3.

3.

Танковая бригада с самоходно-артиллерийским полком корпуса подходили к Плоешти. Танкисты остановились в высокой кукурузе, чтобы осмотреть машины и уточнить обстановку. Неподалеку, на взгорке, виднелось какое-то маленькое селение.

И тут же, словно из-под земли, появилась группка румынок.

— Лапти! Лапти! — стали выкрикивать они, показывая при этом на накрытое белым полотенцем эмалированное ведро.

Бойцы не понимали. Причем тут лапти и ведро?

Наконец разобрались: лапти — по-румынски коровье молоко. С удовольствием угостились...

— Товарищ майор,— обратился к комбату его радист Гудков.— Тут еще предлагают какую-то шпалеру. Что это за музыка такая?

— Эта музыка есть "кукурузное сало" — мамалыга, хорошо режется нитками,— засмеялся майор.

— Обыкновенная холодная кукурузная каша,— объявил один из бойцов, уже успевший набить рот новым угощением...

Поняв, что Плоешти им не удержать, гитлеровцы подожгли нефтяные промыслы. Вскоре весь город окутался дымом. Прямо в этот дым, как самолет — в грозовую тучу, вонзился танк Бориса Гладкова. Первым ворвавшись в город, младший лейтенант сжег два "тигра" и уничтожил пятнадцать вражеских орудий! Его командир роты лейтенант Безусов с тремя танками захватил восемнадцать исправных пушек и пять складов с различным имуществом. Кроме того, начальнику политотдела передал ящик с гитлеровскими орденами.

— Зачем мне этот хлам! — зашумел подполковниц Михайлов, но чуть подумав, сказал уже спокойно: — Впрочем, оставь. После войны музей откроем. Пригодятся как экспонаты.

Вечером, после боя, майор Лобачев вызвал к своей машине командира танка Гладкова.

— Извини, пожалуйста, Борис Васильевич,— начал он, впервые назвав младшего лейтенанта по имени-отчеству, чем несколько насторожил Гладкова. — За этими нескончаемыми драками да погонями все забываю сказать: командование рекомендует направить тебя на курсы усовершенствования. На учебу, одним словом. Танкист ты славный, а подучишься — еще и большим командиром над нами станешь.

Против ожидания комбата, это известие Гладков встретил, мягко говоря, без энтузиазма. Его даже передернуло. Ему, боевому командиру танка, коммунисту, сидеть где-то в тылу, за партой, когда война еще не кончилась!

Сказал тихо, но с железной ноткой:

— Учиться поеду, когда последний вражеский солдат ляжет в землю.

— Между прочим, товарищ Гладков,— сухо ответил ему майор,— на военной службе не всегда требуется согласие того, кому отдается приказ...

Что ж, логика — крепче брони танковой. Пришлось Борису распрощаться с боевыми однополчанами и сесть "за парту".

Через несколько дней, перевалили через хребет южных Карпат. Погода стояла солнечная. Этим воспользовалась вражеская авиация — близ курортного города Сибиу она подвергла колонну бригады бомбардировочному удару. Было разбито несколько автомашин, но танки не пострадали.

Решительной атакой Сибиу был взят, и командир корпуса счел возможным разрешить танкистам отдых. Да не на какие-то там час—два, а на целых три дня!

Впрочем, отдых для танкистов — это, в основном, быть с утра до вечера на своей машине: отладка, регулировка, чистка, смазка... А вечером — различные мероприятия: собрания, беседы, читки газет. В эти- дни многие отличившиеся в боях были приняты в партию и комсомол. Стал членом ВКП(б) комсорг роты Иван Жигульских.

На одном из партсобраний зачитали заявление механика-водителя старшины Артема Васильева. Артём написал так: "Провожая меня на войну, мой отец Василий Петрович дал такой наказ: "Воюй, Артем, так, как воевали коммунисты в гражданскую. Не посрами нашу фамилию, наш род". Вот и хочу исполнить завещание отца — воевать коммунистом. Прошу принять меня в партию".

— Артем Васильевич, а чем это так знаменита ваша фамилия, что ее и посрамить нельзя? — задал шутливый вопрос механик-водитель Виктор Шагаев.

Слово взял капитан Соловейчик.

Артем написал толково. Васильевы, действительно, знамениты. Его дед в японскую войну награжден двумя Георгиевскими крестами. А отец — пулеметчик "максима", в первую империалистическую также награжден крестом. Отважно бился с белогвардейцами и интервентами. Неплохо воюет и Артем. Предлагаю принять в партию.

Командир батальона Дианов добавил:

— За утюжку траншеи врага награжден медалью "За отвагу".

— Артем, многим бандитам помял бока в этой траншее? — спросил тот же Шагаев.

— Не считал. Некогда было...— Здесь, на собрании коммунистов, он не принимал шуток Виктора.

— Устав ВКП (б) усвоил? — спросил кто-то.

Васильев вынул из кармана гимнастерки и показал присутствующим потертую и замасленную маленькую - книжечку. Это был Устав партии. На его обложке стояли сорок семь подписей тех, которых, уже приняли в партию ранее. Сорок седьмым расписался Артем.

— Свои подписи я зря не ставлю,— сказал он. Старшину Васильева приняли в члены ВКП(б) единогласно.

В 12 часов пополудни 11 сентября танки пошли в атаку на станцию Ернут. Заняв ее и совершив ускоренный марш, бригада вступила на территорию Венгрии. Вскоре колонну танкистов догнала приятная весть: 6-я танковая армия, в состав которой входила бригада, стала гвардейской, а командарм Кравченко, их бывший командир корпуса, награжден орденом Суворова 1-й степени.

Местные жители — венгры — первое время боялись наших бойцов, прятались в подвалах, балках, лесах. Дома оставляли только стариков и детей. Запугали же их фашисты своим беспардонным враньем!.. Однако безупречное поведение танкистов быстро развеяло этот ложный страх, и мадьяры стали возвращаться домой. Большую разъяснительную работу с ними проводили все политработники бригады во главе с начальником политотдела подполковником Михайловым.

Через несколько дней по случаю 27-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в батальонах состоялись торжественные собрания. Выступая перед танкистами 1-го батальона, командир бригады сказал:

— Можно не сомневаться, боевые друзья, что двадцать седьмая годовщина Октября будет последней немирной. Следующую непременно отметим в условиях мирной жизни...

Укрепленным оказался и населенный пункт Вершега. Вначале танки открыли сосредоточенный огонь с места, затем двинулись в атаку. Командир роты лейтенант Кондрашкин первым ворвался на позиции противника. Он разбил два орудия, но и его танк содрогнулся от вражеского снаряда.

— "Тигр"! — успел крикнуть механик-водитель Волков и, смертельно раненный, беспомощно откинулся на сиденье...

Лейтенант скомандовал наводчику:

— Бронебойным!

Но молчал, не двигался и наводчик...

Командир роты, пересев на другой танк, продолжал бой. Сопротивление гитлеровцев было сломлено, и танкисты вышли на железную дорогу Вац—Вершег. Младшие лейтенанты Павлов и Колонтай, раскидав эшелон с военным грузом, первыми оказались на берегу Дуная и обстреляли вражеские пароходы и баржи.

Этот довольно выгодный рубеж танкисты удержали до подхода основных сил бригады. А 7 декабря она получила задачу овладеть городом Вац.

Послали разведку. Ее возглавил лейтенант Сидоренко. В состав группы вошли еще два офицера — младшие лейтенанты Хараим и Саяпин.

Заместитель командира корпуса генерал М. И. Лавриненко лично проинструктировал разведчиков, напомнил об особенностях их действий ночью в горно-лесистой местности, о преодолении засад, которые не исключены на единственной в этих резко пересеченных местах дороге.

Холодной снежной ночью разведчики двинулись по указанному им маршруту. Впереди, низко пригибаясь, с миноискателями шли саперы. Проверив подозрительный участок и не обнаружив мин, они давали танкистам сигнал: путь свободен. Периодически, спрыгнув с танка и выдвинувшись вперед и в стороны, обследовали местность автоматчики отделения сержанта Поздеева.

Вот они снова свернули вправо от дороги и скрылись в лесу. Долго не давали о себе знать. А потом оттуда донеслись автоматные, очереди. Это они вышли в район артиллерийской засады врага и внезапно для него открыли огонь. Расчеты трех орудий автоматчики почти полностью истребили, а трех пленных привели к танкистам. Оставив немцев, ушли снова вперед...

...На рассвете этого же дня с востока в направлении города Вац двигалась другая танковая группа. Впереди нее тоже действовала разведка, возглавляемая лейтенантом Папияшвили. Из села Пенд его три танка были обстреляны, и разведчикам пришлось принять бой. Гарнизон в селе оказался малочислен, и. танкисты с ходу овладели Пендом, после чего, выполняя задачу, двинулись к населенному пункту Рад. Тут противник сосредоточил много пехоты, артиллерийских орудий.

Разведчикам стало ясно, что Рад сильно укреплен. Как и следовало ожидать, путь гвардейцам преградил шквал огня. Танки ответили тем же, затем, маневрируя, на большой скорости устремились вперед, к населенному пункту. Механик-водитель Селиверст Рогозянский едва успел заметить, как подмял под гусеницы двух насмерть перепуганных гитлеровцев. Танкист брезгливо поморщился и тут же направил танк на станковый пулемет, беспрерывно строчивший по разведчикам. Не умолкал и лобовой пулемет тридцатьчетверки, с которым уверенно управлялся Николай Кондаков.

Повреждены танки младшего лейтенанта Зайнутдинова и лейтенанта Мухина. Теперь они ведут огонь с места. А лейтенанту Папияшвили удалось проскочить по мосту через речку Силваш и выйти на южную окраину Рада, в негустые фруктовые посадки. Однако не легче оказалось и здесь. Слева, со стороны высоты 202,0 и справа, с высоты 203,0 фашисты открыли по его танку фланговый огонь. Сильный удар осколочного снаряда в боковую броню...

Что делать? Двигаться вперед нельзя: на дороге от срезанных снарядами деревьев — сплошной завал. Свернуть направо или налево — там стоят вражеские батареи! Назад? Нет, за три года войны Папияшвили ни разу не отступал — не отступал даже в ту тяжкую пору, когда приходилось отходить многим.

— На батарею справа! — скомандовал лейтенант.

Командир с ходу ведет огонь, а механик-водитель грудью своего танка давит пушки. Грудой металла уже лежат две из них. Вдруг машина неловко развернулась. Снаряд из третьего, недобитого, орудия проломил левую боковую броню. Танк замер на месте, двигатель безмолвствовал. Через минуту — еще удар, теперь уже в правый борт... В танке воцарилась зловещая тишина. Раненный в голову наводчик орудия Федор Герасимов медленно сполз на боеукладку. Дым и пламя неотвратимо заползали внутрь машины. Наводчик задыхался от едкого дыма, ноги его уже лизал выбившийся из моторного отделения огненный язык.

— Товарищ командир...— слабо окликнул он лейтенанта.

Папияшвили отозвался, но его вряд ли кто услышал... Командир приоткрыл над собой люк, чтобы глотнуть свежего воздуха, и тут же в башню гулко стукнули несколько гранат. Папияшвили наклонил голову, люк захлопнулся.

"Ждут нашего выхода, — подумал он.— Но нет, не дождутся..."

Хрипел, задыхаясь от дыма, Селиверст Рогозянский. Одежда на нем тлела, острая боль обжигала локоть правой руки. Сидевший рядом радист Кондаков все строчил и строчил из пулемета, порою пытаясь что-то радировать комбату. Однажды он даже услышал голос майора. Но еще надо придерживать рукой пропитанный кровью бинт на боку Селиверста — у механика-водителя была рваная рана...

— Коля! Ты слышишь меня, Коля? — Лежа на боеукладке и вытянув руку, Герасимов коснулся спины Кондакова.— Ты ведь не ранен?.. Выбирайся отсюда, еще не поздно.

Но и Кондаков теперь молчал. Прислонившись друг к другу, безжизненно сидели радист-пулеметчик и механик-водитель...

Папияшвили неразборчиво подавал какие-то команды. Пламя уже охватило боевое отделение и отделение управления. Огонь хозяйничал всюду. Оставшиеся снаряды начали рваться.

Федор Герасимов умер последним...

Вскоре сюда подошли остальные танки батальона. Комбат майор Малюков (он сменил раненого Лагутина), оказывается, сигнал радиста-пулеметчика Кондакова успел принять. Однако спасти кого-либо из экипажа Папияшвили не удалось...