Речь защитника Н. К. Боровика

Товарищи судьи! Не скрою от вас тою волнения, с которым я приступаю к своей защитительной речи в пользу моего подзащитного Гревилла Винна

Оно вызвано тем, насколько я сумею донести до вас, до вашего сознания, товарищи судьи, все то, что в значительной степени смягчает вину Гревилла Винна, может облегчить его участь.

Гревилл Винн за это тяжелое для него время, время пребывания в тюрьме, пребывания в суде, много пережил, много передумал и на суде здесь дал правильную оценку своим поступкам, своему преступлению.

Часто встречаясь за последнее время с Винном, беседуя с ним, изучая его, я пришел к убеждению, что Винн по-настоящему раскаивается в том, что он совершил, и своими правдивыми показаниями перед судом и следствием хочет помочь правосудию и тем самым в какой-то степени искупить свою вину.

Мне нет необходимости говорить вам, товарищи судьи, что наш советский закон откликается на подобное поведение подсудимого, указывает, что чистосердечное признание обвиняемого является смягчающим вину обстоятельством.

Вот почему свою защитительную речь я начинаю именно с этого.

Товарищи судьи! Обычно защитительная речь адвоката заканчивается, как правило, характеристикой личности подсудимого.

Я позволю себе несколько отступить от этой схемы и начать свою речь с биографии и характеристики Гревилла Винна.

Гревилл Винн — подданный Великобритании, он иностранец, а это создает для вас, товарищи судьи, дополнительную трудность, так как вы должны разобраться и понять психологию и поведение человека, формирование которого проходило в совершенно иных социальных условиях.

Кто он такой?

Вы, товарищи судьи, и представитель государственного обвинения уже выяснили биографические данные Винна.

Я же позволю себе несколько больше, несколько шире на этом остановиться.

Как известно, Гревилл Мейнерд Винн родился в 1919 году в Англии. Отец его работал инженером-конструктором на шахтах Среднего Уэльса, мать была учительницей.

Таким образом, Винн родился в семье среднего служащего, в трудовой семье.

Когда Винну исполнилось 12 лет, судьба ему нанесла первый тяжелый удар: он лишился матери.

Винн окончил школу, стал учиться в высшем учебном заведении, окончил его.

Наступил 1939 год. Началась вторая мировая война. С первых же дней войны Винн был мобилизован и почти всю войну прослужил в британской союзной армии, то есть был в одном лагере с нами в борьбе с немецким фашизмом, что уже следует рассматривать как обстоятельство, говорящее в пользу Винна.

В конце 1944 года под Брюсселем Винн был тяжело контужен, пролежал более пяти месяцев в госпитале, а затем, уже к концу войны, был демобилизован.

По излечении Винн вначале устроился на работу в качестве коммивояжера в одной из фирм, но, обладая коммерческими способностями, он обратил на себя внимание ряда фирм, и Винну стали доверять все более и более серьезные и ответственные поручения.

Вскоре Винн женился. Жена его — дочь состоятельных родителей. К этому времени Винн уже неплохо зарабатывал, появился достаток в доме.

В 1953 году родился сын Эндрью. Жизнь стала по-настоящему улыбаться Винну и его семье.

Коммерческие дела Винна шли все лучше и лучше. Винн умело представлял интересы ряда фирм, разъезжая по различным странам, добивался хороших и выгодных заказов.

Это все способствовало росту его авторитета в деловых кругах, и Винн успешно делал карьеру коммерсанта.

Надлежит отметить, что Винн всегда был глубоко аполитичным человеком: его никогда не интересовала политика, он не состоял ни в каких партиях и весь смысл жизни для него заключался в благополучии его семьи и его коммерческих дел.

Товарищи судьи! Я позволил занять ваше внимание биографией Винна для того, чтобы вы отчетливо видели, что на скамье подсудимых хотя и сидит человек из чуждого нам, капиталистического мира, но человек, в прошлом которого нет ничего такого, что можно было бы ему поставить в упрек.

В его прошлом также нет ничего, что давало бы право смотреть на него как на сознательного врага нашего Советского государства.

Теперь позвольте мне перейти к анализу событий, составляющих предмет настоящего дела.

Винн много раз приезжал в Советский Союз, в Москву, и никогда не мог думать, что его шестая по счету поездка — поездка 6 апреля 1961 года — станет для него столь роковой.

Впервые Винн был в Москве в 1957 году, затем в 1959 году, три лады в 1960 году. Это были поездки чисто коммерческого плана. Каждый раз Москва гостеприимно встречала Винна. После работы он посещал театры, рестораны, гулял по улицам, любовался Москвой. И никаких претензий к нему за этот период мы не имеем. И вот очередная поездка Винна — 6 апреля 1961 года.

Как известно, когда Винн приезжал в составе делегации специалистов в декабре 1960 года, ему было заявлено об ответном визите такой же делегации советских специалистов в Лондон. Шли месяцы — декабрь, январь, февраль, март, советская делегация не приезжала. Наступил апрель. Приближалось время отпусков, это волновало ряд фирм, и они откомандировали Винна для ускорения приезда советской делегации в Лондон.

На суде Винн объяснил, что директора ряда компаний, которые были заинтересованы в прибытии советской делегации, торопили его. Они требовали от него ускорить визит, так как был уже апрель и приближалось время отпусков. Чтобы ускорить разрешение этого вопроса, Винн и приехал в апреле 1961 года в Москву.

Во время этой поездки, которая длилась всего 6 дней, состоялись известные беседы Пеньковского с Винном, закончившиеся просьбой Пеньковского перевезти нелегально в Лондон его личный пакет.

Винн к этой просьбе Пеньковского отнесся очень настороженно. С одной стороны, Винн не хотел портить отношений с Пеньковским, поскольку тот являлся представителем деловых кругов Советского Союза. Винну казалось, что порча отношений с Пеньковским могла плохо отразиться на его коммерческих делах и сорвать подготавливаемую закупку Советским Союзом продукции английских фирм на полтора миллиона фунтов стерлингов. С другой стороны, Винн просто растерялся и испугался. Что делать? С кем посоветоваться? Естественно, что, будучи подданным Великобритании, он решил пойти за советом в свое посольство, и в этом нет ничего предосудительного.

Так Винн и поступил. Он там встретился с ответственным работником посольства, который, по существу, рекомендовал Винну не выполнять просьбы Пеньковского.

Винн последовал его совету и пакета от Пеньковского не принял.

Этот поступок Винна был правильным, и если бы он был так же тверд и в дальнейшем, то сегодня мы не видели бы его на скамье подсудимых.

Наступило 12 апреля 1961 года — день отъезда Винна. Это был необычный день. Утром радио разнесло по всему миру радостную весть: впервые за многовековую мировую историю человек проник в космос. Все прогрессивное человечество земного шара рукоплескало первому космонавту мира — нашему соотечественнику, радовалось победе разума, науки, прогресса и цивилизации.

А для Винна этот день оказался самым черным днем в его жизни, днем, принесшим ему и его семье: несчастья и страдания. Просьба Пеньковского в аэропорту показалась ему невинной: был открытый конверт и половина листа напечатанного текста на русском языке.

Как известно, Винн русским языком не владеет.

Винн посмотрел и счел неудобным отказать Пеньковскому. Он взял это письмо.

И Винн, я в этом глубоко убежден, не думал в ту минуту о том, что он сделал первый шаг на пути к преступлению.

Так началось грехопадение Винна.

Я не думаю, что суд сомневается, что все это было именно так. Правда, Пеньковский здесь на суде заявил, что он якобы не одно, а два письма передал в Москве Винну, что сам он не один, а два пакета привез в Лондон.

Я уже говорил, что дело не в том, одно письмо или два передал Пеньковский, один пакет или два.

А это обстоятельство важно для выяснения, насколько правдивы и чистосердечны показания Винна, и вот у защиты Винна есть все основания утверждать, что и в этом случае Винн показывает правду.

Следует иметь в виду, что Пеньковский уже после 20 ноября 1962 года, как он сам заявил, много передумав, преодолев страх, боязнь ответственности, решил говорить правду от начала до конца (том 2, л. д. 38).

Пеньковский показал, и я это уже цитировал в стадии судебного разбирательства.

«…20 апреля 1961 года мы приехали в Лондон. Нас встретил Винн… В гостинице «Маунт ройял» Винну я передал пакет с материалом…»

Повторяю, пакет, один пакет, а не два.

И далее Пеньковский, рассказывая о своей встрече с английскими разведчиками «Грилье» и «Майлом» и американскими — «Александром» и «Ослафом», заявил, что они ему сообщили, что его два письма — одно, направленное в ноябре 1960 года в американское посольство, и другое, переданное через Винна, — они получили (том 2, л. д. 57).

Таким образом, речь идет об одном письме, переданном Винну 12 апреля 1961 года, а не о двух письмах, как говорил здесь Пеньковский.

11 января 1963 года Пеньковский показал:

«После 20 ноября 1962 года я давал правдивые показания и прошу им верить» (том 3, л. д. 15). Вот и я прошу вас верить этим показаниям. Товарищи судьи! Когда вы изучали материалы дела, вы, очевидно, обратили внимание, что в одних из своих первых показаний, а именно в показаниях от 5 ноября, Винн заявил:

«Мне хотелось бы только сказать, что единственным моим желанием сейчас является рассказать всю правду» (том 4, л. д. 148).

И я считаю, что Винн придерживался этого своего желания.

Мне представляется, что события в эту поездку Винна в Москву 6—12 апреля 1961 года разворачивались именно так, как это говорит Винн: он действительно в день отъезда из Москвы, 12 апреля, получил от Пеньковского одно письмо и 20 апреля в Лондоне — от Пеньковского также один пакет.

Здесь очень подробно представителем государственного обвинения, судом и защитой выяснялись все, обстоятельства, связанные со взаимоотношениями Винна и Пеньковского в период с апреля 1961 года по июль 1962 года, очень подробно уточнялось количество пакетов, переданных Винном Пеньковскому и наоборот, во время четырехкратного пребывания Винна в Москве, двукратного пребывания Пеньковского а Лондоне и пребывания его в Париже.

Выяснились также обстоятельства встреч Винна с Чизхолмом и передач пакетов и прочего от Чизхолма Пеньковскому и наоборот.

Так как эти вопросы исследованы более чем достаточно п Винн признал себя виновным в этом, оспаривая лишь отдельные детали, о чем я уже говорил, мне представляется ненужным вновь возвращаться к подробному анализу всех этих обстоятельств.

Но вместе с тем ряд существенных замечаний, относящихся к установлению мотивов преступления, роли Винна в этом деле, я позволю себе сделать.

Товарищи судьи! Вам не впервые приходится рассматривать дела о шпионаже.

Вы видели на скамье подсудимых различных шпионов.

Говоря сегодня о Винне, следует отметить, что Винн не профессиональный разведчик. Он не обучался в шпионских школах, не проходил специальную подготовку. Он не был на содержании разведок и от них не получил на одного пенса.

Винн — это прежде всего коммерсант, аполитичный коммерсант, попавший в ловко расставленные сети английской и американской разведок, использовавших его в своих интересах.

Проследим, товарищи судьи, как был втянут Винн в шпионскую деятельность этих разведок.

Вначале сотрудник одной из фирм Хартли познакомил Винна с Аккройдом, а тот в свою очередь с Кингом. У Винна сложилось впечатление, что это представители министерства иностранных дел. Они стали давать ему различные поручения, Винн стал выяснять, что это за поручения, проявлять беспокойство. Они всячески его успокаивали. Наконец Винн, встревожившись, начал протестовать. И очень характерно, что, чувствуя нежелание Винна работать на разведки, их сотрудники ему не полностью доверяли. Они неоднократно предупреждали Пеньковского, чтобы он не откровенничал с Винном.

Здесь, в суде, уже цитировались показания Пеньковского, позволю еще раз их напомнить.

На предварительном следствии Пеньковский говорил:

«…Представители иностранных разведок мне сказали, что Винну можно говорить все, что угодно, но только не о деталях и фактах сущности моей работы с ними» (том 3, л. д. 106), а в другом месте Пеньковский показал: «…Подробностей моего сотрудничества с англо-американской разведкой я Винну также не рассказывал, так как был предупрежден об этом иностранными разведчиками…» (том 2, л. д. 81).

И далее: «Склонен полагать, что Винн о характере моих встреч с ними осведомлен не был… и, как я понял из разговора с Винном, иностранные разведчики во все детали работы со мной его не посвящали…» (том 2, л. д. 81).

Известно, что все передаваемые Винном пакеты Пеньковскому и наоборот были в запечатанном виде. Пеньковский говорит:

«…Пакеты в присутствии Винна я никогда не распечатывал и не читал, это я делал всегда дома…» (том 2, л. д. 81).

Полностью о содержании пакетов Винн узнал только на предварительном следствии.

Когда мы с Винном при окончании предварительного следствия изучали материалы дела, скрупулезно перечитывали каждую страницу этого многотомного дела, и когда нам с Винном следователь показал все эти вещественные доказательства — фотопленки, донесения, шифры и тому подобные шпионские принадлежности, находящиеся здесь, на столе, для обозрения, то Винн буквально схватился за голову. Он был настолько поражен, что мог только вымолвить: «Что я наделал? Какой ужас!» Это было так искренне, что вновь подтвердилась правдивость показаний Пеньковского, что от Винна всячески скрывалось содержание работы Пеньковского с разведками.

И действительно, как показал здесь Пеньковский, Винна иностранные разведчики к конспиративным квартирам вместе с Пеньковским не подпускали.

Установлено, что не было ни одного случая, когда Пеньковский находился бы вместе с Винном при беседах с иностранными разведчиками.

Но, несмотря на все это, Винн своими действиями нанес серьезный ущерб безопасности нашего государства. Это прекрасно понимает Винн, хотя на первых порах он, несомненно, не знал и не понимал всей тяжести того, на что он дал согласие.

Не будучи профессиональным разведчиком, Гревилл Винн был втянут в шпионаж английскими разведчиками и оказался в роли связника между ними и Пеньковским.

Я прошу вас, товарищи судьи, это иметь в виду, когда вы в совещательной комнате будете определять Винну меру наказания.

Я должен обратить внимание еще и на то, что Винн тяготился своей ролью, вследствие чего ему не доверяли не только тайн работы Пеньковского с разведками, но и не полностью доверяли ему даже как связному.

Помните, что по этому поводу говорил Пеньковский? «…Иностранные разведки предупреждали меня, чтобы, для контроля Винна, сообщать им обо всех переданных через него материалах» (том 3, л. д. 125).

Позвольте привести еще один штрих, свидетельствующий о стремлении Винна уйти от сотрудничества с разведками.

Здесь об этом очень много говорили, поэтому я буду краток.

Когда Винн был в Москве в конце августа 1961 года и принес от Чизхолма Пеньковскому фотографии жены Чизхолма и коробку конфет, то он спросил, для чего Пеньковскому нужны эти фотографии и конфеты. Последний ответил: чтобы он мог узнать ее в общественных местах и иметь возможность передавать ей шпионские сведения, помещенные в этой коробке из-под конфет.

Это испугало Винна. Об этом на следствии он заявлял: «Это явилось поворотным пунктом, когда я понял, что действительно оказался замешанным в очень серьезные дела…» (том 6, л. д. 44).

То же он сказал об этом и здесь, в зале суда.

Винн буквально на следующий день покинул Москву, вылетел в Амстердам и из амстердамской гостиницы позвонил в Лондон Кингу, решительно заявив, что больше не хочет участвовать в этих делах.

Это Кинга крайне встревожило, так как через несколько дней предстоял приезд Пеньковского в Париж. Винн был крайне необходим для связи, а решимость Винна порвать свои отношения с разведкой была настолько реальной и очевидной, что Кинг бросил все свои дела и немедленно на самолете вылетел в Амстердам. В тот же вечер в Амстердаме он укрощал строптивого Винна.

Отношения Винна с разведками складывались таким образом, что для того, чтобы его удержать, заставить работать на себя, ему стали угрожать, шантажировать.

Для этой цели Кинг дважды устраивал свидания Винну со своим шефом, и дело доходило до того, что этот шеф, возмущенный поведением Винна, рассвирепев, стучал кулаком по столу.

Перед Винном недвусмысленно была поставлена альтернатива: или ты работаешь с нами и твой бизнес не пострадает, или пеняй на себя.

А что такое «пеняй на себя» — Винн прекрасно понимал.

Винн показывает:

«Я страшно боялся того, что английская разведка поднимет трубку телефона и что-нибудь скажет обо мне в соответствующих местах. Я очень боялся, что весь мой бизнес рухнет» (том 6, л. д. 46).

И далее Винн показывает, что шеф и другие разведчики, не стесняясь его, говорили, что, если он откажется выполнять их поручения, это пагубно скажется на его бизнесе (том 6, л. д. 46).

Винн очень образно сказал здесь, на суде, что английские разведчики втянули его в эту грязную работу, заставили буквально силой, путем угроз выполнять эту грязную работу, круг для него окончательно замкнулся, он попал в тиски, и тиски были завернуты до предела.

Такова история трагического падения Гревилла Винна.

Товарищи судьи! У защиты нет спора о квалификации преступления. Да, совершенное Гревиллом Винном преступление подпадает под действия ст. 65 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Но я категорически не могу согласиться с требованием прокурора о мере наказания Винну.

Я не буду повторять те доводы, смягчающие вину Гревилла Винна, которые я уже привел. Одних их было бы недостаточно, чтобы обратиться к вам с просьбой о более мягком наказании для Винна.

Но я прошу вас, товарищи судьи, при решении судьбы Винна учесть и еще ряд соображений.

Известно, что встречи Винна с Пеньковским были во время пребывания Винна в Москве, поездок Пеньковского в Лондон и Париж.

Встреч же Пеньковского помимо Винна, во время которых передавались шпионские сведения, было значительно больше. Только с одной Анной Чизхолм Пеньковский, как он заявил на суде, встречался девять раз.

Таким образом, нельзя говорить о том, что Винн был единственным связующим звеном между Пеньковским и иностранными разведками.

Прошу обратить внимание еще на одно обстоятельство.

Здесь, товарищи судьи, по этому делу на скамье подсудимых только двое из всех участников этого преступления. Поэтому может сложиться неправильное впечатление, что Винн — одно из главных действующих лиц всей этой неприглядной истории.

Я представляю, если бы скамью подсудимых по праву заняли все участники этого дела, если бы рядом с Пеньковским и Винном оказались Аккройд и Кинг и их шеф в придачу, «Грилье» и «Майл», «Александр», «Ослаф», если бы эти места разделила бы «достойная» чета супругов Чизхолмов и другие, то тогда, товарищи судьи, мой подзащитный Винн далеко бы отодвинулся на задние места.

Он перестал бы быть одной из центральных фигур, и тогда прокурор вряд ли потребовал бы для Винна столь суровую меру наказания.

Товарищи судьи! Заканчивая свою речь, я позволю, говоря о Винне, еще раз подчеркнуть, что Винн в течение длительного времени много делал для установления деловых контактов между Великобританией и Советским Союзом; Винн, как я уже говорил, выходец из трудовой английской семьи. Его отец, 86-летний старик, живет и поныне, являясь пенсионером.

Винн сражался на фронтах второй мировой войны против нашего общего врага — немецкого фашизма. Он глубоко аполитичен. Весь смысл его жизни, все его помыслы были направлены на то, чтобы быть хорошим коммерсантом, заслужить похвалу своих фирм и отдать все свое свободное время семье — жене, 11-летнему сыну и старику отцу.

Да, споткнулся на своем жизненном пути коммерсант Винн, и споткнулся очень сильно, но я верю, что Винн в будущем, когда отбудет наказание, никогда больше не допустит к себе разведчиков, что он снова вернется к честной жизни.

Товарищи судьи! Я уже говорил, что никак не могу согласиться с мерой наказания, которую потребовал прокурор для моего подзащитного.

Я прошу вас, товарищи судьи, снисхождения к Винну и применения к нему меры наказания значительно меньшей, чем потребовал представитель государственного обвинения.

Я не сомневаюсь, товарищи судьи, что вы в совещательной комнате тщательно проанализируете все содеянное Винном, еще и еще раз взвесите и оцените все смягчающие его вину обстоятельства и вынесете Гревиллу Винну справедливый, гуманный приговор.

К этому я вас призываю, товарищи судьи.

Председательствующий: Выслушивание судебных прений окончено. В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР Военная коллегия должна выслушать последние слова подсудимых Пеньковского и Винна.

Какие предложения участников судебного процесса будут на этот счет?

Прокурор: Товарищ председательствующий, перед последними словами подсудимых я хотел бы заявить ходатайство.

Настоящий судебный процесс состоял из открытых заседаний и одного закрытого заседания. В закрытом заседании исследовались вопросы, составляющие государственную тайну Союза Советских Социалистических Республик. В последних словах подсудимые имеют право и могут касаться как обстоятельств, не исследованных в открытых судебных заседаниях, так и обстоятельств, исследованных в закрытых судебных заседаниях.

В силу этого, а также в силу ст. 18 Уголовно-пpoцессуального кодекса РСФСР в целях сохранения государственной тайны Союза ССР я ходатайствую о том, чтобы последние слова подсудимых были заслушаны в закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного Суда Советского Союза.

Председательствующий: Адвокат Апраксин, какие у вас будут соображения на этот счет?

Адвокат Апраксин: В данном случае я полностью соглашаюсь с предложением прокурора.

Председательствующий: Адвокат Боровик, ваше мнение?

Адвокат Боровик: Я возражений не имею.

Председательствующий: Подсудимый Пеньковский?

Пеньковский: Я прошу мое последнее слово выслушать в закрытом судебном заседании.

Председательствующий: Подсудимый Винн?

Винн: Я хотел бы посоветоваться с моим адвокатом.

Председательствующий: Пожалуйста, посоветуйтесь.

Винн: Я понял, каково положение дела, и возражений не имею.

Председательствующий: Военная коллегия, совещаясь на месте, определила: «Последние слова подсудимого Пеньковского и подсудимого Винна заслушать в закрытом судебном заседании».

Следующее, закрытое заседание Военной коллегии состоится завтра, 11 мая, в 10 часов утра.