ФРЕЙЛЕЙН МАРИЯ

ФРЕЙЛЕЙН МАРИЯ

После поражения восстания патриоты вынуждены были вновь перейти на подпольную работу, на партизанские формы борьбы в горах. Налаживались старые связи, восстанавливались прежние явки, пароли.

Больше недели партизанский штаб не имел никаких известий из Банской Бистрицы. Действовавшая там подпольная организация должна была прислать своего связного с важными разведданными, которые ожидал Центр. В назначенный день связной не явился. Тогда командование отряда направило в город на явочную квартиру своего связного, словака полицейского из села Калиште. Его ждали четыре дня назад, но он тоже не вернулся. Были все основания предполагать, что оба связных схвачены гестаповцами. Это подтвердили ближайшие события.

В полицию села Калиште неожиданно нагрянули немцы и два часа допрашивали начальника, куда исчез его подчиненный и с кем он был связан. Ничего не добившись, гестаповцы укатили снова в город. За домом связного-полицейского, уехавшего в Банскую Бистрицу, была установлена слежка...

Посовещавшись, командиры отряда решили послать для связи с подпольем Марию Костюкевич.

...Пассажирский автобус, проходивший через Калиште на Банскую Бистрицу, только отошел от села, как был остановлен на пропускном пункте. Два эсэсовца с автоматами на груди поднялись в машину, пропустив вперед себя плотного мужчину в сером пальто, коричневой шляпе и с зонтом под мышкой. Он вошел в автобус и остановился впереди, возле кабины шофера, пристально рассматривая пассажиров.

— Аусвайс![4] — потребовал он у пассажиров удостоверения личности.

Люди зашевелились. Сидевший на переднем сиденье немецкий лейтенант в летной форме брезгливо подал свое удостоверение. Штатский молча взял его, и, проверив, вернул. Так же внимательно гестаповец проверял документы у других пассажиров. Вот он подошел к коренастому словаку, рядом с которым сидела белокурая девушка с синими глазами, одетая в темное пальто с серебристым меховым воротником. Яркий голубой шарф окутывал ее шею, а маленькая шляпка кокетливо прикрывала пышные волосы. Девушка читала книжку в коричневой суперобложке и словно не замечала никого вокруг.

Повертев в руках документ, предъявленный словаком, гестаповец сунул бумажку в карман и коротко» бросил:

— Ауфштеен![5]

Словак начал убеждать гестаповца, что он чиновник ортс-комендатуры из Жилина и направляется в Банскую Бистрицу по заданию господина коменданта. Гестаповец, не слушая, махнул рукой:

— Ауфшнель![6]

Один из эсэсовцев схватил словака под руку и повел к выходу. Тот кричал на ходу, упирался.

— Аусвайс! — услышала девушка над самым ухом и не успела еще ничего ответить, как гестаповец вырвал у нее книгу и швырнул в проход. Сидевший впереди немецкий летчик-лейтенант вскочил со своего места и бросился к книге, на обложке которой ярко выделялись свастика и четкая надпись: «Адольф Гитлер. Речи».

— В чем дело? — растерянно улыбнувшись, спросила девушка на немецком языке. — Вы бросаете книгу фюрера?

— Аусвайс, — уже тише сказал гестаповец, поняв, что с книгой он, кажется, погорячился и, если эта особа пожалуется, ему не миновать беды.

— Битте![7] — Девушка подала ему удостоверение. В это время к ним подошел летчик-лейтенант и, наклонившись к гестаповцу, тихо сказал:

— Вы оскорбили великого фюрера...

— Сядьте, лейтенант, и не мешайте мне работать!

— Я прошу вас предъявить документы... Мне надо знать, на кого донести об оскорблении фюрера...

— Я из гестапо, — резко ответил человек в штатском и развернул удостоверение девушки. Пробежав глазами документ, гестаповец посмотрел на девушку и, возвращая ей удостоверение, примирительно сказал: — Фрейлейн понимает, что у меня не было желания оскорбить фюрера и обидеть ее...

— Даже служащим гестапо непозволительно так обращаться с книгой фюрера, — назидательно произнес летчик и протянул книгу девушке. — Битте...

— Данке...[8] Это просто ошибка, господин лейтенант, — мило улыбнулась девушка. — И книга ничуть не пострадала...

— Вы едете в Банскую Бистрицу? — поинтересовался летчик. — Разрешите присесть, фрейлейн?.. Простите, не знаю, как вас зовут...

— Мария... — засмеялась девушка, подвигаясь на сиденье.

— Вы немка?

— Да... Только я никогда не была в Германии. Родилась в Варшаве, в семье немецкого промышленника.

— А почему бы вам не съездить сейчас домой?

— Служба... Я работаю в отделе культурных ценностей и очень занята... Приходится много ездить, господин...

— Пауль Эккариус... Простите, не назвал себя. В этой проклятой стране скоро одичаешь и совсем разучишься разговаривать с женщинами...

— У вас мрачное настроение, господин...

— Просто Пауль, — уточнил лейтенант. — К сожалению, вы правы, фрейлейн Мария... Недавно я получил сообщение, что мой отец, гауптман СС Эккариус, был убит в этих краях. Меня вызвали срочно в Банскую Бистрицу...

— Сочувствую вам, Пауль... Это такая потеря...

Когда автобус приехал в Банскую Бистрицу, снова началась проверка документов. Четыре эсэсовца останавливали каждого пассажира, выходящего из автобуса.

— Кого-то ищут, — сказал лейтенант, ведя свою спутницу к выходу.

— Надеюсь, не нас с вами, — засмеялась фрейлейн Мария. — Уж больно много гестаповцев...

* * *

Прошло около двух суток как Мария уехала из партизанского лагеря. Все это время Николай не находил себе места, то и дело посылал Ферко в штаб узнать, не вернулась ли девушка. Мучила неизвестность: куда и зачем она так внезапно уехала, надолго ли? Сама Мария ничего не сказала, но сердце подсказывало Николаю, что неспроста она появилась в тот последний вечер необычно возбужденная и непохожая на себя: белокурые волосы были уложены в причудливую прическу, подчеркивающую тонкие черты ее лица, брови чуть подкрашены, отчего голубые глаза девушки казались еще больше и ярче.

Заметив удивленные лица своих товарищей, Мария рассмеялась:

— Не век же ходить мне растрепой, вот и привела себя в порядок...

А потом, по распоряжению штаба, Николай с Ферко провожали Марию к домику лесника. Всякие расспросы были запрещены, операция проводилась в строжайшей тайне...

На вторые сутки после отъезда Марии, к вечеру, Васильев получил приказ встретить девушку в условленном месте. Две минуты ушло на сборы, и вот они вместе с Ферко покинули лагерь. Еще никогда Николай так не торопил время. Запыхавшись, подошли они к домику лесника, и, не дожидаясь, пока словак соберется, сами запрягли лошадь в повозку.

Но напрасно партизаны пролежали четыре часа на опушке леса, ожидая, когда лесник вернется из села. Старик приехал один.

— А ты точно там был, где назначено?.. Не перепутал, а? — с надеждой переспрашивал Николай.

— Там, там... — сумрачно отвечал лесник. — Не пришла она...

Капитан Олевский, выслушав доклад Васильева, коротко сказал:

— Встречать завтра, там же и в то же время...

Плохо спал в ту ночь Николай. Тревога за Марию гнала сон. Еле дождался вечера. Но и в этот день девушка не явилась на место встречи с лесником.

— Разрешите мне поискать ее в Калиште? — попросил Николай капитана Олевского. — Не могла же она там бесследно пропасть!..

— В Калиште ее нет, Николай Михайлович... Завтра пойдете вновь.

— Когда последний срок ее возвращения?

— Сегодня.

— Но где же она?! — воскликнул измученный Николай. — Где?

— В самом пекле, Николай Михайлович...

— Где?

— Я сказал все... — Капитан молча закурил сигарету и положил портсигар перед разведчиком. — Кури...

— Вы что ж, не верите мне? — тихо спросил Николай.

— Верю. Но не имею права говорить. Ты разведчик и должен сам понимать это.

— Почему не послали меня?

— Ты не прошел бы там...

— Значит, она...

— Не надо гадать... Я верю, Мария вернется...

Васильев надвинул на голову шапку и вышел из штаба. Яркие звезды запутались в лохматых лапах елей, покрытых серебристым инеем. Морозный воздух дышал в лицо. Струйки дыма тянулись от землянок к небу и терялись среди деревьев. Похрустывали под ногами часовых сучья. Здесь все было так же, как и три дня назад. Но Васильев вдруг почувствовал горькую пустоту, подступившую к сердцу.