11.

11.

Ночь, сплошная темень, ориентироваться очень трудно. На карте значится населенный пункт, к которому надо подойти, а на самом деле его уже нет, осталось одно пепелище.

— Приостановить движение! — приказал заместитель командира батальона Гоголев.

Вышел из танка, позвал к себе командиров взводов.

— Данными о противнике мы не располагаем. Двигаться дальше в условиях такой темноты вряд ли разумно. Действуем так: Лебедев и Клименко идут в разведку к Липо-Луговской, остальные разворачиваются в боевой порядок в готовности к открытию огня.

Отдав такое распоряжение, капитан, на всякий случай держа пистолет в руке, прошел вперед метров тридцать, чтобы осмотреть местность вблизи остановившихся танков. Вдруг заметил: на изрытом снарядами "пятачке" вроде чернеют люди. Приблизился — так и есть. "Дрыхнут наши солдатушки!" — с негодованием подумал он и решительно шагнул вперед.

— Кто вам позволил устраивать здесь спячку? — зашумел он.

Тут же, откуда-то слева, из темноты вынырнул комиссар мотострелкового батальона Пынченко.

— Андрей Федорович, это твои смельчаки? — насмешливо спросил он его.

"Смельчаки" один за другим стали быстро вскакивать с земли. На груди у всех висели автоматы. И все, как один, подняли вверх руки.

— Вы еще позволяете себе шутить! Нашли время и место! — негодовал Гоголев.

— Петро, а ведь это не мои люди,— сказал Пынченко. Поднявшиеся с земли стояли молча, неподвижно и рук не опускали.

— Ба-а-а! Да это же фашисты!.. — воскликнул Гоголев и умолк, будто его сильно схватили за горло. На спине выступил холодный пот. Однако рука крепко держала пистолет. "Я же гитлеровских солдат узнавал издалека, в том числе и ночью, а тут под собственным носом принял за своих,— мысленно ругал себя капитан. — Прямо-таки бес попутал. Что же делать? Их ведь десятка два, не меньше, а мы вдвоем..." И вдруг во всю мощь закричал:

— Хенде хо-о-ох!

И тут же понял, как нелепо прозвучала эта его команда: они ведь и без того "хенде-хох" сделали.

Но тут со стороны стоявших вражеских солдат почти одновременно раздались два выстрела. Пуля просвистела у самого уха Гоголева. Среди стоящих с поднятыми руками кто-то со стоном повалился на землю.

— Товарищ комиссар, с кем это вы тут воюете?

Это подбежал к Пынченко командир роты Недайводин.

— Капитан Гоголев воюет, не я,— ответил комиссар.— Чуть не спровадили на тот свет нашего танкиста.

Оказалось, впереди наших танков располагалась артиллерийская батарея противника. Ее обслуживали в основном румыны, которые под покровом ночи покинули свои позиции и до последней минуты ждали удобного момента, чтобы сдаться нашим в плен. Было их шестнадцать. За ними увязались два немца. У одного из них, видать, не выдержали нервишки, и он попытался застрелить советского командира, но тут же сам был убит румынским солдатом.

— Недайводин! — приказал комиссар Пынченко.— Поднять роту и прочесать все окопы, траншеи, блиндажи!

Акция по прочесыванию принесла неожиданные результаты. Наши автоматчики стали поднимать из окопов по 10—15 румынских и немецких солдат. За каких-нибудь полчаса около танка Гоголева уже толпились около сотни пленных.

Все это не осталось тайной для противника, находившегося в населенном пункте. Оттуда по нашим танкам был открыт сильный, но, к счастью, не прицельный огонь. Более того, враг обнаружил свои танки и артиллерийские орудия вспышками.

Подъехали комбат Гладченко и комиссар Феоктистов. О сложившейся обстановке доложили комбригу. Тот сказал:

— До утра противник пристреляется. Можем понести большие потери. Поэтому населенный пункт атаковать с флангов и немедленно!

Ориентируясь на вспышки вражеских орудий, наши Т-34 вышли на них с флангов и начали утюжить огневые позиции. Танки обороняющихся не могли оказать им существенного сопротивления. Большинство из них в темноте были подбиты снарядами, а несколько машин подорвали гранатами десантники Недайводина. Потеряв одиннадцать танков, почти столько же орудий, побросав автомашины, зенитную батарею, гитлеровцы спешно оставили Липо-Луговскую. Многие из них сдались в плен[4].

На левом фланге бригады успешно продвигался вперед танковый батальон Федянина. Еще накануне атаки он говорил своим бойцам:

— Наши танки легкие, ходкие, маневренные. Неплохая и огневая мощь. Мы может подняться на любую возвышенность, спуститься с нее и буквально слиться с землей. Только надо хорошенько использовать замечательные качества наших "малюток".

Действительно, Т-70 быстро и скрытно приближались к огневым позициям гитлеровцев и, расстреляв их, моментально исчезали из поля зрения врага.

Ночью батальон вышел в район хутора Голубинский. Утром 23 ноября мела холодная поземка. Потом выглянуло солнце, но от этого теплее не стало. Мороз — около двадцати градусов. За ночь снега намело почти до половины катка. На возвышенностях, где намело поменьше, с лязгом вращались гусеницы. В лощинах толщина снежного покрова достигала почти метра.

Несмотря на четвертые почти бессонные сутки, настроение у командира батальона, у всех танкистов бодрое, деятельное. Не потому, что не устали. Нет, устали. Да еще как! Но очень уж хорошо дела идут, кольцо окружения вот-вот сомкнётся гитлеровцы мечутся.

Рано утром в наушниках комбата послышался голос Прованова.

— Поддержите атаку соседей слева!

— Понял,— ответил Федянин.

На левом фланге одной из наших стрелковых дивизий рвалась в перед к переправе танковая бригада 26-го танкового корпуса.

Комбат долго осматривал в бинокль поле боя, и вдруг его осенила мысль. Впереди стоят подбитые и сожженные еще во время августовских боев, теперь густо занесенные снегом, немецкие и наши танки. Их более десяти. Можно таким же количеством танков занять за ними огневые позиции, сверху на свои машины набросать побольше снежку. Полнейшая скрытность и отличные условия для прицельного огня.

Федянин велел ротным выделить необходимое количество танков, ввел их в курс своего замысла. Заняли танкисты места, сделали все как надо. И вот уже лейтенант Самсон Аладжан докладывает комбату:

— Товарищ командир, ползут!

— Спокойно, Самсон,— отозвался Федянин,— пусть подойдут поближе.

По дороге с большой скоростью шли танки и автомашины с прицепленными к ним орудиями. Понял комбат: торопятся к Рубежанскому мосту, чтобы переправиться на левый берег Дона.

Федянинцы организованно открыли огонь. Сделают несколько выстрелов — и тут же прячутся за подбитые машины. Затем снова ведут огонь и снова прячутся. Прошло не более получаса, а на дороге уже горело восемь неприятельских танков, валялось с десяток разбитых орудий. Было уничтожено много пехоты. Один только Самсон Аладжан сжег два танка и покорежил два орудия. Лейтенант Гили Гилеев разбил три орудия и несколько автомашин. Отличились в этом бою лейтенанты Дымов, Белянский и сам командир батальона.

Бойцы танковой бригады 26-го танкового корпуса, отбросив гитлеровцев на левый берег Дона, на их же плечах проскочили по Рубежанскому мосту и повернули влево. За ними стали переправляться танки Федянина, Его батальон, минуя Калач и Камыши, устремился к хутору Советский.

В это время 152-й танковый батальон капитана Гладченко начал переправу через Дон по Березовскому мосту. Поскольку со стороны Калача била артиллерия противника, то на мост бросили несколько дымовых шашек. Майор Кисленко с помпотехами батальонов и рот быстро пропускали машины на левый берег Дона.

На рассвете танкисты Гладченко ворвались в поселок Калач[5]. На станции — несколько железнодорожных составов. На платформах одного из них стоят шестнадцать немецких танков. От дома к дому мечутся одиночные солдаты.

— Комиссар, що будэм робыть? Противника на вулици — кот наплакав! — достав из кармана трубку, сказал на украинский манер капитан Гладченко.

— Ясное дело, Кузьмич, надо искать,— ответил ему Феоктистов.

— Проверю подвалы,— вызвался Лебедев и побежал в ближайший двор.

— Только без лихачества! — крикнул ему вдогонку Феоктистов.

— А ну, выходи, кто там? — потребовал Лебедев, стукнув сапогом в низкую дверь подвала.

Послышался женский плач.

...В подвале почти каждого дома сидело по 10— 15 вооруженных гитлеровских солдат. Впереди них, у дверей стояли дети, женщины и старики. Оккупанты полагали, что русские пройдут, а после им удастся выскользнуть из окружения. А не пройдут, обнаружат — не будут же стрелять по своим!..

Пустая получилась задумка. Увидев рядом с собой советские танки, сами вышли из укрытий, побросав оружие.

Подогнали состав с пустыми! товарными вагонами. В них загрузили пленных для отправки в тыл.

А в это время Гладченко и Феоктистова плотным кольцом окружили местные жители. О чем-то намеревались просить, но не решались. Наконец, выступил вперед старик в лохматой шапке.

— Товарищ командир, я от обчества,— сказал он, сняв шапку.— Всем миром просим вас оставить нам один танк для памятника. Чтобы каждый проходящий и проезжающий помнил, кому ой обязан...

Гладченко озадаченно почесал затылок.

— Комиссар, что будем робыти?

— Ясное дело, Кузьмич, просьбу народа надо удовлетворить.

Капитан приказал своему помощнику по технической части Бондаренко оставить калачевцам один танк, не подлежащий ремонту.

Больше задерживаться некогда было. Танки с автоматчиками на бортах двинулись дальше.

Перед развилкой дорог, одна из которых вела на Платонов, из кустов, окаймляющих неглубокий овраг, вышло несколько человек. Это были разведчики во главе с капитаном Кравченко.

— Сто-о-ой! — махнул рукой капитан.

Механик-водитель Жариков остановил машину.

— В чем дело? — откинув крышку люка башни, спросил Лебедев.

— Соедини меня с комбригом. Надо срочно доложить.

Капитан поднялся на борт, свой танкошлем снял, надел лебедевский.

Разговор с Провановым тут же состоялся.

— В Платонове скопление противника. Идти в бой нельзя, надо обойти.

— Откуда докладываешь?

— От Лебедева,— ответил Кравченко.

— Найдите Гладченко и следуйте с ними,— приказал комбриг.

Через несколько минут в наушниках Лебедева послышалось:

— "Сокол", "Ястреб"-один, "Ястреб"-два. Я — "Коршун". В Платонове скопление противника. Предположительно готовится удар по нашим наступающим частям с тыла. Лебедеву и Клименко повернуть на Платонов и ударить по нему со стороны рощи. Остальные выполняют прежнюю задачу.

Основные силы бригады шли на хутор Советский. Там им предстояло соединиться с южной группой наших войск. На каждой машине были установлены сигнальные флажки, чтобы не перестрелять друг друга.

Через некоторое время в небо взлетело несколько заранее обусловленных ракет. Погода стоялапасмурная, сыпал мелкий снег. Однако видимость была хорошая. За юго-восточной окраиной Советского, прямо на поле, танкисты и стрелки бросились друг к другу в объятия. Неистово кричали "ура", бросали вверх головные уборы. Со слезами благодарили и целовали воинов местные жители...

Таким образом, 23 ноября в 16 часов части 4-го танкового корпуса Юго-Западного фронта под командованием генерал-майора А. Г. Кравченко и 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта под командованием генерал-майора В. Т. Вольского соединились в районе хутора Советский. В этом историческом событии непосредственно участвовали 45-я и 69-я танковые бригады 4-го танкового корпуса и 36-я механизированная бригада 4-го механизированного корпуса.