Глава 4. ГРУШЕВСКОГО

Глава 4. ГРУШЕВСКОГО

Пространство свободы в Украине сжалось до пределов Майдана. В буквальном смысле. Всем, кто физически находился на Майдане, отступать теперь было некуда, да и невозможно. Каждому — от простого митингующего до народного депутата — светила статья за экстремизм. Автомайдан не мог больше совершать свои рейды. Журналисты не могли работать и свободно передавать информацию.

Призыв Сергея Кобы

На самом Майдане протестующие укрепляли баррикады. Во Львове формировались колонны активистов, выезжавших на подмогу столичному митингу. Автомайдановцы заявили, что не прекратят своих акций несмотря ни на что. Рассчитывая запугать и сломить людей, власть их сплотила и озлобила. Эффект оказался полностью противоположным. Пришло простое и ясное понимание: или они нас, или мы их.

Пришло ко всем, кроме, как казалось рядовым майдановцам, лидеров оппозиции. Утром 19 января известные украинские мыслители, общественные деятели, представители науки и культуры опубликовали адресованное оппозиционной тройке открытое обращение. Подписантами выступили Вячеслав Брюховецкий, Тарас Возник, Ярослав Грицак, Сергей Жадан, Евгений Захаров, Иосиф Зисельс, Мирослав Маринович, Александр Пасхавер, Мирослав Попович.

«Нынешний режим узурпировал власть и заблокировал все пути правового и демократического решения общественно-политического конфликта. Планы господствующего режима в Украине и Кремля очевидны: «зачистка» демократии в Украине и ее порабощение. Их политтехнологическим сценариям противостоит вдохновенная сила Майдана — достаточно организованная, чтобы не создавать впечатления «анархии и хаоса», однако и слишком уязвимая, поскольку не возглавлена единым политическим руководством.

В этих условиях вам, лидерам оппозиции, и дальше вести необъявленную предвыборную кампанию с прицелом на 2015 год — преступно. Волей Божьей все вы являетесь признанными политическими лидерами, каждый из которых поддерживает определенный сегмент протестного поля Украины. Мудрость и профессионализм политической элиты Украины будут оценивать по тому, удастся ли ей преодолеть искушение атаманства и объединить упомянутые сегменты в одну стратегически мобилизованную протестную «армию», — отмечают подписанты.

«Эта «армия» может иметь структурно разные «полки», но «полководец» должен быть один. Не кандидат в Президенты, а единый лидер движения сопротивления диктатуре. Сегодня наступил момент истины: вы или сможете выбрать единого лидера, обеспечив ему исполнительное послушание своих команд, или вынуждены будете сойти со сцены», — отмечалось в обращении.

Охарактеризовать сложившуюся тогда ситуацию более точно и емко сложно. Людей раздражала компромиссная мягкотелость оппозиционеров. Люди были измотаны и возмущены тем, что власть игнорирует их. Люди требовали активного действия. Диктаторские законы стали последней каплей.

19 января на Майдане состоялось традиционное вече. Виталий Кличко со сцены объявил досрочные президентские выборы. Дату и механизмы их проведения уточнять, естественно, не стал. Яценюк — создание Конституционного собрания, которое напишет новую Конституцию. Олег Тягнибок анонсировал формирование Народной рады — объединения всех оппозиционных депутатов, которые начнут формирование альтернативных органов власти. Случись это в декабре, лозунги, несомненно, людям бы понравились. Но в январе этого было уже недостаточно. Требовалось действие — конкретное, осязаемое действие.

Поясняет Игорь Луценко:

«В те дни невосприятие политиков Майданом достигло максимума. В ходе веча я стоял неподалеку от ребят из «Правого сектора» и слышал, как они неодобрительно отзывались об услышанном со сцены, как освистывали лидеров. Терпение закончилось».

В какой-то момент на сцену поднялся один из лидеров Автомайдана — Сергей Коба. Выступление его было коротким и очень эмоциональным:

«У нас есть три лидера оппозиции, которые называют себя лидерами. Но они никак не могут определить между собой одного, который возьмет на себя ответственность. Поднимите руку, — обратился Коба к площади, — кто хочет, чтобы был один лидер?»

Над Майданом взмыл лес рук.

«Пусть они решат, пусть выберут одного, и мы пойдем за этим одним лидером. Кто согласен — поднимите руку».

И снова лес рук.

«Спасибо. Пусть они определяются. А мы через полчаса идем к Верховной Раде и будем там стоять. Будем стоять, пока все эти депутаты не приедут и не отменят эти позорные законы. Каждый должен прийти в зал и отменить этот закон. Еще раз повторяю: если за полчаса они не определятся с лидером, мы все идем к Раде и будем стоять там до победного. Только мирным путем, я не призываю к провокациям, только миром».

«Кровавый рубеж — он всех удерживал. Нас больше, их — меньше, но он был, существовал. Именно поэтому я всегда так резко высказывался о провокаторах с нашей стороны, которые подстрекали людей», — говорит Сергей Пашинский.

«Зайти в помещение — не значит получить власть. Все, кто призывает вас к штурму, — провокаторы», — пытался «отыграть» ситуацию Яценюк, обращаясь к площади.

Буквально через несколько часов другие лидеры Автомайдана — Дмитрий Булатов, Сергей Поярков и Андрей Телиженко выступили с официальным заявлением. По их словам, позиция Кобы не была с ними согласована. Вообще, многие тогда считали, да и сейчас считают ее провокацией «специально обученного человека». Так это или нет, но призыв Кобы сыграл свою роль в истории.

Дважды повторять не пришлось. Сразу по завершении веча несколько тысяч человек двинулись к Верховной Раде. Среди них активисты Автомайдана, агрессивно настроенные граждане и представители Самообороны, которые по приказу Парубия должны были охранять действо, стараясь не допустить провокаций.

«Правый сектор» и «черти»

Подойти к парламенту пытались с разных сторон: по Институтской, сверху — со стороны Мариинского парка и Крепостного переулка, снизу — с улицы Грушевского. Сам Мариинский силовики заблокировали еще неделю назад — с тех пор как сюда вернулся Антимайдан. Теперь границы блокады расширились. Нижняя линяя обороны силовиков проходила по самому подолу улицы Грушевского — в том месте, где она соприкасается с площадкой перед стадионом «Динамо» и Мариинским парком.

У этой границы было припарковано несколько автобусов, на которых прибыл «Беркут». Чуть правее стояла военная машина. Теперь силовики использовали автобусы в качестве дополнительного заграждения. Агрессивно настроенные митингующие, стремясь прорваться по Грушевского наверх, быстро оттащили автобус в сторону. То тут, то там вспыхивали стычки. Силовики сперва старались не ввязываться в противостояние напрямую, оттесняя нападавших с помощью щитов, однако очень скоро в ход пошли резиновые дубинки.

Внезапно в эпицентре противостояния появился Виталий Кличко — пытался остудить «горячие головы». Вместо этого «остудили» его. В буквальном смысле — облили из огнетушителя. Свои же. Впервые народный гнев вылился не только на силовиков, но и на головы лидеров оппозиции.

«На Майдане мы держали все под контролем, но Грушевского — это был уже самостоятельно функционирующий и саморегулирующийся механизм, — отмечает Турчинов. — У штаба никто не спрашивал, что кидать и в кого кидать. Хотя надо отметить, что через несколько дней это уже был не хаос. Появились новые полевые командиры, начали формироваться новые группы и отряды активистов. Я поставил перед Андреем Парубием задачу придать процессу на Грушевского хоть какой-то формат управляемости. Самооборона Майдана смогла обеспечивать его координацию, но не более того».

Ситуация все больше накалялась. Силовики старались отбипь захваченные митингующими автобусы — в толпу одна за другой полетели светошумовые гранаты. В первых рядах стояли молоденькие солдаты Внутренних войск — именно на них, практически безоружных, приходились основные атаки демонстрантов. За спинами «вэвэшников» — до зубов вооруженный «Беркут». Время от времени «беркуты» группировались человек по десять и, внезапно выскакивая из-за спин «вэвэшников», набрасывались на демонстрантов. Тактика та же, что применялась 1 декабря на Банковой.

В четыре часа начало смеркаться. На Европейской площади появилось полтора десятка «скорых» — готовились принимать раненых. «Беркут» заметно активизировался. Явственно намечался разгон. Действуя на упреждение, майдановцы подожгли один из милицейских автобусов. Веселым заревом он запылал на площадке перед стадионом «Динамо». Передний ряд «вэвэшников» отступил на пару метров вверх. Происшествие явно спутало планы и карты.

Возникшее замешательство митингующие использовали для разбора брусчатки (сама улица Грушевского вся вымощена брусчаткой, тротуары — плиткой, так что запас боеприпасов был). Некоторые особо сметливые выламывали металлические прутья из ограды стадиона, чтобы использовать вместо палок.

«Одновременно атаковали милицию сперва не больше пятнадцати — двадцати человек. Они, как осы, неслись вперед, бросая брусчатку и «коктейли Молотова», — говорю очевидец Олег Базар. — Группы атакующих непрерывно менялись — долго находиться «на передовой» было практически невозможно: «беркуты» отвечали светошумовыми гранатами и слезоточивым газом. Не меньше тысячи — полторы человек стояли в некотором отдалении за спинами атакующих — поддерживали их ободряющими выкриками, но сами в бой не ввязывались. Именно их присутствие, похоже, удерживало «Беркут» от контратаки: смести несколько десятков человек на самом деле несложно, но что делать с тысячей? В какой-то момент между «зеваками» и атакующими стала одна из сотен Самообороны. Их задача, как объяснил мне их командир. — в случае, если «Беркут» пойдет вперед, сдержать его на какое-то время, позволив основной массе людей отойти поближе к Майдану».

Принято считать, что на Грушевского решающую роль сыграл первые проявивший себя в полную силу «Правый сектор».

«На Майдане было много сотен Самообороны. Одна из них сформировалась на базе «Тризуба» имени Степана Бандеры, в ней состояло порядка семидесяти — восьмидесяти человек, — констатирует Турчинов. — К ним также присоединялись ребята из нескольких других организаций правой направленности. Но поскольку между ними были какие-то различия, не все «правые» хотели примыкать именно к «Тризубу», поэтому решили взять для своей сотни новое название. Так появился «Правый сектор».

Но я не могу сказать, что эта сотня Самообороны Майдана чем-то особо выделялась среди других. Основное отличие было в том, что, кроме достаточно профессионального сопротивления силовикам, чем занимались все сотни, «Правый сектор» еще занимался и активной информационно-политической работой, позиционируя себя как новую политическую силу».

Об активистах Грушевского, которых он, впрочем, избегает называть «Правым сектором», указывая, что его как такового тогда еще не существовало, говорит Арсен Аваков:

«Грушевского возникло как спонтанный протест. Вспышка, которую лидеры Майдана в тот момент не одобряли. Актив Самообороны — тоже. Получается, это была такая отдельно взятая радикально настроенная группа, которая никому не подчинялась и никого не слушалась. Кличко и Тягннбок пришли к ним — пытались переговорить, но успехом это не увенчалось.

Помню, я тоже пришел на Грушевского к этим ребятам. Они держались совершенно особняком — чувствовали себя этаким передовым отрядом. Между собой мы называли их «черт», потому что все они с ног до головы — были в копоти. Постоянно горели шины, а они же там безвылазно сшили — практически не уходили с баррикад — и в результате все покрылись этой черной копотью. Первая линия обороны на Грушевского — полуземлянки, полусхроны. Сидят там эта ребята — «черти», — все, опять-таки, в копоти. И настроены очень решительно».

После шести вечера за спинами «Беркута» замаячил водомет. Уже через несколько минут его включили на полную мощность, направив на протестующих. И это при десяти градусах мороза (украинское законодательство запрещает использование водометов при минусовых температурах). Отскочив на безопасное расстояние, люди кричали: «Крещение!» (дело происходило в день великого праздника Крещения Господня). Никто не отступал. Водомет применили снова, и вновь все повторилось один в один.

Пятачок «нейтральной территории» между митингующими и силовиками на глазах покрывался ледяной коркой, образовывая линию фронта. «Беркут» травил слезоточивым газом. Митингующие уже вовсю использовали брусчатку и «коктейли Молотова» — впервые с момента начала Революции Достоинства. Со стороны силовиков летели светошумовые гранаты и — тоже впервые — резиновые пули. Одному майдановцу такая пуля выбила глаз, другому взрывом гранаты оторвало кисть руки.

Вечером на Грушевского находилось около десяти тысяч человек. Начали строить баррикаду. Только так можно было защититься от огня, лившегося со стороны силовиков. Пока строили, подожгли шины — также впервые. Их черный едкий дым мешал «Беркуту» вести прицельный огонь по митингующим. В 23 часа на Грушевского приехали БТРы. В ответ митингующие подожгли уже все милицейские автобусы. Теперь противоборствующие стороны отделяла друг от друга полоса сплошного пламени.

Количество раненых росло в арифметической прогрессии. С обеих сторон их было больше сотни. В их числе — Андрей Пару-бий. У «Беркута» закончились носилки. «Скорые» не успевали принимать пострадавших. Трем активистам в результате столкновений пришлось удалить глазные яблоки. Все из-за тех же резиновых пуль.

В два часа ночи «Беркут» вновь совершил наскок на ряды митингующих и уволок в автозаки несколько десятков человек. Бой на Грушевского продолжался всю ночь.

Утром 20 января улица представляла собой кадр из фильма об Апокалипсисе. Весь ее периметр — от колоннады стадиона «Динамо» слева до стены дома справа — перегораживала наспех сколоченная баррикада. За баррикадой — «нейтральная полоса». На «нейтралке» высились обугленные остовы автобусов. После «душа» из водометов они обледенели, и теперь с крыш свисали остроносые сосульки — черные от копоти пылавших шин. Еще чернее была стена дома, выходившего фасадом на «нейтралку». «Тут живут люди», — гласила растяжка, появившаяся на двух балконах.

Силовики время от времени обстреливали какой-то из участков баррикады Из-за баррикады им отвечали булыжниками и петардами.

На Майдане началась всеобщая мобилизация: улица Грушевского требовала подкрепления. Силовики тоже укрепились — несколько отрядов «Беркута» разместились на склонах Мариинского парка. Днем было более или менее спокойно. Новый виток противостояния начался уже традиционно с наступлением сумерек. Правда, к тому момент майдановцы успели смастерить нечто среднее между катапультой и требушетом — дальность стрельбы «коктейлями Молотова» и булыжниками теперь кратно увеличивалась. В ответ «беркутовцы» задержали еще несколько человек — кого сумели поймать. Ловили и ночью, взобравшись на тринадцатиметровую колоннаду стадиона «Динамо». Один из майдановцев с этой верхотуры упал. Выжил ли он и какова его дальнейшая судьба, доподлинно неизвестно.

Начавшись 19 декабря после обеда, бои продолжались 20-го и 21-го. Особенно жестокие — с наступлением темноты.

21 декабря впервые — со ссылкой на источники — появилась информация о том, что Виктор Янукович в связи с происходящими событиями рассматривает вариант введения чрезвычайного положения. И для этого уже в ближайшее время может быть досрочно созвана Верховная Рада. С Радой, правда, не сложилось: большинство депутатов-«большевиков» находились на каникулах далеко от Киева, и «отозвать» их в столицу было делом далеко не простым. Впрочем, согласно украинским законам, президент при помощи СНБО и сам мог ввести ЧП. ВР требовалось это решение одобрить в течение трех дней. Что будет, если за три дня этого не произойдет, украинские законы не уточняли.

Дальнейшие события 22 января, разворачивавшиеся как в кулуарах власти, так и на самом Майдане, должны были послужить окончательным аргументом для введения ЧП. Банковая спланировала все очень тщательно.