Глава 9 Последняя капля

1-2 июля 2003 года

Спустя ровно год после катастрофы

Юберлинген, Германия. Цюрих, Швейцария

– Ты не хочешь со мной разговаривать? – Виталий Калоев схватил за плечо Алана Россье и силой повернул к себе. – Посмотри сюда! – Он протянул ему фотографии Кости и Дианы в гробах. – Это мои дети! Ты убил моих детей и не хочешь со мной разговаривать?!

Телохранитель попытался оттеснить Виталия подальше от своего шефа, но на шум уже сбежались журналисты, зажав конфликтующих в плотном кольце из фото– и телекамер.

– Мистер Калоев, давайте не будем устраивать скандал! – ответил Россье, растянув губы в вежливой улыбке. – Компания «Скайгайд» не уходит от диалога с родственниками! Мы как раз хотели пригласить вас завтра в наш офис в Цюрихе, чтобы вы могли задать нам все интересующие вопросы по расследованию катастрофы.

Виталий несколько минут простоял на месте, пытаясь уложить в голове услышанное. Человек, по вине которого погибли его дети, не только на свободе, но еще и работает в той же компании?

– А компенсации? – выкрикнул кто-то из родственников погибших. – Размер предложенных компенсаций вы готовы обсуждать?

– Я не могу на это повлиять. Эти вопросы нужно задавать юристам, которые представляют наши стороны. Думаю, они завтра также будут присутствовать на встрече.

– Компенсации?! – зарычал Виталий, обводя взглядом толпу родственников. – Вы готовы продать своих детей? Меня не интересуют компенсации, меня интересует, кто виноват и кто ответит за произошедшее!

– Да вы его не слушайте! Он у нас экстремист с Кавказа! – снова выкрикнул кто-то из толпы, и между родственниками, разделившимися на тех, кто готов и не готов принять компенсацию, снова завязался ожесточенный спор. Россье, воспользовавшись этой шумихой, отошел подальше.

– Долго вы будете прятать от нас этого диспетчера? – Виталий следовал за Россье.

– Мы никого не прячем. Он работает.

– Что значит «он работает»? – Виталий от неожиданности даже стал заикаться. – Он работает диспетчером?!

– Нет, не диспетчером. Он переведен на другую работу, но по-прежнему в нашей компании.

Россье пошел дальше, а Виталий несколько минут простоял на месте, пытаясь уложить в голове услышанное. Человек, по вине которого погибли его дети, не только на свободе, но еще и работает в той же компании?

Своя картина произошедшего у Виталия сложилась уже в первые дни после авиакатастрофы. Судя по тому, что писали в прессе, и комментариям экспертов, диспетчер слишком поздно заметил опасную близость самолетов, а когда попытался предотвратить столкновение, совершил еще две роковые ошибки. Во-первых, дал пилоту Ту-154 команду, которая противоречила указаниям системы сближения TCAS, сработавшей на борту самолета. Диспетчер требовал снижаться, в то время как TCAS рекомендовал набирать высоту. Во-вторых, ввел в заблуждение экипаж, сообщив, что пересекающийся борт находится «вам под 2 часа», то есть справа, тогда как Боинг был слева – «под 10 часами». Кроме того, под нажимом прессы руководство «Скайгайда» признало, что за месяц до катастрофы радарная система не прошла проверку на безопасность. Это выявило швейцарское бюро расследования авиационных катастроф, выяснявшее причины едва не произошедших столкновений воздушных судов в Швейцарии в период с 1998 по 2000 год. Эксперты обнаружили целый ряд нарушений в работе радаров, но «Скайгайд» ничего по этому поводу так и не предпринял.

В момент катастрофы была выключена автоматическая система предупреждения о возможности столкновения самолетов в воздухе. На профилактику. Так делали каждую ночь, поскольку, как пояснили в диспетчерской компании, в это время «в воздухе мало самолетов».

Кроме этого, не работали и телефоны. Предупредить о возможном столкновении двух самолетов швейцарцев пытались немецкие коллеги из Карлсруэ. Они видели, что самолеты сближаются по пересекающимся траекториям, но не смогли дозвониться до Клотена. Три линии не работали, а резервная для экстренной связи была занята.

ПЕРЕГОВОРЫ ПИЛОТОВ БОИНГА и Ту-154 за 40 секунд до столкновения:

Между Россией и Швейцарией разгорелся международный скандал. В Цюрихе явно затянули с извинениями. После того как в Москве на это обратили внимание, президент Швейцарии Каспар Филлигер засобирался с извинениями на похороны в Уфу. Было уже поздно. МИД России, по сути, отказал главе государства во въезде в страну, ответив, что в условиях «чрезвычайно высокого эмоционального настроя населения» власти Башкирии «не могут гарантировать безопасность делегации».

Эксперты обнаружили целый ряд нарушений в работе радаров, но «Скайгайд» ничего по этому поводу так и не предпринял. В момент катастрофы была выключена автоматическая система предупреждения о возможности столкновения самолетов в воздухе. На профилактику. Так делали каждую ночь, поскольку, как пояснили в диспетчерской компании, в это время «в воздухе мало самолетов».

Виталий отметил для себя и общее отношение швейцарцев к произошедшему, и позицию «Скайгайда», но главным виновником произошедшего считал именно диспетчера. «Почему он не расскажет подробно о том, что произошло? Почему не признается прямо в своей вине и не извинится перед родителями погибших детей?»

– Во сколько мы завтра встречаемся? – Калоев снова догнал Россье.

– Встреча назначена на десять часов, – ответил бизнесмен, усаживаясь на заднее сиденье дорогого автомобиля.

– Я непременно буду! – прокричал ему Виталий. – Ждите!

В это время года здесь редко бывают дожди, и тем более такие ливни, как сегодня. Они видели в этом знак, говорили, что небо оплакивает погибших вместе с их родственниками.

По небу прокатились раскаты грома, сверкнула молния. Снова собирался дождь. Он с небольшими перерывами лил с самого утра, и немцы очень этому удивлялись. В это время года здесь редко бывают дожди, и тем более такие ливни, как сегодня. Они видели в этом знак, говорили, что небо оплакивает погибших вместе с их родственниками.

К годовщине со дня катастрофы немцы начали готовиться за несколько месяцев. Все организовали сами за счет местных властей и силами волонтеров. Родственников встречали в аэропорту, развозили по отелям. Каждый из родителей хотел побывать там, где упал его ребенок. Все эти места заранее пометили, установив деревянные столбики с фотографиями и личными данными погибших. В прикрученных к столбикам пробирках по цветочку: белая роза – ребенок, красная – взрослый. Так в яблоневом саду, где год назад упал нос самолета, вырос целый сад из белых роз. Лес табличек со смеющимися детскими лицами на фоне хмурого серого неба. Небо проливалось слезами на спины склонившихся к земле несчастных людей, потерявших самое дорогое, что было в их жизни.

Белая роза – ребенок, красная – взрослый. Так в яблоневом саду, где год назад упал нос самолета, вырос целый сад из белых роз. Лес табличек со смеющимися детскими лицами на фоне хмурого серого неба, проливавшегося слезами на спины несчастных людей, потерявших самое дорогое, что было в их жизни.

Виталий еще год назад с помощью Майи и Михаэля поставил памятник на месте падения дочери. К валуну прикрепили три фотографии – Дианы, Кости и Светы. Прилетев на годовщину, Виталий с братом Юрием сразу приехали сюда. Возить их вызвался Виктор Пичулин, который год назад обнаружил тело, как выяснилось позже, Кости Калоева. Виталий уже давно перестал удивляться таким совпадениям.

Судьба соединяла прежде незнакомых людей, словно пальцы в кулак. И ты уже не знаешь, благодарить ее или проклинать. Благодарить за людей, оказавших необходимую помощь и поддержку, или проклинать за цепь нелепых, фатальных случайностей, ставших в итоге причиной трагедии.

Сначала башкирские дети опоздали на свой рейс из-за того, что их привезли не в тот аэропорт. Специально для них через два дня организовали чартерный рейс, и именно на него купила билеты Светлана Калоева. Самолет уже выруливал на взлетно-посадочную полосу, когда выяснилось, что на борт забыли погрузить еду, и вылет отложили на пятнадцать минут. Пятнадцать минут, которые и могли стать роковыми!

Калоев узнал об этом обстоятельстве из отчета Московской областной прокуратуры. Он побывал в этом ведомстве накануне поездки на годовщину. Его интересовало, как продвинулось за год расследование дела, возбужденного «по факту гибели российских граждан». Однако выяснилось, что дело сдали в архив еще полгода назад. За отсутствием материалов, которые якобы отказываются предоставлять следственные органы Германии и Швейцарии. Так Виталий понял, что искать правду придется самому.

Адвокаты, нанятые родственниками погибших, занимались исключительно вопросом компенсаций, торгуясь со «Скайгайдом» о сумме возможных выплат. При этом никаких публичных извинений от диспетчерской компании до сих пор так и не прозвучало. Ведь извинения, по сути, означали бы признание, которое обошлось бы компании дорого в буквальном смысле. «Скайгайд» почти банкрот, своих денег нет, но его ответственность застрахована в Winterthur – международном страховом гиганте, который, вероятно, и диктовал менеджерам авиадиспетчера, как себя вести в сложившейся ситуации.

Судебный иск за несоблюдение норм при обеспечении безопасности воздушного пространства грозил и немецкому правительству, которое по конституции не имело права передавать контроль над небом Германии частной иностранной компании, находившейся к тому же в явном упадке.

На этом фоне явно затянувшееся расследование катастрофы не выглядело случайным. Эксперты давно закончили с расшифровкой «черных ящиков», сопоставили их с данными работы приборов обоих самолетов, но итогового отчета о происшествии все не было. Как и ничего другого, что могло бы доказать вину «Скайгайда» и усугубить его финансовое положение. И юристы компании словно торопились достичь соглашения с родственниками, пока не появился итоговый отчет.

Не только швейцарцы пытались выиграть время. Судебный иск за несоблюдение норм при обеспечении безопасности воздушного пространства грозил и немецкому правительству, которое по конституции не имело права передавать контроль над небом Германии частной иностранной компании, находившейся к тому же в явном упадке.

Были вопросы и к ИКАО – Международной организации гражданской авиации. За полтора года до столкновения над Германией подобная катастрофа едва не произошла в небе над Японией. В историю гражданской авиации этот инцидент вошел как «расхождение над Суругой». На расстоянии в сто метров чудом разошлись два пассажирских самолета, на борту которых в общей сложности находилось 677 человек. Причина та же – противоречивые команды диспетчера и TCAS. Японские власти обратились тогда в ИКАО с призывом принять меры, чтобы не допустить подобного в будущем. Однако расследовать обстоятельства едва не произошедшей над Суругой трагедии начали только после столкновения над Боденским озером. Дать инструкции, как действовать в подобных ситуациях, не раз просили и компанию – производителя приборов системы сближения TCAS, американскую корпорацию Honeywell. Но поскольку их так и не последовало, «Башкирские авиалинии» подали на эту компанию в суд, заявив в иске об ошибке конструкторов.

– Если бы диспетчер не вмешался в ситуацию, самолеты могли бы разойтись? – Виталий прорычал каждое слово, глядя на Россье исподлобья.

Пострадавшие уже больше часа сидели в кабинете директора «Скайгайда». Он продемонстрировал делегации родственников десятки слайдов о работе компании и обстоятельствах катастрофы, но до сих пор не было сказано ни одного слова о том, кто виновен в произошедшем.

Несколько секунд Алан Россье молча смотрел в глаза Калоеву и вдруг едва заметно кивнул. По залу эхом прокатился гул возмущения. Сидевший напротив Виталия адвокат родственников погибших буквально подпрыгнул на стуле.

– У вас в Швейцарии порядочные люди есть или нет? – Виталий взглянул на массивную хрустальную пепельницу на столе, едва подавил в себе желание разбить ее о голову Россье. – У нас в Осетии, если человек виноват, он просит прощения. А у вас так не принято? Почему вы до сих пор не принесли извинений? Почему публично отрицаете свою вину?

– Мне очень жаль, мистер Калоев, но это не зависит от меня. – Россье сидел склонив голову, словно изучая свое отражение на глянцевой поверхности стола.

– Вы сказали мне, что этот диспетчер все еще работает здесь. Вы можете его пригласить сюда? – спросил Виталий. – Можете дать ему возможность объясниться с нами?

Виталий думал о встрече с диспетчером весь минувший год. Это был его новый маяк в тумане безысходности. После похорон он почти все время проводил на кладбище. Находиться в доме ему было невыносимо. Трехэтажный особняк в центре Владикавказа Виталий построил, когда Света ждала Диану. Первый этаж отдан под кухню и гостиную, на втором – родительская спальня и две детских, на третьем – комнаты для гостей и большая игровая. Вернувшись домой, он почти не поднимался на второй и третий этажи, чтобы не видеть детских игрушек и одежды, пустующих кроватей, еще сохранивших запах любимых. Ночевал в кухне на диване, но и здесь поселившаяся в доме неестественная тишина придавливала так, что хотелось бежать. И он вставал посреди ночи и ехал на кладбище.

Рядом с Виталием все время был кто-то из родственников. Старшая сестра Зоя переехала жить к нему, а днем в доме дежурили по очереди братья и племянники. Но ему казалось, что никто, кроме Майи, по-настоящему его не понимает, и он часто звонил ей. Майя в это время жила в Москве, где преподавала в МГУ, но застать ее на съемной квартире удавалось редко, и он чаще говорил с ее автоответчиком, чем с ней самой.

Виталий снова и снова вспоминал каждую минуту на месте крушения, каждое увиденное им тело, прокручивал варианты развития событий после столкновения: живыми они все-таки упали на землю или погибли сразу в воздухе? Пересказывал свои жуткие сны. Майе тоже было что рассказать. Почти каждую ночь она видела, как бродит по лесу, ищет то, что очень хочет найти и одновременно жутко боится.

Они жили в заданных с первых дней ролях – Виталий говорил, Майя слушала. И не потому, что он не хотел слушать, просто она не хотела взваливать на плечи несчастного еще и свой груз. Положа руку на сердце, Майя давно ждала конца этой киноленты. Именно так ей и представлялось все пережитое: очень страшный фильм, в котором ей досталась пусть и второстепенная, но тяжелая роль. Никогда прежде не приходилось Майе думать о ком-то больше, чем о себе. Приносить в жертву свои планы, желания, отодвигать свою жизнь на потом, чтобы посвятить себя другому человеку. Она была ушами и глазами Виталия. Не спала и не ела вместе с ним. Защищала его от ненужной информации и людей. Шла на обман и шантаж, общаясь с полицейскими. Главное, не позволяла себе бояться, плакать, чувствовать вообще.

Майя по-прежнему сочувствовала Виталию, но больше не хотела быть его поверенным. Она пыталась забыть пережитое, а он продолжал этим жить.

Вспоминая то, что Майя видела и слышала тогда в Юберлингене, теперь она даже не верила, что все это действительно было. Иначе почему она до сих пор не сошла с ума? Несомненно, Майя по-прежнему сочувствовала Виталию, но больше не хотела быть его поверенным. Она пыталась забыть пережитое, а он продолжал этим жить. Но признаться в том, что хотела бы отдалиться, не могла даже самой себе. Майю немедленно накрывало чувством вины и стыда, поэтому она все время находила причины как можно меньше бывать дома и не отвечать на звонки Виталия. Майя прослушивала его рвущие душу сообщения на автоответчике и иногда, когда были силы, перезванивала.

Один звонок, как раз незадолго до годовщины, особенно напугал ее. Рабочие при установке разбили памятник Светлане и детям. Виталий сам разработал его дизайн и заказал в Карелии самый лучший гранит, на который потратил все свои сбережения. Майя опасалась, что это происшествие станет последней каплей и Виталий что-то сделает с собой. Он никогда не говорил с ней о таком намерении, но она чувствовала, что он об этом думает.

Однако когда они встретились на годовщину катастрофы, Майя вдруг увидела совсем другого Калоева. Каролина настояла, чтобы Виталий снова остановился у них, и собрала на ужин всех, кто помогал ему в первые дни после катастрофы. Калоев раздавал щедрые подарки, много шутил и смеялся, произносил по-кавказски красивые тосты. Он хотел отблагодарить друзей за их помощь и оставить о себе хорошие воспоминания…

* * *

– Так будет диспетчер или нет?

В зал вернулась помощница Россье, которую отправляли за Нильсеном, и о чем-то уже несколько минут тихо переговаривалась с шефом.

– Нет, – ответил Россье. – Он, оказывается, в отпуске. Я не знал.

– А я думаю, вы прячете его, – ответил Виталий. – И не только потому, что он совершил несколько ошибок в ту роковую ночь. Вы боитесь, что он может рассказать о вас, о вашей вине в произошедшем. Если он заговорит, вам придется признать, что условия работы не соответствовали нормам безопасности. А это будет стоить больших денег компании. Вы поэтому и не уволили его, чтобы не обидеть, чтобы он был вам обязан и молчал. Я прав?

– Думаю, мы должны дождаться результатов официального расследования, – сухо ответил Россье. – Я прошу вас набраться терпения.

А через три с половиной месяца Виталий Калоев получил от адвокатов письмо. В обмен на отказ от всех претензий к «Скайгайду» и другим возможным виновникам катастрофы (так компания получала возможность судиться с американскими компаниями, чтобы отбить часть потраченных на компенсации средств) родственникам погибших предлагали:

– каждому супругу за смерть супруга 60 000 швейцарских франков;

– каждому родителю за потерю ребенка 50 000 швейцарских франков;

– каждому ребенку за потерю одного родителя 40 000 швейцарских франков;

– бабушки, дедушки, братья и сестры жертвы – 10 000 швейцарских франков;

– сводные братья и сестры – 5000 швейцарских франков.

Швейцарцы умудрились перевести семейные отношения в товарно-денежные, оценить размер горя в зависимости от степени родства. По их расчетам выходило, что жену Калоев должен оплакивать больше, чем детей. А утраты, которые понесли бабушки, дедушки, братья, сестры, и на горе-то, судя по суммам, не тянули. Так себе – расстройство.

Швейцарцы умудрились перевести семейные отношения в товарно-денежные, оценить размер горя в зависимости от степени родства. По их расчетам выходило, что жену Калоев должен оплакивать больше, чем детей.

Больше этих непонятных «тарифов на жизнь» Виталия возмутила сама постановка вопроса: деньги в обмен на отказ от всех претензий. «Я должен взять их подачку и просто забыть о том, что у меня были дети?» – кричал в бешенстве Виталий адвокатам. Они советовали ему принять деньги: предложение более чем щедрое, поскольку по швейцарским законам сумма может быть и снижена в соответствии с уровнем жизни в России. Такой вот узаконенный финансовый шовинизм.

Виталий попытался договориться о встрече с Россье, чтобы прояснить для себя, действительно ли все обстоит так, как говорят адвокаты, но ему отказали. «Юристы компании не рекомендуют более господину Россье встречаться с родственниками жертв катастрофы», – отрезала переводчица и положила трубку.