№ 35 РАПОРТ УПОЛНОМОЧЕННОГО ОСОБОГО ОТДЕЛА ВЧК ПРЕДСЕДАТЕЛЮ РЕВВОЕНСОВЕТА РЕСПУБЛИКИ

Развернувшиеся на Балтфлоте события являются следствием целого ряда причин, из коих главная и основная та, что большое количество военморов было привязано при неподвижной точке и в течение трех с лишним лет, не принимая непосредственного фактического участия в военных делах, искусственно группировалось не вокруг живого здорового организма, не у флота, которого фактически не существует, а объединялось въевшимся в их сознание "морским патриотизмом". Являя из себя обособленную, кастовую группу, военморы оторвались от пролетариата в целом и под влиянием бездействия выродились в паразитический элемент, причем бессознательно идеологию пролетариата подменили непоколебимой уверенностью в том, что они "краса, гордость и авангард революции".

В связи с иными объективными и субъективными условиями это особое сословие военных моряков представляло и представляет из себя контингент революционеров-профессионалов и базу для возможностей третьей революции. Эти взгляды изложены мною в переданной более месяца тому назад т. Крестинскому докладной записке.

Народившаяся за последнее время мода на оппозицию нашла себе в среде партийных морских кругов горячий отзвук, и на этой почве не могли не создаться в такой благоприятной среде опасные симптомы разложения. Не последнюю роль сыграла в этом пресловутая идея о возрождении флота, брошенная и муссируемая т. Зофом, в самую гущу партийных и, главное, беспартийных масс военморов.

В настоящее время приходится лечить запущенную болезнь и лечить ее хирургическими приемами, так как для лечения органического нет уже времени. При таком положении дел так же, как и Галкин, полагаю необходимым создание временного особистского органа, который бы, будучи облечен полнотою власти, имел бы возможность заниматься исключительно работой в Балтфлоте. Существующий в Питере аппарат особого отдела я считаю для данной критической и исключительной эпохи неудовлетворительным, ибо Петроградский особый отдел объединяет совершенно различные отрасли особистской работы: он, во-первых, охраняет всю финляндскую границу, во-вторых, ведет работу в общегубернском масштабе и, в-третьих, работает в частях Петроградского гарнизона и Балтийского флота. Ясно, что при таких условиях на последнюю часть работы, приобретающую в данный момент превалирующее значение, особый отдел не в состоянии уделить столько сил, сколько этого требует острота положения, не нанося ущерба другим тоже исключительного значения отраслям своей работы.

Исходя из этих соображений, я не могу не согласиться с мнениями тт. Кожанова и Галкина о необходимости создания временного органа для особистской работы на флоте. К этому же убеждению приводит меня и то соображение, что необходимые по данному времени аресты и эвакуация из Питера нежелательных элементов силою вещей производятся собственными силами военно-морских партийных руководителей, без участия особого отдела, что технически не может дать настоящих результатов.

Вопрос этот по моему разумению подлежит обсуждению лишь в плоскости, дающей наиболее правильное его разрешение, так как создание чрезвычайного аппарата с соответствующими штатами и сметами требует немало времени, да и не вызывается, на мой взгляд, необходимостью. Я бы полагал, что наиболее целесообразно ограничиться созданием для данной цели Чрезвычайной тройки, которая, будучи вполне самостоятельна, черпала бы свои возможности из особого отдела […] и была бы в непосредственном подчинении ВЧК. В то же время необходимо, чтобы аппараты Питерского особого отдела и ПЧК были бы в распоряжении этой тройки, которая, будучи в непосредственном контакте с ними, сумеет вести свою работу так, чтобы не парализовать и не остановить работы названных органов по их прямым назначениям. Работа вновь создаваемой тройки должна быть почитаема законченной лишь тогда, когда все нежелательные элементы будут вполне профильтрованы, когда связь мятежников с правыми политическими партиями будет раскрыта и когда участие Эстонии и Финляндии будет вполне установлено. Тройке также должно быть предоставлено право расправы с применением высшей меры наказания включительно.

7 марта 1921 г.

В. Севей

РГВА, ф. 33988, оп. 2, д. 316, лл. 21–22.