ПУШКИН ПО ТЕЛЕФОНУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Он томик Пушкина с собою

Пронес, наверно, полземли.

Его искали после боя,

Но только томик тот нашли.

В. Семернин

Снежные балки, подступавшие с юго–запада к центру Сталинграда, окутались дымными завесами. В пригороде Ельшанка горели сушилки кирпичного завода. Две атаки на завод оказались безуспешными, противник прочно засел за толстыми стенами.

Скоро рассвет. В подвале разбитого дома, где разместился командный пункт полка, вповалку лежат офицеры и солдаты. На утро назначена третья атака, и надо хоть часок вздремнуть, набраться сил. Тут и там белеют марлевые повязки, многие побурели от засохшей крови. Это легкораненые, отказавшиеся уйти в тыл.

Кажется, бой за Ельшанку длится, не прерываясь, с рассвета до рассвета.

Дежурного по штабу лейтенанта Золотарева морит сон, веки словно склеены медом. Стоит лишь прикрыть глаза, а открыть их уже не хватает сил. В подвале холодно, печка из железной бочки, поглотив весь запас снарядных ящиков, остыла. Спасают полушубок, телогрейка, ватные штаны, валенки.

В телефонной трубке постоянный треск и шум, обрывки далеких разговоров, команд. Лишь к утру все начало затихать, словно отходило ко сну.

Лейтенант разморенно клюет носом, изо всех сил стараясь не уснуть. Сознание его туманится.

В полусне он вначале не разобрал, что за голос послышался в телефонной трубке. Девичий, нежный, этот голос заметно выделялся из остальных голосов на линии связи, затем он подчинил их и заставил замолчать. Сквозь помехи отчетливо донеслась стихотворная речь. Словно кто–то далекий кого–то уговаривал, о чем–то нежно просил. Слова лейтенанту показались хорошо знакомыми. И вдруг понял; это же Пушкин! Письмо Татьяны к Онегину!

…Сначала я молчать хотела;

Поверьте: моего стыда

Вы не узнали б никогда,

Когда б надежду я имела

Хоть редко, хоть в неделю раз

В деревне нашей видеть вас…

Лейтенант плотнее прижал телефонную трубку. С плеч словно свалилась тяжесть сна, глаза раскрылись шире, в них появилось нетерпеливое желание слушать и слушать рассказ о высокой любви. Подумал: может, за строкой «Евгения Онегина» звучит призыв, обращенный к кому–то, кто на другом конце провода слушает в эти минуты голос юной телефонистки.

Но день протек, и нет ответа.

Другой настал: все нет как нет.

Бледна, как тень, с утра одета,

Татьяна ждет: когда ж ответ?..

И это волнение Татьяны на какие–то минуты отодвинуло заботы и волнения фронтовой ночи. Лейтенант мысленно перенесся на далекую Украину, оккупированную врагом, вспомнил детство и школу. Там впервые услышал из уст учительницы чарующие строки пушкинской поэмы, прелесть русского языка. Знал ли тогда школьник Золотарев, что вскоре будет с оружием в руках драться за Пушкина, за свою родную землю.

Рядом с подвалом глухо ухнул разрыв мины. Близилось утро. А по телефонным проводам бежал и бежал девичий голос… Теперь он был совсем иной, спешил, словно боясь не закончить рассказ–объяснение до начала боя.

Вот состоялась встреча Онегина с Татьяной. Эта сцена была прочитана на одном дыхании, с явным осуждением героя поэмы.

…Я прочел

Души доверчивой признанья,

Любви невинной излиянья;

Мне ваша искренность мила;

Она в волненье привела

Давно умолкнувшие чувства…

Последние строки: «Примите исповедь мою: себя на суд вам отдаю…» — уже потонули в усилившемся треске и шуме на линии связи. Сквозь них прорвался требовательный голос, вызывавший «Буран». Заслушавшийся лейтенант не сразу сообразил, что «Буран» — позывной полка.

— Я — «Буран», я — «Буран»! — заспешил Золотарев. За его спиной зашевелились, начали быстро подниматься люди. Рядом сразу оказался начальник штаба полка. Выхватив телефонную трубку, он уже доставал из планшета карту. На лице майора алела полоса от лямки противогазной сумки, на которой он дремал.

— «Буран» слушает! — развернув карту, майор карандашом быстро делал пометки. Лейтенант Золотарев сразу понял: условные знаки ложились возле кирпичного завода. Значит, снова будем его атаковать…

…В то утро противник был выбит из заводских стен. В той решительной атаке успешно действовал и Золотарев. И все время, пока шел жаркий бой, и долго еще после него в душе лейтенанта звучали пушкинские строки…