НАШ КОМАНДАРМ

Тех, кого на войне не взяла война, —

На мушку берут года.

В. Шефнер

Мне хочется рассказать об одном из тех, кто вынес на своих плечах основную тяжесть войны.

Впервые я услышал о М. С. Шумилове летом сорок второго. Трудное это было время. В междуречье Волги и Дона создалась опасная обстановка. Враг рвался к Сталинграду. По пыльным знойным дорогам отходили с боями на восток полки 64?й армии. То здесь, то там вспыхивали ожесточенные схватки. Шли бои за каждый хутор, за каждую переправу, за каждый узел дорог. Враг еще был силен. В выжженной июльским солнцем степи разыгрывались неравные сражения обессиленных советских стрелковых полков с фашистской броней. А над головами, не всегда прикрытыми даже зенитным «козырьком», висели «юнкерсы» и «мессершмитты».

29?я стрелковая дивизия находилась на левом фланге армии. Танки и моторизированные части гитлеровского генерала Гота, форсировав Дон, сбивали фланговые прикрытия, прорывались в наши глубокие тылы. Наши воины сражались с невиданным мужеством, хотя не хватало танков, артиллерии, самолетов. Нужно было изыскать какие–то новые способы и формы боевых действий, чтобы свести до минимума преимущество немецко–фашистских войск.

В эти критические дни стало известно: 64?ю армию принял новый командарм, его фамилия Шумилов. Для большинства из нас, солдат и командиров, сама фамилия мало о чем говорила. Было известно, что Шумилов в начале войны командовал стрелковым корпусом, затем был заместителем командующего одной из армий на фронте под Ленинградом. Тогда мало кто знал о том, что Михаил Степанович имел еще и опыт боев в Испании.

В то трудное время войска нуждались в командирах, обладавших чувством нового, способных вдохнуть в бойцов уверенность в своих силах, найти способ бить врага и в этих условиях. Окажется ли таким человеком наш новый командарм? Солдату, вверяющему свою жизнь командиру, далеко не безразлично, какими качествами он обладает.

Уже первые дни после вступления Шумилова в должность показали: армию возглавил человек волевой, с талантом полководца. Он сразу же принял решительные меры для укрепления флангов армии. На нашем участке была создана оперативная группа под командованием заместителя командующего 64?й армии В. И. Чуйкова, в нее вошли наша дивизия, отдельная бригада морской пехоты и другие части, усиленные танками и артиллерией. Все понимали: задание чрезвычайно трудное, спасти положение может только величайшая стойкость бойцов и командиров. Оперативная группа, маневрируя силами и переходя в частые контратаки, вела боевые действия днем и ночью. Чтобы не дать неприятелю возможности использовать свое превосходство в танках и авиации, бои велись чаще ночью. Впоследствии это сыграло заметную роль в борьбе с врагом.

Во второй половине августа оперативной группе было приказано подготовить и нанести контрудар по противнику, наступавшему под Абганерово.

Накануне в дивизию приехал генерал Шумилов. Вызванные им командиры и политработники приготовились выслушать упреки, а может, и разнос. Поводов было достаточно. А вынужденный отход, жара, безводье, фашистские самолеты, высевшие над головой злым комарьём, — все это взвинтило людей, нервы у всех были напряжены до предела.

Прибыв на совещание, мы увидели грузноватого, среднего роста человека, лет под пятьдесят, плечистого, с бритой головой, которую он часто вытирал носовым платком. Командарм оказался немногословным, неторопливым в движениях, с простым и открытым, чуть полноватым лицом. Глаза, цепкие и умные, смотрели внимательно и сосредоточенно. Молча, не перебивая, слушал он доклады командира дивизии и командиров частей.

Чуть прикрыв глаза, Шумилов, казалось, отдыхал. Что–то кутузовское было во всей его внешности, выдержке, неспешной речи.

Вопросы командарма казались, на первый взгляд, самыми простыми. Но мы–то знали им цену; о настроении солдат, снабжении боеприпасами, продовольствием, водой. Затем, попросив всех подойти к карте, Шумилов четко, неторопливо поставил задачу дивизии. В его голосе была какая–то крестьянская медлительность. И был в ней свой резон: подчиненные должны понять и глубоко осмыслить значение обстановки и предстоящего контрудара.

Спросив, все ли ясно, и получив утвердительный ответ, командарм снова сел на походный складной стул. Задумался. Потом сказал:

— Обстановка, товарищи, на подступах к Сталинграду сложилась трудная, но не безнадежная. Не стану скрывать правду: пока нет у нас настоящей ударной мощи. Но она будет! — голос командующего окреп, возвысился. — Будет! Враг крепко сдвинул нас с места, но не свалил с ног.

Помолчав, Шумилов добавил:

— В этой операции я вам кое–чем помогу.

Помощь оказалась заметной. В контрударе впервые участвовали «катюши». Наша оперативная группа, хотя и понесла потери, однако задачу выполнила. Врагу был нанесен чувствительный удар. Гитлеровцы вынуждены были приостановить наступление и произвести перегруппировку. Правда, общий отход частей нашей армии продолжался. Но теперь в нем чувствовалось больше организованности, порядка. И больше ярости при каждой стычке с врагом.

После прорыва танков гитлеровского генерала Гота под станцией Абганерово, когда остатки полков с большим трудом вырвались из окружения, в дивизию снова прибыл командарм Шумилов. Молча всматривался в лица бойцов, командиров. На него смотрели глаза, полные ненависти к врагу и жажды мщения. Его окружили солдаты и командиры, засыпали вопросами. Он не давал скороспелых ответов. В заключение коротко сказал:

— Дальше, товарищи, отступать некуда. Здесь, у стен Сталинграда, будем стоять насмерть. Здесь останусь и я со своим командным пунктом.

Действительно, в период всего сталинградского сражения командующий 64?й армией М. С. Шумилов находился на правом берегу Волги, рядом с окопами защитников города. Армия, ставшая после победы в Сталинграде 7?й гвардейской, взяла в плен штаб 6?й гитлеровской армии и ее командующего генерал–фельдмаршала Паулюса, покрыла свои знамена бессмертной славой.

В сталинградском сражении по–настоящему раскрылся полководческий талант Михаила Степановича Шумилова, солдата первой мировой войны, участника становления Советской власти в родном сибирском селе Верхнереченском Катайского района Курганской области. Он воевал с белогвардейцами на Урале, в двадцать три года был командиром полка на Восточном фронте. В апреле 1918 года стал членом партии большевиков.

Вспоминаю, как впервые мне пришлось говорить с командармом. Это случилось в несколько необычных условиях. В сентябре сорок третьего года полк под моим командованием форсировал Днепр и захватил небольшой плацдарм. Противник пытался сбросить нас в реку до подхода главных сил дивизии. Завязались яростные бои.

Я находился в боевых порядках рот, рядом со мной сидел телефонист с аппаратом. Раздался звонок, который трудно было расслышать в звуках близкой пальбы: гитлеровцы в седьмой раз перешли в контратаку.

— Товарищ майор, командующий на проводе, — протянул мне трубку солдат. Поглощенный боем, я вначале не понял смысла сказанного. И вдруг услышал в трубке спокойный густой голос:

— Говорит Шумилов. Доложите обстановку.

— Отбиваем седьмую контратаку. Плацдарм держим.

— Молодцы, сталинградцы! Продержитесь до наступления темноты. Во что бы то ни стало! Передайте солдатам мою благодарность за стойкость…

Этот разговор вспомнился мне год спустя, на территории Румынии. Тогда меня тяжело ранило осколком снаряда. В армейском госпитале главный хирург, известный профессор, сделал сложную операцию, и в послеоперационной палате я приходил в себя. Вдруг в палату вбежала взволнованная медсестра, засуетилась, поправляя подушку, шепнула:

— К вам командующий…

А в дверях уже появилась знакомая плотная фигура генерал–полковника в белом халате. Тепло поздоровавшись, он присел на стул рядом с кроватью, спросил о самочувствии. Потом сказал:

— Хорошо полком командовали! Давно слежу за вами. По–сталинградски сражаетесь.

В армии все знали: в устах командующего слова «сражаться по–сталинградски» были высшим мерилом воинского достоинства.

Поправив сползавшее одеяло, Шумилов, словно извиняясь, сообщил:

— Хотел вас оставить в армейском госпитале. Да медицина возражает. Самолетом отправим в Москву. Но с одним уговором: вылечитесь — возвращайтесь в свою дивизию. Добро?

Когда меня вносили в самолет, я увидел среди своих фронтовых пожитков аккуратный пакет. Поинтересовался, что это?

— Посылка вам от командарма.

От волнения к горлу подступил комок. Мало ли у командующего командиров полков? Но ведь нашел он время в дни напряженных боев посетить меня в госпитале и даже вот снарядить в дорогу фронтовой подарок…

После выздоровления в Главном управлении кадров мне предложили учебу в академии.

Мой ответ был твердым:

— Я дал слово командарму Шумилову. И должен возвратиться в свою армию.

В управлении кадров учли мою просьбу.

К тому времени наши войска уже вели бои под Будапештом. Когда я прибыл в штаб, Михаил Степанович пригласил к себе, вручил ордена Кутузова II степени и Красной Звезды за бои в Румынии и Карпатах и приказал направить меня на должность заместителя командира дивизии, в которой я и сражался до конца войны.

В то утро командующий угощал меня чаем и вспоминал прошлые бои. Михаил Степанович был оживленным, говорил о близкой победе, сожалел, что война еще унесет немало жизней, поскольку обреченный враг дерется с остервенением.

После Победы генерал М. С. Шумилов командовал военным округом, был генерал–инспектором Министерства обороны СССР.

…Последняя моя встреча с М. С. Шумиловым состоялась уже после войны. Тогда в Шебекино, под Белгородом, съехались участники боев — ветераны 7?й гвардейской армии. Михаил Степанович был болен. Но тысячи нитей связывали его с ветеранами армии, и не смог он отказаться от дальней поездки ради встречи с людьми, вместе с которыми прошел долгий огненный путь от берегов Волги до стен Праги.

Вместе мы провели не один день. Было много воспоминаний о годах военных и послевоенных. Несмотря на болезнь, Михаил Степанович не думал о близкой смерти. Но однажды заметил:

— Я счастлив тем, что в годы войны мне довелось командовать такими людьми, какие были в нашей гвардейской армии. Гвардейцы–сталинградцы высоко пронесли свои знамена через всю войну. Я желал бы и вечное пристанище найти среди солдат нашей славной армии, отдавших свою жизнь на сталинградской земле.

После кончины в 1975 году прах Героя Советского Союза генерал–полковника М. С. Шумилова был доставлен из Москвы в Волгоград и захоронен на Мамаевом кургане. Командующий возвратился к своим солдатам–сталинградцам, теперь уже навсегда.