ПОБРАТИМЫ

Но в памяти всегда со мной

Погибшие в бою

С. Щипачев

…В старину люди создали немало прекрасных легенд о верности воинскому братству, о том, что побратимами навек становятся те, кто пролил кровь в одном бою за родную землю. В минувшей войне можно найти тысячи тысяч примеров верности этому великому закону братства. Об одном из них я хочу рассказать в этой книге.

…На исходе было лето сорок второго. Это лето запомнилось изнуряющими боями у большой излучины Дона, сорокаградусной жарой, постоянными бомбежками, отступлением.

29 августа на дальних подступах к Сталинграду, под станцией, Абганерово, гитлеровцы сильным ударом танков прорвали фронт соседней части и вышли глубоко в тылы нашей 29?й стрелковой дивизии. Под покровом темноты полки начали отходить к Волге.

В ночной августовской степи, освещенной заревом горящих хуторов, двигались роты и батальоны — малочисленные, обескровленные, уставшие. На плащ–палатках несли тяжелораненых; часто пофыркивали измученные низкорослые степные лошадки, слышалось неровное, натруженное дыхание сотен людей, шуршание ног по сухой, выгоревшей земле. Временами раздавалась требовательная команда: «Подтя–я–нись!» — и снова лишь звякнет о винтовку плохо притороченный пустой котелок или стукнут колеса повозки с патронными ящиками, попавшие в сусличью нору.

Запомнился дурманящий запах полыни. Он забивал дыхание, горькой пылью оседал на пересохших губах. От усталости слипались глаза, но люди все шли, шли, шли. Командование дивизии надеялось к рассвету вывести полки из опасного района, который в любой момент мог быть перехвачен танковыми частями противника. Бой с ними в открытой степи, с неглубокими балками и оврагами, удобными для широкого маневра танков и бронетранспортеров, не обещал нам ничего хорошего.

В том ночном марше я двигался с группой разведки в центре, во главе одной из колонн. Ориентироваться приходилось по заревам далеких пожарищ да вражеским ракетам. Они вспыхивали то справа, то слева, и колонны двигались по узкому, не занятому противником коридору.

Оставалось пройти еще километров пятнадцать–двадцать, чтобы оказаться в относительной безопасности. Но уже заалел восток, отчетливее проступили в сиреневой полутьме растянувшиеся колонны, хвост которых таял в предрассветной дымке.

Вокруг простиралась все та же унылая степь. На горизонте маячили небольшие высотки, одинокие домики степного хуторка. Лишь с запада относительным прикрытием нашим колоннам служили пологие скаты длинной и неглубокой балки. Взошло солнце, но сразу же спряталось за дымную тучу. По всему было видно, что день снова будет жаркий.

До слуха донесся самолетный гул. С запада на небольшой высоте появилась «рама», фашистский самолет–разведчик. Сделав пару кругов, он сразу же улетел.

— Ну, теперь начнется… — послышались тревожные голоса, — Этот коршун не зря вынюхивал…

Предчувствуя приближавшуюся беду, ускорила шаг пехота, послышались резкие команды, ездовые начали усердно хлестать лошадей.

В такой обстановке пехоте бы остановиться, занять круговую оборону, окопаться. Но не так легко вгрызаться в солончаковую твердь голой степи. А главное — уже было упущено время. Внезапно в стороне от колонны разорвался снаряд. Затем взрывы густо заплясали вокруг. На гребне ската появились десятки вражеских танков. Они шли на больших скоростях, охватывая, словно серпом, центр дивизии и наваливаясь бронированной массой на почти беззащитную пехоту.

Наша дивизионная артиллерия двигалась сзади отходящих колонн, и мы не имели противотанкового прикрытия. Но нужно было защищаться, и в руках солдат появились бутылки с горючей смесью. Кое–где бойцы начали окапываться. Некоторые командиры с запозданием пытались создать подобие организованной обороны, но их команды тонули в громе разрывов, пулеметных очередей, реве танковых двигателей. К этому гулу прибавилось завывание бомбардировщиков, внезапно густо накрывших бомбами открытые для удара колонны. Кое–где пехоте удалось организовать очаги сопротивления, но пехотинцы, вооруженные ручными гранатами да саперными лопатками, оказались беззащитными перед танками противника. И вражеские танки огнем и гусеницами расправлялись с пехотными ротами, настигали бегущих, вдавливали в землю тех, кто пытался сопротивляться.

В этот критический момент из–за высотки появилась батарея дивизионного артполка, которой командовал младший лейтенант Савченко. Два тракторных тягача цугом тащили по два 76?мнллиметровых орудия. Второе, привязанное тракторным тросом к станине первого, переваливаясь и часто кланяясь стволом, послушно катилось вслед за ним.

Савченко быстро оценил обстановку. Команда «Батарея, к бою!» мгновенно сбросила артиллеристов с пушечных лафетов, станин и с тракторов. В считанные мгновения орудия были отцеплены и развернуты в сторону противника. Вместе с энергичным командиром батареи сноровисто действовал его заместитель, младший лейтенант Патлен Саркисян. Его звонкие, с гортанным армянским акцентом команды подгоняли и без того спешивших с открытием огня артиллеристов.

Один за другим лязгнули замки орудий, и первые снаряды разорвались среди фашистских танков. Но цель пришлось сразу сменить: к месту боя спешило около трех десятков бронетранспортеров с гитлеровской пехотой. За их высокими бортами сидели автоматчики. Если дать им возможность соединиться с танками и образовать цепь, то они смогут довершить начатое вражескими танками и авиацией. Орудия стали огнем отрезать путь бронетранспортерам.

Несколько мчавшихся на большой скорости бронетранспортеров были опрокинуты меткими ударами. Остальные широко расползлись, охватывая место боя подковой. Гитлеровские автоматчики уже спрыгивали на землю. И тут Савченко дал команду: «Картечью!».

Подносчики снарядов быстро выхватывали из ящиков продолговатые, блестевшие латунной гильзой снаряды с буквой «К» на взрывателе, а заряжающие посылали их в дышащую пороховой гарью пасть казенника.

Быстро таял орудийный боекомплект, снаряды, особенно бронебойные, приходилось беречь. Этими снарядами наводчик Осадчий первым подбил вражеский танк, — выскочивший прямо на орудие, Через минуту второй танк, окутавшись маслянисто–черным дымом, остановился в сотне метров. Другие расчеты тоже отличились.

Внезапное появление батареи внесло замешательство в действия гитлеровцев. Короткой паузы было достаточно, чтобы остатки рот и батальонов рассредоточились по балкам и оврагам, вырвались из огненного смерча, а кое–где даже закрепились на небольших высотках, ушли под спасительный огонь нашей батареи.

Так четыре орудия сорвали замысел врага. В отместку гитлеровцы решили расправиться с дерзкой батареей. Чтобы подготовиться к отражению атаки, Савченко приказал откатить орудия несколько назад. Артиллеристы вместе с десятком поспешивших на помощь пехотинцев лихорадочно долбили саперными лопатками сухую неподатливую землю, пытаясь спрятать в нее снарядные ящики и оборудовать подобие огневых позиций.

Сначала на батарею налетели «юнкерсы». Они появились низко над степью и с ходу сыпанули бомбами. И тут в один из самолетов попал снаряд 76?миллиметровой пушки. Самолет загорелся и врезался в землю. Это был редкий случай, когда из полевого дивизионного орудия, ствол которого в этот момент был высоко поднят за обратным скатом высотки, удалось сбить бомбардировщик.

Беспорядочно сброшенные во время первого налета бомбы не причинили особого вреда батарее. И тогда несколько вражеских танков, перестроившись, начали охватывать ее с флангов.

Все выше поднималось над степью солнце, все нестерпимее становился зной. Задубели, покрылись солью пропотевшие гимнастерки артиллеристов, трескались пересохшие губы, на зубах скрипел песок. Поднятая взрывами бомб и снарядов пыль разъедала глаза, забивала дыхание.

Строг и сдержан младший лейтенант Савченко. У него это не первый бой. От первого в начале войны остался след — полусогнутая левая рука. Во время ходьбы комбат выставлял ее вперед, словно пытаясь преодолеть неожиданное препятствие.

А для заместителя командира батареи Патлена Саркисяна — это первое крещение огнем. Подвижный, как ртуть, черноволосый уроженец Нагорного Карабаха нравился комбату. Глаза горели боевым азартом, а лицо с заостренными скулами выражало постоянную готовность к действию.

Савченко же, всегда спокойный и уравновешенный, был лет на семь старше своего заместителя, но это не мешало их дружбе. Познакомились они еще во время формирования дивизии. И как–то сразу сошлись: оба любили артиллерийское дело, оба горели желанием сражаться с ненавистным врагом до последнего. Саркисян часто рассказывал комбату о своем горном селе, о двух братьях, которые воюют с лета сорок первого года, об отце, который всех семерых детей вырастил и поставил на ноги без рано умершей матери.

Савченко с болью в сердце вспоминал о родном селе Листвина на Киевщине: сейчас там враг. Когда удастся освободить родную Украину? Фашисты рвутся к Волге, фронт откатывается к Сталинграду… Хорошо еще, что семье удалось эвакуироваться в Караганду, там сейчас жена с дочуркой. После бесед с другом на душе становилось легче.

Комбат не спешил открывать огонь. Надо было экономить снаряды. Он учил артиллеристов выдержке, хладнокровию. Были среди них опытные фронтовики, пришедшие в батарею из госпиталей: наводчики Осадчий, Дмитриев, Япаров, командир орудия Киреев. Это костяк, опора батареи. Но большинство — новички, ранее не нюхавшие пороха. Однако в первых боях никто из них не дрогнул. Сейчас предстояло самое тяжелое испытание.

Танковые пушки открыли стрельбу издалека, снаряды ложились с большим перелетом. Хорошо, что батарее удалось сменить позицию, сейчас она выгоднее прежней. Да и в землю успели немного зарыться — все–таки спасение от осколков.

Пора… Четыре орудия вновь открыли прицельный огонь, — и сразу загорелись три вражеских танка. Молодцы артиллеристы! Внимание! Из–за пологого овражка вынырнуло несколько бронетранспортеров. Савченко, находившийся рядом с орудием рослого сибиряка Киреева, приказал перенести огонь на них.

Один за другим на огневых позициях батареи разорвалось несколько снарядов, появились убитые и раненые, прямым попаданием было разбито одно орудие. Однако остальные не прекращали огня, заставив гитлеровцев отойти на исходные позиции. Поединок с танками удалось выиграть. Но надолго ли?

Еще дважды противник безуспешно пытался приблизиться к батарее, обстреливал ее шквальным огнем из орудий и пулеметов. И поплатился за это четырнадцатью разбитыми танками и бронетранспортерами. Только под вечер прекратились атаки. Гитлеровцы, видимо, решили оставить батарею в покое до утра. Но с наступлением темноты Савченко, получив приказ, скрытно вывел орудия к пригородам Сталинграда.

В тот день дивизия понесла большие потери. Однако благодаря умелым действиям батареи Савченко удалось спасти сотни людей. Обескровленные полки заняли рубежи на подступах к Сталинграду. В истории дивизии началась новая боевая страница.

В Сталинграде Николай Иванович Савченко уже командовал артиллерийским дивизионом, Патлен Погосович Саркисян стал командиром батареи в 299?м стрелковом полку. Они по–прежнему воевали рядом и по–прежнему крепко дружили. На Курской дуге часто помогали друг другу огоньком и с нетерпением ждали начала боев за Украину. Патлен мечтал побыстрее увидеть родные края своего фронтового побратима и участвовать в их освобождении. Вместе они прикидывали на карте путь от Белгорода до Киева. И хотя после Курской битвы дивизия повела наступление на харьковском направлении, друзья понимали: каждый час победного сражения приближает время освобождения всей родной земли.

Артиллерийский дивизион отличился в боях за Харьков, хорошо поддержал наступление стрелковых полков под Мерефой. И тут случилось непоправимое: осколок вражеского снаряда сразил Николая Савченко, героя многих боев, любимца дивизии…

Громыхнул прощальный салют у кургана, где навечно остался лежать Савченко. А Патлен еще долго стоял над свежим могильным холмом, не в силах оторвать взгляда от звезды, вырезанной из латунной снарядной гильзы, от наспех сделанной на фанерном постаменте надписи: «Капитан Н. И. Савченко. 1915–1943», И поклялся тогда Патлен Погосович: «Останусь живым, приду на это место и сделаю все, чтобы люди знали и помнили героя Сталинграда и Курской битвы. Чтобы имя Николая Савченко, его жизнь и подвиги служили примером любви к родной земле, за которую он отважно сражался и погиб».

Похоронив друга, Саркисян дрался с врагом за двоих. При форсировании Днепра полковая батарея повторила подвиг, совершенный артиллеристами батареи Савченко под станцией Абганерово, отважно защищая пехоту на маленьком правобережном плацдарме. Артиллеристы выкатывали орудия на прямую наводку, огнем и колесами поддерживали малочисленные роты, отражавшие частые атаки гитлеровцев.

Мало кто знал тогда о том, что Патлен Погосович одно за другим получил два сообщения о гибели братьев. А весной сорок пятого пришла в Нагорный Карабах и третья похоронка — о гибели самого Патлена в боях за австрийский город Цистердорф…

Почти три десятилетия спустя после войны я получил данные о ветеранах дивизии, проживающих в Москве. И вдруг в перечне фамилий увидел фамилию майора запаса П. П. Саркисяна. Не описка ли? Ведь все мы знали — Патлен умер от ран.

А вскоре состоялась встреча. Да, это был он, наш Патлен! Такой же подвижный и полный энергии, каким запомнился с фронтовой поры. Оказывается, победил отважный артиллерист смерть, выздоровел.

— Как же тебя разыскали москвичи? — спрашиваю. Патлен улыбается, не без юмора рассказывает:

— Прислали однополчане в мой родной городок Степанакерт письмо. Так, мол, и так, геройски сражался вместе с нами ваш земляк Саркисян по имени Патлен. Погиб он в боях за Родину. Кто остался из его рода–племени, пусть отзовется. Почесали мои земляки–горцы затылки и написали ответ: Саркисянов в Нагорном Карабахе больше, чем гор в нашем крае. А вот по имени Патлен нет ни одного, потому что не значится оно среди армянских имен.

— Что же это у тебя за имя? — удивились однополчане. — Мы–то считали его армянским.

— Армянский у него первый слог — «Пат», что означает — юный. А второй — «лен» из фамилии В. И. Ленина. Вот и получилось — юный ленинец. После увольнения в запас поселился я под Москвой. Разыскал кое–кого из фронтовых друзей. Нужно было посоветоваться, как увековечить память Николая Савченко.

И тут узнали мы о верности слова боевого побратима.

Почти ежегодно в сентябре Патлен Погосович оставляет все свои дела и заботы и едет в Мерефу почтить память боевого побратима. Ветеран войны выступает в школах, на предприятиях, в колхозах района и рассказывает, как освобождали советские воины Мерефу, как погиб за ее освобождение капитан Николай Савченко.

Боевой побратим остался верен своей клятве. Ведь братство, рожденное в боях за любимую Родину, бессмертно.