Юрий Проханов ОСИНОЕ ГНЕЗДО

Юрий Проханов

ОСИНОЕ ГНЕЗДО

— Что и говорить, дело это получилось любопытное, оче-е-ень любопытное… — Лицо Абдуллы Убайдуллаева, старшего оперуполномоченного УБХСС МВД Узбекистана, до этого вежливо-строгое, как-то сразу оживает. Он быстрым движением поправляет упавшую на лоб черную прядь. — Такие запоминаются надолго. Начнем с того, что оно переплелось с другим, также весьма объемным, — о злоупотреблениях в Узтекстильторге. Оттуда и потянулась ниточка к экспертам Торгово-промышленной палаты. На языке Уголовного кодекса их замаскированные махинации характеризовались не одной статьей, а целым «букетом» составов преступлений — хищения, спекуляция, взяточничество. Мы, конечно, отлично понимали, что комбинаторов голыми руками не возьмешь. Поэтому приходилось особенно скрупулезно продумывать тактику изобличения. Зато и цепочка доказательств по каждому эпизоду и по каждому обвиняемому — все они как один, кстати говоря, в конце концов подробно рассказали о своих преступлениях — получалась достаточно прочной. Впрочем, давайте по порядку…

Все, что было связано с Торгово-промышленной палатой, прямо-таки не выходило у Абдуллы Убайдуллаева из головы. Хотя забот хватало, со всех сторон обступали другие неотложные дела. Интуиция опытного оперативного работника подсказывала: нечисто там. Впрочем, она основывалась на фактах, которых становилось больше и больше, по мере того как он и его коллеги все пристальнее интересовались хозяйственной деятельностью палаты.

Взять торгово-промышленную группу. В чем основная обязанность ее работников? Когда партия товара поступает на базу или в магазины — провести экспертизу при его количественной приемке, определить фактическое наличие. Акты, акты… Целые пачки аккуратно подшитых актов, где внешне все в полном порядке. Но вот информация к размышлению: судя по документам, эксперты Ирветова, Валибов, Каранбаев, Пирецкий и другие явно тяготели к совершенно определенным объектам, особенно к складам республиканской оптовой базы Узбекпотребсоюза. А поступал туда в основном дефицитный товар — ткани, одежда, обувь, галантерея.

Наводило на некоторые мысли и еще одно обстоятельство. По существующему порядку, эксперт мог получить только один наряд на производство работ, у многих же одновременно бывало и по два, и по три — конечно, с благосклонного разрешения руководителя группы Ларисы Тиграновны Коломянц и начальника Магриппа Гирхайбарова. Но так ли уж бескорыстны эти разрешения? Главное же — зачастую приемка товаров производилась… без экспертов. Валибов даже отлучался на месяц в Иркутск, а в актах, составленных за этот период, красовались его подписи. Значит, завскладами что хотели, то и творили. А здесь уж никак не обойтись без четкой договоренности с представителями Палаты.

Изучение их личностей показало: в каком-то азарте, словно соревнуясь друг с другом, они покупали и покупали — дома, машины, драгоценности, мебель. Та же Саодат Ирветова щеголяла в золоте и бриллиантах, похвалялась недавно приобретенными домом (за восемь тысяч) и последней марки «Жигулями». А месячная зарплата ее была в пределах полутора сотен рублей… И еще один существенный момент — она и большинство ее коллег постоянно жаждали веселья: пьянки-гулянки устраивались по всякому поводу и без повода.

Постепенно для Убайдуллаева картина прояснилась — и не только благодаря дотошному изучению документов, личным впечатлениям: помогли и многое подсказали честные люди. В отношениях между заведующими складами и экспертами вовсю действовал принцип — рука руку моет. В некоторых партиях товара имелись излишки; скажем, в рулоне кримплена было хоть на полметра да больше, чем указано в сопроводительных документах. А такой рулон поступал не один. Большую часть подобных излишков комбинаторы присваивали и делили между собой. Шли они и на то, чтобы искусственно завысить недостачу, создать пересортицу. Похищенное зачастую сбывалось спекулянтам — конечно же, по завышенной цене. Так вот и текли рубли — набегали тысячи…

Но понять механику действий преступников еще совсем не значило изобличить их. Они тоже были не лыком шиты, тщательно маскировались, прибегали к разным уловкам. Акт экспертизы, служивший основным документом для определения того, сколько поступило товара, писали набело только после его реализации. Потому в большинстве случаев такие экспертизы проводились без работников Палаты — документ-то все равно составлялся липовый.

Очень трудно, практически невозможно было поймать воров на одних излишках. Нагрянь милиция на склад и даже обнаружь «красное» — всегда можно сослаться на ошибку при приемке (акта ведь еще нет!), ну, в крайнем случае, получить дисциплинарное взыскание. И такой прецедент, кстати, уже имелся.

Словом, требовался искусный обходной маневр.

…В этот день многие кабинеты Торгово-промышленной палаты были закрыты на замок. А их хозяева — еще с утра — один за другим подкатывали на машинах к одному из домов в Чиланзаре. За столом, ломившемся от яств, звучали пышные тосты, пир шел горой. Разъехались только под вечер, изрядно навеселе, в прекрасном расположении духа.

Остались довольны и Убайдуллаев и дружинники-понятые. Хотя им не очень приятно было столько часов отдежурить возле дома, зато пребывание здесь всех участников развеселой компании оказалось зафиксировано. А ведь в тот обычный рабочий день, согласно нарядам, эксперты должны были находиться на базах, куда как раз поступал товар. Потом уже, на допросах, все это очень помогло некоторым обвиняемым разговориться…

Таким вот образом был отработан один из этапов этого, впоследствии многотомного, уголовного дела. Затем другой…

— Кажется, здесь то, что мы с вами и предполагали, — выход от спекулянтов на Ирветову! Вот, смотрите… — Старший следователь по особоважным делам министерства, руководитель бригады Уйгур Султанов положил на стол перед Убайдуллаевым листки протокола допроса. Тот так и впился глазами в мелко-исписанные строки. Карандашом подчеркнул слова:

«Тоже спекулирует Маримов Хушнуд из Хорезмской области. Его снабжает красивая узбечка из Ташкента, по имени Саодат. Может достать любые вещи, только за это надо хорошо платить. Один раз они оба были у меня дома».

Так впервые, из протокола допроса крупного спекулянта-оптовика Булатова, по кличке «Старик», всплыла эта фамилия — Маримов. А предшествовало этому событие, которое иначе, как трагикомическим, не назовешь. Как говорится, по уши увяз Булатов в деле о хищениях в Текстильторге и, почувствовав, что вот-вот окажется на скамье подсудимых, ударился в бега. Одновременно он передал десять тысяч рублей своему знакомому — взятку для следователя. Тот вручил всю сумму приятелю, который через несколько дней доверительно сообщил, что деньги отданы по назначению, а сам попросту их присвоил. Уверенный в своей безнаказанности, «Старик» перестал скрываться, и тут же был задержан. Следователи в течение нескольких дней установили всех, кто был причастен к мнимой взятке, нашли и злополучные десять тысяч. Тогда-то полностью изобличенный в спекуляции Булатов и дал показания о Маримове.

И вот уже с борта самолета, приземлившегося в Ургенче, сходит Абдулла Убайдуллаев. На первых порах — заминка: в адресном бюро Маримов не числился. Но человек — не иголка. Все-таки напали на след: встретилась эта фамилия в документах облпотребсоюза. Под нею значился скромный экспедитор райпо в одном из отдаленных районов.

— В общем-то из молодых да ранних. Мотается туда-сюда, всегда у него модные дефицитные вещи. Кое-какие сигналы к нам поступили, но… — Начальник райотдела слегка пожал плечами. — Словом, зацепить не удалось.

— Что же, бывает. — Убайдуллаев, разговаривая, делал быстрые пометки в блокноте. — На этот раз, думаю, должно получиться. Общими силами. Надо собрать активистов, только самых проверенных. А я — к прокурору за санкцией на обыск.

С этого момента события стали развиваться в ускоренном темпе. Обыск и задержание Маримова. Обнаруженные груды шерстяных платков, импортных костюмов, ондатровых шапок. Установлены один за другим полтора десятка покупателей, которые подтвердили: да, покупали, да, по завышенной цене. Товароведческая экспертиза купленных вещей как существенное доказательство спекулятивного характера сделок. Серия очных ставок. Растерянное, угрюмое лицо Хушнуда, когда он вслушивался в глуховатый голос «Старика», текущий с магнитной ленты, — это его сломило окончательно. Маримов не только рассказал все об Ирветовой («Дубленка, в которой меня взяли, — от нее, и тот вон финский костюм, и этот, и…»), но и назвал несколько человек, приобретавших для себя вещи у Саодат.

— Теперь у нас против нее все улики, — сказал Убайдуллаев на оперативном совещании. — И все-таки хорошо бы задержать с поличным.

Настроение у Ирветовой в то весеннее солнечное утро было как нельзя лучше. Только погода погодой, а главное — радовало предвкушение очередного солидного куша, который она должна была в скором времени получить от завскладом Узбекпотребсоюза Вахитова. С ним уже имелась полная договоренность.

— А пока, Хамидулла, я возьму вот этот голландский костюмчик и отрез кримплена, — довольно щебетала Саодат, заворачивая вещи в бумагу. — Будь здоров, до встречи!

Со свертком в руках вышла со склада и поспешила в ателье, к своей знакомой, чтобы с большой наценкой «уступить» ей костюм и отрез. Вышла уже без свертка. Вот тут к ней и подъехала легковая милицейская автомашина. А в это время один из сотрудников допрашивал портниху, изымал только что купленные ею вещи.

И пока проводился первый допрос Ирветовой, одновременно шли обыски. У нее на квартире, в углублении раздвижного стола, Убайдуллаев нашел толстую пачку облигаций трехпроцентного займа — на три с лишним тысячи рублей, а в книгах — хрустящие денежные банкноты.

Следователь Султанов вел допрос в спокойной, даже нарочито неторопливой манере, но так, что арестованная чувствовала: о ней здесь знают многое, очень даже многое. И каждое веско сказанное слово, каждая из предъявленных одна за другой улик били в цель, все меньше оставалось лазеек из лжи и умолчаний. Наконец наступил вполне закономерный момент, когда категорическое отрицание вины — с рыданиями и истериками — сменилось ее полным признанием.

— Нет уж, одна я сидеть не буду — они не дождутся! Отвечать — так всем!

И тут Ирветова в лихорадочной поспешности стала называть фамилии, имена, документы, суммы похищенного и взяток, говорить о том, как все это делалось.

Но пока что было нельзя (попросту рано) ворошить все осиное гнездо. Поэтому заместитель начальника следственной части Двухбабный, побывав в Палате, сообщил Гирхайбарову: Ирветова арестована по делу, связанному с Текстильторгом, — к тому времени оно практически закончилось. Оттуда он привез на двух машинах кипы изъятых документов — тысячи актов экспертиз. Следователи вместе со своими коллегами из УБХСС сортировали их, скрупулезно изучали, составляли целые аналитические «простыни» — с обозначением фамилий, эпизодов, дат. Среди других там было много актов и за подписью Кабулджана Валибова, которые фиксировали ущерб, причиненный автомашинам в результате аварий, и, соответственно, — размер страхового возмещения.

— Он здесь руки здорово погрел, — сказала по этому поводу Ирветова.

Сначала сотрудники отобрали документы, вызывавшие наибольшее сомнение, — таких оказалось около ста. Все сведения о дорожно-транспортных происшествиях внимательно анализировали, а затем уже проверяли выводы Валибова. И немало же в них оказалось разных странностей и несуразностей! Только тогда, почувствовав себя во всеоружии, Султанов стал вызывать владельцев автомобилей.

— Вы говорите, Виталий Петрович, что все было в порядке. Хорошо, допустим. А как тогда объяснить вот это? — Следователь достал из папки несколько листков. — В материалах о происшествии ясно сказано: бульдозер повредил у ваших «Жигулей» багажник и два задних крыла. А резюме эксперта — заменить весь кузов. Пока вы здесь находитесь, наши специалисты успели осмотреть машину. Так и есть: ремонтировался только багажник и два крыла!

Несмотря на то, что в кабинете было прохладно от кондиционера, на лице Виталия Петровича проступил обильный пот. Он нервно комкал платок.

— Это все Валибов. Вымогал деньги, предлагал завысить ущерб. Отдал ему пятьсот рублей…

Несколько таких упрямых фактов плюс отрывки из магнитофонных записей допросов Ирветовой сделали предприимчивого эксперта сговорчивым в первые же дни после ареста. Сказав «а», ему ничего не оставалось, как сказать и «б» — о том, какие творил махинации с тем же Вахитовым с базы Узбекпотребсоюза, — у него он непосредственно перед задержанием провел последнюю экспертизу партии импортного кримплена.

…Когда на складе появились сотрудники милиции, Вахитов заметался. Едва успел выбросить сверток с крупными купюрами — 3700 рублей, их должен был отдать Валибову. Моргнул племяннику: мол, забери. Тот понял. А к нему уже спешил от ворот базы Убайдуллаев: стал расспрашивать, что выбросил, зачем. Но кладовщик сделал удивленное лицо:

— Почему так говорите, Абдулла-ага, вам, наверное, показалось!

Но потом дела его пошли из рук вон плохо. Пришлось вынуть из другого кармана пиджака остаток тех, валибовских, денег — почти восемьсот рублей. В столе нашли бумажку с черновыми записями о количестве поступившего товара — не успел ее уничтожить. Вскоре был обнаружен тайник: небольшой подвал с тщательно замаскированной дверью. А там — оставшиеся от прошлых поступлений и нигде не числившиеся плащи, пальто, зонтики… Но больше всего Вахитов боялся, что доберутся до главного — десяти двенадцатиметровых рулонов кримплена, припрятанного излишка.

И он решился на отчаянный шаг — пытался подкупить одного из находившихся на складе людей, просил помочь ему избавиться от излишков. Тот посмотрел на него, как на сумасшедшего…

А через некоторое время кладовщик уже сидел, потупившись, перед Убайдуллаевым.

— Все хитрите, все крутите… Только от нас никуда уже не денетесь. Показывайте лучше добровольно, где спрятаны рулоны!

Пришлось показать. И о выброшенном свертке тоже вынужден был рассказать работнику УБХСС. Тот быстро разыскал племянника и вернулся уже с деньгами.

Операция была проведена без сучка и задоринки. А теперь настал черед раскрутить до конца эпизод с коврами…

— Вот, Валибов, изъятая у вас записная книжка. На странице девятой вы собственноручно записали телефон и мелко так, едва заметно пометили: «ковер». Расшифровывается это как «ковры» — мы правильно поняли? А телефон чей, вспомнили? Верно, Пулата Назирова, заведующего магазином из Джизака? А вот изъятая у вас фотография. Узнали, кто эти двое улыбающихся мужчин рядом с вами? Тоже вспомнили — Назиров и Анвар Эшбулатов. Хорошая у вас память! А не подскажет ли она, куда делись те ковры? Наверное, вы уже поняли: мы ведем разговор отнюдь не вслепую. И потом — предыдущее ваше заявление начинается словами: «Хочу чистосердечно признаться…»

Этому разговору со следователем предшествовала большая, кропотливая работа. Устанавливали владельца телефонного номера и личности тех, кто изображен на снимке. Выезжали в Джизак. Назирова не застали — находился в отпуске, в Москве. Под благовидным предлогом проверили торговую документацию, поспрашивали кое-кого. Действительно: в магазин поступило двадцать девять импортных ковров, но ни один в Джизаке продан не был. Любопытные сведения дало изучение личности Эшбулатова, обыкновенного продавца газированной воды. Оказалось, что торговал он не только газировкой, но и промтоварами с большой выгодой для себя, то есть спекулировал. Построил в старом Ташкенте дом: с внешней стороны — невзрачные глинобитные стены, а внутри — с расписным орнаментом, ультрамодная обстановка, фонтан с золотыми рыбками — современная вариация «Тысячи и одной ночи» да и только. Картину дополнял фундаментальный гараж. Правда, недавно «Жигули» оттуда исчезли вместе с хозяином — видимо, тот почувствовал, что запахло паленым. Зато удалось найти кое-кого из числа знакомых Эшбулатова, кто покупал у него с большой переплатой товары, — уже стала вырисовываться свидетельская база.

Наконец, признавшийся Валибов рассказал, как они проворачивали эту сделку. Вместе с Анваром на двух машинах приехали в Джизак, домой к Назирову. Ночью из его бани, куда он свез ковры, погрузили их — и назад, в Ташкент. Там, тоже под покровом, темноты, поместили в гараж к Эшбулатову. Однако как ни прятали, но и это тайное стало явным…

Несколько суток Убайдуллаев и его товарищи, расположившись неподалеку от дома с фонтаном, усердно «ремонтировали» у знакомого дружинника машину. А сами все поглядывали в переулок. И дождались. Поздним вечером показались «Жигули» со знакомым номером. Не успел Эшбулатов захлопнуть дверцу, как его с двух сторон крепко взяли под руки.

Прилетевшего из отпуска Назирова сотрудники милиции встретили прямо в аэропорту. Во время обыска у него дома изъяли два оставшихся ковра из той самой партии.

Вскоре, после очных ставок, заговорил и Эшбулатов, стал называть еще не известных следствию покупателей. А однажды утром во дворе МВД можно было наблюдать необычное зрелище: разостланные прямо на асфальте разноцветные ковры — гамма красок и рисунков. В таких своеобразных условиях производилось опознание предметов спекуляции.

…Рабочий день в Торгово-промышленной палате только начался, когда на столе у начальника отдела Гирхайбарова зазвонил телефон.

— Говорит Двухбабный из МВД. Прошу вас приехать ко мне часов в одиннадцать, хорошо? Кое-что надо обсудить.

К тому времени были уже с исчерпывающей полнотой изобличены и находились под стражей пять экспертов Палаты — об аресте их Гирхайбаров, конечно, знал. Не знал лишь о том, что все они самым подробным образом, в деталях, показывали, как систематически давали ему взятки — деньгами и вещами. Но что это конец — начальник отдела все-таки почувствовал. И предчувствие его не обмануло.

У подъезда Министерства внутренних дел машина Гирхайбарова разминулась с другим автомобилем: к нему на обыск ехала опергруппа. Вернулась она только к вечеру, в сопровождении еще одной машины: пришлось захватить с собой множество ценных вещей — предметов взяток. А еще везли выкопанную из земли трехлитровую банку: в ней хранились скрученные пачки облигаций трехпроцентного займа — на четыре тысячи рублей.

Уже после первого разговора со следователем, проведя бессонную ночь в камере, Гирхайбаров утром попросил дать ему авторучку и бумагу. На первом листке он написал:

«Министру внутренних дел Узбекской ССР. Чистосердечно признаюсь…»