Капо

Подобно тому, как крайнюю степень физического разложения тела заключенного символизировал «мусульманин», всю глубину духовного падения воплощал капо. Со страниц мемуаров выживших встает образ эсэсовского прихвостня. Невозможно сказать проще, чем венгерская еврейка Ирена Розенвассер, описавшая роль капо в Освенциме так: «Они знали, что они хозяева положения. Поскольку они могли нас избивать, убивать и отправлять в газовую камеру»[2821]. Более того, за годы Второй мировой войны роль функционеров из числа заключенных резко возросла. По мере истощения людских ресурсов Германии – соотношение эсэсовцев и заключенных с 1:2 в конце 1930-х к середине 1943 года упало до 1:15 – лагерное начальство все чаще назначало надсмотрщиков и писарей из числа узников[2822]. И прежде всего, в новых подлагерях, где ветеранов-заключенных в роли помощников неопытных эсэсовцев ценили на вес золота; первый староста Освенцима, Бруно Бродневич, «прославившийся» как мстительный тиран, впоследствии занимал тот же пост в таких лагерных филиалах, как Явожно (Ной-Дахс), Згода (Айнтрахтхютте) и Хожув-Батори (Бисмархютте)[2823]. Узники знали: причитающиеся капо статус и привилегии могли продлить жизнь – так, например, в Эбензе у капо было в десять раз больше шансов выжить, чем у рядового узника, – поэтому от подобных назначений мало кто отказывался[2824]. В наиболее привилегированном положении находились капо-немцы, вроде Бродневича, – именно они занимали большую часть таких постов. Основная масса заключенных считала их особым племенем, своего рода «лагерными полубогами»[2825]. В этом определении отразились чувства, которые испытывали к ним рядовые узники, но оно же свидетельствует о том, что капо отнюдь не были неприкосновенными. Самой высшей кастой в лагере оставались эсэсовцы. В их власти было столкнуть с небес на грешную землю любого, даже капо.