Поэзия

Поэзия

Болдын Батхуу

разделим яблоко

Болдын Батхуу. Член союза писателей Монголии. Поэт. Автор стихотворных сборников «Мамин упрек» («Ээж зэмэлэнэ», 2002), «Великий поток» («Бурхан ЗYгэй Ьалхин», 2009), «Аялгата hайхан буряад хэлэмни» («Мой мелодично прекрасный бурятский язык», 2010), обладатель Нефритового яблока — специального приза семьи Нимбуевых на I Международном турнире поэтов им. Н. Нимбуева в 2003 году.

Великий поток

Смерть перетекает в жизнь.

Жизнь рекою сына несёт моего.

Сын мой втекает в меня.

Он меня несет на волне.

Я в маму втекаю в свою.

А мама течет во мне.

Она течет туда же, откуда пришла.

И Вселенная вся — Великий Поток.

Взгляд

Вижу: свой дух, за собою ведущий,

тень, что веду за собою.

Между духом и тенью — Родину, маму.

Между Родиной, мамой —

весь мир

и сына.

Воловья телега

Видел, как впрягшись в телегу воловью,

дед уходил за Небесную Гору.

Но он не вернулся.

Лишь телега вернулась одна.

Видел: отец за Небесной Горою

скрылся в той же воловьей упряжке.

Думал, проводит он деда телегу,

вернется домой.

Но его не видать.

Лишь телега вернулась одна...

Вот и сам иду за Небесную Гору,

за собой оставляя скрип тележных колес.

Знаю, кто взглядом метко провожает,

потому оглянуться назад я боюсь...

Боюсь ненароком распрячься.

Встреча — разлука 

Приникнув к твоей груди, пахнущей молоком, я плачу.

Душа истомилась, в тоске по тебе изнывая. Я плачу.

Со вздохом печальным кляня нашу участь, я плачу.

До звездочки первой на небе безлунном я плачу.

В твоем задыхаясь дыханье, то жарком, то холодном, я плачу.

И каясь в разлуке с тобою, неизбежной и скорой, я плачу.

И ты ночью тихой, любимая, плачешь. Я плачу.

Меняя свои изголовья, от слез уже мокрые, мы плачем.

А мир... — он привычен

к расставаньям и встречам людским.

С усмешкою смотрит на нас.

Но мы — беззаботны, беззлобны,

живем себе и живем.

Вернуться к маме

Родные вершины мерцая плывут в дымке синей.

Но Вас не нашёл я на пастбище плачущих глаз.

О мама, молю — простите вы грешного сына:

Цветком луговым в вашей жизни я был же хоть раз.

А старость уж пала на косы нетающим снегом,

Поникла глава по сыну-бродяге в тоске.

Ах, что мне делать, когда вашей нежности млеко

Перебродило, как старый кумыс в бурдюке.

Хотел бы под звон колокольцев искать ваши груди,

Хотел бы однажды нагрянуть в Хэнтэйскую степь

И вновь ощутить на спине ремень сыромятный упругий,

Теплом Ваших губ на темени сердце согреть.

Ах, сколько я видел во снах, как стоите

У очага, помешивая вечный свой чай,

И слышал храп лошадиный сыновьим наитьем,

И к Вам возвращался, сквозь ветры сочась.

Когда так вздохнёте, что с сердца падает глыба,

Пойму, что и летом летит вместо бабочек снег.

Когда Вы кочуете по времени с ясной улыбкой,

То песен кукушки глупей в мироздании нет.

Душа не устанет по сыну томиться и плакать,

Но карма не даст ей до смерти самой отдохнуть.

Хоть я творю Вашим именем только лишь благо,

Мне остается о доле подобной вздохнуть.

С печалью познанья погружаюсь я в мутные воды,

Жизни и слёзы сдержать не могу.

Вернусь. Не однажды мы с мамою встретим восходы.

Вернусь. И однажды вновь стану цветком на лугу!

Бабушка, муха и я

Бабушка у огня прядет шерсть,

Видно, хочет носки мне связать.

В солнечном свете, струящемся в тооно,

Мухи свой вечный танец танцуют...

И от жалости к бабушке, мухам

Мне становится зябко...

* * *

Женщина,

Покуда молода, прекрасна,

Полюбить успей поэта. —

Смотри, уйдёт и он,

Как и красота твоя.

* * *

Как жизнь идет моя —

тебе какое дело!

Одно я знаю: ты живешь

лишь ради смерти.

* * *

Когда в долинах чахнут травы, —

табуны спешат домой.

Когда зимой повеет небо, -

вспомнится мне мать.

* * *

Когда вернулись мать с отцом

с букетом для меня,

уже барахтался их сын

в силках страданий...

* * *

Когда уйду далёко-далёко,

Когда звездой одною станет больше,

И полная луна прольёт печаль на землю...

Когда роса вечерняя омоет твои ноги...

В тот час, в тот миг

Ты обо мне...

* * *

Кто бы ни скончался —

печалиться не надо.

Пусть хоть кто-то покинет

долину страданий...

Мольба

Ты — единственная истина на свете,

смерть моя.

Приди, я заклинаю!

Как хотел бы я покинуть жизнь.

Жизнь...

Уйти водой сквозь пальцы.

Лишь одно постиг я,

смерть моя:

кроме жизни нет страданий в мире.

Унеси же, смерть,

смерть ясная моя,

смерть чистая что источник горный...

Ты меня настигнешь,

если убегу.

Молча обойдешь —

коль встречу я без страха.

Ты подобна камню, брошенному в воду.

Смерть моя,

не покидай меня!..

Наши

Ревет братишка,

мать колыбельную поет.

Сержусь я,

смеется отец.

И —

слезы, сестрою пролитые при родах.

И —

слезы, пролитые при смерти дедом.

Мы — это мир.

И мир этот — наш...

Послезавтра

Если любишь меня -

пусть это будет сегодняшним днем.

Если сможешь влюбить и меня —

пусть то будет завтрашним днем...

Если истинной будет наша любовь —

пусть то будет страданьем и счастьем,

ожидающими тебя

послезавтра...

* * *

Почему-то у поцелуев под звёздами вкус смерти...

И украшения красавиц так пахнут греховным...

Приезд отца

Слышно: где-то заржал один дух.

Навстречу ему дух другой заскулил.

Третий дух в ответ заговорил.

Прозрачность

Это утро прозрачное

лишь тебе я дарю:

всю прошлую ночь снилось мне,

как пело солнце

соловьем золотым,

как плакал

серебряный заяц луны.

Это утро прозрачное

лишь тебе я дарю:

всю прошлую ночь снилось мне,

как ласкал я

дракона золотого солнца,

как серебряной рыбкой

играла луна.

Это утро прозрачное

лишь тебе я дарю:

всю прошлую ночь снилось мне,

как искал я

солнца лотос златой,

как срывал я

серебряный лотос луны...

Ты одна только снишься

все ночи в году.

Это утро — твое.

И твой — этот мир!

Разделим яблоко…

Любимая, давай разделим яблоко.

 Ведь оно — одно на двоих.

Сначала — я раз откушу.

Затем — откусишь ты.

(Я так люблю тебя!)

Потом я откушу: два-три-четыре раза.

А ты —

всего лишь раз.

И —

яблока уж нет!

То было яблоко страданий.

(Я так люблю тебя!)

Любимая, давай разделим яблоко. Ведь оно — одно на двоих.

Сначала — ты раз откуси.

Затем — и я.

(Я так люблю тебя!)

Потом ты откуси:

два — три — четыре — пять раз.

А я —

всего лишь раз.

И —

кончился наш плод.

То было счастья яблоко.

Любимая, давай разделим яблоко,

единственное доставшееся нам,

со вкусом смерти, смерти золотой.

Разрубим пополам серебряным мечом

любви и счастья,

и покоя.

Затем...

Я так люблю тебя!..

Слепота

Как мы слепы! —

пуще всяких грехов

смерти страшимся.

И не ведаем о том,

что дух наш закалится

лишь в борьбе достойной

со страданьями...

Всё мы богу вверяем,

что было иль не было с нами,

не зная,

что смех и слезы —

в конце концов —

одно и то же.

Старуха на закате дней

совсем запуталась:

никак не разберет,

где грех

и где благо...

Сама жизнь ошибается,

полагая, что рай

возможен только в покое...

И мы с тобою, к счастью спеша,

приближаемся только лишь к смерти...

Так и заснем бок о бок

в сырой тишине могилы...

Триптих

Возвращаюсь...

Проехал я мир, оседлав вещий стих.

Расстался с судьбою, глухой и слепой.

Покинул я алчный человеческий мир.

Плачу...

С ветром мы плачем: подслушать бы нам

сердцебиенье красавицы юной.

С луной мы рыдаем; проникнуть бы нам

В сновиденья серебряные милой.

Пью...

Пью в надежде очищенья

душ людских, исполненных греха.

Пью в надежде примиренья,

равновесия света и тьмы.

Пью за прозренье жизни.

Допиваю молодость свою.

* * *

Увижу в дальней дымке гору вороную —

вспомню я отца.

Промчится синим табуном легкий ветер —

вспомню я подругу.

Сорвётся жеребёнок с привязи золотой —

узнаю свою участь.

Ускачет лошадь, купленная мною, —

узнаю в ней себя.

Порвутся путы под дождём ночным —

вспомню деда.

Припомню вдруг, что пятилетний вол мой

падёт уж скоро.

К родному табуну лошадь в путах устремится —

судьбу свою признаю.

Во всех, кто помнит и скорбит о ближнем —

узнаю я себя.

Подпруга у седла истёртая вдруг лопнет —

мать вспомню тотчас.

И вспомню, что терлик мой старый —

осиротеет без неё.

Когда проезжий от меня свежую получит лошадь,

свою узнаю душу.

Почувствую, как во мне звенит

сила тетивою.

* * *

Хотя и красит старца седина, —

что девушке за дело до неё!

Дороже истины нет ничего, твердим.

Но если поразмыслить — тоже тлен.

Щепотка земли

Благословляла ты меня:

— Живи же долго, будто ворон,

и смейся голосом лебяжьим,

а голос будет пусть совиный,

короткой жизнь, как у мотылька,

питайся скудно, словно дятел,

и пой, как жаворонок серый!

Но это не благословение —

а проклятие!

Проклинала ты меня:

— В чертогах паутины светлой

живи же тихо червем дождевым,

пусть будет пищей мед пчелиный,

люби, как бабочка цветочки любит,

пиши стихи ты кровью насекомых,

рассыпав буквы, словно муравьев,

и пусть тебе отмерит небо

жизнь краткую, мушиную, как миг!..

Но это не проклятие —

благословение!

Я тихо червем дождевым сбегу

из теней паучьих мира...

И превращусь в щепоточку земли...

* * *

Я вверил когда-то

судьбу свою, силу, отвагу

девяти белым стягам.

Следами гутулов

измерил Вселенную и

в пыли проскакавших тумэнов

топил эту землю когда-то.

В две струны морин-хура

вместил я планету.

Протяжная песня

не смолкнет вовеки в степях.

Я — монгол.

* * *

Я пришел в этот мир

не творить, не крушить —

лишь увидеть хотел,

как смеются цветы

и желтеет листва,

вод теченье, покой,

облака надо мной...

Эту землю погладить.

В вечность вернуться.

Перевод с монгольского Рахмета Шоймарданова.