I. Установление однопартийной системы

Установление однопартийной системы путем уничтожения других политических партий в Германии - первый шаг национал-социализма к созданию тоталитарного государства. Та же закономерность проявилась при окончательной победе фашизма в Италии в 1925-1926 гг. и в Испании в 1939 г.

В литературе часто сознательно искажается этот основной принцип любого фашистского государства, замалчивается половина истины. Считается, что, придя к власти, фашизм уничтожил пролетарские партии, но покровительствовал буржуазным.

Фактически же он уничтожает все политические партии и массовые организации, как пролетарские, так и буржуазные, устанавливает абсолютную политическую монополию фашистской партии. Это соответствует не только историческим фактам, которые в данном случае являются самым важным аргументом, но и концепции фашистских вождей, изложенной в десятках документов и трудов. Но вот что говорится об этом в статье «Фашизм» в советской энциклопедии: «Государственный аппарат Германии был быстро фашизирован; буржуазно-демократические свободы были ликвидированы. Был установлен режим политического террора. Гитлеровцы зверски подавили рабочее движение, запретили КПГ, с.-д. партию, распустили все другие рабочие организации» (8—556). Дальше сказано, что нацисты «развратили мелкую буржуазию и значительную часть трудящихся расистской идеологией». Но о том, что уже к середине 1933 года были распущены традиционные буржуазные партии — Немецкая народная партия. Баварская народная партия. Католическая партия «Центр», Немецкая национальная партия и другие, а также и все молодежные и спортивные организации, созданные под их эгидой, — об этом ни слова, как не говорится и об установлении однопартийной системы как о первом и важнейшем шаге к построению фашистского государства.

Очевидно, такая манипуляция историческими фактами связана с упрощенным представлением о фашизме как о диктатуре империалистической буржуазии. Фашизм, дескать, не должен уничтожать буржуазные партии, а если, вопреки этой «логике», все же уничтожает их в какой-нибудь стране, то это — случайность, которой можно пренебречь. Но такая «случайность» имела место в классических фашистских государствах (Германия, Италия, Испания), а как тенденция, правда, не полностью реализованная, существовала во всех прочих неофашистских и профашистских государствах. Более того, только те страны смогли построить законченное фашистское государство, где была установлена однопартийная система.

Установление однопартийной системы фашизма не всегда начиналось с уничтожения коммунистической партии и других пролетарских организаций. В Италии, например, первой жертвой фашизма стала Народная партия — партия мелкой и средней буржуазии. «Прежде всего фашизм сталкивается с Народной партией, писал П. Тольятти в 1935 г. — Народная партия оказалась первым врагом, против которого он должен направить свои удары. Министры этой партии заседают в правительстве и открыто встают в оппозицию. Затем он должен сокрушить другие возникшие ранее группы и партии, которые заняли враждебную позицию по отношению к фашизму. Эти группы и партии имели прочную опору среди мелкой и средней буржуазии, особенно пострадавших от первых мероприятий фашизма, направленных на ускорение процесса концентрации, разорение мелких собственников, усиление налогового гнета на мелкое крестьянство и т.д.» (116—43).

В другом месте своих «Лекций о фашизме» П. Тольятти объясняет, почему это так: «Прежде всего фашистская партия набрасывается на те партии, чья массовая база сходна с первоначальной массовой базой фашизма. Так, на Народную партию фашизм обрушивается раньше, чем на Реформистскую, а на Реформистскую раньше, чем на Коммунистическую. Спрашивается, почему? Борьба против Народной и Реформистской партий ведется в тот период более яростно, чем борьба против нас, потому что массовая база этих партий сходна с первоначальной массовой базой фашизма. Она состоит главным образом из мелкой и средней буржуазии, крестьянства, одним словом, из тех самых слоев, которые фашизм и рассчитывал объединить в своих рядах, чтобы стать массовой партией.

Программа разрушения других партий, продолжает Тольятти, — приобретает все более широкое практическое осуществление и в конце концов завершается принятием в 1925—1926 гг. законов, поставивших все прежние политические партии вне закона. Но дело не ограничивается этим. Фашизм развертывает наступление с целью уничтожения организации, являвшейся в довоенный период единственной организацией итальянской буржуазии — масонства» (116—61 и 62).

В Германии все развивалось по-другому. Создание однопартийной системы фашизма началось там с уничтожения Коммунистической партии по вполне понятным причинам. Она — самая боевая, ей легче организовать свою борьбу на военных началах. Но начав с самого опасного врага, фашизм не остановился, пока не ликвидировал и последнюю буржуазную партию.

Об этом свидетельствуют официальные документы.

После уничтожения всех и всяких политических партий и массовых организаций в Германии — этот процесс длился до лета 1933 г. — национал-социалистское правительство издало 14 июля того же года закон, который закрепил полную политическую монополию НСДАП. Закон запрещал восстанавливать распущенные политические партии и создавать новые: «Национал-социалистская рабочая партия является единственной политической партией в Германии. Любое лицо, которое попытается сохранить организационную структуру других политических партий или создать новую политическую партию, будет наказано каторжными работами до трех лет или же приговорено к тюремному заключению от шести месяцев до трех лет, если закон не предусматривает более тяжкого наказания в соответствии с другими правилами» (89—26).

Что касается массовых организаций, то право на существование имели только те, которые созданы нацистской партией, принимают ее программу и устав, работают под ее контролем. Никаких иных организаций быть не может. Вот что говорится в одном партийном документе: «Существовать в Германии могут только те организации, которые верны принципам фюрерства и национал-социалистскому пониманию государства и народа в национал-социалистском смысле этого термина, те, которые входят составной частью в партию, сформированы партией и находятся под ее наблюдением и останутся такими в будущем». Далее подчеркивается: «Все остальные организации, которые хотят быть организованно самостоятельными, должны преследоваться как чуждые элементы, они должны или приспособиться к партии, или исчезнуть из общественной жизни» (84—570).

Не может быть никакого сомнения в монополистских устремлениях НСДАП, в ее твердой решимости установить однопартийную систему.

Из показаний Геринга на Нюрнбергском процессе также ясно видно, что у нацистов с самого начала была определенная цель: создать однопартийную систему, уничтожая все прочие политические партии. Они понимали, что без ликвидации политических партий не смогут устранить оппозицию и установить абсолютную монополию своей партии на жизнь государства и общества, не смогут установить тоталитарную фашистскую систему.

«Джексон. После того как вы пришли к власти, вы, для того чтобы удержать власть, запретили все оппозиционные партии?

Геринг. Мы считали необходимым не допускать в дальнейшем существования оппозиции.

Джексон. Вы также проповедовали теорию о том, что вам следует уничтожать всех лиц, оппозиционно настроенных по отношению к нацистской партии, чтобы они не могли создать оппозиционной партии?

Геринг. Поскольку оппозиция в какой-либо форме серьезно препятствовала нашей работе, само собой разумеется, оппозиционность этих лиц не могла быть терпима» (88—16).

Английский обвинитель Шоукросс в своей речи на Нюрнбергском процессе также обращает внимание на ликвидацию других политических партий как на главное средство искоренения оппозиции и установления контроля над государством. «...Тоталитарное правительство не терпит никакой оппозиции... Цель оправдывает любые средства, а непосредственной целью было, не считаясь ни с чем, достичь полного контроля над германским государством...

Что мешало этому в январе 1933 года? Во-первых, члены других политических партий; во-вторых, демократическая система выборов и общественных собраний, организация рабочих в профессиональные союзы; в-третьих, моральные устои германского народа и церковь, которые воспитали его.

Поэтому нацисты совершенно сознательно начали уничтожать эту оппозицию: первую группу — заключая в тюрьмы и подвергая террору своих противников; вторую — объявив незаконными все элементы терпимости и либерализма, поставив вне закона профессиональные союзы и оппозиционные партии; превратив демократические собрания в фарс и взяв под свой контроль проведение выборов; третью — систематическим третированием и преследованием религии, заменой христианской этики поклонением фюреру, превращенному в кумира, культом крови, введением сурового контроля над образованием и молодежью» (90—59 и 60).

Понятно, что среди мер, предпринятых нацистами и перечисленных Шоукроссом, первая и самая важная — установление однопартийной системы. Это ключевая мера, от которой в дальнейшем зависят все остальные.

Нацистская верхушка имеет ясное представление о значении однопартийной системы в структуре режима. Поэтому на каждое требование ликвидировать однопартийную систему и восстановить традиционную буржуазную демократию с присущей ей многопартийностью она смотрит как на прямое посягательство на основы государственной безопасности. Такие требования карались жестоко и беспощадно, объявлялись антинародными и антигосударственными, ибо террористическая диктатура не может быть прочной, если не имеет в своей основе однопартийную систему.

Когда 19 апреля 1943 г. судили профессора философского факультета Мюнхенского университета Курта Губера по делу антифашистской студенческой группы «Белая роза», одним из самых тяжких обвинений против него было то, что он произносил перед студентами речи в пользу восстановления демократии и многопартийной системы. За это «преступление» профессор был приговорен к смерти.

Фундаментальное значение принципа однопартийности в системе фашизма было оценено по достоинству и участниками заговора 20 июля 1944 года. Несмотря на то, что большинство из них в силу генеральской ограниченности отнюдь не разделяли принципов демократии, все же заговорщики пришли к выводу, что необходимо ликвидировать монополию нацистской партии. В их план входило: разоружение отрядов СС — партийной полиции, роспуск национал-социалистской партии и арест ее аппарата. Операция «Валькирия» формально включала в себя мобилизацию сил резервной армии в случае, если возникнут беспорядки в тылу, в частности среди иностранных рабочих. В действительности же под видом мер против беспорядков в тылу была разработана подробная программа свержения нацистского режима.

То, что нацисты стремятся к установлению однопартийной системы и что это первый и важный шаг на пути к построению тоталитарного государства, подтверждается историческими фактами, хронологию которых мы и проследим.

В первую очередь нацисты уничтожают Коммунистическую партию. Провокационный поджог рейхстага в ночь с 27 на 28 февраля 1933 года был сигналом ко всеобщему наступлению против ее кадров и организаций. За одну эту ночь арестовано 10 тысяч антифашистов, большинство из которых коммунисты (54—255).

На следующий день после пожара нацистское правительство запрещает все печатные коммунистические органы. В Берлине штурмовые отряды учиняют погром в доме имени Карла Либкнехта и превращают его в штаб-квартиру политической полиции. В тот же день кабинет принимает два чрезвычайных декрета, формально направленных против «государственной измены и изменнических действий». «Статьи 114, 115, 117, 118, 123, 124 и 125 германской конституции отменяются впредь до дальнейших указаний, — говорится во втором декрете. — По этой причине ограничения свободы личности, свободы выражения своего мнения, включая и свободу печати, права на союзы и собрания, нарушение тайны почтовой корреспонденции, телеграмм, телефонных разговоров, проведение обысков и конфискаций, а также ограничения на собственность допускаются независимо от установленных для этого рамок закона» (151—120).

Этот декрет формально не запрещал Коммунистическую партию, но фактически ставил ее вне закона.

3 марта 1933 г. на нелегальной квартире арестован Эрнст Тельман. Схвачены еще два члена ЦК Вальтер Штекер и Эрнст Шнеллер.

Обезглавленная, лишенная органов печати, испытывающая на себе постоянные преследования и репрессии, обескровленная, организационно подорванная Коммунистическая партия перестала играть роль решающей политической силы.

Следующей подверглась ликвидации Социал-демократическая партия Германии. Исторически ее уничтожение весьма поучительно, особенно в плане интересующей нас проблемы — стремления нацистов создать любой ценой однопартийную систему.

Начало было положено также запрещением печатного органа партии. Арестованы тысячи рабочих социал-демократов. После выборов в рейхстаг, состоявшихся 5 марта 1933 г., арестованы девять депутатов — социал-демократов. Этим фашистское правительство недвусмысленно показывает: оно намерено расправиться с социал-демократами так же, как с коммунистами, и только соображения тактического характера заставляют его не слишком спешить. Правое крыло руководства СДПГ (Вельс, Штампфер и др.) продолжает питать иллюзии в отношении нового режима. Оно считало, что, расправившись с коммунистами и левым крылом социал-демократии, Гитлер остановится и нацистский режим начнет действовать в соответствии с конституцией, а социал-демократия сохранит свое положение «легальной оппозиции». В газете «Форвертс» (орган Социал-демократической партии) от 6 марта 1933 года опубликована статья, в которой говорится: «...победа правительственных партий (речь идет о нацистах и «дойчнационалах». — Ж.Ж.) открыла перед ними возможность управлять в строгом соответствии с конституцией. Они лишь должны действовать как законное правительство, откуда естественно вытекает, что мы составим легальную оппозицию... Мы ограничим свою роль рамками деловой критики» (89).

Социал-демократическая печать даже хочет добиться признания заслуг своей партии, помощи, оказанной Гитлеру на его пути к власти. «Вы, — писала газета «Форвертс» 2 февраля 1933 года, обращаясь к Гитлеру, — называете нас ноябрьскими преступниками, но смогли бы вы, человек из рабочего сословия (?!), стать без нас рейхсканцлером? Именно социал-демократия дала рабочим равноправие и уважение. Только благодаря нам вы, Адольф Гитлер, стали рейхсканцлером» (103—97). Вожди нацистского режима использовали эти иллюзии правых социал-демократических вождей для того, чтобы усыпить мировое общественное мнение, потрясенное массовым характером террора. Гитлер предлагает им использовать международные связи, чтобы рассеять «недоразумения», связанные с репрессиями в Германии. Социал-демократические лидеры принимают это предложение и посылают за границу своего представителя с поручением воздействовать на международную социал-демократическую прессу, дабы она прекратила нападки на национал-социалистское правительство. И вот в копенгагенской газете «Политикен» появляется статья социал-демократа Херца, в которой говорится: «Лживые сообщения о национал-социалистском терроре, появляющиеся в иностранных газетах, могут только навредить германской демократии. Я твердо заявляю, как уже это сделал лидер социал-демократической партии Вельс, что мы, германские социал-демократы, считаем лживые сообщения о преступлениях национал-социалистов вредными» (58—270 и 271).

Руководство СДПГ идет еще дальше. Поскольку Бюро Второго Интернационала осудило национал-социалистский террор, немецкий представитель па этом форуме Отто Вельс демонстративно покидает его, а руководство СДПГ официально объявляет, что партия выходит из Второго Интернационала. «Лидеры СДПГ отклонили также предложение всей фракцией организованно покинуть рейхстаг и тем самым осудить действия фашистского правительства. По распоряжению Вельса социал-демократические депутаты, которые не были еще арестованы гитлеровцами, явились 17 мая 1933 г. на заседание рейхстага и голосовали за предложенную нацистами реваншистскую резолюцию по внешней политике» (103—98).

Чтобы приспособиться к режиму и уберечь свою партию от разгрома, руководство социал-демократии начинает исключать из партийных рядов как отдельных членов, так и целые организации, выступающие против террора, за организованную борьбу партии. Среди исключенных из Социал-демократической партии оказалась вся ее берлинская молодежная организация. В апреле 1933 г. проводится конференция, которая избирает новое руководство партии, исключает из ее рядов всех ее лидеров-эмигрантов, продолжавших за границей разоблачать террор нацистского режима. В своем предательском поведении СДПГ докатилась до того, что начала исключать членов партии «неарийского происхождения» и приняла резолюцию, осуждавшую утверждения о национал-социалистском терроре как клеветнические. И это в то время, когда в концентрационные лагеря и тюрьмы брошены десятки тысяч социал-демократов.

Но эти проявления лояльности не смогли спасти СДПГ. 10 мая 1933 г. нацистское правительство издало распоряжение о конфискации всего имущества партии и подчиненных ей организаций. 22 июня 1933 г. Социал-демократическая партия объявлена «враждебной народу и государству» (151—129) и на основании декрета от 28 февраля 1933 г. распущена. Ей запрещено вести пропаганду, проводить собрания, издавать свои газеты и журналы. Позднее министр внутренних дел Фрик специальным распоряжением (от 7 июля 1933 г.) объявил полномочия социал-демократических депутатов недействительными. Этим СДПГ окончательно была ликвидирована как политическая партия. Заключительный аккорд трагедии прозвучал в «Кёльнской газете»: «Социал-демократическая партия не заслуживает иного, чем Коммунистическая, отношения» (84).

И, как обычно случается с наголову разбитой политической партией в условиях свирепствующего политического террора, часть лидеров и членов СДПГ перешла на сторону режима, активно «включилась» в работу на него, чтобы завоевать доверие и смыть свое «позорное» прошлое. Другая часть, оставшаяся верной своему «позорному» прошлому, погибла в концентрационных лагерях и тюрьмах или эмигрировала.

В данном случае важно то, что, несмотря на все унижения, предательство и ренегатство, через которые прошла Социал-демократическая партия, пытаясь дать бесспорные доказательства своей готовности служить новому режиму, полностью приспособиться к нему, безусловно подчиняться всем его требованиям, она все же распущена. Именно это доказывает, что фашизм в принципе стремится к абсолютной политической монополии своей партии, что его цель однопартийная система, а не политическая коалиция.

Это становится еще более очевидным в случае с роспуском профсоюзов и буржуазных партий; их мольбы о пощаде еще более жалки, а унижения еще более страшны.

Очередь профессиональных союзов наступает сразу же после Социал-демократической партии. Но здесь ситуация особая. Речь идет о массовой организации, которая объединяет около 6 миллионов доверяющих ей рабочих и служащих. Вот почему нацисты начинают не с фронтальной атаки, а с гибкого маневра. Они создают сначала «Комитеты действия для защиты немецкого труда» во главе с видным фашистом Робертом Леем. Эта официальная нацистская рабочая организация должна была столкнуть с арены профсоюзы как уже «отжившую систему». В секретном циркуляре Лей советует действовать так, «чтобы вызвать у рабочего или служащего чувство, что эта акция направлена не против него, а против изжившей себя системы» (103—101). Более того, нацисты объявили 1 мая «днем национального труда» и по всей стране организовали рабочие торжества. В аэропорту Темпельхоф Гитлера и Геббельса вместе с профсоюзными лидерами встречали «рабочие делегации» со всей страны. В Берлине проводился парад — рабочие делегации маршировали вместе со штурмовыми отрядами под звуки фашистского гимна.

Комедия разыграна. Мировой общественности продемонстрированы «общность» и «взаимные симпатии» рабочего класса и национал-социалистского государства. Усыплена и бдительность самих профсоюзов. Дальше можно действовать обычными средствами. И впрямь, на следующий день, т.е. 2 мая 1933 г., штурмовые отряды и эсэсовцы конфисковали «помещения правлений Всегерманского объединения профсоюзов и Всеобщего объединения профсоюзов служащих, профсоюзные дома, помещения окружных и местных комитетов этих организаций, банк рабочих, служащих и чиновников, его филиалы и кассы на местах. В тот же день гитлеровцами арестованы и брошены в концентрационные лагеря тысячи профсоюзных функционеров, в том числе все председатели правлений профсоюзов, окружные секретари и руководители филиалов профсоюзного банка. Среди арестованных Лейпарт, Грассман, бывший министр труда Виссель» (103—101 и 102).

Во время ликвидации профсоюзов среди их лидеров разыгрывалась та же трагедия, жертвами которой стали незадолго до этого руководители социал-демократии. Профсоюзные функционеры сохранили иллюзию, что профсоюзы в отличие от коммунистов и социал-демократов смогут включиться как единое целое в систему национал-социалистского государства. 21 марта 1933 г. их вожди Лейпарт и Грассман пишут открытое письмо Гитлеру. Они заявили, что профсоюзы могут быть «полезными правительству своими знаниями и опытом», что они должны быть включены в новое государство. Профсоюзы признали право нацистского государства регулировать конфликты с работодателями, отказались от всяческой политической деятельности и самым категорическим образом отмежевались от СДПГ. 7 апреля 1933 г. Лейпарт выступил с новой декларацией: «Профсоюзы вправе требовать признания со стороны правительства, ибо они, со своей стороны, признали цель, которую преследует национал-социалистское правительство» (103—100).

Незадолго до этого с такой же просьбой, но только к Геббельсу, обратились объединения немецких и христианских профсоюзов и объединение профсоюзов служащих.

Не помогли ни просьбы, ни весьма унизительные обязательства (отказ от какой бы то ни было политической деятельности, предоставление национал-социалистскому правительству роли верховного арбитра при улаживании конфликтов между профсоюзами и работодателями, разрыв с Социал-демократической партией и т.д.). Национал-социалисты уничтожили профсоюзы на следующий же день после первомайского фарса, разыгранного в Берлине. Нацисты стремились к единовластию, они хотели установить полную политическую монополию своей партии. Они в принципе не хотели делить власть с другими партиями и массовыми организациями. А партия, которая стремится к монополии в политической жизни страны, неизбежно должна уничтожить все партии и массовые организации и создать на их месте другие по своему образу и подобию, со своими кадрами и с программой, идентичной своей.

Вот почему нацисты не прекратили своей разрушительной деятельности после уничтожения левых партий и организаций. На повестке дня буржуазные партии, а их в то время в Германии — более тридцати.

Самые значительные среди них: 1. Немецкая национальная партия Гутенберга (так называемые «дойчнационалы»), имеющая подобно нацистам свою военизированную организацию «Стальной шлем». 2. Народная — самая авторитетная в 20-е годы партия монополистического капитала Германии. 3. Католическая партия «Центр», известная под названием «Центр», — второй столп республики (наряду с Социал-демократической) (120—38). Ее лидеры — Клаас, Аденауэр, Брюнинг. 4. Баварская народная партия. 5. Демократическая партия.

В первые месяцы своего правления нацисты расправились с коммунистами, социал-демократами и профсоюзами, а буржуазные партии активно помогали режиму и надеялись сохраниться в «новом государстве» как политические силы. Поэтому в марте 1933 г. они голосовали за закон о предоставлении исключительных полномочий Гитлеру. Очень скоро, однако, эти иллюзии рассеялись как дым. Стало очевидно, что национал-социалистская партия не собирается сохранять какую бы то ни было партию или массовую организацию. Вот почему в начале мая 1933 г. Национальная партия была переименована в «Германский национальный фронт», чем подчеркивался ее отказ от соперничества с Германской национал-социалистской рабочей партией.

Руководитель «Стального шлема» Зельдте демонстративно вступил в национал-социалистскую партию. Военизированные союзы «Бисмаркбунд», «Немецкие национальные боевые отряды» и т.п., стоящие на позициях, близких Национальной партии, были распущены специальным распоряжением Геринга от 21 июня 1933 г. А 22 июня 1933 г. «Стальной шлем» внедрен в национал-социалистскую систему, отныне в него могли вступать только члены национал-социалистской партии. 27 июня 1933 г. «самораспускается» «Германский национальный фронт» — последнее перевоплощение бывшей Национальной партии. 4 июля 1933 г. объявляют о «своем роспуске» Народная партия и Баварская народная партия. На следующий день самоупразднилась Католическая партия «Центр», которая публикует следующую весьма знаменательную декларацию: «Политический подъем поставил германскую политическую жизнь на совершенно новую основу, которая не оставляет места для партийной деятельности. Поэтому германская партия «Центр» самораспускается незамедлительно, выражая свое согласие с канцлером Гитлером» (71—191). Самораспустились и все остальные, менее значительные буржуазные партии (Немецкая прогрессивная, Национально-либеральная, Свободная консервативная и т.д.). Распущены и массовые спортивные, молодежные и детские организации. Здесь, однако, режим использовал особый прием, называемый не совсем удачно «унификацией». Он сводится к следующему: старые организации формально не распускаются, а только включаются в нацистскую систему, отказываясь от своих прежних наименований и задач. Внедренные в тело нацистского режима, они наделяются новыми задачами, новым содержанием и новым наименованием. Молодежная организация «Шарнхорст» превращена в «Гитлерюгенд», молодежные отряды «Юнгштельхельм» включены в СА и СС.

В своем стремлении проникнуть во все клетки общественного организма, поставить все под свой контроль, одним словом, распространить повсюду свою монополию, национал-социалистский режим пытался договориться с католической церковью (или, точнее, вынудил ее пойти на это) о том, чтобы духовные лица в обязательном порядке давали клятву на верность правительству. «Только с санкции правительства могут назначаться епископы и архиепископы, причем главным тут является вопрос, не имеет ли нацистское правительство каких-либо возражений политического характера в отношении предложенных кандидатур» (103—104).

Подобные цели имел национал-социалистский режим и в отношении евангелической (протестантской) церкви. Ему удалось навязать и ей свое политическое руководство и линию.

«В июне 1933 года Геринг в качестве министра-президента Пруссии назначил фашиста Эгера государственным комиссаром евангелической церкви. Тот немедленно распустил избранные верующими представительства и назначил на их место членов инспирированного нацистами в 1932 г. движения «Немецкие христиане». Во главе евангелической церкви был поставлен пастор-фашист Мюллер, занимавший до этого пост главного пастора рейхсвера. 27 января 1934 г. епископы евангелической церкви опубликовали «заявление о верности» фашистскому режиму» (там же).

После уничтожения всех партий и массовых организаций нацистское правительство издаст 14 июля 1933 г. закон, подтверждающий полную политическую монополию Германской национал-социалистской рабочей партии. Таким образом оно ликвидирует многопартийную систему Веймарской республики и устанавливает однопартийный режим. Так заложен краеугольный камень в фундамент тоталитарного фашистского государства.

Такие же шаги предпринимает немного ранее и итальянский фашизм. Партия фашистов приходит к власти в конце 1922 года, когда после небезызвестного похода фашистских отрядов на Рим король предлагает Муссолини сформировать кабинет правительства. Уже тогда фашистская партия декларирует свое твердое намерение установить полную политическую монополию. В ее послании к Муссолини по случаю назначения его главой кабинета говорится: «Сегодня начинается новая жизнь и новая история родины. Фашизм, ставший государством, берет в свои руки правление, чтобы вменить себе и народу дисциплину» (11—28).

Но до конца 1926 года фашистам не удается построить тоталитарное государство. Демократия с характерной для нее многопартийностью, политической оппозицией и гражданскими свободами все еще существует в Италии, хотя и в очень урезанном и искаженном виде.

Только в 1925—1926 годах, когда принимаются «чрезвычайные фашистские законы», фактически ликвидирующие остальные политические партии и устанавливающие полную монополию фашистской партии, только тогда Италия вступает на путь тоталитаризма и начинает превращаться в подлинно фашистское государство.

Именно после принятия «чрезвычайных фашистских законов» Муссолини в одной из своих речей (3 января 1925 г.) провозглашает конец всякой оппозиции и начало фашистского единовластия — «вся власть — фашизму» (13—168).

Позже в «Учении о фашизме» книге, в которой изложены основные принципы фашистской идеологии, Муссолини пишет: «Партия, которая полностью управляет одной нацией,— это новый факт в истории. Здесь невозможны соотношения и сравнения» (80—20).

Однопартийная система характерная черта и для единственного уцелевшего после войны фашистского государства — Испании. Однопартийность сохраняется там до конца 50-х годов, несмотря на наличие парламента, что, между прочим, свойственно и двум другим классическим фашистским государствам. Однопартийный характер франкистской диктатуры был законно установлен декретом о единстве от 19 апреля 1937 года (20—239). Согласно этому декрету, политические течения, поддержавшие в гражданской войне генерала Франко, — Народное действие, Испанское возрождение, Традиционалисты, Фаланга, — объединяются под общим названием Испанская Фаланга. Она и остается единственной политической партией в Испании. Новая фашистская партия ставит своей целью покончить со всеми и всякими политическими партиями.

Фаланга, которая возникла еще при республике, задумана поначалу как Partido Unico. Ее создатели Хосе Антонио Примо де Ривера и его друзья — мечтали о том времени, когда в Испании установится национал-синдикалистское государство, единственной политической партией в системе которого будет Фаланга. Но до гражданской войны Фаланга была мало известна. Она понадобилась Франко, чтобы создать новый тип однопартийной диктатуры. По словам Эйбла Плэна: «Всего за двадцать четыре часа Франко превратил жалкие останки малоизвестной Фаланги, которая никогда, даже в лучшие свои дни, не могла преодолеть свою сектантскую узость взглядов, в огромную организацию с ответвлениями в каждом доме, на каждой улице, в каждом квартале, в каждом селе, в каждом городе, где его войска подавляли республиканское сопротивление» (93—49).

«Она была сформирована заново как новая контрсила, которая держала под контролем политические амбиции его последователей, и еще как партийная машина для фабрикации политического оправдания его режима, как нечто большее, чем тип единоличной диктатуры, характерной для прерванного правления каудильо в XIX веке в Испании» (93—50).

Окончательно однопартийная система в Испании установилась в 1939 году. 9 февраля Франко издал закон об ответственности за политическую деятельность. Его вторая статья запрещала все 24 политические партии, профсоюзы и массовые организации (20—280).

Итак, можно сделать вывод: однопартийная система — первый и важнейший шаг в создании фашистского государства. Опыт стран, находившихся в поле влияния фашистских государств и стремившихся следовать их примеру, но так и не сумевших создать массовые фашистские партии и предоставить им полную монополию в политической жизни путем уничтожения других партий, таких, как Болгария, Румыния, Венгрия, показывает, что эти страны не смогли построить законченную фашистскую систему. Фашизм в них оказался подражанием классическому образцу, своеобразной смесью военной диктатуры и фашизма, фашизма и остатков буржуазной демократии, фашизма и монархии.