Письмо Н.С. Луговской к И.Н. Шаровой

Здравствуй, Ириша, дорогой друг наш!

Спасибо тебе громадное, насказанное, за все хлопоты и да ещё так блестяще закончившиеся!

И прости меня, ради Бога, за то, что я ещё прошу тебя и пересылкой заняться. И близко город Москва, но для меня она сейчас весьма далека.

Поверь, что уехать мне сейчас нет никакой возможности. Витя столь переменчив сейчас в своих настроениях и состояниях! Душевное состояние его не предугадаешь, и давление скачет непредсказуемо. Оставить его на целый день? Да ещё вдруг что-то задержит… Я не знаю, к чему можно вернуться. Понимаешь, я вдруг почувствовала, что мы совершенно одни. Что у нас нет по соседству друзей или просто знакомых, которые пришли бы посидеть и провести вечер, когда надо помочь, проведать больного и как-то ободрить его.

Нет, очень много симпатично улыбающихся соседей; но это общение заканчивается лестничными разговорами и справками «что дают в магазине». Вот такая штука – оказывается, мы одни.

А может быть, все люди так? А иначе и не бывает? Мы ведь тоже ни у кого не бываем. С художниками у нас близкого контакта нет. А помнишь, в Евангелии, «а кто твой ближний?» (от Луки, гл. 10, ст. 29–38). Ответ – оказавший милость (помощь). И вот начинаешь проверять: а кому ты оказала помощь, чтобы ждать ответной. А жить надо.

Что же за заболевание у твоей Наташи? Склероз сосудов? Такая ещё великолепная цветущая женщина! Намучилась она, видно, сильно с Юрой. Эти пьющие мужички… сколько же они замучивают женщин.

Крепко обнимаем, я и Витя. Всем привет от нас. Пока ещё дома всё подчинено Витиной болезни.

Ещё раз за всё спасибо от обоих.

Н и В.