ПРОБЛЕМЫ ИСТОЧНИКОВ
ПРОБЛЕМЫ ИСТОЧНИКОВ
Форма правления определялась конституцией, в которой были оговорены принципы распределения, процедуры реализации и пределы публичной власти. Конституции, как правило, основывались на обычае, то есть были результатом молчаливого соглашения общества относительно оптимального способа удовлетворения его коллективных потребностей. Конституции могли содержать письменные элементы, каковыми были Великая хартия вольностей и Декларация прав в английской конституции, однако их авторитет основывался на соответствии обычаю. Европейские либералы XIX века вообще не считали обычные конституции конституциями, так как принимали за образец то, что считали высшим достижением конца XVIII столетия — запись основных фундаментальных принципов государственного устройства на бумаге.
То, что до 1770–х годов письменные конституции отсутствовали, особенно важно для историков. Четкие определения источника и границ вла–сти были недоступны пониманию современников. Разногласия возникли впоследствии. Перед тем как вникнуть в его детали, нужно осознать, что конституция Бурбонов как таковая не существовала. Она представляла собой совокупность того, что люди говорили и думали по данному вопросу в этот период. Кроме того, французские монархи XVII века не делали официальных заявлений о границах и природе своей власти. Людовику XIV приписывают несколько афоризмов, в том числе и знаменитое «Государство — это я», которые можно соотнести с любой выбранной нами теорией власти Бурбонов. Его девиз гласил: «пес pluribus impar», что на языке Версаля значит «Я — величайший». Но едва ли эту фразу можно возвести в ранг политической теории. Кроме того, Людовик написал «Мемуары», однако эти советы дофину никоим образом нельзя считать систематическим трудом.
Существовавшие в раннее Новое время теории функционирования политических систем следует рассматривать на трех различных уровнях. Стандартное выражение «свободнорожденный англичанин» создали политически неграмотные люди. «Папство и деревянные башмаки» — с таким презрительным слоганом в XVII веке протестантская толпа высмеивала сервильную бедность католического крестьянства; энтузиазм, с которым протестантские писатели Германии и Скандинавии защищали идею абсолютной власти, подчеркивает, как они были далеки от реальности. Но англичане в XVIII веке получали удовольствие от того, что Уилберфорс называл особой привилегией родиться англичанином.1 Общественное мнение Франции ценило достоинства сильной монархии, однако с любовью отзывалось о «свободах французов». Французы раннего Нового времени не считали себя рабами, что очень удивило бы их современников–англичан.
Эти архетипы вновь возникали и эксплуатировались на более высоком уровне поденщиками и активистами от политики в открыто пропагандистских целях. Десятки тысяч трактатов и памфлетов–однодневок, информативная ценность которых сомнительна, а авторы забыты, отвергнуты некоторыми историками на том основании, что такие сочинения были результатом политического заказа. Другие, во главе с Пококом и Скиннером, рассматривают их как интеллектуальную матрицу, породившую впоследствии фундаментальные труды Гаррингтона и Гоббса. Они не могли бы служить пропагандой, не соответствуя тем стереотипам, которые считались приемлемыми. На первых двух уровнях традиционное изображение Англии как «ограниченной» монархии, а Франции — как «абсолютной» в известной мере было устойчивым. Английские писатели не переставали восхищаться тем, как их конституция оберегала жизнь, свободу и собственность поддан-
Langford P. 1989. A Polite and Commercial People. Oxford University Press. P. 320.
ных. Оказывается (с их точки зрения), того же хотели и во Франции. Английские авторы полагали, что эти три вожделенных предмета зависели от прихоти тиранов — Бурбонов. Французы же с этим не соглашались и разоблачали насмешки англичан, считая их пародией на свою конституцию.
На самом высоком уровне политические мыслители, в том числе Гоббс, могут ввести нас в заблуждение, если мы примем их в качестве основных авторитетов в вопросах действовавших тогда конституций и даже в теории абсолютной власти — такой, как ее понимали современники. Как заметил Скиннер, величайшие произведения часто хуже всего отражают политическую мысль эпохи.1 Иная картина возникает, если последовать совету Му–нье и прислушаться к высказываниям тех, кто был причастен к управлению: к запискам министров, к проповедям епископов, к государственным декларациям. Тогда станет ясно, что мнения французов и англичан по основным вопросам совпадали.