10
10
Я попросил наших друзей попытаться узнать все, что было бы возможно, о Гертруде Ламердинг.
Вот пришло первое сообщение из Гамбурга. Генерал фон Ламердинг из прусских юнкеров, военная косточка. Погиб на Восточном фронте, под Сталинградом в 1942 году. Вдова генерала живет на пенсию. Гертруда — ее дочь, брат Гертруды — коммерсант, разъезжает по всему миру как представитель фирмы. Пауль Ламердинг совершает свои вояжи и в Советский Союз. Во всяком случае транзитным пассажиром часто бывает на советских аэродромах во время полетов в страны Востока.
По показаниям Фишера Гертруде Ламердинг было не более двадцати пяти лет. Даты смерти генерала и рождения Гертруды не сходились... Генерал Ламердинг не мог быть ее отцом.
Брат тоже нас заинтересовал. Он много старше сестры. В сорок втором году, когда Эрих Ламердинг сложил голову в Сталинграде, ему было уже двадцать лет. Он вырос в семье, где восточный поход рассматривался как нечто само собой разумеющееся в развитии германской политики. Если молодчики типа Фишера втянули в свои сети его сестру, то его они никак не могли обойти вниманием.
Пришлось опять побеспокоить Фишера.
Пауль Ламердинг ему известен, сказал Фишер. Он не сомневается, что Пауль Ламердинг связан со службами БНД, но сам Фишер с ним дела не имел.
Терпение и ожидание были вознаграждены... Наши коллеги из органов безопасности ГДР сообщили, что поступил запрос на разрешение посетить Германскую Демократическую Республику от Гертруды Ламердинг. Разрешение было дано незамедлительно.
Показания Фишера давали право задержать ее для допроса. Я присутствовал на нем.
Да, портрет, который мне довелось видеть, не польстил ей. Она была красива броской, заметной красотой. Высокого роста блондинка, волосы цвета спелой пшеницы. Глаза голубые, скорее даже синие, бездонные глаза.
Она вошла спокойно, с достоинством поклонилась и села, выжидающе оглядев нас.
— Гертруда Ламердинг? — спросил следователь.
— Частицу фон вы опустили из демократических побуждений? — спросила она.
Это мне понравилось. Противник шел на «вы».
— Может быть, от неуверенности, что эта частица должна быть поставлена.
— Гертруда фон Ламердинг! — ответила она вызывающе.
— Гражданка Федеративной Республики Германии?
— Совершенно верно...
— Национальность?
— Немка!
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот сорок пятый!
— Место рождения?
— Гамбург...
— Профессия?
— Переводчица...
— Вы служите в каком-нибудь учреждении?
— Нет. Я работаю по договорам. Иногда перевожу книги...
— Ваш отец Эрих фон Ламердинг?
— Эрих фон Ламердинг...
— Бывший генерал рейхсвера, командир дивизии на Восточном фронте?
— Да, он был генералом...
— Вам известно что-нибудь о его судьбе?
— Этим вопросом я обязана приглашению к вам?
Следователь помедлил с ответом. Ответил уклончиво:
— Отчасти...
— Мой отец погиб в сорок пятом году в Берлине, защищая город от штурма советских войск.
— Вам известна дата его смерти?
— Да. Двадцать восьмого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года. Он застрелился в час, когда дальнейшая борьба стала бессмысленной!
— Откуда это вам известно?
— Мне об этом рассказывала моя мать...
Следователь приостановил вопросы об ее отце. Мы входили в соприкосновение с семейной тайной, и надо было продумать, касаться ли ее. По нашим сведениям, труп генерала был обнаружен советской похоронной командой среди замерзших.
Я решил переключить внимание на другой предмет.
— Скажите, госпожа Ламердинг, — начал я. — Вам знаком советский инженер Чарустин?
Я должен был отдать должное этой женщине. Она умела владеть собой, оставаться холодной и надменно-вежливой в самые острые минуты.
Она взглянула на меня и тут же отвела глаза.
— Теперь я понимаю... Вас не может интересовать судьба моего отца. Он умер двадцать с лишним лет тому назад. Вас интересует Чарустин. Но я хотела бы знать, по какому праву вы мне задаете эти вопросы?
Следователь представил меня.
— Советский следователь! — повторила она слова моего коллеги. — Теперь мне понятно, почему меня задержали. Я сопровождала его как переводчица, встречалась с ним...
— Скажите, известен ли вам немецкий гражданин Фишер?
— Фишер? — медленно произнесла Гертруда. — Фишер? Вообще, может быть, и найдется в числе моих знакомых человек с такой фамилией. Но я не улавливаю связи между первым вопросом и вторым.
— Фишер... Может быть, вам известен человек под именем и фамилией Эрвин Эккель!
— О! — воскликнула Гертруда. — Эрвин Эккель мне известен. Правда, в число своих знакомых я не хотела бы его заносить...
— Эрвин Эккель и Фишер — это одно лицо!
— О Фишере мне ничего не известно. Эрвин Эккель... Это непорядочный человек.
Я как бы между прочим заметил:
— Инженер Чарустин хранит ваш портрет у себя на столе.
— Мой портрет? — переспросила она несколько удивленно.
— Да, ваш портрет.
— Это мой подарок. Я не рассчитывала на такое внимание.
— Почему же?
— Это очень личное... Я не думаю, что я должна здесь объяснять эти вещи... Вы меня спрашивали об Эккеле! О нем и будем говорить...
До этой минуты я не мог заметить никакой игры. Удивление ее было искренним. В голосе, когда она говорила о Чарустине, была озабоченность.
Все это крайне не подходило к той роли, которую ей отводил в своих показаниях Фишер — Эккель.
Передо мной стоял выбор. Или кое-что рассказать ей о неприятностях Чарустина, или на некоторое время вернуться к вопросу об ее отце, чтобы несколько прояснилась ее личность. Потянуть с острым вопросом никогда не мешает, отложить его, подготовиться к нему. И я резко перевел разговор.
— Госпожа Ламердинг! У меня еще есть один недоуменный вопрос. Он касается вас лично. Заранее прошу извинения за вторжение в ваши семейные дела. Вы сказали, что ваш отец Эрих фон Ламердинг застрелился в тысяча девятьсот сорок пятом году... Я хочу только уточнить. Ваш отец, генерал фон Ламердинг, насколько мне известно, погиб в декабре сорок второго года под Сталинградом.
На этот раз мое сообщение произвело впечатление. Гертруда выпрямилась, она даже подняла к лицу руку, как бы отстраняя это известие.
— Этого не может быть! — вырвалось у нее. — Я родилась в сорок пятом году! О смерти отца рассказывали мне мать и мой брат!
Я попросил своего коллегу предъявить Гертруде ту часть показаний Фишера, где говорилось о ней. Гертруда прочла и подняла на меня глаза. Выдержка начинала ей изменять.
— Я не понимаю, почему он говорит, что Ламердинг не мое имя... У вас есть фотография генерала Ламердинга, погибшего в Сталинграде?
— Есть! — коротко ответил я и попросил показать фотографию.
На стол легла фотография Ламердинга. Она взглянула на фотографию и пожала плечами.
— Это не он! Этот человек ничего общего не имеет с моим отцом.
— Стало быть, Фишер прав, — заметил я. — Вы носите чужое имя...
Гертруда покачала головой.
— В том, что говорил Фишер, нет ни слова правды. Деньги. Никаких он мне денег не платил и не собирался платить! У нас вообще о деньгах разговора не было.
— Вы знали, что Фишер связан с разведкой?
— Знала.
— Вы получали от него задания по линии разведки в отношении Чарустина?
— Получала...
— Он руководил вами?
— Да, руководил.
Мой коллега взял у Гертруды фотографию генерала фон Ламердинга и спросил:
— Как же быть с вашим именем? Кто же ваш отец?
— Эту фотографию я вижу впервые. Я ничего не понимаю... Отец... Значит, у нас с моим братом разные отцы?..
— У вас есть фотография вашего отца?
— С собой нет. Я должна спросить обо всем этом мою мать... При чем здесь мой отец? Вас интересует Эккель...