ВОЙНА!

ВОЙНА!

Ах, война,

Что ты сделала, подлая!

Б. Окуджава.

Моё поколение делит прожитую жизнь на довоенную, военную и послевоенную. Война кровавым рубцом запеклась на сердце и будет вечно напоминать о себе потерянными родителями, погибшими на фронте друзьями, развалинами русских городов и непреходящей душевной болью.

В Артеке этот день начался, как обычно.

Весёлое умытое в море, южное солнце поднималось над горизонтом. Оно окинуло тёплым взглядом рыбачьи лодки, строй кипарисов на берегу, заглянуло в открытое окно, затянутое марлей, в палату и нежно защекотало ребячьи лица. Дежурный горнист Боря Макалец вскинул горн и заиграл: «Вставай! Вставай!»

Вмиг ожили палаты и во дворе построились на зарядку заспанные пионеры. Аккорды баяна разгоняли сон, прохлада близкого моря вливала бодрость, стройные шеренги чётко выполняли упражнения.

На утренней линейке, как всегда, после рапортов под барабанную дробь в синее небо поднялся на серебряной мачте артековский флаг. Прозвучали слова старшей вожатой:

— Лагерный день начат!

Каким же ты будешь, новый артековский день?

После завтрака ребята собрались на причале, наблюдая за жизнью прибрежных глубин: ленивые медузы студнем застыли на поверхности, стайки быстрых рыбок налетали на каждую брошенную в море крошку хлеба и быстро удирали прочь. В чистой прозрачной воде на несколько метров вглубь просматривалось дно с редкой растительностью. По причалу шли раздетые физкультурник Дима и вожатый Андрюша. Подойдя к краю причала, оба сделали прыжок-кувырок и, подняв тучу брызг, ушли глубоко под воду. Плавали они великолепно. Всяческими стилями и способами. Особенно интересно было смотреть, как Андрюша ловит ртом брошенные в воду монеты, не упуская ни одной, по несколько минут находясь под водой.

— Настоящий тебе водолаз!

— Вот так виртуоз!

— Это вам не пирожки за завтраком уничтожать.

— Достаточно с него! Он так все карманы очистит!

Немного позже начали купаться ребята, только нам прыгать с причала строго запрещалось, да не каждый и осмеливался прыгать с такой высоты. Для нас было отведено место поодаль от причала.

Сначала мы все грелись на солнце — принимали солнечные ванны, потом по команде «В воду!» — стремглав бросались в море. Заплывать далеко не пускали дежурные на лодках. А через несколько минут купания снова раздавалась команда через мегафон: «Вылезай!» — и все выскакивали на берег. Вытирались насухо махровыми полотенцами и снова принимали солнечные ванны, а потом — снова в воду. Сначала некоторые ремствовали:

— Разве это купание? Даже не поплаваешь досыта.

Но к холодной морской воде, безусловно, нужно было привыкнуть и поэтому дозы купания были непродолжительными. Кое-кто успел попробовать на вкус воду — она была горько-солёная, наверное, и в щи не годилась.

После купания и небольшого второго завтрака пионеры старших отрядов провели спортивные соревнования. Я играл в шахматы с Феликсом Зубковым, и в бильярд — с Сашей Илицей. Обычно у нас игра проходила, как говорят теперь спортивные комментаторы, — с переменным успехом, сильных противников я любил.

На волейбольной площадке стоял невообразимый шум. Второй отряд явно проигрывал и поэтому харьковчанин Толя кричал, надрываясь:

— Судью на мыло!

Счёт стал угрожающим — 12:6. Когда мяч покатился в аут, Толя незаметно схватил его и спрятался в кустах.

Все болельщики бросились на поиски, но Толя сидел в недосягаемых зарослях, пока его не заметил Гена Лихонин. Он бесцеремонно вытащил земляка за ногу, отобрал мяч, дал хорошего щелчка со словами:

— Рано лавры надевать, ты сначала выиграй!

Игра продолжилась.

После абсолюта встревоженная вожатая объявила:

— Дети, выйдите в коридор к громкоговорителю, будет передаваться важное сообщение!

«Что бы могло быть?» — подумали многие, выходя в одних трусиках в коридор, где уже толпились пионеры из других палат.

Радио мы слушали редко — не хватало времени, даже не все могли сказать, где висит громкоговоритель.

По радио все услышали голос наркома иностранных дел, который взволнованным, прерывающимся голосом сообщил о вероломном нападении фашистской Германии на советскую землю.

— Война!..

До ребячьего сознания не сразу дошёл смысл этого страшного слова, мы не могли по-взрослому постичь, какая опасность нависла над нами.

Послышались возгласы:

— Ох, и разобьют наши немцев!

— Мы им дадим, как на Хасане!

— Как япошкам на Халкинголе!

— Или как белофиннам!

— Через день они назад драпать будут!

Подошёл вожатый Андрюша, прислушался:

— Врагов, безусловно, мы разобьём, но не так быстро, как некоторым кажется. Это враг сильный, хитрый и коварный, он захватил всю Европу, имеет первоклассную армию, поэтому борьба будет тяжёлой и продолжительной — задумчиво произнёс вожатый и пошёл дальше по коридору.

— Что он говорит? — обратился я к Феликсу. — Ты послушай, как он немцев возвеличивает: «сильный враг», «первоклассная армия»!

— Да, он меня тоже удивил, — согласился Феликс.

— Слушайте, может он того, какой-нибудь шпион? — предположил Юра.

— Нужно, во всяком случае, за ним понаблюдать! — решили мы.

Многого тогда мы не понимали, пусть извинит нас читатель за наивный патриотизм, мы действительно тогда считали, что как в песне, мы врага разобьём — «Малой кровью, могучим ударом!»

…Артек сбился со своего обычного чёткого ритма.

23 июня отправилась домой партия детей военнослужащих и жителей Сибири, Средней Азии, Урала, Дальнего Востока.

Все мы поняли, что нашему отдыху конец, и рано или поздно мы все уедем домой.

Когда прошло первое возбуждение и улеглись детские воинственные настроения, до сознания ребят стал понемногу доходить ужасающий облик начавшейся войны. По радио мы теперь внимательно слушали сообщения о боях на границе Западной Украины, в Белоруссии и Прибалтике. На Аю-Даге стояли замаскированные краснофлотские дозоры, походы и экскурсии туда прекратились. А по ночам, когда в палате разговаривали только шепотком, было слышно, как по горным шоссе гудели военные машины и танки. «На фронт идут!» — думал каждый.

Когда часть артековцев разъехалась, из остальных были образованны новые отряды, каждый получил тёплую фланелевую форму и парадную матросскую. Мы не понимали. Зачем нам выдают новую форму, когда со дня на день мы ожидали отъезда. Некоторые ребята даже письма домой написали, что скоро приедут, ждите, мол.

Теперь мы спали в других палатах на территории Нижнего лагеря, слушали морской прибой и обсуждали радиосообщения.

— Прут немцы!

— Если б на них из-за угла напасть, они бы тоже драпали!

— А кто драпает? Наши за каждый метр бьются с врагом!

— По-моему, наши с целью отступают, чтобы собраться с силами и потом ударить наверняка!

— Ясно, что ударят! Красная Армия ещё ни перед кем не отступала, сколько на нас врагов ни нападало!

Конечно, у нас была своя стратегия, свои ребячьи доктрины — не всегда правильные. Но мы оставались любящими свою Родину патриотами, преданными её интересам до мозга костей.

Я подружился с ранее незнакомыми ребятами, это были украинцы из Измаила — Миша Фаторный и Вася Заблоцкий, Слава Ободынский — из Тирасполя — из Тирашлёпа — как он говорил, улыбаясь. Его брат, Борис, был военным летчиком, и Слава волновался и переживал за него: сумеет ли он в воздухе перехитрить немцев.

Прошло несколько дней войны, а нас домой почему-то не отправляли, хотя у каждого для отъезда было всё готово.