Лысык Степан Васильевич

Интервью: Станислав Смоляков

24 сентября 2013 года. Западная Украина. Село Л*** Дрогобычский район

В комсомольской организации я с 1944 года, в партии с 1952-го. Я был першим (первым) секретарем одной из перших комсомольских организаций в селах М***го района. Меня по окончании семи классов выбрали. В 1946 году стал завотделом в райкоме комсомола. А бандеровщина тогда вокруг гуляла…

(Для справки:

г. Дрогобыч, 20 ноября 1944 г.

Совершенно секретно. Дрогобычский район:

7-го ноября группа оперативных работников НКВД Дрогобычского района, в количестве 4-х человек, проводила операцию по вылавливанию бандеровцев в селе Воля-Якубова, которых было 20 человек, причем 8 находилось в селе, а 12 в лесу возле села. В результате завязавшегося боя был убит оперуполномоченный НКВД тов. Бахтин. Со стороны бандеровцев потерь не было, все ушли в лес. Со стороны НКВД приняты меры.

С.В. Лысык в армии, середина 1950-х годов

Со стороны войсковых частей, дислоцирующихся на территории области погранвойсками, проводится проческа лесов, полей и болот.

По Камарновскому району только за октябрь месяц проведено 15 операций по вылавливанию бандеровских банд. По сведениям на 2 ноября 1944 г. убито – 30 чел., задержано – 726, из которых 39 передано райвоенкомату. К семьям, в которых находятся в бандеровских отрядах, или дезертирам меры принимаются: за октябрь вывезено 6 семей и два дезертира придаются к суду Военного трибунала.

ВЫВОД: Несмотря на усиление в проведении работы на селе, со стороны сов. партийных работников и работников РВК банды бандеровцев активизируются: расклеивают листовки, совершают террористические акты. По данным НКВД, в области число бандеровских банд увеличилось, и они ставят основной целью истребление сов. партийных работников. И готовят нападение на Журавно, Дубляны.

Необходимо усилить вооруженную борьбу по ликвидации бандеровских банд и репрессивные меры к их семьям.

Начальник политотдела Дрогобычского облвоенкомата

подполковник СУХОИВАНОВ.

Пунктуация и орфография сохранены. – Прим. ред.)

– Вы верующий человек?

– Да, я православный и не униатский. Меня крестили в детстве. В комсомоле я к религии относился нормально, но в церковь не ходил. Особых гонений на церковь не припомню. Их, конечно, закрывали, но сами здания берегли.

– Помните, как жилось здесь до войны?

– А как же. На селе все были равны: евреи, поляки, украинцы. Всех славян называли общим именем «русины». И в документах так значилось, до 1941 года это название сохранялось. Только после войны пошли украинцы. Жили бедно. Вот, к примеру, райцентр наш – асфальта не было вообще, одни проселочные дороги, гравий. Из довоенных хат в нашем селе осталось около ста будинків (домов). А бывали времена, в селе счет их доходил до тысячи. А население! Оно сейчас сократилось зараз (сразу) на 30 %…

В детстве мне мама рассказывала, как во время 1-й Мировой войны через наше село проходила русская армия. Царская армия была дюже богата на хлеб и сахар, солдаты им угощали детей. Что-то большое и теплое навсегда осталось в моей душе от этих маминых рассказов…

В 30-х годах в нашем селе заработала ячейка КПЗУ (Коммунистическая партия Западной Украины), начали действовать подпольщики. Центр КПЗУ находился в Добровлянах. Больше всего в нем було коммунистов от нашего села. Пелехати, Рибчичи, Кобельники – это фамилии наших перших коммунистов. У Пелехатых на повороте до сих пор лежит камень, под ним коммунисты прятали маячки. В селе Г…во был такой же камень. Всего в подполье находилось около тридцати человек из КПЗУ. С 1936 года к нам приходила ленинская газета «Искра», отпечатанная на папиросной бумаге. Мужики собирались и читали ее. Газета приходила через Львов и Проскуров прямо из России.

Украинцев поляки к выборам во власть не подпускали. В 36-м году у нас в сельсовете выбирали в Польский сейм, и наши коммунисты ворвались, разбили выборную урну, раскидали бюллетени… А предводителем у нас был один смелый казак из Дрогобыча, он тогда баллотировался в Верховный сейм Польши. Наши все там разбили, попортили. Польская власть даже прислала сюда своих солдат.

– Рядом с селом поляки-паны жили?

– У нас маетков (имений) не было, а в Медынычах были. В Кернесах целые фольварки имелись. Исчезли они только в 1939 году, когда пришла Красная Армия. Ее встречали коммунисты. В целом народ в селе на это событие отозвался очень хорошо. Пришли не чужие, а свои. Все восприняли это как освобождение от Польши. К нам пришли кавалеристы. Выглядели они очень хорошо. Молодые, подтянутые хлопцы. Вечером появилась гармошка, устроили танцы.

– Какие-то изменения с приходом Красной Армии произошли?

– Резкие изменения стали заметны только после войны. За два года ничего особо сделать не успели. Люди были безграмотные, даже не умели расписываться. Коммунисты Пелехатые в сельсовете организовали самообучение народа, ликвидировали безграмотность. Раз в неделю собирали людей в специально отведенном доме и учили. Начали работать клубы, строили Дом культуры. Открылась кооперация. Но главное то, что народу дали свободу и землю.

Колхозы все восприняли по-разному. У нас, например, в колхоз добровольно пошло 34 семьи. Куркули да богатые не очень-то хотели идти. А беднота восприняла советскую власть дюже добре – она получила землю. Но у нас арестов почти не было, никого не тронули. Куркулей было мало. В Сибирь отправили человек пять, не больше.

– Жалели их односельчане?

– В зависимости от того, кто это был. Были такие, кто нанимал рабочую силу: люди у них работали, а они им платили мизер – вместо денег давали солому или сено, зерна или картошки. Если он не жалел тебя, то зачем ты будешь жалеть его? Поэтому бедняки встречали советскую власть хлебом-солью. В 39-м году в селе насчитывалось тридцать коммунистов. А после войны, как только колхозы «завязались», в парткоме уже числилось больше ста коммунистов.

– Про 1941 год что вспоминается? Когда появились немцы в деревне?

– Сразу скажу, что народ их не принял. А первой у нас в селе ночью появилась их разведка. У нас тут в Б…е в соседнем селе жили немецкие колонисты. Но еще до войны их всех Гитлер забрал в Германию, а поселки остались бесхозными. Запомнилось, что в ту зиму мороз был крепкий, под сорок градусов. Их сажали в Дрогобыче на поезда и отправляли в Германию.

После разведки пришли стрелковые части немцев. Через некоторое время вернулась часть комсомольцев и коммунистов. Не все смогли эвакуироваться на восток. К примеру, семья Хамандяков подводами выехала с красноармейцами куда-то в Винницу. Там они попали в окружение и вернулись назад.

С приходом немцев начали забирать коммунистов и комсомольцев. В этом деле немцам помогали местные националисты. Они же организовали в селе отряд самообороны из десяти человек. Всего у нас в селе расстреляли десять человек. Хамандяков, например, расстреляли в 1943 году в Дрогобыче. Евреев у нас жило пять или шесть фамилий, но все они вовремя убежали. Еще до прихода немцев.

– Как изменилась жизнь с приходом немцев?

– Индивидуальное хозяйство осталось, особых изменений не произошло. Властью стал староста, из местных националистов. В 41-м случился неурожай, начался голод. Организовали «самодопомогу». Но к ней в первую очередь подпускали только лояльных до национализму. Продукты распределяли сначала среди националистов и только потом что-то давали остальным. Кое-кому вообще ничего не досталось. Мне тогда было десять лет, и когда я пришел за самодопомогой, остался только ячмень, смешанный с овсом, – фураж для лошадей. И того давали только по два килограмма на руки. Но мама послала с наказом: «Пойди и достань!» Пришел, смотрю, одни дети стоят в очереди. И когда дело дошло до меня, подхожу… А там сидит за столом националист Муждочук. Он заикался и сказал: «Ему не дати, его тетка на почте работала и была комсомолкой. Пускай Сталин ему даст!» Так я ничего не получил и с плачем вернулся домой. Куркуль всегда остается куркулем, а националист националистом…

– Что запомнилось про 1942–1943 годы?

– Селяне были самостоятельны, занимались землей и хозяйством. Жизнь шла однообразно. Новостей с фронта почти не приходило. К тому же народ был безграмотный. Редко кто там мог газету прочитать, да тем более если она на немецком. Однако недовольных хватало. В селах снова появилось підпілля (подполье). В него вошли те коммунисты, которых не расстреляли. Собирались обычно ночью на кладбище. По дороге на Дрогобыч возле села Опоры есть большое кладбище. Вот на нем со всего района собиралось человек тридцать-сорок. Существовали подпольные группы в селе Копачи, в Грушево, в Бильче. В 43-м году к 1 Мая комсомольцы Иван Хамандяк и Костецкий на высоких тополях возле церкви повесили красный прапор (флаг), который никто не мог снять. Полицаи предлагали гроши, но никто не согласился.

О собрании на кладбище обычно сообщали молодые девчата или хлопцы. Записок не было, говорили условные слова. На этих собраниях обсуждали новости с фронта, советовались, как действовать дальше. Люди радовались каждому освобожденному городу или району. Знали мы и про Сталинград, и про Курскую дугу. Народ узнавал от подпольщиков, что Красная Армия уже наступает и освобождает города. Знали мы и о Ковпаке. В подполье неожиданно прошел такой слух, что он пришел на Тернопольщину, а потом и на Ивано-Франковщину. Он проходил от нас по Збручу в районе Збаража под Волочевск и на Галич. Через Скалат прошел партизанский обоз. При этом говорили, что немецкие гарнизоны разбиты, а партизаны открыто идут на Карпаты. Вот это была новость! Мы даже петь начали: «Запрягайте, хлопцы, коней…» Когда националисты узнали, что Советы идут к нам, поднялась паника, они стали убегать. Ковпака настолько боялись, что кое-кто даже в Польшу уехал. Потом поползли дурные слухи о том, что Ковпака разбили. Пришли плохие новости из-под Яремчи о том, что их там сильно потрепали в боях.

– Приход Советской Армии весной 1944 года чем запомнился?

– То была большая радость. Народ дюже витал (радовался). Мы, пацаны, все потекли смотреть, как через взорванный мост на реке проходили танковые части. Люди толпами стояли вдоль дорог. Народ добре встречал Красную Армию. К нам в село ночью першими зашли танкисты.

Вскоре вернулись до нас секретарь райкома Антоненко и голова райисполкома Ефим Афанасьевич Ковбаса. А кто-то из националистов бежал вместе с немцами, но богато и осталось. Кто был причастен к убийствам, тех сразу забрали, а кто не причастен к дюже тяжелым грехам, тех советская власть не трогала.

В 1947 году снова случился неурожай. Много тогда народу пострадало. Помню, пару раз мама ездила за продуктами в Тернополь, там ситуация с продуктами была лучше.

К нам прислали учителей с Восточной Украины. Как только освободили район, Ефим Афанасьевич Ковбаса пришел в село и тут же назначил Михайла Васильевича Липу председателем сельсовета. Ни выборов, ничего не было. Пришел и секретарь партийной организации, старый коммунист. Начали записывать проверенную молодежь в комсомол. Вот тогда, в 1945 году я и вступил в комсомол, стал секретарем комсомольской организации в школе. Я ведь из бедняков, так что мне в жизни могла помочь только советская власть. Учился я хорошо, был отличником. Из нашей школы более ста человек стали комсомольцами. Больше сотни состояли в парткомитете.

В Раделичах в 1947 году окончил семь классов, и меня взяли завотделом организационно-комсомольской работы в райком комсомола. Катался по селам, везде организовывал комсомольские организации. Помогал становлению колхозов и партячеек. Но время было непростое, начались убийства активистов. Когда руководство решило создать в селе истребительный батальон, я вступил не раздумывая. Комсомолец Федор Хамандяк стал руководителем истребительного батальона. Он потом трагически погиб в Раделичах. Хлопцы из истребительного батальона вернулись с операции и решили погреться в сельсовете после дождя. Обсушить мокрую обувь и одежду. Никто из них не знал, что бандеровцы устроили в школе засаду. Там до сельсовета от школы примерно метров триста. Федор вышел покурить на крыльцо, и его застрелили першего… Потом зашли в сельсовет и положили остальных. Там погибли Романов Сергей, Василь Жук, Василь Хамандяк и братья Самборские. Всех постреляли. Василя Жука мы уважали. Дюже добрый был хлопец. Прошел войну и погиб от рук односельчан…

(В списках погибших числятся:

Жук Василий Андреевич – 1923, секретарь комсомольской организации. Начальник штаба истребительного батальона.

Хамандяк Федор Петрович – 1917, боец истребительного батальона.

Романов Степан Петрович – 1922, боец истребительного батальона.

Самборский Василий Васильевич, член группы охраны правопорядка.

Самборский Григорий Васильевич, член группы охраны правопорядка. –  Прим. ред.)

Потом МГБ раскусил, кто были эти бандеровцы. Среди них оказалось пятеро жителей нашего села. Это еще ничего. Наше село бедное, поэтому многие пошли в партию и комсомол. А в других селах вообще беда…

Следующей жертвой бандеровцев стал Василий Петрович Вареницкий – голова сельского совета. Он погиб во время заготовки зерна. Брат одной женщины состоял в банде. А к ней пришли забирать зерно и что-то там забрали. Эта женщина ему пригрозила отомстить, но Василь Петрович только отмахнулся. Он имел любовницу, по-нашему – курву… Отчаянный. Ночью, с автоматом на плече, пошел от этой курвы через лес и попал в засаду. Отстреливался, но был убит. Над трупом надругались…

А когда я уже работал в райкоме комсомола, у нас погибла целая группа «истребков». Была у нас такая группа Нечипыры, состоявшая из жителей села Волоща. (Нечипiр Михайло Дмитрович, 1914 г. р. Убит в хате в 1946 году. Стоит пометка – «убитий невiдомо за що». – Прим. ред.) Костяк группы составляли пять братьев. Эти хлопцы, комсомольцы и коммунисты: кто работал завклубом, кто – головой сельсовета. Всех их расстреляли дома спящих…

Буквально не было дня, чтоб не пришло тревожное сообщение о поджоге или убийстве. Погибло много моих друзей и просто хороших знакомых. Убили Грущака, убили Малыка, погиб Пинчук…

(В списках погибших от рук украинско-буржуазных националистов по Дрогобычскому району числятся:

Грущак Иван Данилович, глава сельской рады,

Малык Дионисий Александрович, активист,

Пинчак Олекса Иванович, член группы охраны правопорядка. – Прим. ред.)

– Вы мне показывали список односельчан, погибших от рук бандеровцев. Там есть и инспектор Дрогобычского райфинотдела Иван Васильевич Кобельник. Почему убили инспектора?

– Он был инспектором по сбору налогов, значит, представитель власти. Пошел до села, где он собирал налоги, и пропал. Только пришло известие, что нашли труп…

– В списке есть и депутат сельсовета Семен Ачаповский…

– Это мой вуйко – маминой сестры муж. Он был сотником в «истребках». На тридцать хат был депутат, на сто – сотник. Отвечал за эти сто хат. Его убил кто-то из подопечных.

– Обычно по ночам убивали?

– А как же. Днем не рисковали.

– Какое оружие вам выдали в истребительном отряде?

– Немецкий карабин и автомат ППШ. До этого в райкоме я получил револьвер. Скажу тебе, что дома я не ночевал. Спал где доведется: в поле под стогом, в сараях, а бывало, что и в крапиве. Жил около школы. Брат приносил мне покушать кусок хлеба или еще чего. Причем мы каждый раз меняли место встречи: он встанет под кустом, а я сам к нему подойду и перекушу. Спал настороже. Или к соседу на чердак забирался, или в поле под копну прятался.

– За родителей не боялись?

– У меня были мать, сестра и брат. Им не угрожали, так как мама говорила, что я пошел сам себе добровольно и у нее согласия не спрашивал. Отец умер еще в 1935 году. Из родственников в партии была еще тетка, два вуйки, дяди.

Вот мне угрожали, было дело. Односельчане могли сказать: «Наши придут, и будет тебе за все…» Да и сейчас угрожают за то, что остаюсь коммунистом. Наше село себе не изменило, в нем и сейчас есть 18 коммунистов. Мне прямо говорят, без обиняков, почему я до сих пор не сдал партбилет.

– В боевых ситуациях довелось участвовать?

– А как же. Помню, выехали из района в село группой человек в пятьдесят. «Истребки» и партийцы – все вместе ехали по работе. Кто-то из местных жителей нас предупредил, что неподалеку есть бандеровцы. Молодые вооруженные хлопцы, удравшие из армии, в лес к бандитам. Им сказали, какой мы дорогой поедем, и они поджидали нас в засаде. Но мы устроили широкую облаву с собаками. Нашли всех в лесу в землянке. Кричали им вылезать – бесполезно. Они в ответ начали стрелять. Тогда им в люк бросили три гранаты Ф-1. Вытащили двенадцать тел… Выяснилось, что часть из них стреляли друг в друга, чтобы не сдаваться. Убитые оказались молодыми парнями лет по двадцать, не больше. Одеты как попало: в гражданском, в фуфайках, кто-то в форме… Единственное, что все они носили шапки, которые назывались «мазепинками». Изъяли много оружия, советского и немецкого. Больше всего немецких автоматов и карабинов, их они собирали на поле боя.

С.В. Лысык с армейскими сослуживцами

Но в основном с бандеровцами воевали специальные части. Повсюду стояли военные гарнизоны, которые и проводили операции. А мы их лишь поддерживали в этом деле, содействовали. Разработкой самих банд занимались офицеры МГБ, которые имели своих агентов в каждом селе. Помню, у нас на участке работал один капитан из МГБ.

– Девушки среди бандеровцев попадались?

– Нет, девки у них в основном связными были.

– Паек какой-то «истребкам» полагался?

– Нет, и коммунистам тоже ничего не давали. Но в комсомоле я получал 900 рублей зарплаты, и это считались большие деньги. На половину такой зарплаты можно было одеться с головы до ног. И костюм купить, и обувку. Не требовалось никакого пайка.

– «Истребки» одевались как-то особенно?

– Нет, в обычную гражданскую одежду. Кто как мог. Без знаков различия, опояски (ремня) тоже не было.

– Случайно не знаете, сколько ваших односельчан погибло на фронте?

– 110 человек похоронены по всей Европе…

– Как вы сейчас оцениваете бандеровцев?

– Они были, есть и будут изменниками украинского народа! Их суть – запроданцы и буржуазные националисты. Бандеровцы орудовали везде, даже в Польшу забирались. Даже с югославскими партизанами сцепились. Только какого хрена им там надо было, непонятно.

– Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

– После всех эти передряг я ушел в армию. Служил под Бобруйском в Белоруссии. Был секретарем комсомольской организации батареи. Даже принимал участие в городской конференции комсомольцев в Бобруйске. Из армии вернулся домой в 1954 году. К этому времени тут уже все успокоилось: кого расстреляли, кого арестовали, кто сам вышел. Основная масса осужденных бандеровцев вернулась в 60-е годы, отсидев по 8–10 лет. Но к тому времени уже шла вполне мирная жизнь.

С.В. Лысык с армейскими сослуживцами

Я работал в колхозе, а жена была звеньевой. Мы поженились с ней в 59-м. Потом назначили бригадиром. А в 1960-х годах мы стали колхозом-миллионером, и у нас уже за трудодни получали деньгами. Причем доярка получала в месяц 300–400 рублей. Это большие деньги, за год такого заработка можно было купить легковой автомобиль. Колхозный пастух, что пас скот, получал под 500 рублей, в зависимости от скота. Потом я работал председателем сельсовета.

Но с развалом Союза началась эта «шкандебень». Все уничтожили, и все провалилось. Весь труд людей уничтожили, разломали, полностью развалили колхоз. Скот пропал, парки развалили, сельское хозяйство уничтожили… Знаю, в России то же самое. Там, где с полей собирали по 30–40 центнеров зерна, ныне одни сорняки растут. Украинский чернозем пропадает. А Сталин после войны три раза проводил понижение цен. Зато паны у нас снова появились. И не за горами тот час, когда они сядут нам на загривок. Что такое Европа, мы добре знаем: поляк украинца за человека не считает, пока тот не перекрестится и не запишется в польское гражданство.

– Степан Васильевич, мне поменять вашу фамилию в интервью?

– Нет, хлопчик. Пиши как есть. Мне перед односельчанами не стыдно. Я прожил жизнь по-честному. Никому зла не делал, работал на общее благо. Да и кому я такой старый сейчас нужен? А они… Они и раньше-то нам в спину стреляли, а уж сейчас тем более. Мне уже поздно бояться. Спасибо тебе, хлопчик, за душевный разговор. Храни тебя Бог!