Из воспоминаний генерал-лейтенанта Н. И. Железникова

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

С 1963 по 1967 год автор учился на 1-м факультете (военная контрразведка) Высшей школы КГБ при СМ СССР. Это были годы, интересные не столько дерзновенной юностью, сколько учебой в престижном и интересном вузе. Нас, молодых, позвала тогда на эту незнакомую дорогу, надо честно сказать, чекистская романтика, которая стала постепенно развеиваться по мере погружения в практику серьезных дел.

Начальником факультета у нас был генерал-лейтенант Железников Николай Иванович — легендарная личность. Познакомиться и впервые поговорить с ним мне позволила оказия. Как-то, будучи помощником дежурного по школе, я оказался в комнате один — дежурный преподаватель отлучился. И в это время раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и представился, как положено, по уставу. Трубка мне ответила такой скороговоркой, что я не разобрал фамилии. Потом она спросила:

— Где ваш генерал Железников? Никак не могу дозвониться в кабинет, будьте любезны, поищите его и передайте, чтобы он мне позвонил.

— Извините, пожалуйста, кому?

— Рокоссовскому.

И тут у меня, вчерашнего солдата, волосы зашевелились и подняли пилотку. Я даже присел от неожиданности.

— Есть, товарищ Маршал Советского Союза! — пролепетал я перепуганным, а потому несколько надтреснутым голосом.

В это время появился дежурный. Я передал ему содержание разговора.

— Он вас просил, вот и выполняйте просьбу маршала.

Сначала пришлось наведаться в кабинет начальника факультета, располагавшийся на втором этаже, — закрыт, потом пробежал по группам курсов — нет. Пришлось возвращаться в дежурку — снова позвонил в кабинет — молчок. И тогда майор мне и говорит:

— Ты сходи еще раз к нему в кабинет и постучи в дверь морзянкой — три коротких и один после небольшой паузы. И тут же рукой продемонстрировал стук. Слух у меня был хороший — в детстве учился играть на трубе, а в пионерлагере был горнистом.

Вняв совету, я вновь отправился на второй этаж. Знакомая дверь. Теперь уже, вооруженный советом, я несколько раз «музыкально» отбил дробь. Послышались шаги, и дверь отворилась.

— А-а, свои, — улыбнулся генерал. — Что случилось?

— Товарищ генерал, звонил Маршал Советского Союза Рокоссовский, просил связаться с ним.

— Знаю, знаю, Костя, наверное, напоминает о своем дне рождения… Буду…

Сквозь открытую дверь я увидел за приставным столиком седого человека с кипой одинаковых книг, одну из которых он подписывал.

«Наверное, какой-то писатель, — подумал я, — принес плоды своего творчества».

На этом мы и распрощались.

Потом было много встреч и бесед с ним. Железников часто выступал перед слушателями. Его глуховатый, возможно, из-за курева, голос приятно было слышать и слушать по двум причинам: во-первых, генерал никогда не повышал его, а во-вторых, он рассказывал интереснейшие вещи — эпизоды из своей боевой контрразведывательной практики.

Помнится, мы, желторотые первокурсники, задавали какие-то наивные вопросы, заставляя его по-серьезному на них отвечать. Он рассказывал о деятельности разведывательно-диверсионной группы «Братушки» в Болгарии, о тяжелых боях под Брянском, об освобождении Прибалтики, тепло отзывался о Рокоссовском, с которым они до последних дней дружили семьями…

Запомнился мне один его рассказ о событиях в Прибалтике в конце войны.

Детали этого повествования я записал в блокнот, с которым всегда приходил на такие встречи, считая, что на них могу узнать интересные сюжеты. Итак, это было в октябре 1944 года, накануне наступления советских войск в Латвии.

Военные контрразведчики разоблачили, а потом и арестовали резидента абвера — местного гражданина по фамилии Лангас. В ходе допросов он рассказал, когда и кем был завербован, назвал некоторые явочные места для встречи с агентурой, подробно описал несколько своих агентов, работавших в тылу советских войск, и, самое главное, сообщил о дислокации в Риге подразделения гитлеровского разведывательного органа «Абверштелле-Остланд».

— Я в то время был начальником Управления контрразведки Смерш 2-го Прибалтийского фронта, — рассказывал генерал. — Начальник следственного отдела управления наряду с интересными протоколами допросов доложил мне обобщенную справку, в которой излагал заманчивую мысль — захватить это абверовское гнездо вместе с документами: картотекой, списками агентуры, преподавателей и прочим. Но это надо было сделать до нашего наступления, потому что была опасность срочной эвакуации разведцентра.

«Посоветовавшись, — напишет потом Железников в сборнике «Военные контрразведчики», — мы решили, что разведорган в Риге надо захватить не в момент нашего наступления, когда уже будет поздно, а непосредственно перед ним. Для этого направить в город боевую оперативную группу, которая неожиданно захватит здание разведоргана, завладеет документами и скроется в Риге до прихода советских войск или попытается прорваться обратно. Операцию поручили провести молодому, способному и смелому военному чекисту капитану Михаилу Андреевичу Поспелову…

За его плечами уже был опыт партизанской борьбы в тылу врага. Поздней осенью 1941 года партизанский отряд, где комиссаром был Поспелов, в яростном бою разгромил фашистский гарнизон одной из деревень под Старой Руссой, освободил из плена более четырехсот красноармейцев и командиров, взорвал немецкий артиллерийский склад. В этом бою Михаила тяжело ранило. После выздоровления он опять участвовал в боевых операциях партизан.

В 1942 году Поспелова отозвали из-за линии фронта и направили на службу в военную контрразведку. К октябрю 1944 года он уже приобрел богатый опыт контрразведывательной работы. На войне учатся и мужают быстро…»

В ночь на 13 октября 1944 года группа Поспелова, переодевшись в гражданское, под видом местных жителей благополучно перешла линию фронта и незаметно вышла к окраине города.

Под покровом темноты Лангас, хорошо знавший не только улицы Риги, но и расположение абверского разведоргана, провел группу к объекту операции — двухэтажному неказистому зданию на узкой старинной улочке. В нем и располагался один из разведывательных отделов «Абверштелле-Остланд».

Сообразуясь с обстановкой, договорились бесшумно снять часовых, что и было аккуратно сделано. Но, ворвавшись внутрь здания, где было темно и тихо, контрразведчики неожиданно наткнулись на группу засидевшихся допоздна абверовцев. Они открыли беспорядочную стрельбу. Смершевцам удалось быстро их уничтожить, найти сейф с картотекой и некоторые другие оперативно значимые документы. Однако звуки выстрелов привлекли внимание патрулей — скоро все здание было окружено гитлеровцами.

Завязалась жестокая и кровавая борьба. Пятеро смельчаков из Смерша противостояли батальону немцев.

— Ребята, надо продержаться, — скомандовал Поспелов. — Нас выручат… Наступление должно начаться или уже началось.

В ход пошли в том числе оружие и гранаты противника. Вскоре Поспелов и еще один чекист были ранены, но продолжали сражаться.

И вот контрразведчики услышали дальний гул канонады, стремительно приближавшийся к городу.

— По договоренности с командующим фронтом одному из подразделений войсковой разведки, — продолжал Железников, — были даны координаты того места, где сражались чекисты. Группа воинов-разведчиков спецназа спешила, чтобы выручить военных контрразведчиков.

И вот они услышали рядом с домом сухие автоматные очереди наших ППШ и разрывы гранат. Слух война развила музыкальный — воины определяли звуковые оттенки стреляющего оружия.

— Ура!!! — закричали оборонявшиеся сразу все вместе. Немцев этот яростный крик и стремительно приближающаяся стрельба повергли в шок. И вдруг они в панике побежали. Это наши автоматчики — группа спецназа из соседнего переулка открыла по ним шквальный огонь.

Когда оперативные работники стали изучать содержимое картотеки и других документов, проявилась четкая картина агентурного круга — изучаемых и преподавателей рижского разведоргана «Абверштелле-Остланд».

— Тогда мы вышли и арестовали десятки немецких агентов, проходивших по этой картотеке и работавших в тылу наших войск, — заметил Железников. — Командующий войсками фронта и руководство Управления контрразведки Смерш в Москве остались довольны нашей работой. Это была хорошо просчитанная и дерзкая операция. Всех ее участников представили к правительственным наградам.

Помнится, еще генерал рассказывал и о печальных днях отступления, когда в районе Брянска нашим войскам приходилось очень туго — противник яростно рвался к Москве, осуществляя план Гитлера по блицкригу.

Из уст Николая Ивановича мы, его молодые слушатели, впервые узнали о вооруженном антисоветском отряде на Брянщине, возглавляемом неким Каминским. Перед войной он, Каминский Бронислав Владиславович, по отцу — поляк, по матери — немец, арестовывался за антисоветскую деятельность, но после отсидки в тюрьме его направили в поселок Локоть инженером спиртзавода.

После прихода немцев Каминского назначили обер-бургомистром Локотского округа в составе так называемой Брянско-Локотской республики. В знак благодарности немцам за оценку своего труда осенью 1942 года он сформировал бригаду Русской Освободительной Народной Армии (РОНА). В ней на январь 1943 года числилось уже около 10 тысяч человек. Она постоянно вела бои с партизанами. В течение нескольких месяцев Каминский очистил свой округ от партизан, получив прозвище «Хозяин брянских лесов». Однако после налета на Локоть чекистского спецотряда капитана Фролова и под напором советских войск бригада Каминского в 1943 году отошла в Белоруссию, где он стал полновластным хозяином теперь уже Лепельского округа, созданного по образцу Локотского.

Весной 1944 года бригада Каминского была передана в непосредственное подчинение обергруппенфюрера СС Курта Готтберга, руководившего проведением крупномасштабных антипартизанских операций на территории Белоруссии. За участие в этих боях предатель получил награду — Железный крест 1-го класса. Летом 1944 года по распоряжению Генриха Гиммлера бригада РОНА была включена в состав войск СС, а вскоре преобразована в 29-ю гренадерскую дивизию войск СС, или 1-ю русскую дивизию. Это было единственное на то время русское соединение в составе немецкой армии. Его первым командиром стал жестокий и властный Каминский. Когда в Варшаве вспыхнуло национальное восстание, немцы бросили на его подавление эту дивизию. Основные боевые и карательные действия подразделения Каминского проводили в районе Охта польской столицы.

Жестокость активного пособника фашистов не знала пределов. Чтобы угодить им, он вешал и расстреливал всех, кто попадал в его руки. Дошло до того, что в ходе кровавого беспредела его солдаты стали угрожать оружием даже немецким офицерам, пытавшимся прекратить грабежи, изнасилования и убийства головорезами Каминского, от рук которых погибло более 15 тысяч варшавян. Мародерство своего войска Каминский не только не пресекал, но и поощрял и оправдывал перед гитлеровским командованием. Ходили слухи, что роновцы ограбили и изнасиловали двух немецких женщин.

Подобные действия Каминского вызвали бурю возмущения даже у такого палача, каким был Э. Бах-Зелевский, который пожаловался своему шефу Гиммлеру. Каминского отозвали в Лодзь, где он был арестован гестапо и 28 августа 1944 года по приговору трибунала СС расстрелян именно за неподчинение, своеволие и мародерство. Однако личному составу дивизии объявили, что командир погиб в стычке с польскими партизанами — такой авторитет он имел среди подчиненных ему отморозков. Новым командиром 29-й гренадерской дивизии СС стал немец — бригаденфюрер СС генерал-майор войск СС Кристоф Дим.

Вскоре 29-я дивизия СС была расформирована ввиду «ненадежности личного состава». Около 3 тысяч роновцев затем влились в ряды РОА генерала Власова.