Сталин как ламаркист и преобразователь природы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Во многих статьях о Лысенко и в СССР, и на Западе очень часто высказывалось мнение, что он обладал какими-то психическими или гипнотическими способностями и именно поэтому мог навязывать советским лидерам — сначала Сталину, а потом и Хрущеву — свои совершенно необоснованные, а иногда и вздорные идеи. В действительности никаких «распутинских» талантов у Лысенко не было. Он не столько пытался переубедить лидеров, навязав им свои взгляды, сколько подхватывал высказанные Сталиным, а затем Хрущевым иногда нелепые идеи, создавая из них псевдонаучные направления, часто фальсифицируя результаты исследований. Сталин был убежденным, а Хрущев стихийным ламаркистом, что было естественно для большевиков, уверенных в том, что все можно переделать условиями. Даже Ленина, убежденного, что управлять государством может любой рабочий, можно было бы назвать социальным ламаркистом. Так же и Хрущев, не считаясь с южной природой кукурузы, пытался распространить ее выращивание в Архангельской и Ленинградской областях и даже приспособить ее для Урала и Сибири.

Однако сам по себе конфликт между селекционерами-генетиками, возглавлявшимися академиком Николаем Вавиловым, и тогда еще молодым Лысенко с небольшой группой сторонников возник в 1931 году в результате еще более нелепых решений Правительства СССР и ЦК ВКП(б) «О селекции и семеноводстве», согласно которым полная смена сортов возделываемых растений, низкоурожайных на высокоурожайные, по всей стране должна быть произведена в течение двух лет[228]. Осуществленная Сталиным в форме «революции сверху» принудительная коллективизация крестьян не давала сельскому хозяйству страны в начале 1930-х годов никаких преимуществ. Наоборот, развитие событий в сельских районах угрожало голодом, который и разразился в южных областях страны в 1932–1933 годах, В этих условиях Сталин попытался возложить на сельскохозяйственную науку непосильные для нее ни по срокам, ни по объему задачи. Постановление «О селекции и семеноводстве» требовало сокращения сроков для выведения новых сортов растений с 10–12 лет до А —5. В течение этого срока нужно было продвинуть озимые пшеницы на север и на восток страны, где до этого можно было выращивать лишь более устойчивую к морозам рожь. Следовало создать устойчивые к болезням сорта картофеля для южных районов страны. В течение 4–5 лет все сорта пшеницы СССР должны были стать высокоурожайными, неполегаемыми, иметь высокое содержание белка, обладать иммунитетом, морозоустойчивостью и засухоустойчивостью.

Николай Вавилов и большинство советских генетиков и селекционеров считали эти задачи прожектерскими и нереальными. Лысенко и его тогда еще небольшая группа последователей объявляли, что они эту задачу выполнят. Именно в этот период Лысенко своими щедрыми обещаниями на разных совещаниях и съездах колхозников-ударников обратил на себя внимание Сталина. То, что в последующем Лысенко не мог выполнить своих обещаний в столь сжатые сроки, он объяснял противодействием его работе со стороны сторонников «буржуазной» генетики. Многие крупные ученые, биологи, генетики и селекционеры, выступавшие с критикой Лысенко в 1930-е годы, были арестованы в 1937–1939 годах и погибли в лагерях и тюрьмах (академики Г. К. Мейстер, А. И. Муралов, H. М. Тулайков, профессора Г. А. Левитский, Г. Д. Карпетченко, Л. И. Говоров, Н. В. Ковалев и многие другие). Был арестован в 1940 году и академик Николай Иванович Вавилов.

Сталин и в последние годы жизни продолжал верить, что проблемы сельского хозяйства в СССР можно решить какими-то «переделками» растений и «чудо-сортами». В 1946 году из Грузии ему прислали в подарок сноп особой, так называемой «ветвистой» пшеницы. Эта древняя яровая пшеница, произраставшая еще в Египте, известна ветвлением колоса, что делает его более массивным и содержащим большее количество зерен. Однако ветвление колоса возникает лишь при очень разреженных посевах и на богатой почве, при одновременно обильном развитии листьев. Поэтому ветвистый колос сам по себе не увеличивает урожая зерна. При обычных посевах колос не ветвится, и урожаи бывают очень маленькими. Главными недостатками этой ветвистой пшеницы является очень низкое содержание белка и слабый иммунитет к болезням. Она не годится для выпечки хлеба, поскольку для этого нужна пшеница с высоким процентом содержания белка, так называемая «твердая пшеница». Но крупные колосья присланной из кахетинских районов Грузии пшеницы произвели впечатление на Сталина, и он решил поручить Лысенко возможное внедрение этой пшеницы в практику.

30 декабря 1946 года Сталин вызвал Лысенко в Кремль и после краткой беседы передал ему мешочек с семенами ветвистой пшеницы и образцы колосьев и попросил проверить ее в посевах. Лысенко быстро выписал из Грузии еще несколько мешков семян и весной 1947 года высеял ветвистую пшеницу на экспериментальных площадках. Еще до получения урожая, с весны 1947 года, Лысенко стал рекламировать и в газетах, и в журналах необыкновенные перспективы ветвистой пшеницы, подчеркивая при этом, что его внимание на эту культуру обратил лично товарищ Сталин. Одновременно с этим Лысенко получил возможность информировать Сталина о своей работе. 27 октября 1947 года Лысенко отправил Сталину подробный отчет о результатах испытаний ветвистой пшеницы. К сожалению, успехов не было. На экспериментальном поле одесского института селекции ветвистая пшеница, названная Лысенко «кахетинская», дала лишь 5 центнеров с гектара, втрое меньше средних урожаев по области. В Омской области посевы погибли от заморозков. В Московской области, на экспериментальной базе Лысенко, урожаи на делянках получились различные: от 4 до 30 центнеров в пересчете на гектар. Сталин очень быстро ответил на отчет Лысенко, проявив в своем письме понимание проблем агротехники, но полное непонимание вопросов селекции:

«Уважаемый Трофим Денисович!

Очень хорошо, что Вы обратили наконец должное внимание на проблему ветвистой пшеницы. Несомненно, что если мы ставим себе задачу серьезного подъема урожайности пшеницы, то ветвистая пшеница представляет большой интерес, ибо она содержит в себе наибольшие возможности в этом направлении.

Плохо, что Вы производите опыты с этой пшеницей не там, где это „удобно“ для пшеницы, а там, где это удобно Вам как экспериментатору. Пшеница эта — южная, она требует удовлетворительного минимума солнечных лучей и обеспеченности влагой. Без соблюдения этих условий трудно раскрыть все потенции этой пшеницы. Я бы на Вашем месте производил опыты с ветвистой пшеницей не в Одесском районе (засушливый район!) и не под Москвой (мало солнца!), а, скажем, в Киевской области или в районах Западной Украины, где и солнца достаточно, и влага обеспечена. Тем не менее я приветствую Ваш опыт в подмосковных районах. Можете рассчитывать, что правительство поддержит Ваше начинание.

Приветствую также Вашу инициативу в вопросе о гибридизации сортов пшеницы. Это — безусловно многообещающая идея. Бесспорно, что нынешние сорта пшеницы не дают больших перспектив, и гибридизация может помочь делу.

О каучуконосах и посевах озимой пшеницы по стерне поговорим в ближайшее время в Москве.

Что касается теоретических установок в биологии, то я считаю, что мичуринская установка является единственно научной установкой. Вейсманисты и их последователи, отрицающие наследственность приобретенных свойств, не заслуживают того, чтобы долго распространяться о них. Будущее принадлежит Мичурину.

С уважением И. Сталин. 31. X. 47 г.»[229].

Это письмо Лысенко использовал в максимальной степени, чтобы подчеркнуть свою близость к Сталину, которой в реальности не было. В неофициальной обстановке они никогда не встречались. Лысенко ни разу не приглашался и на дачу Сталина. Но именно столь очевидный ламаркизм самого Сталина был для Лысенко главным спасательным кругом. В 1948 году посевы ветвистой пшеницы были расширены, но отчетов о них не появилось, так как никаких успехов не было. Ввести эту пшеницу в культуру в СССР так и не удалось.

Дав Лысенко некоторые вполне разумные советы о тех районах, в которых ветвистая пшеница могла бы оказаться более успешной, Сталин неожиданно загорелся возможностью оказать с помощью этой пшеницы какое-то влияние на все еще очень низкие послевоенные урожаи в колхозах и совхозах. 25 ноября 1947 года он сам, через собственную канцелярию, рассылает всем членам Политбюро, секретарям ЦК ВКП(б) и некоторым другим ответственным работникам копии отчета Лысенко о ветвистой пшенице и сообщает о том, что поставленные в записке Лысенко вопросы «будут обсуждаться в Политбюро». Оригинал этого письма с грифом «Строго секретно» и «Подлежит возврату в ОС ЦК ВКП(б)» был обнаружен в фонде Сталина Архива Президента Российской Федерации Юрием Вавиловым во время его изучения в этом архиве документов, проливающих свет на обстоятельства ареста в 1940 году его отца, академика Н. И. Вавилова.

Лысенко давал обещания Сталину о получении урожаев ветвистой пшеницы в 100 центнеров с гектара уже в 1948 году и о доведении посевных площадей под этой пшеницей до 100 тысяч гектаров к 1951 году. Эти проекты оказались неосуществленными.

Столь большой энтузиазм Сталина по отношению к ветвистой пшенице не может быть неожиданным для тех сравнительно немногих людей из окружения Сталина, которые знали о его общем увлечении внедрением в культуру в СССР новых сортов и новых видов растений, встречающихся лишь в южных странах. На дачах Сталина — и под Москвой, и на юге — всегда строились большие теплицы, расположенные обычно так, чтобы он мог заходить в них прямо из дома и днем и ночью. В штатах обслуживающего персонала Сталина были должности садовников. Сталин любил высаживать в теплицах экзотические растения. Подрезки кустов и растений были его единственными физическими упражнениями. В 1946 году Сталин особенно увлекался лимонами. Молотов в своих воспоминаниях говорит об этом с некоторой иронией:

«Лимонник завел на даче. Большой лимонник, специально здание большое отведенное… А чтобы он копался там, я этого не видел. Все: ох! ох! ох! А я, по совести говоря, меньше других охал и ахал, по мне — на кой черт ему этот лимонник! Лимонник в Москве! Какая польза, какой интерес от него, я не понимаю. Как будто опыты какие-то проводил. Во-первых, тогда надо знать дело».

Про лимонник мне рассказывал Акакий Иванович Мгеладзе, бывший первый секретарь ЦК Грузии. Его Сталин пригласил к себе на дачу, отрезал кусочек лимона, угостил. «Хороший лимон?» — «Хороший, товарищ Сталин». — «Сам выращивал».

Погуляли, поговорили. Сталин снова отрезает дольку: «На, еще попробуй». Приходится есть, хвалить. «Сам вырастил и где — в Москве!» — говорит Сталин. Еще походили, он опять угощает: «Смотри, даже в Москве растет!»[230]

После встречи с Мгеладзе Сталин обязал Грузию резко расширить посевы лимонов. В этой республике деревья лимонов могли произрастать на южном побережье, в Аджарии. Сталин также настоял на посадках лимонов и в Крыму, где они, однако, вымерзли. В Крыму поэтому лимонные деревья стали высаживать в траншеях и закрывали зимой пленкой. Приспособить лимоны к российскому климату так и не удалось.

Известный советский писатель Петр Павленко, живший в Ялте и приглашавшийся к Сталину, когда тот приезжал в Крым, воспроизвел в своем романе «Счастье», опубликованном в 1947 году, диалог Сталина с садовником. Этот диалог не был полностью придуманным, а отражал реальные высказывания Сталина в разное время.

Роман посвящен событиям в Крыму в 1945 году, когда Сталин приехал зимой для участия в Ялтинской конференции лидеров трех держав. Один из героев романа, бывший фронтовик Воропаев, был приглашен к Сталину.

«В светлом весеннем кителе и светлой фуражке Сталин стоял рядом со стариком-садовником у виноградного куста. Глядя на Воропаева, он еще доказывал садовнику что-то, что их обоих, было видно, интересовало всерьез.

— Вы попробуйте этот метод, не бойтесь, — говорил Сталин, — я сам его проверил, не подведет.

А садовник, растерянно и вместе с тем по-детски восхищенно глядя на своего собеседника, разводил руками:

— Против науки боязно как-то, Иосиф Виссарионович. При царе у нас тут какие специалисты были, а воздерживались.

— Мало ли от чего они воздерживались, — возразил Сталин. — При царе и люди плохо росли, так что же — нам с этим считаться не следует. Смелее экспериментируйте! Виноград и лимоны нам не только в ваших краях нужны.

— Климат, Иосиф Виссарионович, ставит знак препинания. Ведь это нежность какая, тонкость, куда ее на мороз! — показывал садовник рукой на виноград.

— Приучайте к суровым условиям, не бойтесь! Мы с вами южане, а на севере тоже себя неплохо чувствуем, — договорил Сталин и сделал несколько шагов навстречу Воропаеву…

— Вот садовник — сорок пять лет работает, а все науки боится. Это, говорит, не пойдет, другое, говорит, не пойдет. Во времена Пушкина баклажаны в Одессу из Греции привозили как редкость, а лет пятнадцать назад мы в Мурманске помидоры стали выращивать. Захотели — пошло. Виноград, лимоны, инжир тоже надо на север проталкивать. Нам говорили, что хлопок не пойдет на Кубани, на Украине, а он пошел. Все дело в том, чтобы хотеть и добиться»[231].

Попытки выращивания хлопка на Украине и на Северном Кавказе действительно предпринимались в 1930-е годы. Более успешной была предпринятая по инициативе Сталина интродукция культуры чая в Грузию, Азербайджан и Краснодарский край. Производство собственного чая в СССР уменьшило зависимость страны от импорта этой культуры. Успешной была и интродукция арахиса, возделывание которого началось на юге Украины. Благодаря Сталину, на Черноморском побережье Кавказа появились австралийские эвкалипты, что способствовало осушению здесь болотистых почв. Знаменитая инициатива Сталина по постройке Великого Туркменского канала через пустыню была связана с его намерением создать в туркменской пустыне обширные плантации оливковых деревьев. Этот канал начали строить в 1949 году, но не завершили при жизни Сталина. В апреле 1953 года этот проект был закрыт. Сталин также хотел ликвидировать зависимость СССР от импорта природного каучука, и это привело к попыткам окультуривания кок-сагыза, дикого полевого каучуконоса, произраставшего в Средней Азии. Недалеко от дачного комплекса Сталина возле озера Рица, построенного в 1949 году, были также сооружены большие теплицы, в которых Сталин пытался выращивать деревья кофе и какао.

Но особенно грандиозным был знаменитый «Сталинский план преобразования природы», объявленный без всякого предварительного обсуждения в октябре 1948 года. Этот план, рассчитанный на 30 лет, предполагал создание на огромной территории юга страны полезащитных лесных полос, которые могли бы задерживать и смягчать суховейные ветры из степей Казахстана и пустынь Средней Азии. Помимо лесных полос вокруг полей планировалось создать семь тысячекилометровых широких «государственных» лесных полос, проходящих с севера на юг через волжские и заволжские сухие степи. Уверенность Сталина в том, что деревья средней лесной полосы смогут успешно расти и в сухих заволжских степях, и в прикаспийской засоленной полупустыне, была основана не на каких-либо исследованиях или экспериментах, а на ожидании приспособления растений к новым условиям, если их выращивать из семян, а не рассадой, в засушливых условиях. Для осуществления этого плана были выделены огромные средства и создано Государственное управление. После смерти Сталина посадки деревьев в степи были прекращены. Для 1948 года, когда сельское хозяйство страны еще не преодолело последствий войны и когда в деревнях почти не осталось молодых, здоровых мужчин, грандиозные проекты вроде Туркменского канала или лесозащитных полос, рассчитанные на результат через 25–30 лет, были нелепыми.