1. Необходимость этой взаимосвязи

На первый взгляд может показаться, что взаимосвязь между элементами структуры не столь уж и необходима, что она случайна, и, следовательно, эти элементы могут располагаться в произвольном порядке, что любому из них в процессе воспроизводства фашистской системы может быть отдано предпочтение.

На самом деле эта взаимосвязь настолько глубока и необходима, что является обязательной для всякого фашистского государства. Необходимость ее обусловлена двумя моментами: первый — невозможно отсутствие ни одной из перечисленных выше пяти особенностей государств такого типа; второй — каждая из этих особенностей является обязательной предпосылкой для следующей. Чтобы полно, до конца развиться, каждой из них необходимо породить и предопределить последующую.

Другими словами, между компонентами фашистской системы существует строгая субординация: каждая из этих составных частей имеет свое строго определенное место и значение, так что не может измениться, не вызвав тем самым разрушения целостности системы.

Если уж мы начали описание структуры с однопартийного характера политической системы и рассматривали эту особенность как первый и основной момент, то лишь потому, что строительство фашистского государства в Германии, Италии и Испании началось с установления однопартийной политической системы. Из трех классических примеров фашистского государства самым совершенным образцом является Германия, где все характерные черты системы проявляются с предельной ясностью и рельефностью. Хотя Италия первой пошла по пути фашизма, она не смогла стать совершенным образцом фашистского государства. Это один из многих случаев в истории: первое по времени движение не становится и первым по совершенству и значению.

Фашистское государство изначально не может быть построено без однопартийной политической системы, без уничтожения других партий. Это — краеугольный камень фашистского государства, которому, чтобы консолидироваться и окончательно утвердиться, нужно непременно объединить фашистскую партию и государственные институты.

Формы объединения и срастания партии и государства зависят от конкретных политических условий и национальных традиций, но оно обязательно должно произойти, чтобы окончательно закрепить монополию фашистской партии. В противном случае однопартийная система может разрушиться.

После того как создана однопартийная система, абсолютно необходимо полное единство фашистской партии и государства. А чтобы приобрести прочный и непоколебимый характер, этому единству надо стать материальным. Члены фашистской партии почувствуют необходимость такого единства, только если будут материально заинтересованы, если ежедневно смогут извлекать личную пользу из этого союза. Иначе говоря, второй принцип (единство фашистской партии и государства) не только вытекает из первого, но и является его прямым продолжением и утверждением. О полностью построенной однопартийной системе можно говорить лишь в том случае, если фашистская партия после ликвидации других партий завладеет государством. отождествившись с ним по всем линиям: финансовой, политической, идеологической, кадровой, то есть когда «партия станет государством» (Гитлер).

Даже при последовательном проведении в жизнь принципов однопартийности и единства фашистской партии и государства этот процесс нельзя считать законченным. Остается гражданское общество, которое, будучи автономным по отношению к государству и фашистской партии, способно стать источником политических неожиданностей. В нем могут зарождаться еретические идеи, спонтанно возникать враждебные государству политические настроения и пр. В критические моменты это может оказаться фатальным для всей системы, а в нормальных условиях — подрывать ее устои. Отсюда — следующий шаг в развертывании тоталитарной системы: поставить гражданское общество под контроль государства и фашистской партии, чтобы предотвратить какие бы то ни было антигосударственные настроения и движения. После того как это сделано, фашистское государство приобретает черты более или менее законченной системы. Поглотив гражданское общество, фашистское государство, если не навсегда, то, по крайней мере, надолго ликвидирует внешние силы, которые представляли угрозу его всевластию.

Осуществление трех этих принципов означает, что фашистское государство уже построено. Открывается возможность для реализации оставшихся двух принципов: авторитарного способа мышления и концентрационных лагерей. Они относятся к внутреннему устройству системы, достраивают ее изнутри, доводят ее до совершенства. Однако эти два последних принципа тоже необходимы. Без их осуществления система не может функционировать. В ее рамках и тот и другой имеет свое строго определенное место и значение. Взаимосвязь между ними также глубока и существенна, настолько существенна, что их нельзя оторвать один от другого. Например, унификация общества не будет окончательной и эффективной, если не охватит сферу мышления, идей, всю духовную область. Все должно подчиниться авторитарному способу мышления, потому что оно может стать единообразным только тогда, когда обретет единую форму.

В свою очередь, обезличивание гражданского общества, подчинение его государству обязательно ведет к появлению концентрационных лагерей. Те, кто не хочет подчиниться контролю фашистской партии и ее идеологии, должны быть изолированы, чтобы не «разлагали» общество своими опасными идеями. Вполне логично, что абсолютная нетерпимость к самостоятельному политическому мышлению и поведению выражается в крайних мерах их подавления. Концлагеря, иначе говоря, физическое уничтожение противников, оказываются для фашистского государства идеальным средством решения проблемы классового антагонизма.

Из сказанного нетрудно сделать вывод, что взаимосвязь между отдельными элементами структуры фашистского государства является существенной, необходимой и закономерной. Ее нельзя произвольно нарушить, не изменив целиком всю систему.

Естественно, на начальном этапе, после прихода к власти, фашизм еще не располагал теоретически разработанной схемой построения собственного государства. Более того, довольно часто фашистские лидеры совершают действия, которые политически можно рассматривать как отклонение от курса или откат назад, но объективная логика процесса вносит в их действия коррективы и толкает к оптимальному варианту. После установления однопартийной системы они инстинктивно стремятся к полному контролю над государством и в дальнейшем — над гражданским обществом.

Например, Муссолини вначале полагал создать «фашистский строй», в котором не должно было быть партий, потому что в глазах фашизма политические партии полностью себя скомпрометировали. Однако, впоследствии оказалось, что для уничтожения других партий необходимо установить тотальный политический монополизм фашистской партии. Так возникла однопартийная система фашизма. Сперва она была лишь средством для достижения цели, а потом — самой целью.

Внутренняя логика тоталитарного фашистского государства заставила Муссолини и в других случаях скорректировать свои планы. В первые несколько лет он намеревался управлять с помощью беспартийного правительства, которое должно было представлять собой коалицию министров, не представляющих свои партии. После 1924 года дуче пришлось распрощаться с этой иллюзией и сформировать однопартийное фашистское правительство. Этим фашизм показал, что не только не смог ликвидировать партийные пристрастия в государственной жизни, но и создал государство, являющееся частным владением одной политической партии.

П. Тольятти обращает внимание на внутреннюю логику процесса создания политической системы фашизма. Касаясь истории итальянского фашизма, он указывает, что «фашизм не был тоталитарным от рождения, но стал таковым, — стал, начиная с того момента, когда правящие слои буржуазии достигли максимального уровня экономического, а значит, и политического, объединения.

Концепция тоталитаризма (т.е. однопартийности.— Ж.Ж.) не сразу возникла в арсенале фашистской идеологии. Возьмите первоначальную концепцию отношений между гражданином и государством. В ней вы скорее обнаружите элементы анархистского либерализма: протест против вмешательства государства в частную жизнь и т.д. Напротив, тоталитаризм является отражением происшедших изменений, следствием господства финансового капитала» (116—445).

Национал-социализм, который пошел по тому же пути десятью годами позже, уже был избавлен от подобных иллюзий. Наиболее быстрым способом он создал и законодательно закрепил однопартийную систему. Если в Италии создание однопартийной системы тянулось почти четыре года, в Германии это было сделано меньше чем за год. К концу 1933 года Германия уже стала законченным тоталитарным режимом.

Конечно, Гитлер тоже вынужденно корректировал свои планы в тех деталях, которые вошли в противоречие с уже созданной структурой. Но то обстоятельство, что его система подлежит коррекции даже в деталях, показывает, насколько тесной является взаимосвязь между ее составными частями и элементами. Поначалу Гитлер заключил соглашение с Ватиканом — церкви разрешалось воспитывать в католических школах часть молодого поколения. Однако довольно скоро был сделан вывод: такие школы насаждают идеологию во многих отношениях враждебную нацистской. Это угрожало появлением в один прекрасный день оппозиции, последствия чего трудно было предвидеть. Выход один — ликвидировать католические школы, и он не заставил себя ждать. Система требует своего: будучи построенной, она не терпит чуждых элементов внутри себя. Из-за тесной взаимосвязи ее составных частей все инородное и чуждое парализует или дезорганизует ее. В структурном отношении фашистское государство представляет собой систему закрытого типа: каждая отдельная деталь неразрывно связана с остальными, и ее деформация неизбежно нарушает целостность всей системы. Эта особенность существенна для тоталитарного государства и поэтому исключительно важна для понимания его природы. Традиционная буржуазная демократия в структурном отношении гораздо более подвижна, взаимоотношения ее составных частей более гибки. Нарушение или ограничение одного из ее принципов, естественно, затрудняет функционирование, но не угрожает ее целостности и существованию. Например, исполнительная власть может провести некоторые ограничения избирательных прав или закрыть отдельные экстремистские газеты, но партии при этом остаются. Сохраняется оппозиционная печать, а вместе с ней и возможность борьбы с узурпаторами власти и их беззакониями.

Для более глубокого разграничения тоталитарного государства и буржуазной демократии как политических структур позволим себе сравнить их соответственно с машиной и живым организмом. Тоталитарное государство напоминает хорошо выверенный механизм, действующий безотказно, пока все его детали работают точно. Стоит одной детали выйти из строя, остановится машина.

Буржуазная демократия больше напоминает живой организм, чем машину. Повреждение той или иной детали не ведет к параличу системы. Благодаря большой гибкости во взаимоотношениях частей и целого, а также отдельных частей, она компенсирует каждый отдельно взятый дефект, так же как живой организм приспосабливается к изменениям в отдельных органах. По этой причине либеральная демократия может подавляться в определенных пределах, но это не вызывает уничтожения ее как системы, в то время как тоталитарное фашистское государство может быть подвергнуто только одному изменению падению, неудержимому стихийному разрушению типа цепной реакции. Из-за колоссального внутреннего напряжения и жесткой взаимосвязи составных частей даже минимальное разрушение в одной точке угрожает целостности системы. И если оно не будет решительно пресечено в самом начале, будет очень трудно противостоять центробежным силам. Отсюда и тот жестокий, свирепый, беспощадный способ расправы с людьми, лишь подозреваемыми и даже совсем безобидными по отношению к режиму.

За политический анекдот, за наивно высказанное сомнение в правильности официальной политики, фашистское государство отправляет в концентрационный лагерь, а то и выносит смертный приговор. Самые элементарные в условиях либеральной демократии политические проявления личности — высказывание собственного мнения по вопросам экономики, культуры или государственного управления, за которые ни у кого не требуют отчета и не привлекают к судебной ответственности, — в фашистском государстве рассматриваются как тяжкие политические преступления, влекущие за собой соответствующие санкции. Обыкновенные житейские разговоры неполитического характера, скажем, о качестве хлеба, цене на овощи, снабжении яйцами и т.д., становятся политическими вопросами первостепенной важности, ничем не уступающими по значению проблемам войны и мира. В фашистском государстве нет такого вопроса, который бы не был политическим: женитьба, рождение детей, количество детей в семье, подбор друзей, развлечения, вкусы, манера поведения в обществе. Тотальная политизация общественной жизни в системах такого рода — следствие не столько тираничного господства политики над остальными сферами жизни — а это прежде всего бросается в глаза, — сколько универсальной и строгой взаимозависимости составных частей.