Глава десятая И снова глубина…

После экспедиции на озеро Байкал в 2011 году Фредерик Паулсен решил сделать нам подарок за свое погружение на Северный полюс и оплатил эту экспедицию, в которой участвовали не только ученые Швейцарии, но и Франции, и США. Во время погружений изучалась экология Женевского озера. В экспедиции было сделано 96 погружений. Максимальная глубина озера – 300 метров. Но существует такая формула у подводников: «Нет малых глубин – есть просто ее Величество ГЛУБИНА». Была сделана очень интересная работа, в 2016 году вышла книга на французском языке об исследованиях Женевского озера с помощью аппаратов «Мир». И это были последние погружения аппаратов «Мир-1» и «Мир-2» – лучших глубоководных обитаемых аппаратов, из когда-либо создававшихся, по заключению Американского Центра развития технологий (1994 г.).

В конце 2015 года аппарат «Мир-1» был передан на временное хранение в Музей Мирового океана в Калининграде, где экспонируется на выставке «Глубина», сделанной по моему проекту. «Мир-2» стоит в ангаре под опекой группы подводников моей лаборатории.

А я, договорившись с китайскими учеными о совместном использовании аппаратов «Мир» в течение 5 лет на базе финансирования китайской стороной, пытаюсь «протащить» этот проект через отечественную бюрократическую машину. А вдруг получится? Вот тогда-то и осуществится моя давнишняя мечта, пожалуй, последний неосуществленный проект – кругосветное плавание с погружениями «Миров» на гидротермальных полях Мирового океана.

Но пока все это мечты, а воспоминания греют душу, и постоянно присутствует желание вновь окунуться в эту необычную атмосферу погружения и вновь слиться с этим удивительным миром глубины, который за многие годы общения с ним проник практически во все клеточки моего организма. И хочется снова и снова переживать эти прекрасные моменты былого.

И снова радость нехоженых дорог,

И снова тень волнующих тревог,

И снова ощущений новизна:

Неповторимый мир и ГЛУБИНА.

Слова из моей песни «Глубина»

Мне хочется вспомнить некоторые моменты недавнего прошлого, ключевых участников, которые составляли основу той чудесной команды, которой восхищались и Джим Кэмерон, и все, кому посчастливилось участвовать в экспедициях нашего судна.

…Я снова закрываю люк и остаюсь с моим подводным экипажем – отрезанными от всего внешнего мира, сначала лишь тонкой стенкой стальной сферы, а вскоре – огромной толщей шумящего над головой Океана. Я люблю этот момент: ты уходишь от повседневных забот и, на несколько часов погрузившись в объятия могучей стихии, решаешь совершенно конкретные задачи, подчинив этому делу всего себя…

Но, закрыв люк, я продолжаю мысленно проигрывать ситуацию. Слышится каждый звук, который доносится из динамика радиостанции внутри обитаемой сферы, и даже без переговоров понимаешь, что происходит: идет очередной спуск аппарата с борта судна на воду. Вот уже один из членов нашей подводной команды зацепил полуавтоматический захват с подъемным тросом за «грибок» подъемной рамы аппарата. Матросы отдали тросики, которые крепят аппарат к палубе. Чувствую, в каком спокойном напряжении находится боцман Юрий Дудинский, управляя ручками гидравлического крана: всякий раз во время спуска «Мира» он ведет себя так, будто не кран, а он сам отрывает аппарат от палубы. В этот момент боцман – единое целое с краном. Он его чувствует как самого себя, иначе невозможно овладеть в совершенстве той техникой, с которой работаешь. Это чувство знакомо каждому профессионалу.

Юрий Дудинский в научном флоте с 1965 года. Тогда он пришел на НИС «Академик Курчатов» матросом. А на «Келдыше», которому в 2001 году исполнилось 20 лет, он работает с момента его спуска на воду в качестве боцмана. В начале 80-х он с нашего судна опускал еще «Пайсисы». Когда он стоит за ручками крана, всегда спокоен и уверен в своих действиях, и это очень важно при выполнении непростых спуско-подъемных операций.

Даже внутри обитаемой сферы слышен рев гидравлического агрегата крана, который выводит аппарат за борт, обхватив его верхнюю часть мягкими щеками, разворачивает с помощью специального поворотного устройства и затем плавно опускает на воду. В считаные секунды к нему подлетает «Зодиак», с которого на палубу выскакивает водолаз и в одно мгновение отцепляет захват с подъемным тросом. Аппарат уже на буксире, закрепленном за кормовой кнехт катера. Всю эту молниеносную операцию тоже выполняют истинные профессионалы. В «Зодиаке» – старый «зубр» Геннадий Хлевнов, который работает на надувной шлюпке с 80-х годов. Настоящий спортсмен, он обладает хорошей реакцией, всегда вовремя оказывается на месте. Иногда приходится работать в плохую погоду, на высокой волне – здесь-то и проявляется накопленный опыт. Геннадий родом из Одессы. Его лексикон полон одесского юмора. Большинство на судне зовут его «кореш». Он снискал себе дружбу открытостью и безотказностью, стремлением помочь людям. В 1993 году мы строили в Англии катер для буксировки аппаратов «Мир». Наш штатный катер, который был на судне со времен постройки, уже разваливался от многочисленных операций и буксировок аппаратов в штормовую погоду. Было ясно, что с ним мы долго не проработаем. Поэтому на пути в Мексиканский залив в конце 1992 года мы нашли фирму в Фалмуте, которая строила яхты и небольшие катера. Мы объяснили цель нашего заказа, и президент фирмы Ник Морли согласился выполнить его в краткие сроки. На обратном пути из Мексиканского залива мы забрали уже готовый катер, который был построен на заработанные в той экспедиции средства. В честь Геннадия Хлевнова его назвали «Кореш». И вот уже много лет «Кореш» служит нам верой и правдой.

Катер оттаскивает аппарат от судна. Чувствую, как отдается буксир, и слышу в динамике спокойный голос Льва Симагина: «“Мир-1”, буксир отдан. Проверим подводную связь». После проверки связи снова голос Симагина: «По готовности открывайте клапана». Открываю клапан, через который вода заполняет цистерны главного балласта, и одновременно принимаю воду в систему тонкого балласта, чтобы придать аппарату отрицательную плавучесть. «Ватерлиния 20, 15, 10, – сообщает Симагин по радиосвязи, а затем уже через подводную связь: – В 10:15 ушли с поверхности. Даю 38 координаты ухода». В катере имеется маленький блочок спутниковой системы навигации, по которому Лев и определяет координаты. Далее все переговоры идут через подводную связь, а следующий сеанс радиосвязи мы услышим уже тогда, когда всплывем на поверхность. И снова это будет голос Симагина: «“Мир-1”, видим вас, идем к вам».

Лев Симагин тоже начал работать как рулевой катера еще со времен «Пайсисов». А вообще в научном флоте он с 1965 года. Мы с ним встретились на НИС «Академик Курчатов» в 1967 году. Это был очень интересный рейс в Индийский океан. Лев был тогда матросом, а я испытывал новую геофизическую систему исследования осадочной толщи на дне океана, в разработке которой принимал участие. Затем Лев окончил мореходное училище и пришел на НИС «Академик Мстислав Келдыш» вторым штурманом. Эту работу он совмещал с обязанностями рулевого катера при подводных операциях. А в конце 90-х, после первой экспедиции на АПЛ «Комсомолец», он покинул свой штурманский пост и пришел в Лабораторию глубоководных аппаратов, филиал которой был создан в Атлантическом отделении Института океанологии в Калининграде.

К сожалению, Левы больше нет с нами. В 2014 году он скончался. Он был из серии незаменимых. Прощай, страрый и верный друг.

…А мы продолжаем наш путь вниз – на этот раз к «Титанику», на глубину 3800 метров. Смотрю на глубиномер, который показывает 1200 метров. В динамике подводной связи слышу переговоры между катером и «Миром-2»: «Открываю клапан вентиляции», – сообщает командир аппарата Евгений Черняев. Значит, «Мир-2» уже на воде.

У нас с Черняевым позади большой путь совместных глубоководных операций. В 1976 году, когда в Южное отделение Института океанологии был доставлен «Пайсис-XI», я прилетел туда после возвращения из Канады, где наши дела с «Пайсисами» уже завершились. К тому времени в Институте сформировалась группа по эксплуатации новых аппаратов. Летом 1976 года эта группа собралась в Геленджике для тренировочных погружений и изучения аппаратов. Мне предстояла установка навигационной и научной аппаратуры на «Пайсисы». Оборудование было приобретено отдельно от аппаратов, и в Канаде мне пришлось много потрудиться над разработкой монтажных схем для установки всего этого оборудования. Тогда в Геленджик приехал на мотоцикле из Москвы молодой парень Женя Черняев. Он участвовал в монтаже и наладке аппаратуры. Состоялись и первые погружения в Черном море. В то время некоторые из членов нашей пилотской группы говорили мне: «Из этого парня ничего не получится. Он очень заторможенный, реакция на нуле». Я ответил: «А вы смогли бы доехать из Москвы до Геленджика на мотоцикле за полтора дня?» Ответа не последовало. Возможно, Черняев и был слегка медлительный, зато вдумчивый. Он учился и впитывал все как губка, и во время работы с аппаратами на борту судна, и во время наших погружений в «Пайсисах», в которые я практически неизменно брал его бортинженером. С годами приобретался опыт. И к тому моменту, когда появились «Миры», он уже был классным пилотом и высокопрофессиональным инженером, разбирающимся не только в электронике и видеоаппаратуре, но и в тонкостях подводной техники.

…А наше погружение продолжается. Мы уже на носовой части «Титаника» и работаем двумя аппаратами. Со мной в «Мире-1» Джим Кэмерон и специалист по видеотехнике Винс Пэйс. С Женей Черняевым в аппарате «Мир-2» – актер Билл Пакстон и кинорежиссер Джон Бруно. Это первое наше погружение, в котором Кэмерон снимает документальное кино в трехмерном изображении высокоразрешающей камерой.

После создания фильма «Титаник» Джима не покидала мысль о возвращении на судно и работах с аппаратами «Мир». Мы поддерживали отношения по переписке; одна встреча состоялась в Лос-Анджелесе в начале 2000 года, во время которой обсуждались планы совместных работ в ближайшем будущем. В новом проекте Джим предполагал проводить глубоководные съемки не с помощью кинокамеры, как это было на «Титанике», а высокоразрешающей камерой трехмерного видения. Кроме того, под руководством его брата Майкла Кэмерона создавался малогабаритный телеуправляемый модуль, который должен был устанавливаться на ГОА «Мир». Этот модуль нового поколения существенно отличался от работавшего внутри «Титаника» в 1995 году. Таковы были намерения Кэмерона по оснащению аппаратов «Мир». В своих творческих планах он мечтал вернуться на «Титаник», сделать съемки «Бисмарка», возможно, поработать на гидротермальных полях Атлантического океана. По словам Джима, он хочет сделать документальный фильм в трехмерном изображении с использованием глубоководных съемок о нашем судне и его экипаже, аппаратах «Мир» и подводной команде.

В феврале 2001 года мы вместе с Евгением Черняевым общались по телемосту Москва – Лос-Анджелес с Джеймсом Кэмероном и его группой технического обеспечения. В течение двух часов обсуждались вопросы по установке новой видеокамеры и телеуправляемых модулей на аппараты «Мир». Естественно, проблем возникло немало, и все сразу решить мы были не в состоянии. Основные технические моменты пришлось дорабатывать уже в канадском порту Сент-Джонс, где мы встретились с Кэмероном и его группой в начале августа. Нам предстояло в течение десяти дней установить оборудование, а затем и провести глубоководные съемки на «Титанике» и «Бисмарке». В Сент-Джонсе мы встретились с нашими старыми знакомыми – актерами Билом Пакстоном и Луисом Абернати, которые снимались в фильме «Титаник». Они должны были исполнять роли подводных наблюдателей в фильме, который задумал Кэмерон.

Все необходимые работы провели в сжатые сроки: у «Мира-1» на место правого манипулятора поставили высокоразрешающую камеру трехмерного видения весьма внушительных размеров – весом 70 килограммов. Она состоит из двух камер с разрешением 1900 строк каждая; эта стереопара помещена внутрь огромного титанового корпуса. Камера закреплена на специальном поворотном устройстве, управление которым осуществляется из обитаемой сферы. Вся конструкция смотрится на аппарате «Мир» как настоящий монстр. На левый манипулятор установили телескопический выстрел, выдвигающийся на 4 метра в сторону. На конце выстрела смонтировано два мощных светильника, которые должны давать боковое освещение во время съемок. На «Мире-2» установлено 5 мощных светильников по 1200 ватт каждый. Кроме того, на обоих аппаратах подготовлены условия для размещения малогабаритных телеуправляемых модулей, которые дорабатываются на фирме в Лос-Анджелесе. Они должны были прибыть в Сент-Джонс ко второму этапу съемок на «Титанике» внутри его носовой части. Первый этап предполагается посвятить съемкам «Титаника» снаружи в трехмерном высокоразрешающем видеоформате, а второй – с помощью телеуправляемых модулей, которые будут входить внутрь затонувшего лайнера. Новые модули оборудованы светильниками и телекамерой и связываются с аппаратами «Мир» с помощью оптоволоконного кабеля, который представляет собой нить толщиной 2 миллиметра, намотанную на свободно вращающуюся катушку. При движении модуля нить разматывается; когда же он возвращается к аппарату, нить обрезается манипулятором, а размотанная часть остается внутри исследуемого объекта. Такая конструкция позволяет модулю уходить от аппарата на большие расстояния – до двух километров. Это позволило в наших последующих погружениях осмотреть самые потаенные уголки внутри «Титаника», в которые могли проникнуть модули.

При подготовке к первому этапу появилась еще одна техническая новинка. В видеосъемках участвовало второе судно, которое было оборудовано системой динамического позиционирования и могло удерживаться в заданной точке по данным системы спутниковой навигации с помощью трастеров. С судна на кабеле опускалась осветительная платформа, снабженная электродвигателями, которые могут перемещать ее в толще воды в горизонтальной и вертикальной плоскостях. На платформе были установлены 12 мощных светильников по 1200 ватт каждый, цветная телекамера, черно-белая камера сверхвысокой чувствительности и локатор высокого разрешения. Платформа должна была перемещаться по команде из аппарата «Мир-1», с которого производились видеосъемки, и освещать определенные участки на «Титанике»: носовую палубу, мостик, шлюпочные палубы и т. д. В это время «Мир-2» должен был создавать дополнительную подсветку с помощью своих пяти мощных светильников так же по команде с аппарата «Мир-1».

Таковы были планы проведения видеосъемок с использованием принципиально нового оборудования. Такой комплекс ранее никогда не применялся при глубоководных операциях. Все нити по осуществлению съемок операций держал в своих руках кинорежиссер. Джим Кэмерон располагается сейчас рядом со мной на правом лежаке. Он сидит, поджав под себя ноги, смотрит на экран монитора и крутит ручки поворотного устройства, вращающего видеокамеру. У меня за бортом справа – огромный титановый цилиндр со специальным сферическим иллюминатором, в котором находится трехмерная высокоразрешающая камера; слева на манипуляторе установлен телескопический выстрел. Конечно, совсем не просто пилотировать аппарат в подобной конфигурации, особенно на таком объекте, как «Титаник». А над головой висит «Медуза» – мощная осветительная «люстра», которая опускается с другого судна и дает заливающий свет на палубу «Титаника». В некоторые моменты съемок роль мощного осветителя исполняет второй аппарат. Мы работаем по команде Джима. Делаем синхронные проходы над палубами «Титаника» таким образом, чтобы «Мир-2» постоянно находился в объективе видеокамеры – это создает хороший стереоэффект при просмотре. Джим говорит: «Разверни аппарат вправо, штангу со светом уведи влево и выдвини телескоп еще на полметра». Удивительно точный глаз в подборе освещения!

А я, выдвигая телескопическую штангу, вспоминаю нашего великого механика Анатолия Сергеевича Сусляева. Один из старейших сотрудников Института, прошедший войну, механик от бога, самородок. Он пришел в наш подводный мир из Отдела гидрооптики в 1979 году, когда была организована Лаборатория научной эксплуатации глубоководных обитаемых аппаратов, и в течение 21 года дарил нам свой талант. Все, кто с ним работал, восхищались его творениями. Иностранцы называли его не иначе как «golden hands» – золотые руки. В одном лице он совмещал и конструкторское бюро, и мастерские. По 18 часов он мог стоять у своего маленького станочка, не произнося ни слова и воплощая в жизнь собственные и наши лабораторные идеи. И конечно же, это был прекрасный человек. Он ушел от нас в марте 2000 года. Ему было 82 года, но глаза всегда сверкали молодостью и жаждой новых приключений. А вот эта телескопическая штанга – одно из его удивительных последних творений.

Идет съемка видеофильма. Останавливаемся в определенных местах, у конкретных кают или иллюминаторов, у лебедок, кранов, на мостике «Титаника». Во всех этих ситуациях «Мир-2» светит либо сверху, либо справа, либо слева. Пилот должен чувствовать аппарат, каждое его движение, дистанцию до объектов, перед которыми зависает, мимо которых проходит. Мы в таких операциях имеем большой опыт, а эти съемки – лишь очередной эпизод в нашей глубоководной жизни.

Искусству пилотирования подводных аппаратов нигде не учат. В нашей стране нет соответствующих школ, курсов, нет даже такой профессии – командир подводного аппарата, или пилот. В русском языке слово «подводник» ассоциируется с подводными лодками, водолаз – с человеком, погружающимся в водолазном снаряжении. Как правило, после ввода нового подводного аппарата в эксплуатацию часть персонала, участвовавшего в его разработке и постройке, становится пилотами. После получения «Пайсисов» мы учились пилотировать их на Черном море, затем – на Байкале, в условиях сложного рельефа дна, сходного с рифтовыми зонами океана, а после этого – в открытом океане. И все это были научные погружения, во время которых производилось визуальное обследование донной поверхности с проведением видео– и фотосъемок, отбором геологических и биологических образцов, всевозможными измерениями. При работах в рифтовых зонах океана, изобилующих вертикальными стенками, глубокими трещинами, нависающими структурами, техника пилотирования оттачивалась.

Новые сотрудники в погружениях в качестве бортинженеров и стажеров перенимали методы пилотирования у более опытных, а затем вносили что-то свое. Так накапливался опыт, у каждого пилота появлялся собственный почерк. Это и была наша внутренняя школа обучения.

В 70-е годы, когда все начиналось, на два «Пайсиса» было три командира – Александр Подражанский, Владимир Кузин и я. В начале 80-х аттестовали на должность командира Александра Горлова, а несколько позже – Евгения Черняева. 1 августа 1979 года в Институте океанологии была организована Лаборатория научной эксплуатации глубоководных обитаемых аппаратов, заведовать которой Ученый совет избрал меня. Таким образом, наша группа приобрела статус научного подразделения. Его состав хорошо пополнился в 80-е годы.

Сначала в нашу лабораторию пришел выпускник Физтеха Николай Шашков, а после окончания Московского авиационного института – Дмитрий Васильев. Из другой лаборатории перешел к нам Анатолий Благодарев. По окончании Макаровского мореходного училища в Ленинграде был принят Андрей Андреев. Все эти люди постепенно набирались опыта и, будучи аттестованы на должности командиров, самостоятельно пилотировали аппараты. В середине 80-х в Москву из Южного отделения Института в Геленджике переехал Виктор Нищета. Он был тогда уже сложившимся пилотом, командиром аппарата «Аргус», несколько сот часов отработавшим под водой.

Между тем происходила смена поколений: в конце 80-х – начале 90-х по разным причинам покинули Лабораторию А. Подражанский и А. Горлов, прекратил погружения В. Кузин. Эти люди внесли большую лепту в подводное дело, были настоящими пионерами больших глубин, и не только в нашем Институте, а во всей стране. К моменту ввода в эксплуатацию ГОА «Мир» у нас подобралась хорошо подготовленная команда пилотов – конгломерат опыта и молодости.

Радикальные изменения, произошедшие в нашем государстве в 90-е годы, сказались и на нашей Лаборатории. Практически до нуля упало бюджетное финансирование экспедиций, резко снизилась зарплата сотрудников. По разным причинам покинули Лабораторию Д. Васильев, Н. Шашков, А. Благодарев, А. Андреев. Я очень благодарен им всем: хорошим пилотам, профессионалам своего дела, особенно – Николаю Шашкову, который очень много сделал для компьютеризации аппаратов, модернизации программ системы навигации и сбора научных данных.

Сейчас на два аппарата «Мир» у нас три пилота: Е. Черняев, В. Нищета и я. Работы по соглашениям с иностранными партнерами потребовали изменить методику погружений. Если ранее мы погружались с одним наблюдателем в аппарате, имея возможность при этом обучать пилотированию молодых сотрудников, то теперь погружения обеспечиваются одним пилотом, а двое наблюдателей – как правило, иностранцы. Конечно, в режиме каждодневных погружений сразу двумя аппаратами нам троим приходится порой очень трудно. Обучение же молодежи требует организации учебных рейсов с аппаратами на нашем судне. Однако мы поставлены в жесткие временные рамки, ибо летнее время и начало осени занято экспедиционными работами по соглашениям, а зимой проводить такие экспедиции в Балтийском море, где базируется наше судно, не позволяют погодные условия.

…Итак, мы находимся на дне уже 7 часов. Отснято множество интересных сюжетов, израсходовано примерно 70 % энергии аппарата. Говорю Джиму: «Что ты думаешь по поводу окончания работ на сегодня? Надо ведь что-то оставить и на завтра!» – «Хорошая идея», – отвечает он. Я останавливаю аппарат на носовой палубе «Титаника». Сегодня идеальная «погода» внизу: совсем нет течений. Поэтому, остановившись на палубе в окружении массы выступающих предметов, мы чувствуем себя в безопасности. Сообщаю на поверхность: «Келдыш, я “Мир-1”. Закончили работы, готовы к всплытию». И слышу спокойный голос Виктора Нищеты: «Всплывайте». Виктор выполняет сегодня обязанности руководителя погружения. Так уж у нас принято: командир аппарата, остающийся на судне, руководит погружением – ведь руководитель должен понимать все тонкости происходящего как под водой, так и на поверхности после всплытия. А это может понять только человек с большим опытом подводных операций.

В связи с этим вспоминается такой случай. В июле 1980 года аппарат «Аргус» при геологических исследованиях в районе Геленджика залез под кабель, который лег между рубкой и спасательным буем. Все попытки экипажа «Аргуса» освободиться от кабеля успеха не имели, и аппарат застрял на дне. Я в это время находился в Москве и, узнав о случившемся, вылетел в Геленджик. Руководил тем погружением «Аргуса» Виктор Нищета, который, чувствуя, что помочь ничем не может, повторял: «Лучше бы я был там». Так думать мог только человек, по-настоящему преданный делу. Та ситуация закончилась благополучно: пришло военное судно-кабелеукладчик, подняло кабель, под которым застрял «Аргус», и аппарат самостоятельно всплыл на поверхность. Открылся люк, и из «Аргуса» вышли улыбающиеся члены экипажа, просидевшие под кабелем 44 часа.

…Всплываем. Глубина 3000 метров. Члены подводного экипажа заснули: мы находимся под водой уже более 10 часов, да и режим жизни на корабле довольно сложен для них – много творческой работы, обсуждений планов, наладки оборудования и минимум сна.

Снова слышу голос Виктора Нищеты: «“Мир-1”, если можете, ускоряйтесь. Погода портится». Это значит, нужно добавить скорости с помощью вертикально развернутых боковых движетелей. Запас энергии еще есть, и я нажимаю на джойстик. Смотрю на дисплей компьютера: скорость уже 42 метра в минуту.

Предупреждение о погоде для нас всегда серьезно. У нас есть свой институт прогнозов в одном лице – Валерии Козлович. Лера – опытный метеоролог. С нами она работает с 1982 года, когда мы на «Пайсисах» погружались на хребет Рейкьянес в Атлантическом океане. Была очень сложная погодная ситуация, и Лера давала нам небольшие «окна», во время которых мы умудрились сделать 17 погружений в течение трех недель. Она делает глубокий анализ карт, принимаемых из разных метеоцентров, и с точностью до часов предсказывает изменение погоды. Конечно, она – неотъемлемая часть нашей подводной команды.

Без точного метеопрогноза невозможно планировать погружения, в особенности если мы поставлены в жесткие временные рамки при определенном количестве погружений, которые необходимо выполнить в соответствии с требованиями заказчика…

Хочу еще раз подчеркнуть, что состав подводной команды, работающей с двумя аппаратами, немногочислен. Здесь каждый человек отвечает за большой участок работы. Команда построена как здание, где каждый кирпич сцементирован с соседним и поэтому держит всю систему.

…Ускоряюсь на боковых движителях. Быстро мелькают метры – на индикаторе глубины уже 200. Выключаю движители, связываюсь с поверхностью: «Глубина 200 метров». Слышу в ответ голос Симагина с катера: «Понял 200. Включите свет». Время уже 10 вечера, на поверхности – темнота. Когда мы всплываем в темноте, то всегда включаем один из мощных светильников, и аппарат на волне виден издалека. От него разливается своеобразное подводное зарево голубого цвета.

Мы уже на поверхности. Судя по тому, как качает аппарат, погода действительно «нелетная». Предстоит сложный подъем. Слышу голос Симагина: «“Мир-1”, стою около вас. Продуйтесь». Пускаю сжатый воздух в цистерны главного балласта, зная, что сейчас оранжевая палуба нашего аппарата засверкает над волной в голубых лучах светильника. Слышу по радиосвязи команды с мостика «Келдыша», переговоры между катером и судном. Все понятно с полуслова: спустили «Зодиак», водолаз прыгнул на палубу «Мира» и подцепил буксир. А сейчас «Кореш» буксирует нас к судну. Водолаз сидит на палубе, его захлестывает волна, он держится за маленькие леера на палубе аппарата. Вот уже катер подводит его к судну, второй водолаз подает основному трос-проводник. Сегодня цепляет аппарат Володя Петровский. В принципе, это несложная работа, но в условиях плохой погоды она требует и спортивной сноровки, и ловкости, а порой даже некой изобретательности.

В первые годы эксплуатации «Миров» основным водолазом, который цеплял и отцеплял аппарат, был Андрей Андреев. В начале 90-х его сменил Леонид Волчек, который проработал в этом амплуа довольно долго – до 1997 года. Порой при зацепе аппаратов ребятам приходилось демонстрировать элементы акробатики и настоящий артистизм, что очень нравилось тем, кто видел это в первый раз. И всегда на этой позиции были ключевые люди, которые достигали профессионализма в этих, казалось бы, несложных операциях, которые являются важным звеном большой цепи надводных работ, обеспечивающих безопасность аппаратов и их экипажей. В настоящее время у нас в команде два зацепляющих – Владимир Петровский и Алексей Федотов: в Лаборатории Алексей более 10 лет возглавляет группу гидравликов. Мне пришлось работать на НИС «Академик Курчатов» с его отцом Юрием Тихоновичем Федотовым – отличным электриком и механиком, понимавшим, что такое глубина, но только по тем приборам, в создании которых он сам принимал участие. А сын пошел дальше и вкусил глубину по-настоящему – и как бортинженер ГОА, и как руководитель группы гидравлики, и как водолаз, зацепляющий аппарат в самых невероятных погодных условиях.

…Володя Петровский подцепляет трос-проводник к грибку подъемной рамы аппарата. Слышу голос Нищеты: «“Мир-1”, включите первую систему. Трос-проводник заведен». Первая система нужна для того, чтобы в случае необходимости можно было работать движителями аппарата – такая методика много раз выручала нас при плохих погодных условиях. А по тросу-проводнику будет скользить захват, который Володя Петровский должен надеть на грибок подъемной рамы. Казалось бы, простая операция. Но в штормовую погоду иногда рвется трос-проводник, захват заедает на проводнике, в самый ответственный момент водолаза накрывает волной – все ситуации предусмотреть сложно. Но сегодня все нормально, Володя зацепил аппарат с первого раза. Слышен рев крана, который поднимает его на борт судна. Боцман Дудинский ставит аппарат на штатное место, матросы крепят его к палубе. Затем следует команда руководителя: «“Мир-1”, можно открыть люк». Открываю люк, и в круглом отверстии снова вижу небо, только не голубое, а звездное. Стрелки часов уже перешли за полночь…

Я уже несколько раз рассказывал о погружениях, подчеркивая те или иные штрихи, чтобы создать наиболее полное представление о том, что происходит во время спуска и подъема аппаратов, при работе под водой. Но картина будет неполной, если не сказать о работе экипажа судна обеспечения – «Академик Мстислав Келдыш». Во время погружения судно целиком работает на аппараты. Штурманский состав выводит судно в точку погружения аппарата; ее рассчитывает по донным гидроакустическим маякам навигационная группа во главе с Игорем Пономаревым, обеспечивая точную навигационную привязку аппарата.

Навигационной группой сначала руководил Николай Шашков, а с середины 90-х – Владимир Аркадьевич Кузьмин. Володя пришел в Институт океанологии одновременно со мной, в 1965 году. Он учился в Институте связи и делал диплом у заведующего отделом экспериментальной техники Бориса Васильевича Шехватова. После защиты диплома Володя остался работать в Институте. Борис Васильевич – это наш первый учитель в области создания океанологической техники. Под его руководством было создано несколько уникальных океанологических приборов, которые по своим техническим и эксплуатационным характеристикам не уступали лучшим зарубежным образцам. Борис Васильевич – настоящий пионер океанологической техники, он стоял у истоков создания этого нового направления в нашем Институте.

Вместе с Володей Кузьминым мы создавали автономный измеритель гидрофизических данных и систему непрерывного сейсмического профилирования осадочной толщи с электроискровым излучателем. Когда мы начали эксплуатацию «Пайсисов», я приглашал Володю в нашу группу. Он был не только профессионалом в области электроники и гидроакустики, но и прекрасным волейболистом. По координации и хорошей реакции он вполне подходил на роль пилота подводного аппарата. Однако тогда он отказался и пришел в нашу Лабораторию уже в начале 90-х. Позже он возглавил навигационную группу, погружался и в качестве бортинженера. Пилотом он не стал, но очень добросовестно относился ко всему, что ему поручалось. К сожалению, в сентябре 2001 года его не стало.

В спуске аппарата участвует вся палубная команда во главе со старшим помощником Андреем Титовым. Он координирует действия крановщика боцмана Дудинского и матросов, которые с помощью оттяжек удерживают аппарат от раскачивания при отрыве его от палубы и выводе за борт судна. Работа матросов на оттяжках при спуске и подъеме – удивительное зрелище: оно напоминает мужественный танец, требующий напряжения мышц и пластики. Джим Кэмерон назвал это «палубным балетом». Операторы снимали наших «танцующих матросов» для фильма специально.

Юрий Горбач на мостике ориентирует корпус судна на волну таким образом, чтобы обеспечить максимальную безопасность спуска или подъема. В дежурном режиме работает и команда механиков: они готовы в любое время к ремонту спуско-подъемного устройства и других агрегатов, которые обеспечивают эти операции. Старший механик Виктор Ларькин на судне с момента его постройки. Он всегда выходит на спуски и подъемы аппаратов и очень переживает, если в его «хозяйстве» что-то отказывает. Ну и конечно же, особую заботу о подводниках проявляет наш шеф-повар Николай Трущенков со своей командой поваров и помощников.

Словом, все службы на судне работают на два экипажа, погружающихся под воду, подобно тому как огромный штат космодрома и Центра управления полетами работает на небольшую группу космонавтов, отправляющихся в космос или летающих по орбите вокруг Земли в космическом корабле или на орбитальной станции.

Двадцать пять лет НИС «Академик Мстислав Келдыш» с аппаратами «Мир» на борту работает в океане как хорошо отлаженный механизм. Это заслуга людей, которые эксплуатируют глубоководный комплекс.

А непосвященных всегда удивляла быстрота, с какой происходят операции спуска и подъема. Тех, кто погружался на «Мирах» впервые, восхищала виртуозность пилотов, управляющих аппаратами. Тех, кто уже поработал на наших аппаратах, не заманить ни на какие другие. Разрабатывая новые головокружительные проекты, эти люди снова возвращаются на «Келдыш», зная, что здесь их задумки будут воплощены в жизнь.

Очень жаль, что это сказочное действо прервалось практически на самом пике своего развития. Но есть еще надежда: ведь она умирает последней…