Западная Европа под пятой фашизма

Третья фашистская волна приходится на годы второй мировой войны. Она поднялась в силу главным образом внешних обстоятельств, будучи прямым следствием агрессии стран «оси». Отсюда ее тесная взаимосвязь с ходом военных действий, зависимость ее перепадов от успехов и поражений немецко-фашистского вермахта.

Накануне войны большинство фашистских движений, исчерпав свои внутренние возможности, уповали на внешний фактор, прежде всего в лице гитлеровской Германии. Они выполняли роль «пятой колонны», вместе с профашистскими кругами подрывая волю своих народов к сопротивлению, а нередко занимались и агентурной работой в пользу стран «оси».

Как далеко заходили фашисты по этому пути, можно судить на примере В. Квислинга. Помимо пронацистской агитации и шпионажа, лидер норвежских фашистов выступал в качестве «наводчика», призывая нацистов скорее вторгнуться в Норвегию. В связи с подготовкой операции против Норвегии гитлеровцы в декабре 1939 г. пригласили Квислинга и его ближайшего помощника Хагелина в Германию. Находясь там, Квислинг безудержно фантазировал насчет сил и возможностей собственной партии, гарантируя немцам легкий успех. В разговоре с Розенбергом он, в частности, сообщил о 200 или 300 тыс. своих приверженцев[1016]. Норвежский фюрер был принят самим Гитлером. Наряду с прочими вопросами они обсуждали проблему «нордического единства». Квислинг убеждал собеседника, что Норвегия сможет сыграть видную роль в системе нацистского «нового порядка», попутно выдвинув притязания на Фарерские острова, Исландию и Гренландию[1017].

Из визита в Германию Квислинг извлек ощутимые материальные выгоды. Сотрудник внешнеполитического отдела НСДАП Шейдт вручил ему в английских фунтах стерлингов сумму, эквивалентную 100 тыс. марок[1018]. Через ведомства Риббентропа и Розенберга Квислингу решено было выдать 200—300 тыс. марок и, кроме того, выплачивать еще по 10 тыс. ф. ст. ежемесячно[1019]. На немецкие деньги норвежские фашисты обзавелись большой, технически оснащенной главной квартирой в центре Осло. Их партийный орган из захудалого листка превратился в газету полного формата с солидным тиражом. Из новой штаб-квартиры протянулась разведывательная сеть к постам на побережье, откуда велось наблюдение за военными и торговыми судами. По утверждению германского военно-морского атташе капитана 3 ранга Шрайбера, норвежские нацисты доставляли ценную информацию[1020]. Своим немецким покровителям Квислинг предлагал обучить в Германии специальный контингент из норвежских нацистов, которые должны были бы совершить переворот и открыть вермахту путь в Норвегию[1021]. Квислинг вел кампанию по вербовке сторонников среди офицерского корпуса. Ему удалось, привлечь на свою сторону коменданта Нарвика и полковника Сунло. Впоследствии тот без боя сдал порт гитлеровским войскам.

Безусловно, не следует преувеличивать степень влияния Квислинга и его людей на принятие гитлеровской верхушкой важного военно-политического решения. Хвастливые заверения Квислинга и особенно сообщаемые им сведения служили для сторонников операции «Везерюбунг» лишь дополнительными аргументами в пользу их замыслов. Хотя германский посланник в Осло К. Бройер и резидент абвера Б. Бенеке скептически относились и к самому Квислингу, и к исходившей от него информации[1022], тем не менее накануне вторжения для встречи с главой норвежских фашистов в Копенгаген отправился начальник отдела абвера полковник Пикенброк. 3 апреля состоялась беседа между ним и Квислингом. Об ее итогах генерал Йодль писал на другой день: «Пикенброк вернулся после совещания с Квислингом с хорошими результатами»[1023].

В Дании — второй жертве операции «Везерюбунг» — гитлеровцы тоже нашли пособников среди местных фашистов, которые, в частности, помогли им организовать скрытую высадку десанта в Копенгагене[1024]. Нидерландские фашисты входили в состав специальных отрядов, захватывавших приграничные мосты, чтобы облегчить наступавшему вермахту продвижение[1025]. Фламандская национальная лига, чей лидер Стаф де Клерк еще до войны работал на абвер, вела пораженческую пропаганду в бельгийской армии, призывала фламандцев к дезертирству, к проведению актов саботажа; значительная часть пропагандистских материалов доставлялась германской разведкой. В официальном немецком документе того времени подчеркивалось, что лига «добилась определенных успехов»[1026].

После оккупации гитлеровцами значительной части Западной Европы местные фашисты стали подручными захватчиков. В полной мере раскрылся фашистский потенциал тех движений и организаций, которые прежде на фоне германского нацизма казались более «умеренными». Они не только послушно выполняли волю оккупантов, но и проявляли собственную инициативу в террористических акциях против движения Сопротивления, «расово чуждых» элементов, а затем и в агрессии против Советского Союза, в военных действиях против союзных войск.

Для нацистов «малые» фашистские движения были вспомогательными инструментами в деле формирования «нового порядка». В свою очередь, местные фашисты рассматривали Германию как силу, способную помочь им в достижении собственных целей. Германская помощь была нужна относительно слабым западноевропейским фашистским движениям для того, чтобы навязать народам своих стран режимы террора и насилия, заставить их пройти через процесс фашизации. Как известно, практически каждое фашистское движение вынашивало националистические экспансионистские планы. «Великая Бургундия», «Государство 17 провинций», «Великая Норвегия» и т. п. — все эти националистические программы фашистские движения соответствующих стран рассчитывали осуществить при помощи нацистов, надеясь в то же время сохранить относительную самостоятельность под германской эгидой. Подобные расчеты были иллюзорны. Так, Геббельс в дневнике высмеивал Квислинга за наивность. Тот надеялся стать фюрером Норвегии, союзной с Германией и другими «нордическими» государствами в рамках пангерманского содружества, тогда как нацисты видели в Норвегии всего лишь провинцию «третьего рейха»[1027].

Фашизация для них была неотделима от германизации, когда речь шла о странах с населением, относящимся к «нордической расе». «Великое европейское хозяйственное пространство», экономически, политически и расово унифицированное, — вот цель гитлеровской верхушки и реакционных магнатов германского монополистического капитала[1028]. Характерно, что даже португальский диктатор Салазар высказывал опасения, что следствием победы нацистов может стать «германизация всей Европы»[1029]. Отсюда коллизии в фашистском лагере между гитлеровцами и теми группировками, которые претендовали на известную автономию. Попытки добиться каких-то политических, экономических или территориальных преимуществ под эгидой гитлеровского «нового порядка» в конечном счете вели к полному и безоговорочному подчинению фашистов оккупированных западноевропейских стран нацистскому рейху. Следовательно, сама логика фашистского национализма неизбежно толкала западноевропейских фашистов на путь национального предательства.

Отношения гитлеровцев с фашистами оккупированной Западной Европы зависели, в частности, от их удельного веса в политической жизни соответствующих стран, от их реальной силы. Не случайно относительную самостоятельность смогли временно сохранить фашистские круги во Франции, имевшие на руках такие козыри, как флот и колониальные владения. Именно это обстоятельство заставило нацистов на какой-то период считаться со своими французскими партнерами.

Вишистский режим, возникший на руинах Третьей республики, занимал специфическое место в контролируемой немцами Западной Европе. В соответствии с условиями перемирия, под его управлением находились 2/5 французской территории к югу от Луары с центром в курортном городе Виши. Немцам было удобно грабить Францию руками французских приспешников. Это избавляло их от необходимости содержать специальный аппарат, обеспечивало более гладкое и бесперебойное поступление ресурсов, а, кроме того, создавало определенный камуфляж для их хищнической политики. Об этом весьма откровенно писал Геббельс в 1940 г.: «Если бы французы знали, что фюрер потребует от них, когда настанет время, у них, наверное, выскочили бы глаза из орбит, поэтому хорошо, что мы пока не раскрываем своих замыслов и пытаемся выбить из покорности французов все, что вообще возможно»[1030].

По сравнению, например, с квислинговским правительством режим Виши имел определенные корни в довоенной Франции. За ним стояли многочисленные и могущественные фракции господствующего класса: монополисты, представители военной касты и высшего чиновничества. Петэновская клика, спекулируя на престиже престарелого маршала, временно сумела добиться поддержки мелкой буржуазии, зажиточного крестьянства. В пользу Виши сложилась и психологическая ситуация непосредственно после поражения Франции. «Ощущение беспомощности и безнадежности, — пишет советский ученый В. П. Смирнов, — способствовало росту «мессианских» настроений, характерных для периодов народных бедствий. В поисках спасителя многие французы обратили взоры к маршалу Петэну, который представлялся им человеком, прекратившим войну и обеспечившим мир»[1031]. Тем более велика заслуга французских коммунистов, с самого начала разоблачавших петэновскую легенду, характеризовавших Виши как режим «нищеты, рабства и измены»[1032].

В диктатуре Петэна видели воплощение своих давних замыслов прежде всего те группировки, которые претендовали на создание самобытного, «чисто французского» режима фашистского типа. Ради этого они способствовали разгрому своей страны. «Он стоил военного поражения»[1033], — говорили о режиме Виши его приверженцы. Вишисты рассчитывали обеспечить Франции определенную автономию по отношению к победителям. Экстремистские группировки, имитировавшие нацистов и готовые растворить Францию без остатка в гитлеровской Европе, были оттеснены на второй план.

Их лидеры предлагали Петэну свои услуги. В частности, М. Деа обратился к нему с проектом создания единой фашистской партии, которая стала бы костяком режима. Такая партия, уверял Деа, необходима для борьбы с «большевистской угрозой». Кроме того, победители будут серьезнее относиться к Франции, «если возникнет большая партия, аналогичная тем, которые являются инструментами национальных революций в Германии, Италии, Испании и других странах»[1034]. Маршал не поддержал Деа. Вместо партии был организован «Легион ветеранов» в стиле «Боевых крестов».

Прохладно отнесся к идее объединения сил французского фашизма и германский резидент О. Абец. Чтобы крепче держать в руках свою агентуру, нацисты придерживались принципа «разделяй и властвуй». Причем именно во Франции, самой крупной и сильной стране, попавшей под пяту германского господства, этот принцип проводился наиболее последовательно. В качестве известного противовеса Виши гитлеровцы поддерживали «парижских фашистов», выразителей ультраколлаборационистской тенденции. Здесь, в Париже, подвизались Дорио со своей ППФ, Деа, в 1941 г. организовавший Национально-народное объединение (РНП), лидер кагуляров Делонкль. По свидетельству сотрудника германского посольства в Париже фон Шлейера, Э. Делонкль ежемесячно получал от О. Абеца по 300 тыс. франков, а Дорио и Деа — по 250 тыс. каждый[1035].

Бешеный антикоммунизм объединял все течения французского фашизма. Дорио осенью 1941 г. отправился на Восточный фронт с первым контингентом «волонтеров» антибольшевистского легиона. «Участвуя в том крестовом походе, который возглавила Германия, тем самым по справедливости обретая признание в мире, вы вносите свой вклад в устранение большевистской угрозы»[1036], — напутствовал легионеров Петэн. С 1941 по август 1944 г. в легион удалось завербовать лишь 5800 человек, из них 3000 в 1941 г.[1037]

Распри между вишистами и «парижанами» дополнялись грызней внутри каждого из этих лагерей. Довольно острыми коллизиями сопровождались отношения между Петэном и Лавалем, непримиримая вражда разделяла Дорио и Деа, причем все эти линии противоречий взаимопереплетались. Внутренняя борьба в лагере французского фашизма вытекала из его особенностей и усугублялась политикой оккупантов. Когда речь идет об этих распрях, кроме столкновения личных амбиций вождей нужно учитывать и определенные разногласия по вопросу о путях фашизации Франции.

С точки зрения анализа особенного и общего в западноевропейском фашизме наибольший интерес представляет режим Виши до ноября 1942 г., т. е. до тех пор, пока его эволюция во многом зависела от внутренних факторов. По формальным признакам он представлял собой режим авторитарно-фашистского типа, напоминавший пиренейские диктатуры. Его становление проходило псевдолегальным путем. 10 июля 1940 г. бежавшие в Бордо запуганные парламентарии приняли закон, фактически похоронивший конституцию 1875 г. и предоставивший маршалу Петэну неограниченную личную власть.

Первоначально на идеологии Виши сказывалось сильное влияние традиционной консервативной реакции и клерикализма. Определенный отпечаток наложили на вишистское государство архаические взгляды Петэна, ставшего не просто его главой, но и символом. «Многие из его идей были заимствованы у Жозефа де Местра, Ле Пле, Тэна... Морраса и Салазара»[1038], — так характеризует взгляды Петэна один из его приближенных Дю Мулен де Лабартет. Корпоративизм в петэновской интерпретации носил оттенок патриархальности, так как на словах он был более созвучен корпоративным порядкам «старого режима» до 1789 г., чем итальянскому образцу. Сходство с пиренейскими диктатурами усугублялось благодаря той роли, которая была отведена в вишистском государстве церкви. Если парижские фашисты специализировались на антикапиталистической демагогии под псевдосоциалистическими лозунгами, то вишисты предпочитали демагогию патерналистского характера, проповедуя сотрудничество всех классов в единой патриархальной семье, возглавляемой справедливым отцом-маршалом[1039].

Субъективно Петэн и часть его окружения склонялись к иберийской модели фашизма. Но то, что было естественным на архаичной социально-экономической почве Португалии и Испании, не могло привиться в одной из самых развитых стран Западной Европы. Традиционалистско-консервативная обшивка не могла скрыть непосредственное господство могущественных группировок монополистического капитала, которые имели широкое представительство во всех вишистских кабинетах, независимо от того, кто возглавлял их — Лаваль или Дарлан. Индокитайский, Парижско-Нидерландский банки, банк Вормс, «Комите де форж», концерн Мерсье и другие крупнейшие монополистические объединения имели своих людей на ключевых правительственных постах. «Никогда еще «личная уния» между трестами и государством не афишировалась с таким цинизмом»[1040], — подчеркивал М. Торез.

Корпоративистская фразеология служила весьма прозрачной маскировкой для расширения власти монополистического капитала. В качестве практического осуществления идеи корпоративизма рекламировались «организационные комитеты» в отдельных отраслях промышленности, наделенные широкими полномочиями как в экономической, так и социальной сфере. Во главе правления «оргкомитетов» стоял зять автомобильного магната Л. Рено и директор его заводов Ф. Ленде. Отдельные комитеты возглавляли лидеры крупнейших монополий соответствующих отраслей: в автомобильной — Рено, Пежо, Мишлен, в электротехнической — Мерсье, в химической — представитель фирмы Кюльмана и т. п. Крупным землевладельцам принадлежало господство в «сельскохозяйственных корпорациях», по своей сути идентичным «оргкомитетам» в промышленности.

Когда, наконец, появилась разрекламированная вишистами «Хартия труда» (26 октября 1941 г.), то ее целью стало заменить прежние профсоюзы отраслевыми «социальными комитетами», которые ставились в зависимость от «оргкомитетов»[1041]. Как писал А. Верт, во Франции Виши «тресты, финансовая олигархия и крупные дельцы были теперь хозяевами более чем когда-либо прежде»[1042]. Французским монополиям петэновский режим принес ощутимые материальные выгоды. Их прибыли в 1943 г. выросли более чем в 5 раз по сравнению с уровнем 1939 г.[1043] Осуществлявшее их волю правительство обеспечивало великолепные возможности для эксплуатации трудящихся, немецкие военные заказы гарантировали устойчивую конъюнктуру.

В вишистской Франции формируется вариант государственно-монополистического капитализма, весьма напоминавший германский и итальянский образцы. Американский историк Р. Пэкстон отмечает, что с точки зрения методов государственного вмешательства в экономическую жизнь Виши «ближе к Германии и Италии, чем к Франко и Салазару»[1044]. Об этом же говорит французский историк Р. Бурдерон; сходство обнаруживается прежде всего в однотипности отношений между деловым миром и государственным аппаратом[1045].

Для вишистского режима характерна эволюция от авторитаризма к тоталитаризму. Наряду с концентрацией власти в руках государства шел процесс ликвидации выборности местных органов власти. Предельно расширялись права префектов. Эквивалентом массовой партии фашистского типа в значительной мере являлся «Легион ветеранов», позднее переименованный во «Французский легион борцов и добровольцев национальной революции»; из отборных головорезов сложилась «легионерская служба порядка», по своим функциям близкая к гестапо. В начале 1943 г. она была преобразована в специальную милицию во главе с Дарнаном. Этот палач являлся связующим звеном между вишистами и парижскими ультраколлаборационистами; соперничающие фашистские клики объединили свои усилия для расправы с французскими патриотами. Летом 1942 г. вишисты подписали соглашение о сотрудничестве с гестапо. Перманентный массовый террор стал нормой жизни в вишистской Франции.

Правительство Виши взяло на вооружение и расистскую доктрину. Специальное законодательство определяло круг должностей и профессий, доступ к которым был закрыт для лиц нефранцузского происхождения. В марте 1941 г. появился на свет «генеральный комиссариат по еврейским вопросам», летом 1942 г. начались массовые аресты евреев, которых вишисты передавали в руки гитлеровцев.

Несостоятельность расчетов вишистских лидеров, надеявшихся обеспечить своему режиму привилегированное место в системе «нового порядка», со всей ясностью обнаружилась после высадки союзных войск в Северной Африке. Лишившись колоний и флота, вишистское государство не сохранило и видимости суверенитета. По требованию немцев, оккупировавших всю территорию Франции, в правительство вошли их парижские марионетки. Правда, и Петэн, и Лаваль предпринимали неуклюжие попытки дать «задний ход», надеясь сыграть на антикоммунистических тенденциях в политике западных держав. Их запоздалые маневры были обречены на неудачу не только из-за внешних обстоятельств — полного немецкого контроля, — но и вследствие далеко зашедшей фашизации Виши.

Позорный эпилог предательской политики французских фашистов был дописан так называемым французским «правительством» во главе со старым германским агентом де Бриноном. Оно обосновалось в немецком городе Зигмарингене, куда бежали, спасаясь от справедливого возмездия, представители всех течений французского фашизма от вишистов до Дорио. Некоторым из них, например Деа, укрывшемуся за стенами одного из итальянских монастырей, удалось уйти от заслуженной кары. Другие, в их числе Лаваль, Дарнан, де Бринон, были казнены. Маршалу Петэну смертный приговор генерал де Голль заменил пожизненным заключением.

В оккупированных скандинавских странах и государствах Бенилюкса местные фашисты были слишком слабы, чтобы гитлеровцы серьезно считались с ними. Только в Норвегии Квислингу удалось возглавить правительство, и то оно функционировало под жестким контролем рейхскомиссара Тербовена. Причем срок существования первого квислинговского кабинета исчислялся несколькими днями. У немцев быстро рассеялись гиперболизированные представления о силе влияния норвежских фашистов. На пятый день после вторжения, 14 апреля 1940 г., Квислинг был отстранен. Оккупанты сочли, что практичнее использовать коллаборационистски настроенные круги крупного капитала и бюрократии; из их представителей был сформирован административный совет. Норвежский прогрессивный публицист X. Крог с полным основанием писал, что «норвежские крупные капиталисты сослужили Германии гораздо б?льшую службу, чем Квислинг, Хагелин и вся банда «норвежских» министров, судей, доверенных лиц, доносчиков, хирдов-штурмовиков Квислинга и «легионеров» на Восточном фронте, вместе взятых»[1046].

Осуществляя грабеж национальных богатств Норвегии, захватчики не упускали из виду и задачу фашизации страны. Декретом рейхскомиссара от 25 сентября 1940 г. в стране разрешалось существование одной партии — «Национального единения». Но семена нацизма не дали в Норвегии сколько-нибудь значительных всходов. Пик количественного роста «Национального единения» был достигнут к началу 1943 г. — 43 тыс. человек[1047]. В отрядах карателей-хирдов насчитывалось 1,5 тыс. всякого рода подонков; в составе норвежского легиона на советско-германский фронт было отправлено около 2 тыс. фашистов[1048].

В феврале 1942 г. Квислинг вновь был поставлен во главе марионеточного правительства с целью усилить репрессии против патриотов. Квислинга, имя которого стало синонимом национального предательства, постигла справедливая кара. Тем не менее находятся буржуазные авторы, пытающиеся в той или иной мере реабилитировать фюрера норвежских нацистов, изображая его оторванным от реальности мечтателем-идеалистом, которого якобы обманули гитлеровцы[1049].

Реально оценивая слабые возможности датских нацистов, учитывая неудачный опыт с Квислингом, гитлеровцы с самого начала предпочли более спокойный путь эксплуатации Дании через посредство легального правительства Стаунинга. Контроль над ним осуществляли имперские уполномоченные и военные власти. Такой «правительственный коллаборационизм» был выгоден и датским капиталистам, наживавшимся на германских военных заказах.

Вместе с тем оккупационные власти оказывали поддержку и местным фашистам, рассматривая их как средство давления на правительство, а также как вспомогательный пропагандистскотеррористический инструмент. В апреле 1942 г. датские фашисты, ободренные недавним назначением Квислинга на пост главы кабинета в соседней Норвегии, сделали попытку захватить власть. Она оказалась неудачной. Несмотря на благоприятные внешние обстоятельства, ДНСРП не смогла стать массовой партией; ее численность составила в 1942 г. 16 тыс. человек[1050].

Роль датских нацистов возросла в глазах оккупантов, когда во второй половине 1943 г. вместо «правительственного коллаборационизма» был введен военно-полицейский режим. Немецким карателям рьяно помогали 2000 датских нацистов, объединенных в несколько специальных отрядов, например, «Шальбургский корпус», «Хипо», «Соммер», «СС-вагтбатальон Шелланд»[1051]. Из членов ДНСРП вербовались волонтеры в подразделения «СС» под названиями «Дания» и «Нордланд» для участия в военных действиях на Восточном фронте.

После оккупации Нидерландов местные фашисты также пошли в услужение захватчикам. Муссерт при этом пытался выторговать у Гитлера санкцию на воссоздание под германской эгидой «Великой Голландии» в границах XVII века. Но подобные планы не нашли отклика у немцев, которые предпочли править оккупированной страной, опираясь на собственный военно-полицейский аппарат. Это упрощало грабеж Нидерландов, тем более что «правительственного коллаборационизма» здесь не вышло, а местные фашисты были недостаточно сильны, чтобы обеспечить решение подобной задачи. Даже в условиях оккупации, создававших своеобразный политический вакуум, «Национал-социалистское движение» не смогло превратиться в подлинно массовую партию. Муссерт во время судебного процесса говорил о 80 тыс. членов партии. Американский историк В. Вармбрун считает более достоверной цифру в 50 тыс.[1052]

Местные нацисты не только поддерживали террористические акты германского фашизма в Нидерландах, но и воевали в составе легиона войск СС «Голландия». Общее число членов НСБ, принимавших участие в военных действиях, достигало 25 тыс.[1053]

В Нидерландах, как и в других оккупированных странах, можно проследить применение излюбленного нацистского метода «разделяй и властвуй». Так, немцы сталкивали между собой Муссерта и Роста ван Тоннингена. Одновременно в распрях сателлитов находила отражение борьба между самими нацистскими главарями и ведомствами, характерная для тоталитарного нацистского государства. Муссерт опирался на поддержку верховного комиссара А. Зейсс-Инкварта, представлявшего верхушку НСДАП, Р. ван Тоннингену покровительствовал глава СС и полиции на нидерландской территории А. Раутер, за которым стоял Гиммлер.

Определенные разногласия между главарями нидерландского фашизма не дают оснований для противопоставления их друг другу, как это делают некоторые буржуазные историки, стремящиеся представить Муссерта в более выгодном свете, чем ван Тоннингена[1054]. В буржуазной историографии можно встретить и попытки реабилитации предателя нидерландского народа[1055]. Между тем национальная измена Муссерта и других западноевропейских фашистов была закономерным итогом реализации их политических и идеологических установок.

Обе основные группировки бельгийского фашизма (Фламандская национальная лига и рексисты) активно включились в создание «нового порядка» под контролем германской военной администрации. Тот факт, что против них было по меньшей мере 95% населения страны[1056], еще более ожесточал фашистских отщепенцев. Предел мобилизационных возможностей фламандских фашистов исчислялся 50 тыс. приверженцев[1057]; 15—20 тыс. из них входили в состав полицейских формирований, помогавших оккупантам проводить политику террора. В войсках СС сражался легион «Фландрия». Фламандским националистам пришлось смириться с решением гитлеровцев об «интеграции» их земли в состав третьего рейха. После смерти С. де Клерка (1943 г.) его преемником стал Элиас, но в конце декабря 1944 г., когда немецкие войска уже были изгнаны из Фландрии, «фюрером фламандского народа» провозгласили Ван де Виеле, который, как и Рост ван Тоннинген, был противником даже самых робких автономистских тенденций.

В рядах рексистов насчитывалось до 20 тыс. членов. Из них Дегрель вербовал волонтеров для Восточного фронта в легион СС «Валлония», который он сам и возглавил; 6000 рексистов осуществляли террористические функции внутри страны[1058]. Гитлер не лишал Дегреля надежды на создание «Великой Бургундии». После войны бежавший в Испанию бывший рексистский фюрер стал одной из ведущих фигур неофашистского лагеря, олицетворяя преемственную связь между «традиционным» и новым фашизмом[1059].

В период успехов гитлеровского вермахта фашисты активизировались и в нейтральных странах Западной Европы. В Швеции это выразилось, в частности, в возникновении новых организаций, отпочковавшихся от ранее существовавших. Таким образом появились в 1941 г. «Шведская оппозиция» Пер Энгдаля и «Коричневая гвардия» А. Энгстрема. Члены этой последней ездили в оккупированную Норвегию, чтобы пройти там под руководством немецких инструкторов курс военно-политического обучения[1060]. «Коричневые гвардейцы» формировали вооруженные подразделения, которые могли бы прийти на помощь немцам в случае их вторжения в Швецию. Шведские фашисты сами призывали гитлеровцев к нападению на свою страну, указывая, что наиболее удобный путь проходит через слабо защищенную шведско-норвежскую границу. К моменту предполагаемой оккупации они приготовили списки антифашистов, с которыми предполагалось немедленно расправиться. После нападения гитлеровской Германии на СССР фашисты настаивали на вступлении Швеции в войну на стороне стран «оси». Фашистские лидеры неоднократно обращались к королю Густаву V с требованиями присоединиться к антикоминтерновскому пакту[1061]; 800 шведских фашистов в годы войны присоединились в качестве добровольцев к гитлеровской армии[1062]. Антинациональная антидемократическая политика фашистов усугубила разрыв между ними и шведским народом. На парламентских выборах 1944 г. основные фашистские группировки получили всего 8023 голоса[1063]. Шведские власти только в конце войны стали принимать некоторые меры по пресечению деятельности фашистов. Учитывая изменившуюся внутреннюю и международную обстановку, руководство фашистских организаций рекомендовало своим членам уходить в подполье, менять имена и ждать лучших времен.

Нейтралитетом тяготились в первые годы войны и швейцарские фашисты. Под влиянием побед гитлеровского вермахта происходит вторая «фронтистская весна». Фронтисты и представители прочих фашистских организаций заявили, что швейцарский нейтралитет устарел. Подобные настроения еще более усилились, когда Германия напала на Советский Союз. Около тысячи швейцарских фашистов приняли участие в военных действиях на стороне нацистской Германии[1064]. В идеологии и пропаганде швейцарского фашизма усилились расистские антисемитские мотивы, которые в довоенное время звучали гораздо слабее. Все течения швейцарского фашизма активно обсуждали проблему «совместной работы», надеясь найти себе подходящее место в гитлеровской Европе. Они были готовы перейти на сторону врага в случае нацистской агрессии против их страны. Как и в Швеции, меры против фашистов были приняты в Швейцарии только в последний период войны.

История рассмотренных разновидностей западноевропейского фашизма в период второй мировой войны — это история национального предательства. Преступные действия в качестве «пятой колонны» стран «оси», террор против соотечественников для поддержания гитлеровского «нового порядка», кровавые злодеяния под знаменами СС — таков позорный послужной список западноевропейских фашистских движений.

Фашистская волна в годы второй мировой войны разбилась о непреклонную волю народов антигитлеровской коалиции. Гитлеровская агрессия была главной движущей силой этой волны, поэтому победа над нацистской Германией и ее союзниками, достигнутая при решающей роли СССР и активном участии движения Сопротивления, была победой и над международным фашизмом.