гранаты.
— Что несешь?
Андрей покосился на свою руку, на которую была намотана плащ-палатка, завернутая в тряпье.
— Одежонку.
— Какую одежонку?
Промолчал. А в голове билась мысль: почему Иван Романович сказал, чтобы сегодня был особенно осторожным? Вероятно, он знал об этой встрече. Что делать?
Незнакомцы тихо о чем-то говорили между собой. Парень услышал свое имя (вероятно, оно известно им от тех, которым доставлял оружейное масло и солдатское обмундирование). Наконец тот, который был в кожанке, миролюбиво сказал:
— Садись с нами, закусим.
Андрей твердо решил: «Откладывать нельзя, буду стрелять».
— Мы тебя знаем, хлопче. Не бойся нас, мы свои. Знаем, что у тебя на руке плащ-палатка. Это для нас. Давай ее сюда.
Бандит в кожанке, взяв плащ-палатку, стал ее рассматривать, повернувшись к Андрею спиной, В мгновение юноша выхватил пистолет, и двумя пулями свалил обоих.
…Спрятав оружие, Андрей шагал своей дорогой. Но не успел пройти и нескольких метров, как почувствовал на плече чью-то руку.
— Стой, парень!
Отшатнулся. Но тут же увидел взволнованного, тяжело дышавшего Серегина. Видно, тот бежал.
— Не ранен?
— Нет.
— Вот хорошо. Я сильно волновался из-за тебя. — Он обнял юношу, — Молодец ты, честное слово, молодец.
Андрей ничего не понимал. Думал, что Иван Романович будет очень сердиться. А он — «молодец». Серегин в это время говорил:
— Ты убил Карпа и его охранника. Понимаешь — Карпа?! Страшного бандита, на совести которого десятки невинных жертв. Да какая там у него совесть была! Собаке — собачья смерть…
К Ивану Романовичу подбегали со всех сторон оперативники, солдаты. Когда все собрались, Серегин объявил:
— Операция закончена досрочно. Делать нам здесь больше нечего — за нас поработал Андрей. Хорошо поработал!
У чекистов на очереди была новая задача — ликвидировать последнюю в районе банду, руководимую Буруном, которую до сих пор не удавалось обезвредить.
Стоял апрель 1951 года. Утром Серегин направился в райотдел. В нескольких шагах перед домом увидел знакомого «ястребка» из Долголук.
— Иван Романович, у нас в селе бандиты!
Рассказал, что пришли поздно вечером к соседу, привели раненого. Злые, усталые — еле на ногах держатся. Говорят: давай есть, давай лекарства. Хлеб и кисляк хозяин дал. А о лекарствах сказал: за ними надо идти в Славское, в селе не найдешь. Посоветовал послать меня. Конечно, они не знают, что я «ястребок». Долго совещались бандиты, потом решили: пусть идет, только помнит: выдаст — всех родных до последнего колена вырежем. Но угроз этих выродков мы нынче не боимся. Вот я и пришел к вам за помощью, Иван Романович. Идемте скорее, пока бандюги не удрали.
Через несколько минут машины с чекистами мчались к Долголукам.
В то утро банда Буруна, последняя вооруженная группа в Славском районе, была обезврежена.
…Иван Романович заглядывает в свою записную книжку. Еще раз перечитывает: «Андрейка, Андрейка! Какой ты чудесный парень!» — и спрашивает:
— Интересуетесь судьбой моих друзей?
— Конечно.
— Что ж, вкратце скажу. Андрейкина мечта сбылась. Призвали в армию. Служил в подводном флоте. А теперь водит электропоезд в своих родных Карпатах. Только он уже не Андрейка, а Андрей Степанович. «Ястребок» из Долголук стал колхозным бригадиром, сад вырастил, все приглашает яблок отведать, говорит, что таких ароматных нигде нет. Когда-нибудь обязательно съезжу к нему… Ну, а боевые товарищи мои на постах. Чекист — всегда чекист.
— Хотелось бы, Иван Романович, узнать, как вы стали чекистом, каким был ваш путь еще до того, как вы прибыли в Крукеничи.
*
Серегин Иван Романович… Год рождения 1917 — ровесник Великого Октября. Родился в Новосибирской области, Здвинском районе, в поселке Григорьевском, который имел еще одно название Кочки. Так его окрестили крестьяне за то, что земля вокруг него изобиловала кочками на болотах. Да и этой нехлебородной земли Серегины не имели. Отец и мать всю жизнь батрачили у кулаков.
Иван был младшим в семье — шестым. Помнит, как в двадцатом умер отец. Соседи в один голос предлагали матери сдать детей в приют. Та наотрез отказалась: пусть при мне будут, может, и голодны, но не без материнской ласки.
Старшие братья и сестры пошли батрачить к кулакам, со временем и Иван с матерью подались туда же. Куда было деться? Молодая Советская республика только подымалась на ноги после войны и разрухи. Нелегко, ой, как нелегко было многодетной вдове.
Вскоре старшие братья уехали на Донбасс, работали на шахтах. Отправилась туда и мать с малым Иваном. В школе подружился с украинскими хлопцами. Белые хатки с вишневыми садочками, шахты и терриконы на всю жизнь остались в его сердце.
Через несколько лет мать потянуло в родной край, в Сибирь. Всем селом соорудили Серегиным избу (старая развалилась). Вступили в колхоз. Брат возглавил сельхозартель. Иван работал и учился, стал комсомольцем. Открывались новые горизонты — широкие, светлые.
Какую тропку выбрать в жизни, какой дорогой пойти? Сначала сама обстановка подсказывала ему, что следует делать. Был секретарем сельсовета, работал в финансовых органах, в госстрахе. Работа была скромная, но нужная людям. Поэтому и работал, хотя понимал: это еще не то. С завистью смотрел на приезжавших из армии домой бойцов. «Вот бы и мне отправиться на далекие рубежи, охранять родную державу!» — мечтал юноша.
А тут события на Хасане. Написал заявление: попросился туда добровольцем. Пока доехал до части, бои закончились. Зачислили в полковую школу. Вскоре стал командиром отделения артиллерийской разведки. Потом был помощником командира взвода. Одним из первых получил значок «Отличник РККА». За успехи в боевой и политической подготовке командование предоставило отпуск. Но Серегин домой не попал. 22 июня 1941 года, в день его отъезда, началась война.
В грозном сорок втором году, когда фашисты рвались к Волге, Серегин стал коммунистом. Послали его на курсы политработников. Потом был политруком, комиссаром батареи. В сорок третьем — опять курсы командиров батарей. Экзамены сдал хорошо. Уже видел себя командиром батареи. Когда дожидался назначения, вызвали в парторганы. Представитель центра был немногословен:
— Слышали что-нибудь о контрразведке?
— Почти ничего.
— Жаль. Что ж, кое-что расскажу…
Серегин стал чекистом, армейским контрразведчиком.
Прибалтика, Восточная Пруссия. Беспрерывные бои. Потом Победа. Опять Прибалтика, борьба с бандитизмом. Жизнь захватывала в свою быстрину. Осознавал, что работа чекиста требует всех сил и больших знаний. Приходили знания, совершенствовалась специальная профессиональная подготовка.
В конце лета сорок пятого направили в Москву, а там предоставили отпуск. За сколько лет — и не подсчитаешь сразу. Поехал домой, в Сибирь. Мать умерла (не знал об этом: выполнял спецзадание, переписка оборвалась).
Возвратился в Москву…
И вот он в Прикарпатском крае, точнее — в Крукеничах. Приехал сюда вместе с женой Софьей Семеновной…
*
В записной книжке подполковника Серегина — десятки страничек. На каждой из них, словно шифр, предельно короткие записи, на отдельных — лишь имена, даты, населенные пункты. Память сердца чекиста.
Крукеничи и Сколе, Славское и Николаев — этапы пройденного пути. Каждая запись в книжке — это своеобразная повесть о легендарных подвигах советских людей, в боях завоевавших свое счастье. Там, где недавно гремели выстрелы и рвались гранаты, нынче мчат электропоезда, поднялись к небу корпуса промышленных комбинатов, гудят трактора. На страже мирного труда строителей новой жизни стоит весь наш народ.