Мандельштам

За высокую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей,

Я лишился и места на пире отцов,

И веселья, и чести своей.

Мне на плечи бросается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей,

Запихни меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей.

Чтоб не видеть ни труса,

Ни мерзкой грязцы,

Ни кровавых костей в колесе,

Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первозданной красе.

Уведи меня в ночь, где течет Енисей,

Где сосна до звезды достает,

Потому что не волк я по крови своей

И меня только равный убьет[246].

Борис Свешников – юноша, выросший в эмиграции в обеспеченной семье. Влюбился в коммунизм и советский строй, приехал в Россию работать. Ему дали немного оглядеться, арестовали, сослали в Сибирь (везли в ужаснейших условиях, в трюме баржи), где он и погиб от чахотки. Эти подробности Наталья Васильевна слышала от Клибанова, ехавшего в ссылку вместе со Свешниковым. Это его последние стихи:

Большая и задумчивая птица

Летит в закат. И лиловеет лес.

Мне хочется бестягостно проститься

С земным теплом, с прозрачностью небес.

И я несу изношенное тело

В смолой и влагой полные часы,

Чтоб легче было разум охладелый

Излить на землю каплями росы.

Медлительно и сладко расставанье

С тенями чувств, ошибок и утрат.

В безрадостном полусуществованьи

Да растворится соль моих утрат.

И радостно и горестно сознанье,

Что плоть мою победно обовьют

Кривые сосны алчными корнями,

И выпьют не спеша, как воду пьют.

Что все забудется и все простится,

Все пролетит, как солнца алый дым,

И будет только вечер. И над ним

Полет большой и одинокой птицы.