Басов Сергей Михайлович

Интервью – Д. Пантилейкин Обработка – С. Смоляков

Сам я 1928 года рождения. Родился в Мордовии, здесь и вся моя жизнь прошла. Тогда здесь еще не было совхоза, единолично жили. Родители обыкновенные крестьяне. Так же, как и все поначалу, работали единолично, потом вступили в организованный у нас совхоз. Но этот совхоз долго не протянул, просуществовал около года. Потом его переименовали, сделали совхозом, стали выращивать свиней. Как только первые трактора получили, отец стал работать трактористом. Матери работать было некогда – нянчила восьмерых детей. Всех подняла, вот только девятый малой умер.

Я только четыре класса окончил, когда война началась. Семья большая, поэтому пришлось идти работать. Сначала работал у дедушки – помощником заведующего нефтебазой. В 41-м дед хотел уйти с работы по болезни, но директор его попросил остаться и найти помощника. Вот дед меня туда и подпихнул. Было мне в то время всего 13 лет. Дедушка дома сидит, а вместо него я бензин отпускаю, езжу на станцию, вожу керосин. Положили мне оклад, дали рабочую карточку, так я и проработал там до 1945 года.

Басов Сергей Михайлович

Как война закончилась, поехал учиться на тракториста. Три месяца проучился и стал работать на тракторе. В 48-м призвали в армию. На комиссии мне сразу сказали: «Раз был трактористом, пойдешь в танковые войска!» Но вечером приехал директор совхоза Рубцов, спросил, где бы я хотел служить. И я почему-то попросился в МВД. Рубцов в свое время долго работал в военкомате, решил позвонить туда, и мою просьбу удовлетворили.

Хотя я даже понятия не имел, что такое МВД. Даже думал сначала – это не что-то, а кто-то. Лишь потом узнал, что МВД – это еще и погранвойска. (В январе 1947 года постановлением Совета министров СССР внутренние войска из состава МВД СССР были переданы в МГБ СССР. Пограничные войска, конвойные части и войска МВД по охране объектов промышленности и железных дорог остались в подчинении МВД СССР. – Прим. ред.) Нас привезли на Западную Украину, в город Любомль. Воинская часть № 2170. Оттуда через какое-то время меня отправили учиться в школу сержантов, которая находилась в Львовской области. И вот там мы не столько учились в школе, сколько ходили по всяким разведкам да с бандеровцами возились.

С нашего района в эту часть попали только шесть человек: я, братья Скачковы, Старов и еще один, забыл его. Со всего курса только двое солдат имели 7-летнее образование: я и Мишка Курочкин. Остальные же окончили только по четыре класса.

Басов Сергей Михайлович (справа)

Когда приехали в школу, прошли комиссию. Потом прямо без конца – комиссия за комиссией. На одной из них Мишку «срезали». Учиться на сержанта его не оставили, отправили в часть. Но потом рядом служили: я на заставе, он – в комендатуре, завскладом.

По окончании школы дали мне звание младшего сержанта и направили в свою часть, на границу. Со школы, тогда говорили «с фронта», я наконец прибыл на свою 12-ю заставу. Но там и месяца не прослужил, как меня отозвали в отряд учить новобранцев. Выпустил два потока. Наш взвод занял 1-е место, а мое отделение – 2-е. В отпуск я так и не съездил…

У нас на границе было тихо, бандеровцы редко появлялись. Службу нес хорошо, спокойно. На заставе нет общих отбоев и подъемов. Все по распорядку, не так, как в школе. Как боевой расчет проведут – все, на следующие сутки вопросов нет. Один наряд идет в такое-то время, следующий его меняет, этот наряд спит. Остальные туда-сюда. Мне нравилось служить на границе.

Полтора месяца перед демобилизацией жили в лесу. Я числился в оперативной маневренной группе, и нас бросили в Ивано-Франковский район. Тогда называли Станиславщина, это сейчас уже переименовали в Ивано-Франковск. В то время самая отъявленная область была. Уже демобилизация вовсю шла, а я там еще почти два месяца по лесам бегал. К полковнику обратился: «Товарищ полковник, все мои товарищи уже демобилизовались, а я все тут торчу!» Тот смеется: «Ничего, вот поедем в Ивано-Франковск, там всех уничтожим, и после этого поедешь».

После того как демобилизовался, еще 10 лет стоял на учете. На каждую заставу, на каждый наряд в архиве хранятся записи. Не дай бог поймают какого-нибудь бандита, и он на допросе скажет, что пересек границу во время дежурства твоего наряда. Всю душу из тебя вытрясут. Только через 10 лет эти документы уничтожали, и ты мог вздохнуть спокойно.

– Где обстановка была наиболее сложной?

– Во Владимиро-Волынской области особо не запомнились такие проявления. Вот когда мы попали в школу в Львовскую область, там да… Вообще, Львовщина и Станиславщина – это самые такие отъявленные бандеровские области. Как я уже говорил, там вместо учебы мы бегали по лесам. Бывало, что целую неделю жили в лесу: прочесывали местность, сидели в оцеплении, искали схроны, ликвидировали их…

Там мы похоронили много наших ребят… Человек, наверное, 15–20 схоронили точно. Я сам похоронил своего друга с Краснослободского района. Сначала, конечно, было полегче – бандеровцы ходили в открытую. Навалимся на них или они на нас. Ага! Тут все просто – либо мы, либо они. Обычный бой – кто кого уничтожит. Но потом бандеровцы все это резко прекратили, поскольку их здорово прижали. Даже нападения стали редким явлением. Вот он, допустим, в кустах спрятался. Ты в двух метрах от него пройдешь, он на тебя не нападет никогда. Потому что если напал, ему тогда будет п…ц! А поначалу нам хреново было – если он в засаде лежит, а ты мимо идешь, он тебя обязательно щелкнет.

– Как отправляли домой погибших?

– Что ты, какая к черту отправка? Где служили, там и хоронили. Это сейчас шикуют: домой отправляют, да в цинковых гробах, дают сопровождающих. Тогда и разговору не было, чтобы на родину отправлять. Только домой сообщат, и все. «Погиб при исполнении служебных обязанностей», и точка…

У нас в городке Великие Мосты свое кладбище было – братское. Устроили кладбище прямо у входа в Дом культуры. И все, кто там погиб после войны, легли под эти каменные плиты перед ДК… Долгое время хоронили там: могил 50–60, наверное, набралось, а то и больше. Но в начале 50-х годов это кладбище порушили. Местная власть вдруг задумалась: Дом культуры и кладбище рядом. В общем, решили убрать с площади покойников.

Сослуживцы С.М. Басова

С другой стороны ДК, подальше от людских глаз выкопали большую яму и в нее всех перезахоронили. Поставили общий памятник. А когда надумали выкапывать, мы как раз были на заставе. Меня вдруг вызвали к начальству. Я зашел, представился, смотрю, сидит какой-то гражданский. Начальник заставы начинает: «Ты мертвецов боишься?» – «А чего их бояться-то?» – «Ладно, к делу. Вот надо покойников выкапывать и перетаскивать в другое место». – «Ну, надо, значит, надо…»

Собрали нас, наверное, человек 15–18. Начинать решили после полуночи. Поставили задачу все выполнить до утра, чтобы не смущать народ неприглядным зрелищем. Начали мы те могилы откапывать. Покойников грузили на телеги местных жителей, те перевозили их к яме. Человек пятьдесят откопали, тут время начало поджимать. Пригнали еще солдат, так они сдуру закопали уже отрытые могилы. Начали разбираться, но время уже ушло. В общем, десять мертвецов не успели перенести, они так и остались на площади. Но об этом знали только мы. А начальству доложили, что задача выполнена. К утру все закончили, оставалось навести порядок и сделать дезинфекцию.

– Все, кто был на Западной Украине, рассказывают про схроны. Опишите, что видели вы…

– Обычная яма в земле. Они, бывало, высаживали на люке березку либо куст. Березка с дерна выкопана и торчит себе, растет свободно. Но у нас были такие специальные клюшки, мы ими проверяли грунт. Втыкали их в землю, искали бревенчатый потолок. Он обычно неглубоко, сантиметров 30–40. Но как-то один схрон нашли, а он… полностью из бетона! Стены бетонные, потолок бетонный.

Делали проческу леса. Солдат двигался вдоль ручейка, попил и опять пошел. Ручеек – раз, и кончился. Что такое? Он решил сказать командиру взвода. Передали по цепочке, все встали. Давай искать. Слышим – начальник школы подошел. Ага, обнаружили люк, спустились туда. Никого нет. Но нашли много продуктов. Долго их потом оттуда вывозили. Чего там только не было: мука, крупы, жиры.

– А с бандеровцами довелось встречаться?

– А как же. Мы, например, ликвидировали известного главаря бандеровцев по кличке Дорош. Местные жители говорили, что он там у них в УПА был герой. Знали его прекрасно, потому что до войны он у них в селе работал директором школы. Но я тебе скажу, что от бандитов многие сами уходили, бросали эту «грязную работенку». К ним тогда обратились с призывом: «Бросайте это! Правительство вам все прощает. Выходите из леса, бросайте бандеровские банды!» Некоторые прислушивались, уходили. Бывало, смотришь, ага, кто-то из этих повел схрон показывать. Ходит, ходит, а найти не может. «В схроне сидел, – говорит, – но как туда попасть, не знаю. Обычно не доходя до входа метров 200–300, завязывают глаза, покрутят и только потом ведут в схрон. Под землей развязывают. И когда выводят, так же делают. Но точно на этом месте был. Потом минут десять шли». Вот и все, место, считай, определено. Начинаем по округе тщательно искать. Через пару часов обнаружили маленький схрон. Все из дерева – и стены деревянные, и потолок деревянный, полы дощатые. Какие-то документы, продуктов на несколько дней, оружие…

Мы все делали по наводке разведки. Хорошо разведка работала. Скажут нам, где эти «друзья» находятся, и мы сразу туда. Нужное место окружаем. Другие проческу делают, гонят на нас бандитов. Пока ищут, там схватятся, «переполосуются»… Бандиты тоже ведь не молчат. Особо в плен-то не сдавались. Не припомню случая, чтоб кого-нибудь взяли живьем. Хотя нет, погоди-ка…

Вот, к примеру, в одном схроне сдались два человека. Когда тот схрон нашли, то начали решать, кто полезет. Тут уже по желанию, на любителя, насильно не посылают. Вызвались трое: я и еще пара человек. А начальник заставы ко мне подошел: «Ты не полезешь туда! Пусть другой лезет!» Ну, доброволец залез, причем без оружия, а они там с автоматами сидят. Сначала помолчали, потом он их попросил: «Вы давайте положите автоматы!» И положили. Сами чувствуют, что п…ц, уже – навоевались…

– Насколько хорошо они были вооружены?

– У них такое же оружие, как у нас. В основном использовали автоматы ППШ. Обычное дело – автомат и две гранаты сбоку на ремне. Без гранат мы не ходили никуда. А на заставе я отвечал за станковый пулемет. В случае чего должен с ним занять огневую точку. Потом пришел приказ эти станковые пулеметы снять с вооружения и законсервировать.

Стреляли мы много. Если плохо стреляешь, командир говорит: «Ты чего делаешь? Бери патроны, набирай, сколько надо, и иди тренируйся. Пока все мишени не разобьешь, не появляйся!» С патронами проблем не было. Набивали ими полные карманы, штук по 50–60.

– Вы мне раньше рассказывали, как проводили зачистку, зашли в дом с другом и полезли в люк на потолке…

– А, это нас отрядили в помощь, когда организовывали колхоз. На Западной Украине колхозы организовывали следующим образом: село окружали, и тех, кто попал в оцепление, записывали в колхоз. Я в таком частенько участвовал. В селе, значит, поочередно заходим в каждый дом и хозяина с хозяйкой ведем в сельсовет. Как всех переловим и сведем в сельсовет, тогда начинается собрание. Заставляем в колхоз вступать. Представитель райкома уже с ними сидит, начинает агитацию о том, как хорошо в колхозах. Все молчат. Никто не хочет первым. Первый всегда на виду – его потом обязательно убьют…

И вот представитель райкома начинает тихонько их шатать туда-сюда. Всех записывают, просят расписаться. Потом председателя выбирают, но уже сами. Не райком предлагает. Вот в селе возле нашей заставы, к примеру, выбрали кузнеца. Мне с ним приходилось встречаться, очень грамотный был человек. И знаешь, он колхоз вывел куда надо. А соседние колхозы отстают. Тут же появляются райкомовские, хотят его забрать туда, подтягивать отстающих. Местные жители уперлись, не отпускают ни в какую: «Его там убьют! Не отдадим!» Тогда райкомовцы решили забрать обманным путем: «Мы его пошлем на учебу!» – «Нет, он у нас и так грамотный». Так и не отдали.

Взвод С.М. Басова. Вверху третий справа – С.М. Басов

Ну и вот, как-то в очередной раз мы пошли загонять их на собрание. С одного дома хозяев отвели, с другого, зашли в третий. Нам вначале показалось, что там уже никто и не живет, но решили проверить. Зашли, и я было хотел на чердак залезть, но не достал, не смог дотянуться. Вижу – лестница стоит, пошел за ней. А мой друг подпрыгнул, достал и подтянулся. Вдруг очередь – хлестанули прямо в лицо. Он вывалился из люка, а я с лестницей в руках стою… Потихоньку прислонил ее, вдоль стены прошел к выходу. Тут начальник школы подъехал: «В чем дело?» Меня потряхивает: «Товарищ полковник, Левкина убили!» – «Ладно, давайте вытаскивайте его сюда!» Ну, труп Левкина худо-бедно я выволок. Начали с чердаком ковыряться, уговаривать их. Проку нет! Они только матерятся да сверху по нам стреляют, а мы – снизу по ним. А этот полковник Птицын был такой матерщинник – это что-то. Смотрел, смотрел на все это и говорит: «Бросьте вы этой х…й заниматься. Дайте, бл…, сюда ракетницу!» Бросил две ракеты на чердак, тут же все занялось, полыхнуло… Но ни один не выпрыгнул, до чего упрямые черти… По-видимому, постреляли друг друга и сгорели.

Сколько мы ни находили, приносили или привозили их трупы, обязательно лоб простреленный – сами себя убивали. Редкий случай, чтоб кого-то из них задержали. В основном только мертвых брали, а живьем редко. А то еще вначале ставили задачу брать только живьем. Но вот ты его попробуй-ка, возьми живым! Потом, видать, до них там, наверху, стало доходить – уже пришел приказ живым брать по возможности. Так начальник школы Птицын всем говорит: «Вот теперь нам полегче с ними будет. Как пойдем на операцию, ты знаешь что? Ты сначала его завали, а потом делай предупреждение. Береги свою жизнь, а на него наплевать. Мне ваши жизни важнее, а с ними мне не о чем разговаривать». Надо сказать, мы его уважали. Он хоть и строгий, но при этом очень добрый человек. Все время просили его что-нибудь рассказать. Про операции он нам все на примерах объяснял. Бывало, уже объявят отбой, а мы все не спим, слушаем. Так он спохватится: «На сегодня хорош! Всем спать!» – «Товарищ полковник, потом выспимся, еще расскажите!» Он же с бандеровцами с 44-го воевал. Разные истории рассказывал, да разве теперь их припомнишь? Но одну историю я все-таки запомнил.

Во время зачистки села офицер немного отстал от солдат. Они зашли в хату, а там оказался бандит. Солдаты вспугнули его, и он выскочил из окна прямо на этого офицера. Схватились, повалились на землю и давай бороться. Бандит изловчился, вытащил пистолет… Или же осечка получилась, или патрона не было в стволе, не знаю. Но он офицеру пистолет запихал в рот, прокрутил и зубы посшибал. Начальник школы вывел мораль: «Так что не отставайте от своих и смотрите в оба, а то вам пистолет в рот запихают. Останетесь без зубов…»

У Птицына, кстати, обеих ног не было. Еще на фронте он на мину наступил, и на каждой ноге по половине ступни оторвало. У него кабинет наверху, над полковыми помещениями. Бывало, в караул собираешься, так слышно, как он сверху топает. Кто-то разряжал винтовку и выстрелил вверх. Птицын приходит: «Вы тут совсем ох…ли?! Что творите?! Мне стул пробило…» – «Товарищ полковник нечаянно стрельнул…»

Он один жил. От нашей казармы недалеко. Никакой охраны не имел. Однажды кто-то ночью ползал у него под окнами, так он не струсил, не стал караульных вызывать, сам пошел разбираться. А бандиты его боялись.

И еще они недолюбливали одного старшину с Мордовии – Рускина Володю. Он как пойдет село проверять: крышу снимет, все перекидает, весь дом разберет. А если хозяева еще и бандиты, то совсем беда… И вот так они его и приметили. Из-за самоволок с гауптвахты он вообще не вылезал. На гауптвахте сидит с солдатами, а утром нас выводит зарядкой заниматься. Потом удумал на губе песни изучать. Как начнут петь – сплошной мат… Начальник школы возмущается: «Это что за песни?» – «Старшина Рускин на гауптвахте с арестованными изучает песни!» – «Прекратить к такой-то матери!» А то еще был случай в школе, вообще нехорошо получилось.

Сначала, помню, как обычно по лесу ходили. Потом поехали на трассу, вдоль нее бегали. Гимнастерки все изорвали в лоскуты. К ночи подошли к селу, которое должны были оцеплять. Добрели до ближайшего сарая, уселись. Командир поставил двух часовых, говорит: «Покушаем маленько!» Открыли консервы.

Вечер, хорошая погода. Деревья такие большие, красивые. Часовые бродят между ними… Вдруг пулеметная очередь. Начальник орет: «Ложись! К бою!» Один из часовых приложился с винтовки, хлоп – пулемет заглох. И видать, у них другой за пулемет ложится, опять стрельба. Часовые за деревьями прячутся, второго сняли. Пулемет снова начал хлыстать вовсю. Еще одного уничтожили. Тут наш начальник начал: «Собирайте-ка свои консервы, что-то тут не то. Прекратить огонь! Не может быть, чтоб бандиты напали. Должны были краснопогонники подойти». Стал громко орать: «Не стреляйте! Прекратить огонь! Всем лечь!» Все наши попрятались, старшина пополз к пулемету, кричит: «Свои! Свои!» А эти из ручного пулемета знай по нему хлыщут. Хорошо, еще не попали. Он там прилег, поднял фуражку на автомате, все затихло… Возвращается назад: «Е… твою мать – краснопогонники! Мы своих положили… Трое убитых и капитан ранен. Е… твою мать, они слепые, что ли…»

У-у-у, с каким настроением мы в школу вернулись… Встречает Птицын: «Вот молодцы! Вот молодцы! Ни одна пуля зря не ушла, все в цель. Пять выстрелов – четыре цели. Вот бы всегда так!»

Потом приезжали следователи, этих двух солдат вызывали. Но какой с них спрос? Они же часовые, а по ним открыли огонь безо всякого предупреждения. Обязаны ведь были отпор дать.

– Местное население помогало бандеровцам?

– Помогало, но не в открытую. Потому что если узнают, что кто-то помогает, им тоже несдобровать. Законы тогда строгие были. Можно было в тюрьме сгноить за такие вещи. И безо всяких судов людей забирали. Хотя вот взять, к примеру, ситуацию со сдачей зерна. Колхозы начинают давать зерно и вроде бы дают. Но если солдата нет там, то с повозки зерно не дойдет. Где-нибудь все свалят обязательно. А как только с сопровождением, то все нормально. Доходит до «Заготзерна», все в порядке.

К нам они относились нормально. Особенно те, кто жил возле заставы в приграничных селах. И не дай бог ты чего-нибудь сделаешь плохого местному населению. С гауптвахты не вылезешь. Очень строго было, очень. На Станиславщине мой друг, тоже с Мордовии, чуть 25 лет не заработал.

У него был ручной пулемет Дегтярева, да паршивый такой. Хоть песчинка в него попадет – все! Происходило утыкание, и он не работал. Я ему постоянно твердил: «Федя, ты чаще смотри пулемет свой. Он тебя подведет под монастырь». Ну и как-то он лежал, чистил и пропустил бандита. Пока собирал, еще группа прошла. Его стали по кабинетам таскать. Хорошо еще там стоял второй заслон, бандитов задержали и уничтожили. А то бы все, п…ц… Если уж нас судили, то меньше 20 лет не давали. Всего три варианта было – 20, 25 и расстрел… Одному, правда, дали всего 15 лет. В село ходил, хотел там изнасиловать женщину. У него не получилось, а она наутро в штаб заявила. 15 лет влепили. Нечего позориться перед местным населением!

Что характерно, местные жители всех своих сельских знают, и если появится чужой человек, нам об этом сразу известно. Пацана какого-нибудь обязательно отправят на заставу. Пацаны – они ведь шустрые. Он к нам прибежит, обо всем подробно доложит. Наряд с ним в село идет спокойно, уже зная обстановку. Все проверят и, если надо, задержат подозрительного человека.

– Случались попытки вооруженного прорыва за границу?

– Однажды подняли нас в два часа ночи и отвезли на машине в какое-то село. Поступили данные, что бандиты через него должны пройти за границу. Мы это село окружили, а там уже вовсю пальба – автоматы стучат. А у меня как раз оказалась крайняя позиция. Начало потихоньку светать, а мы вдвоем залегли на горе. Село внизу под нами как на ладони. Наши потихоньку их выдавили.

Смотрю – двое появились! Где-то лошадей нашли, едут верхом. Я прямо в лошадь полосанул, она повалилась. Дал еще – по всаднику. Мне показалось, что зацепил. Он поковылял в село и там залез в подвал конюшни. Начали им заниматься, а на второго не обратили внимания. Тут начальник школы подъехал, кричит ему в подпол: «Вылазий! Вылазий!» Гранату бросили. Немного подождали – еще одну. Толку нет. А он там сам взорвал еще три гранаты! В общем, пока они этого выкуривали, второй моментом воспользовался и чесанул.

Пошел дождь. А поскольку мы оказались крайними в оцеплении, то вдвоем пошли «в преследование». До леса оставалось километра полтора. Он чешет как заяц, а у нас как на грех ни одной винтовки нет. На двоих – мой автомат и пистолет у офицера. Бежали за ним с километр. Он тоже бежит. Пытались его достать, но автомат есть автомат – он для близкой дистанции. Винтовка была бы, мы бы его точно сняли. Торопились, потому что там лес и надо успеть его взять. Если в лес уйдет, пиши пропало – там уже граница. И вот видим – в дом зашел. Мы, когда добежали, этот дом вверх ногами перевернули, но так и не нашли ни черта. Упустили… Только вечером отлегло с души – пришло сообщение, что его задержала другая группа.

– Приходилось участвовать в выселении семей бандеровцев?

– Было дело. Собралась, значит, такая компания: я, еще один солдат, наш сержант и райкомовский работник. У этого типа два пистолета в карманах! Ну, зашли в первую хату. Хозяин пропадает где-то в лесу, черт его знает где. Жена ушла в сельсовет. Дочка и сын – дома. Представитель райкома дает детям записку: «Эту женщину отпустить!» Вскоре она пришла. А у них в хозяйстве много скота: лошадей штуки четыре, несколько коров, свинья с поросятами. Так пока мы ходили туда-сюда, описывали имущество да со скотиной разбирались, мать с детьми смоталась. Кто дежурил, крик поднял. Всю ночь бегали, искали. Утром в соседних домах все проверили. Нет их нигде. Райкомовский работник говорит: «Вот что. Ты оставайся здесь, а мы пойдем разбираться». Оставили меня одного, и я сидел, ждал появления хозяев. Двое суток проторчал – никто не пришел. Не спал ни черта. Как тут уснешь? Днем чувствую – начал дуреть. Вроде подремал немного. Автомат постоянно на взводе. Ночь снова приходит – нет, спать нельзя. Жизнь проспишь. На третью ночь кто-то постучал в окно. Я от неожиданности из автомата прямо через окно врезал… И опять тишина. Утром приходит сержант: «Хватит тебе тут. Собирайся!»

Прошла неделя. Снова появляется тот мужик из райкома. Поехали на машине в село. Не доезжая села, остановили машину, двинулись к хате пешком. Подходим: «Кто там?» – «Открывай, теперь не убежишь!» Утром приехал транспорт. На этот раз им ничего не разрешили брать. Все, что имели, все забрали в колхоз. И все. А куда их увозили – черт его знает.

При мне выселили две семьи. А еще несколько семей уехали без принуждения. У них мужья вышли из леса добровольно, но им тут все равно не жить. Раз он бросил банду, к нему ночью из леса придут, и будет человек долго и тяжело умирать… Так он лучше добровольно в Сибирь поедет. Ему хорошо, потому что семье дают вагон. Мало одного? Два дадут. Некоторые даже разбирали свой дом и увозили. По бревну раскатают, грузят в вагон и увозят. Ему из охраны сопровождающие кричат: «Вот же глупый хохол! Зачем тебе в Сибири эта халупа? Там дома в пять окон. Тебе леса дадут сколько надо». А тот огрызается: «Ничего, на сарай пойдет…»

Мы их на станцию перевезем. Эти добровольцы грузятся, а рядом стоят семьи выселяемых – им с собой ничего. Только немного продуктов на несколько дней да одежда, какую можно унести на руках. Остальное все отбирали. Вот и думай, сидеть в лесу или нет…

– Вы не помните случаев убийств активистов, председателей колхозов, представителей райкома и других партийных деятелей?

– Таких случаев не было. Каждый районный работник имел по личному телохранителю, а то и по два. Попробуй его убей. Он без телохранителя даже по нужде не ходил. Помню, приехала одна женщина. Так пока она спит, солдат сидит, охраняет ее.

– В вашей сержантской школе были кураторы из МГБ?

– Может, и были. Мне, например, кажется, что наш сержант, командир отделения был точно оттуда. Разведка, конечно, работала здорово. Мы знали наверняка, что есть выход на бандитов. Нам, солдатам, конечно, не докладывали, что есть там разные «товарищи». Но мы тоже кое-что соображали. Если в школе около штаба появился гражданский человек, значит, нам ночью не спать. Автомат уже не в пирамиде стоит, а под койкой. Иной раз и поужинать не дадут. Сирена заиграет – все, вперед. Бояться некогда. Сирена воет, рука под койку – ищешь автомат. Клюшки похватали и по машинам. Другой раз привезут, даже не соображаешь, где находишься. А уже орут: «Построиться в цепь! Иди, ищи, гляди!» Нашел твердое место? Останови цепь! Всех остановили, проверяешь. Ага, дальше. Сзади машина идет с продуктами. Сначала просто выдавали сухой паек, но это полная ерунда. Поди по лесу побегай-ка на «сухпае». Потом одумались и стали давать операционный паек. Тут уже лучше. Четыре банки консервов на день: три банки 250-граммовых и одна большая 500-граммовая банка, хлеб…

Вообще, надо признать, работники МГБ – ребята с ухватками. Вот когда мы одного главаря по прозвищу Ветер убили, то получили точные данные, что он должен появиться в определенное время и в определенном месте. Приехал на заставу какой-то офицер и уверенно так обо всем этом рассказывает. Вот откуда он знал? Но ведь знал же! Значит, имел информаторов, и не где-то там, а в самой банде. Так получается?

В засаду отрядили отделение солдат. Как раз снежок выпал. И сразу же всем выдали новые, буквально с иголочки, белые маскхалаты. Винтовки и автоматы обмотали бинтами, залегли у тропы на опушке. Первым должен был стрелять офицер, а потом уже все остальные – залпом. Короче говоря, дали приказ стрелять без предупреждения.

Ждали одного-двух, ну максимум трех, а тут он идет, да еще семь человек телохранителей с ним. В общем, подпустили ближе и всех их к херам там и положили. Они даже выстрела не сделали, пикнуть не дали…

Местных привлекли вывозить трупы. Они не сдержались, забормотали: «Это же Ветер, Ветер… Ветра вбили, керивника банды…»

– Возили на опознание мертвых бандеровцев?

– Хе-хе, на опознание, смешной ты… Как-то появляется вторая группа, они троих где-то убили и с собой привезли. Посадили этих мертвецов около школы к шлагбауму на дороге, где мы у всех проверяли документы. Думали, может, за ними кто-нибудь придет. Ха-ха. Вот особенно ночью хорошо. Некоторые ведь мертвых боятся… В общем, двое суток они пролежали у шлагбаума, никто так и не пришел. Потом машина подъехала, в кузов побросали и где-то их там закопали, не знаю.

– Вам попадались на глаза листовки против Сталина, СССР? Сталкивались с антисоветской пропагандой?

– Находили в лесу, в схронах. За самостийну Украину и прочее. Мол, не надо нам Россию, хотим сделать Украину самостоятельной.

– Что-то слышали про «истребков»?

– Это активисты из местных жителей, которые воевали против бандеровцев. В случае чего – он помогает пограничникам. У них и оружие было. Занимались своими делами, но по случаю привлекались.

– Как у вас складывались отношения с политработниками?

– Политработник он и есть политработник. За советскую власть пропагандирует крепко – это вся его забота. Один раз вызвали к ним, так меня аж пот холодный прошиб. Думаю, что случилось? Ну, прихожу к нему, доложился. Смотрю – на столе конверт знакомый. Он меня вдруг спрашивает: «Ты почему домой не пишешь?» А дело в том, что я домой вообще не писал. Как-то нацедил одно письмо. Ну, думаю, приеду, еще напишу. Потом опять в Карпаты ушли, а когда вернулись, и думать забыл. Да, дал он мне тогда прикурить.

– На вашем участке с кем была граница?

– С поляками. Если с нашей стороны перешел нарушитель и они задержали его, то отдавали нам без вопросов. Граница проходила по реке Западный Буг. С нашей стороны контрольно-следовая полоса. А с их стороны ничего нет, вот и ходят свободно.

Как-то раз я пошел утром умываться к реке. На том берегу сидит поляк. Поманил меня знаком, потом по-русски начинает мне: «Как у вас народ живет? Хорошо? Как девки? Дают?» Я ему не ответил. Тогда он говорит: «Я знаю, вам не разрешают с нами разговаривать».

Помню как-то, уже став старшиной, я заказал сапожника. Этот солдат по нашей просьбе частенько приходил на заставу. Вот я его вызвал, он выехал. Проходит час, два, три – нет сапожника. Звоню в комендатуру, там говорят, что ушел к нам. Сутки прошли, а сапожник не появился. Ну, нет и нет. Потом во время дежурства по заставе вижу – стреляют с польской стороны. Зеленая ракета, красная. Ага, вызывают на переговоры. Значит, надо звонить полковнику, начальнику отряда: «Так, мол, и так…» Приехал начальник заставы, взял с собой одного солдата, тот по-польски неплохо разбирался, и пошли. Оказывается, наш пропавший сапожник у поляков, самовольно ушел за границу! Полковник прямо при поляках погоны с него сорвал и бросил на землю. Такой позор случился – солдат ушел за границу. Увезли его. Лет 20 схватил, не меньше.

Но с этой КСП (контрольно-следовая полоса) всегда хлопоты. То одно, то другое… Рядом железная дорога проходит, по ней составы идут – все это проверяется. Один раз пошел в наряде на правый участок. Только дошли, слышим – там шум-гам, крик страшный, прямо не знаю, как описать. Сразу позвонил на КПП: «Кто там так не по-людски орет?» – «Подожди, сейчас узнаем…» Оказалось, это наши дембеля гуляют. Едут демобилизованные солдаты из Германии. Доехали до границы, отмечают «Здравствуй, Родина!».

А то еще один солдат на этой КСП уснул. Сон на границе – это самый позорный случай, какой только может быть. Комендант лично его разбудил – с ноги приложился сапогом. Начальник заставы молил за Христа ради, чтоб его от нас куда перевели.

Как-то ожидали к нам на заставу генерала, должен был приехать с проверкой. Да не кто-нибудь, а начальник войск округа, да еще и Герой Советского Союза. Его солдаты всегда ждали. Как только этот генерал приедет, кто-то из солдат обязательно получит отпуск. Офицеров гонял страшно, а солдат – нет.

Наконец едет машина. Навстречу выбегает солдат из Архангельска, Ярославом звали. Генерал выходит, тот ему доложил все честь честью. Машина уезжает на заставу. Там сразу начальнику заставы вопрос: «Как у вас такой-то наряд службу несет?» Начальник заставы: «Ну как сказать? Да по-разному бывает». Генерал ему: «А у меня отлично несли, пусть едут в отпуск». Что ж, отпуск есть отпуск, он поехал. С отпуска вернулся, дали ему наряд на вышку на правую сторону. А на вышку летом уходили рано, чуть свет. Он пошел, в траве роса – промок. Залез на вышку, сапоги снял, портянки повесил, самого сморило. Как назло мимо этой вышки едет полковник, комендант участка. Смотрит – портянки висят. Он кричал-кричал – тишина. Сам полез на вышку, там солдат спит. Разбудил его, вызвал начальника заставы: «Пришлите сюда другого солдата, а этого отправьте на губу на 20 суток». В общем, увезли. Начальник заставы каждый день звонил: «Христа ради прошу, сюда не направляйте!»

– Использовали служебных собак?

– Да. Когда идем за бандитом или нарушителем, впереди бежит разыскная собака, а еще одна сзади, с группой – сторожевая. Когда уже бандит близко, собака идет, подняв голову. Если инструктор видит нарушителя, спускает ее с поводка. Беглец уже не уйдет никуда, она его свалит и задержит. Бывало, бандиты собак убивали и уходили. Поэтому стали делать так: как увидят цель, то пускают сторожевую. Разыскная ценилась больше. Их долго натаскивали, тренировали, целая метода была. Обычно вечером кто-то из нас прокладывал след. Через шесть-восемь часов по нему пускают собаку. В конце маршрута ей полагалось потрепать того, кто прокладывал след.

Как-то утром мы сидели на заставе, завтракали. Все тихо-мирно, тут появляется инструктор с собакой. Вдруг он ей командует: «Ищи!» Собака подбегает и прыгает на кого-то из сидящих за столом. Инструктор не успел дернуть за поводок, она успела с парня содрать гимнастерку. Он вечером след проложил, а наутро забыл об этом. А собака не подвела, определила точно…

Была у нас одна «немка», которая всегда брала первые места. Ее инструктор с 26-го года был, фронтовик. Взял ее к себе еще щенком, обучал, кормил. Кроме него, она никого не признавала. Как же она выборку хорошо делала: все разнесет, платочки, выборку. Что ни положишь, обязательно найдет твою вещь. След брала через 10 часов! Перед демобилизацией парень стал просить: «Отдайте мне собаку, возьму ее к себе домой». Но майор, начальник отряда, уперся: «Нет, такую собаку не отдадим!» Так и не отдал, не разрешил. А она ведь живое существо, тоже чувствует – дело неладно. Вот сидит, воет и воет. Жрать отказалась, никого к себе не пускает. И опять воет без конца. Он придет, обнимет ее и плачет. Вроде договорились, передали ее, начала работать, команды исполнять. Но как только хозяин демобилизовался и уехал, она нового инструктора подпускать не хочет, снова сидит и воет. Так и подохла… Потом уж этому майору сказали: «Такую собаку погубили!» – «Да, надо было отдать…»

– У вас в отряде служили украинцы из западных областей?

– Начальник заставы был украинец, Кривко фамилия. Был какой-то гуцул в школе. Мухлевал во время кросса на три километра. В школе в отделении в основном были ребята из Горьковской области. Были москвичи, ленинградцы, мордвы много.

– Как проводили время в увольнительных?

– В школе не давали увольнительных. Можно было только в магазин сходить, больше никуда. А на заставе, особенно в воскресенье, все ходили в клуб. 12-я застава, та вообще прямо в селе стояла. Вечером ребята и девки деревенские соберутся, и мы к ним – все тут вместе. У нас гармошка имелась. Смотришь – солдат пошел, сапоги скинул, значит, будет с девкой танцевать. В сапогах не танцевали, она же босиком пляшет. У местных с обувью плохо было, они бедно жили.

Помню, на 12-ю заставу только приехал, подходит ко мне командир отделения: «Видишь ту девку? Правда, красивая? Только ты с ней не якшайся!» – «Это почему? Твоя, что ли?» Он хихикает: «Да не. Просто с ней двое уже скрещивались. Их увезли в больницу, а потом перевели в другое место. Так что смотри…»

На 14-й заставе село находилось в четырех километрах от нас. Как воскресенье – солдаты туда. Я тогда уже старшиной был. Все пошли в село, а я остался, доделывал какую-то писанину. Вечером пришел начальник заставы, а их все нет. Отправил меня за ними. На Рыжухе приезжаю, они все там танцуют. А эта лошадь была у меня сумасшедшая. Если полем идет – хоть бы что, хоть поперек садись. Только в село въезжаешь, начинает выкобениваться. И в этот раз что-то на нее нашло, еле успокоил. Подъезжаю, а там с девками стоит Березниковский, мой помощник. «Дай, – говорит, – я тебе покажу, как надо с лошадью управляться!» Сел балбес, как разогнал ее, а остановить не может. Орет, ноги растопырил. Врезался прямо в стадо, одну корову зашиб… В общем, дело дошло до суда. Нам присудили отдать 40 килограммов сала. Понятное дело, хохол же сало любит. Да только где мы возьмем столько сала? Набрали рублей двести, наверное. Отнесли этому хозяину.

Басов Сергей Михайлович

Потом приехал к нам новый заместитель начальника заставы, молодой лейтенант. Вдруг говорит: «Я поеду, участок проверю. Дайте мне лошадь хорошую». Березниковский приводит ему эту сумасшедшую Рыжуху и так участливо предупреждает: «Товарищ лейтенант, вы на всякий случай присматривайте за ней, может сбросить». А тот так уверенно: «Не сбросит!» Через некоторое время Рыжуха прибежала, а седло пустое, лейтенанта нет. Я говорю: «Березниковский, я тебя убью!» – «А что сразу Березниковский? Я же предупреждал его!» В общем, нашли этого лейтенанта. Она его, конечно, сбросила. Мало того, что упал, еще и ребро сломал.

– Награждали кого-нибудь из солдат и офицеров за удачные операции?

– Никого не награждали. Никаких наград не было.

– Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

– После армии все время работал трактористом и комбайнером. Бригадиром тракторной бригады был. На пенсию вышел в 88-м. За работу на комбайне заработал орден Ленина. В Качкурове это был самый первый орден Ленина, ни у кого раньше не было. За него теперь пенсию хорошую получаю. А потом вручили орден Октябрьской Революции.

– Сергей Михайлович, вы сейчас наверняка новости смотрите. Что вы обо всем этом думаете?

– Я так считаю: не надо было в 1938–1939-х годах освобождать Западную Украину и не надо было ее присоединять. Они же всю эту муть подняли. Всю Центральную и Восточную Украину взбаламутили. Когда война началась, они же не за Советский Союз стояли, а помогали немцам. Ну, были, конечно, и там патриоты, но большинство-то за немцев. И сейчас им эта Германия милей. Не стоит нам с ними заигрывать. Недаром люди говорят: «Сколько волка ни корми, все равно в лес смотрит…»