Погромы и карательные экспедиции

Китайские, еврейские, армянские, антиреволюционные, немецкие, продовольственные погромы и деяния карателей в Прибалтике, Сибири и Закавказье

Благовещенск. 1900.

«1 июля 1900 года в районе Айгуня с китайской стороны были обстреляны два русских парохода – „Михаил“ и „Селенга“. Семь человек было ранено. А 2 июля со стороны поселка Сахалян китайцы открыли огонь уже по Благовещенску. В результате обстрела в городе погибло два и было ранено шесть человек. На следующий день обстрел повторился: было ранено еще два человека. Всего в результате этих и последующих обстрелов в Благовещенске были убиты пять человек. В Благовещенске начались волнения: горожане опасались того, что, если противник перейдет к более активным действиям и начнет вторжение на российскую территорию, китайцы, проживающие в городе, могут оказать поддержку своим соотечественникам. Учитывая то, что на тот момент в Благовещенске находилось меньше 2000 солдат, переживания жителей города вполне можно было понять. Пойдя, так сказать, навстречу пожеланиям трудящихся, генерал-губернатор Амурской области К. Н. Грибский отдал приказ собрать всех китайских жителей Благовещенска и переправить их за Амур. Силами полиции и добровольцев были устроены облавы, в ходе которых несколько тысяч человек было интернировано. Облавы сопровождались массовыми грабежами, избиениями и убийствами. 4 июля первая партия численностью от 3 до 6 тыс. человек была отправлена в поселок Верхне-Благовещенский. Из-за жары часть людей стали отставать, тогда пристав отдал приказ всех отставших „зарубить топорами“, в результате было убито несколько десятков человек. В поселке к конвою присоединились вооруженные жители-казаки во главе со своим атаманом. Они выбрали место для переправы. Ширина Амура составляла здесь более 200 метров, глубина – более четырех при мощном течении. Подогнали китайцев к урезу воды и приказали им плыть. Когда первые вошедшие в воду почти сразу утонули, остальные идти отказались. Тогда их стали гнать – сначала нагайками, потом стрельбой в упор. Стреляли все, у кого были ружья: казаки, крестьяне, старики и дети. После получаса стрельбы, когда на берегу создался большой вал из трупов, начальник отряда приказал перейти на холодное оружие. Казаки рубили шашками, новобранцы – топорами. Спасаясь от них, китайцы бросались в Амур, но преодолеть его быстрое течение не смог почти никто. Переплыло на другой берег не более ста человек. В последующие дни аналогичная участь постигла еще три группы численностью несколько сотен человек. По оценкам историков, в ходе бойни погибло от 3000 до 7000 китайцев. Эта замечательная операция довольно подробно была описана в официальном обзоре военных действий в Китае, составленном генерал?майором Овсяным для русского военного ведомства. После того, как от китайцев был „освобожден“ Благовещенск, аналогичные зачистки были проведены по всей Амурской области. Особенно активно они шли в Засейском районе. Китайцы либо убивались на месте, либо переправлялись через Амур, их дома сжигались. Еще один примечательный случай произошел на землях Амурского казачьего войска: 5 июля в станице Поярково было собрано 85 китайцев, 33 из которых были сняты с парохода „Саратов“, шедшего из Харбина в Айгунь. По приказу председателя амурского войскового правления полковника Волковинского все 85 человек были расстреляны. Много дней по Амуру мимо Благовещенска плыли трупы и скапливались на отмелях. На запросы станичных начальников, истреблять китайцев или нет, Волковинский отвечал телеграммами: „Китайцев уничтожить… нужно быть сумасшедшим, чтобы спрашивать каждый раз распоряжения… Все мои приказы исполнять без всяких уклонений и не самовольничать, глупостями меня не беспокоить“. Полицейские приставы сообщали в окружное полицейское управление, что в восьми волостях в окрестностях Благовещенска найдено 444 трупа китайцев, но, скорее всего, это заниженные данные. 7 июля, когда „Благовещенская утопия“ завершилась, губернатор Грибский выдал указание: „Мирных, безвредных китайцев, а тем паче безоружных, никоим образом не обижать“. То же указание было доведено губернатором до общественности в специальном постановлении от 9 июля, которое было напечатано в виде листовки и распостранено в городе. „До сведения моего дошло, что некоторые жители гор. Благовещенска, а также лица из крестьянского и казачьего населения вверенной мне области допускают различного рода насильственные действия против живущих на нашей территории мирных маньчжуров и китайцев…“ „Прискорбные случаи насилия“ вызваны „вспыхнувшей озлобленностью против возмутительного вероломства китайцев, начавших против нас враждебные действия, без всякого с нашей стороны повода“. Для пресечения „дальнейших каких-либо посягательств на личность и имущество проживающих у нас мирных китайцев“ губернатор приказал виновных карать по всей строгости закона. А „в видах предупреждения заразных болезней от разлагающихся на берегу Амура трупов убитых китайцев, плывущих в значительном количестве по реке“, все эти трупы собрать и захоронить.

Начатое предварительное судебное следствие было свернуто. „По соглашению трех министров – егермейстера Сипягина, статс-секретаря Муравьева и генерал-адъютанта Куропаткина – в феврале 1902 года было испрошено разрешение на окончание дела без предания суду виновных“. По результатам же административного расследования Грибский был отстранен от должности, однако „во внимание к прежней отличной его службе и боевым заслугам во время военных действий на Дальнем Востоке в 1900 году“ был оставлен на службе. Ему были официально предъявлены претензии в нераспорядительности – не отдал письменного приказа о депортации, ограничившись устным распоряжением, не проконтролировал техническую возможность переправы, не донес вовремя о случившемся по инстанции и т. д. Через некоторое время он был назначен губернатором одной из западных областей империи. Чуть больше „пострадали“ трое непосредственных исполнителей. Полицмейстер „за бездействие власти и нераспорядительность“ был отстранен от должности. Помощник пристава, признанный виновным в том, что „при переправе китайцев через Амур вплавь он не только не удерживал конвойных и частных лиц от насилий над китайцами, но и сам призывал стрелять по ним и рубить их топорами“, был „уволен от службы без прошения и подвергнут аресту на гауптвахте в течение двух месяцев“. Полковник Волковинский, оставивший, в отличие от Грибского, много письменных распоряжений об убийствах, был также „уволен от службы без прошения, с воспрещением вновь поступать на службу и с арестованием на гауптвахте в течение трех месяцев“. Все остальные были полностью освобождены от всякой ответственности – не только судебной, но и административной»⁶⁶⁴.

Кишинев. 1903.

6–7 апреля 1903 года. «За два месяца до погрома в небольшом городке Дубоссары исчез, а потом был найден убитым четырнадцатилетний подросток Михаил Рыбаченко. Единственная ежедневная кишиневская газета „Бессарабец“, возглавляемая известным антисемитом П. А. Крушеваном, стала обсуждать возможную ритуальную подоплеку этого убийства и занялась перепечаткой циркулировавших среди населения Дубоссар слухов, поддерживавших эту версию. В частности, сообщалось, что труп был найден с зашитыми глазами, ушами и ртом, надрезами на венах и следами веревок на руках. Выдвигалось предположение, что подросток был похищен и обескровлен евреями с целью использования его крови в каком-то ритуале. В одной из статей писалось, что один из убийц-евреев был уже пойман и рассказал о деталях преступления. Статьи вызвали волнения среди жителей города и усилили существовавшие предрассудки и суеверия против евреев. Появились опасения, что подобное убийство может произойти и в Кишиневе.

По требованию следователя, установившего к тому времени отсутствие ритуального характера убийства (настоящий убийца был найден позднее – мальчика убил его дядя из-за наследства), в „Бессарабце“ было опубликовано официальное опровержение напечатанных ранее домыслов. Приводились результаты вскрытия, показавшего, что подросток погиб от множественных колотых ран, а не от кровопотери, отсутствие надрезов, швов на глазах и т. п. Опровержение помогло прояснить обстановку, но не успокоило волнения – многие горожане сочли его попыткой властей скрыть преступление под давлением евреев»⁶⁶⁵.

«Погромщиками были в основном молдаване, а также несколько специально для этого приехавших в Кишинев русских. Группы еврейской самообороны под руководством Я. Бернштейн-Когана были разоружены полицией и войсками, а их участники арестованы. Ужасы Кишиневского погрома (убито 49 человек, ранено 586, разгромлено более полутора тысяч еврейских домов и лавок) взволновали общественное мнение Европы и Америки, и в пользу пострадавших со всех концов света поступали пожертвования. Дело о погроме рассматривалось в Кишиневе сессией особого присутствия Одесской судебной палаты в конце 1903 года и начале 1904 года. Интересы потерпевших защищали О. Грузенберг и С. Е. Калманович, а также адвокаты-христиане Н. П. Карабчевский, А. С. Зарудный, С. С. Соколов и другие. Признанные виновными погромщики получили легкие наказания»⁶⁶⁶.

Гомель. 1903.

«Еврейский погром в Гомеле 1–2 сентября 1903 года. Основную массу рядовых погромщиков составляли рабочие Либаво?Роменских и Полесских железнодорожных мастерских, крестьянская молодежь, занятая в городе на поденных и сезонных работах, в основном на железной дороге и строительстве, а также „босяки-золоторотцы“ – представители городского люмпен-пролетариата. В ходе погрома к ним присоединились крестьяне пригородных деревень. В результате погрома погибли не менее 12 человек – семь евреев (по другим данным – до 12) и пять христиан. Жертвы среди христиан были вызваны действиями войск, обстрелявших скопления людей. Тяжелые увечья получили восемь человек, всего же было ранено около 50 человек. Значительный материальный ущерб был нанесен не менее чем 400 еврейским семьям, около 250 жилых и торговых помещений были повреждены и разрушены, при том что наиболее сильно пострадала еврейская беднота»⁶⁶⁷.

Александрия. 1904.

«В августе-сентябре 1904 года в ряде городов и местечек Украины и Белоруссии погром учиняли новобранцы, призванные на русско-японскую войну. Особенно жестоким был погром в городе Александрия Херсонской губернии, где толпа ворвалась в синагогу в Йом-Киппур и зверски избила молящихся (около 20 евреев погибли)»⁶⁶⁸.

Баку. 1905.

6–10 февраля 1905 года. Город Баку. Из отчета сенатора Александра Кузьминского Николаю II: «6 февраля 1905 года, в воскресенье, около полудня, в центре города Баку, возле армянского собора, на площади Парапет, был убит армянами проживавший в Баку зажиточный мусульманин, житель селения Сабунчи, Бакинского уезда, Ата-Рза Бабаев. <…> Побудительные причины к убийству Бабаева остались точно не выясненными, но существует не лишенное основания предположение, что оно находится в связи с имевшим место 12 января 1905 года убийством конвойными нижними чинами из армян арестанта?мусульманина Бала-Аги-Мамед-Рза-Оглы, содержавшегося под стражею по обвинению в убийстве армянина Мисаха Енгоянца, и что Бабаев, мстя за убийство Бала-Аги, покушался на убийство солдата-армянина, а это, в свою очередь, вызвало месть со стороны армян, которые и убили Бабаева.

Весть об убийстве Бабаева весьма быстро облетела мусульманское население города Баку и разнеслась также по всему Балахано-Сабунчинскому нефтепромышленному району, где у Бабаева было много родных, приятелей и знакомых. <…> Короткое время спустя после убийства Бабаева на ближайших к Парапету улицах появились небольшие группы городских татар, в пять-десять человек, которые кинжалами и выстрелами из револьверов стали убивать показывавшихся на улицах армян; в свою очередь и армяне также подстреливали татар, появлявшихся в армянской части города. Особенно участились случаи убийств и поранений вечером, когда в числе других пострадали несколько человек русских и между ними ученики 7?го класса реального училища Яков Лебедев и технического училища Иван Волков. В общем, по сведениям Михайловской городской больницы и данным предварительного следствия, за весь день 6 февраля было убито 18 и ранено 27 человек, из коих шесть русских, 25 армян, девять татар и пять других национальностей.

7 февраля, с утра. В городе все было тихо и спокойно. <…> Вдруг, часов с десяти, в разных частях города послышались выстрелы, сначала довольно редкие, а потом все больше и больше учащавшиеся. Уже в начале 11?го часа утра заведывающий 2?м следственным участком города Баку Михнович, проходя по своему участку, видел в разных местах несколько лежавших на улицах трупов убитых армян. Необычайная паника охватила население города. Все лавки мгновенно закрылись, всякое движение по улицам прекратилось, каждый спешил укрыться в своей квартире. Изредка лишь появлялись татары то в одиночку, то небольшими группами, будучи вооружены большими револьверами наподобие офицерских. А также берданками и винтовками, у многих из них находившимися, и кинжалами, открыто нападали и убивали появлявшихся на улицах армян. Последние большею частью заперлись в своих домах и в проходивших татар стреляли из окон, из-под ворот и с крыш. <…>

Во втором часу дня раздались крики, возвещавшие о разгроме армянских магазинов на Базарной улице; в течение нескольких часов татарами были разбиты и разграблены, между прочим, некоторые мануфактурные магазины в караван-сарае Лалаева, во дворе которого оказались убитыми укрывавшиеся армяне, в центре города ресторан „Шаропань“ и в крепости, недалеко от канцелярии 262?го пехотного Сальянского резервного полка, магазин золотых и серебряных вещей Артема Бабаянца.

Точная цифра убитых и раненых в течение 7 февраля не могла быть установлена, так как многие подобные случаи своевременно не были зарегистрированы, а некоторые трупы лежали на улицах неубранными в течение одного и даже двух дней, и время убийства этих лиц установлено не было. Во всяком случае, по данным предварительного следствия, далеко не полным и неточным, за время 7 февраля констатировано более ста случаев убийств и поранений.

После сравнительно спокойной ночи, на следующий день, 8 февраля, число убийств и случаев разгрома увеличилось, и самые погромы приняли более ужасающий и ожесточенный характер. В этот день многочисленные скопища вооруженных татар, в присутствии многих посторонних лиц, нередко чинов полиции и казачьих разъездов, разбили и разграбили, между прочим, на Большой Крепостной улице, недалеко от казарм Сальянского полка, лавку Исая Тер-Осипова, винный погреб Касабова, в коем убили самого хозяина, его брата и двух неизвестных армян, вторично караван-сарай Лалаева, где в квартире Николая Калустова убили и поранили восемь укрывавшихся армян, и в центральной части города, на Цициановской улице, большой бакалейный магазин братьев Егиазаровых. <…> Наибольшей интенсивности и жестокости достигли действия татар-громил в местности, прилегающей к Воронцовской, Сураханской и Церковной улицам. <…>

Покончив с домом Асланова, татары-громилы перешли к двум расположенным на Церковной улице рядом, каменным двухэтажным домам Бабаджанова и Лазаревой. В этих домах, занятых исключительно почти одними армянскими семьями, в числе других квартирантов проживал в одной квартире присяжный поверенный Николай Татосов с семьею, состоявшей из жены, двух малолетних детей, десятилетней свояченицы и девятилетнего племянника, а в другой квартире, в верхнем этаже, нефтепромышленник Александр Адамов с женою и тремя малолетними детьми. По рассказу Хачатура Асланянца, служившего поваром у Адамова, первые выстрелы в квартиру Адамова были направлены в то время, когда Адамовы с перебравшимися к ним, для большей безопасности, из нижнего этажа Татосовыми около 3 часов дня обедали в столовой. В видах самозащиты и для острастки Адамов, лежа на полу в гостиной комнате, стал через дверь отстреливаться из трех охотничьих ружей от толпы татар. Крики о помощи к проезжавшим по улице казакам и неоднократные просьбы Татосова по телефону ко всем властям о присылке казаков или солдат для спасения их ни к чему не приводили, а между тем толпа татар все ближе подступала. Чтобы привлечь внимание казаков или полиции, Татосов стал играть на трубе, а 14-летний мальчик Николай Адамов – бить в барабан, но и это не помогло. Тогда вся семья Адамовых и Татосовых перешла на чердак; в комнате же остались только Александр Адамов, продолжавший отстреливаться, и повар его Асланянц, заряжавший ружья и подававший их своему хозяину. Около 6 часов вечера показался снизу дым; не довольствуясь грабежом, татары-громилы подожгли дом Бабаджанова, обливая его в местах, доступных действию огня, керосином. Асланянц предлагал Адамову попытаться спастись бегством, но Адамов отклонил это, сказав: „все равно нет спасения, давай стрелять до конца“. Одним из выстрелов, произведенных с улицы, Адамов был ранен в лицо; пуля, пробив правую щеку, раздробила ему челюсть. Адамов с помощью Асланянца кое-как полотенцем перевязал рану, во рту болтались разбитые зубы, рукою он пробовал оторвать раздробленную и мешавшую ему часть челюсти и до последней возможности продолжал стрелять в толпу татар. Будучи затем контужен в ногу, Асланянц решился оставить своего хозяина и, спустившись по карнизу на крышу соседнего татарского дома, случайно спасся от смерти. Пожар вскоре перешел на смежный дом Лазаревой, который, так же как и дом Бабаджанова, совершенно сгорел, а все бывшие в помянутых домах лица <…> или сделались жертвою огня и сгорели, или же были изрублены и убиты ворвавшимися татарами. <…> Разгром домов Бабаджанова и Лазаревой и стрельба вокруг них на улице продолжалась до 11 часов ночи, а пожар прекратился гораздо позже.

Сколько именно человек сгорело и было убито в означенных домах, невозможно с точностью установить, но, во всяком случае, жертв огня и насилия было не менее 28, так как на другой день после происшествия найдено было на улице против сгоревших домов пять трупов убитых армян и в проходе дома Лазаревой три полуобгоревших трупа, а затем при осмотре подвалов этих домов обнаружено девятнадцать совершенно обуглившихся скелетов и обгоревшие кости еще одной жертвы. <…>

9 февраля утром убийства и погромы продолжались в разных частях города. Вооруженные татары врывались в армянские дома, грабили имущество и убивали попадавшихся им армян. В этот день особенное внимание обращает на себя разгром и поджог на Шемахинке большого двухэтажного каменного дома богатого местного армянина Балабека Лалаева. Дом этот, выходящий фасадом на три улицы: Кубинскую, Шемахинскую и Капитанинскую, в течение трех дней выдерживал осаду. Еще в понедельник, 7 февраля, татары произвели в окна дома с прилегающих улиц одиночные выстрелы. С 8?го числа толпы татар стали бродить вокруг дома, обстреливая его со всех сторон, и как бы караулили, не покажется ли Лалаев на улице. Все время Лалаев и жена его по телефону и лично просили представителей власти, проезжавших во вторник утром по Шемахинке, спасти их детей от неминуемо грозившей им опасности; но просьбы их оставались безуспешными, а между тем с каждым часом громившие татары ожесточеннее накидывались на дом Лалаева, пронизывая пулями все окна и двери. Когда опасность стала особенно сильно угрожать, Лалаев с семьею перешел в квартиру проживавшего в его доме управляющего промыслами в Российском нефтепромышленном обществе Игнатия Урбановича, где пробыл несколько часов, не переставая по телефону осаждать все власти усиленными просьбами о скорейшем избавлении его от опасности. Вскоре телефон перестал действовать. Тогда <…> Лалаев с женою Анною, братом Григорием, воспитанником Матевосянцем и другими бывшими в доме его лицами, вечером перебрался в подвал и оставался там в течение всей ночи.

Рано утром 9?го числа дом Лалаева подвергнут был особенно сильной бомбардировке; по словам штабс-капитана Зуева, проживавшего саженях в ста от того места, дом Лалаева в то время осаждала толпа татар в несколько сот человек. Около девяти часов толпа эта вломилась в дом и, не находя Лалаевых, стала поджигать дом, обливая его в разных местах ведрами керосина; в то же время поджигатели старались вызвать Лалаева, уверяя, что ему ничего не будет. Когда подвал начал наполняться дымом и в нем невозможно было оставаться, Балабек Лалаев с женою вышли на улицу, прося с поклонами у толпы пощады. При появлении их толпа издала неистовый, дикий крик радости и, бросившись к ним, произвела в Лалаева около двадцати выстрелов, из коих несколькими он был убит; теми же выстрелами была убита и жена Лалаева в тот момент, когда она, при виде направленных в мужа ее револьверов, хотела собою прикрыть его, а затем оба они были изуродованы ударами кинжалов; у них были распороты животы и рассечены лица. <…> Тут же были убиты Григорий Лалаев, Матевосянц и два человека прислуги. <…> После того толпа татар некоторое еще время доканчивала разграбление дома Лалаевых, а затем отправилась громить другие небольшие дома. <…> Вскоре к месту происшествия подошла учебная команда Сальянского полка и несколькими ружейными залпами разогнала всех татар. <…>

Бакинские кровавые события происходили отчасти в 1?м и, главным образом, во 2?м и 3?м полицейских участках города Баку. За все время этих событий, с 6?го по 9 февраля включительно, согласно именному списку бакинского полицмейстера, было убито 232 человека, из них 192 армян, 36 татар и 4 русских, и поранено <…> 185 человек, в том числе 66 армян, 83 татар и 36 других национальностей. Сведения эти, во всяком случае, не вполне верны, так как многие убитые и раненые, особенно из мусульман, были унесены и скрыты родственниками их, без заявления о том полиции. За то же время разграблено 138 торговых заведений, лавок, мастерских и частных квартир.

В дни вооруженных столкновений полициею были задержаны: а) 7 февраля армянин Акоп Мурадьянц, убивший выстрелом из револьвера Мамеда-Абдул-Гусейн-Оглы, но, как потом оказалось, Мурадьянц, следуя по Набережной улице с товарищем своим Бабаянцем, сам подвергся нападению нескольких татар и отстреливался от них в положении самообороны; б) 8 февраля во дворе разграбленного дома Асланова 12 татар с некоторыми малоценными вещами; сами задержанные утверждали, что они укрывались в доме Асланова от выстрелов армян и обнаруженные у них вещи нашли в том же доме; и в) 9 февраля четыре армянина на крыше дома Адамова по подозрению в том, что они стреляли с крыш в татар. Во всех остальных случаях виновные в убийствах, грабежах и поджогах не были задерживаемы на месте преступлений и остались необнаруженными. Из чинов полиции за время беспорядков пострадал только городовой Шадрин, убитый Анохом Ованесовым в то время, когда он хотел задержать одного из армян, причем названный Ованесов также был убит залпом, произведенным в него подоспевшим к месту происшествия военным патрулем. <…>

Беспорядки, происходившие в городе Баку 6–9 февраля, распространились и на прилегающие к городу нефтяные промыслы. На Биби-Эйбате, состоящем в ведении бакинской уездной полиции, 8?го и 9 февраля татарами были разграблены духан Аветиса Погосова и сапожная мастерская Акопа Акопова, а также убиты десять армян и ранены девять человек. <…>

На Балахано-Сабунчино-Раманинских промыслах, подведомственных в полицейском отношении особому полицмейстеру, беспорядки приняли более крупные размеры. Уже 7 февраля в этом районе были ранены два армянина; в течение 8?го и 9 февраля совершен был ряд убийств, поранений и разгромов лавок Петроса Погосова, Ширипа Акопова, Арутюна Агавелова, Оганеса-Мугдусы Саядова, Андрея Шахбазова, духана Саакьянца, погреба Абгара Джабарова и других заведений, а 10 февраля утром <…> в Раманах толпа татар напала на промыслы и стала их обстреливать. На промысле Манташева, ворвавшись на вышку, татары убили двух армян, а пятерых ранили. На промысле Каспийского товарищества толпа татар убила в казармах одиннадцать армян-рабочих. На промысле Питоева тогда же было убито восемь армян и ранено шесть, частью во дворе, частью же в казарме, где рабочие спасались в ящиках под нарами. <…>

Всего за время беспорядков, с 7?го по 10 февраля, в Балаханах, Сабунчах и Раманах убито: армян 32 и татар 5; ранено армян 29, татар 4 и двое других национальностей; разграблено разных заведений и строений 37 армянских и одно еврейское. Кроме того, 9 февраля подожжен дом Амиросланова, в котором сгорели квартиры Погосова и Цатурова. За все эти дни никто из убийц, грабителей и поджигателей не был задержан полицией на месте преступления. <…> Полицмейстер Хомицкий, имея в своем распоряжении сотню казаков Лабинского казачьего полка, не оказывал никакого противодействия нападению татар на армян, не обезоруживал и не задерживал их; в последний же день, 10 февраля, узнав о появлении толпы вооруженных татар на промыслах в Раманах, он медлил прибытием туда с казаками. <…> прибыл уже в то время, когда 11 армян было поранено и более 20 рабочих убито, причем трупы некоторых из них были еще теплые»⁶⁶⁹.

«По данным Бакинского статистического бюро и татарско-русско-армянского комитета по оказанию помощи пострадавшим, армян было убито 205, из них семь женщин, 20 детей (до четырнадцатилетнего возраста) и 13 стариков (старше пятидесяти пяти лет); ранен 121 человек. Мусульман убито 111, ранено 128; среди убитых две женщины (одна – шальной солдатской пулей); детей и стариков не отмечено. Имущественно пострадавших армян – 451, мусульман – 62 („СПб вед.“, 25.5.1905)»⁶⁷⁰.

Феодосия. 1905.

«7 февраля 1905 года рабочие еврейской табачной фабрики и табачной фабрики Стамболи забастовали, затем к ним присоединились рабочие коробочной фабрики. Они устроили демонстрацию, состоявшую почти из 800 человек, и двинулись к порту… Перед портом дорогу толпе преградила городовая полиция, во главе с приставом Захаренко, однако демонстранты силой присоединили к выступлению грузчиков. Из порта толпа направилась к зданию думы, где возле памятника Александру III должен был пройти митинг. Перед думой стали произноситься антиправительственные речи. Почти сразу после начала митинга началась драка между забастовщиками и портовыми рабочими, не желавшими бастовать. Был убит один человек, Избито около 15, рабочие ограбили лавку и квартиру, принадлежавшие Фендису Брунштейну. Через час подошла рота 52?го Виленского полка, и драка была остановлена»⁶⁷¹.

Житомир. 1905.

«24 апреля 1905 года. Погром в Житомире.

Житомирский погром отличался от предшествовавших ему еврейских погромов особенно откровенной организацией. Это был не обычный погром, а организованное нападение черной сотни на революционеров, форменное сражение между хорошо вооруженными и организованными хулиганами и еврейской самообороной.

Главной целью житомирского погрома было, очевидно, не разгром еврейского имущества, а истребление „демократов“, и только на третий день, когда самооборона, затрудняемая в своих действиях войском и полицией, была разбита, начался еврейский погром в обычном смысле слова: разгром еврейских домов и еврейского имущества.

Погром начался в субботу. В разных местах весь день происходили стычки между черносотенцами и еврейской самообороной, но самый ужасный день борьбы был в воскресенье. Нападение на евреев произошло в этот день одновременно в двух местах: в центре города, на площади, и на Подоле. Собравшиеся на площади громилы начали переходить к нападению, бросая камни и разбивая стекла в еврейских домах. Узнавши об этом, „самооборонцы“ поспешили на помощь, но были оцеплены полицией и войсками на противоположном от хулиганов тротуаре. К ним подошли студент Николай Блинов и известный в городе доктор Биншток. Узнав, в чем дело, они отправились переговорить с полицеймейстером и попросить его увести бунтующую толпу громил. В ответ на это полицеймейстер предложил им сначала убедить евреев разойтись. Передав это евреям, которые стали расходиться, парламентеры поспешили обратно к цепи солдат, но как только они подошли к солдатам, на Бинштока набросились хулиганы и на глазах у полиции стали его бить. Бинштоку удалось вырваться из рук хулиганов, а Блинова, который пытался обратиться к солдатам с речью, прикончили на месте – у Блинова оказались штыковые раны на лице и огнестрельная рана на спине.

Бессильная на площади ввиду полиции и солдат, самооборона поспешила на Подол, где произошло главное столкновение между черной сотней и самообороной. Выстроившись в правильные ряды, черносотенцы стали планомерно наступать на самооборону, осыпая ее градом ружейных и револьверных выстрелов. Однако теснимые самообороной хулиганы стали уже отступать, когда около пивоваренного завода Махаева хулиганы получили значительное подкрепление и окружили самооборону со всех сторон: только немногим самооборонцам удалось прорваться, большинство же было перебито. В этом месте шесть человек было убито и несколько десятков ранено – почти исключительно революционеры (рабочие и студенты). В других местах в тот же день было убито восемь и ранено 50 чел.

В понедельник начался разгром еврейских домов и обычная картина еврейского погрома; во вторник город был объявлен на военном положении, и погром прекратился сам собой»⁶⁷².

Баку. 1905.

«11 мая 1905 года, около 3 часов дня, Бакинский губернатор, т. с. кн. Михаил Александрович Накашидзе, в сопровождении стражника Захария Такайшвили, ехал на фаэтоне по Воронцовской улице гор. Баку, мимо площади, называемой Парапетом. Когда фаэтон свернул налево на Врангельскую улицу и поравнялся с табачным магазином Кушнарева, в него был брошен разрывной снаряд, взрывом которого были убиты на месте сам кн. Накашидзе, стражник Такайшвили и находившиеся вблизи магазина Кушнарева персидско-подданные Мешади Касум Али-оглы и Гасан Кулам Мирза-оглы. Кучер же фаэтона Мешади Азиз Ибрагим-оглы был отброшен на 10–15 шагов и поднят на мостовой Великокняжеского проспекта, сильно израненный, он умер 18 мая»⁶⁷³.

Нахичевань. 1905.

12–15 мая 1905 года. «Погром длился три дня (12–15 мая). „Мусульмане режут армян, поджигают их дома, в которых заживо сгорают и задыхаются женщины и дети; грабят армянские лавки, не щадят никого и ничего, – писало ‹Русское слово› (24.5.1905). – За три дня только в одном г. Нахичевани… убито и сожжено свыше 100 армян… Число же убитых мусульман… ничтожно и определяется двумя-четырьмя жертвами“»⁶⁷⁴.

Нахичеванский уезд. 1905.

«В Джаграх (под Нахичеванью) татары сожгли 100 армянских домов, убили 51 армянина и ранили 13. В Тумбуле убили 20 человек и сожгли село… По официальным данным, с 12 мая по 13 июля 1905 года в одном Нахичеванском уезде подверглось нападениям 47 армянских селений, из которых только пять не пострадали. 18 „лишились части скота“, 10 были полуразрушены, 19 – полностью разрушены, сожжены и обезлюдели. В ответ армяне разгромили одно татарское село (Иткран, в 10–15 дворов). Было ограблено 2240 армянских домов и лавок, из которых подожгли 138, разрушено и осквернено 20 церквей (см. „Тифлисский листок“, 4.8.1905; в дальнейшем – „Т. Л.“; „СПб. вед.“, 11.8.1905)»⁶⁷⁵.

Эривань. 1905.

23–28 мая 1905 года. «Сигналом к резне послужил выстрел в воздух, произведенный 23 мая на татарском базаре пьяным татарином. Татары немедленно перебили находившихся на базаре армян и разграбили армянские лавки. Ночью они напали на армянский квартал, уже защищенный баррикадами, но были отбиты. Было убито и ранено 26 армян и два татарина (один убит и один ранен) („Каспий“, 9.6.1905, „СПб. вед.“, 11.8.1905).

На следующий день перестрелка продолжалась. „Стреляли со всех концов города, из всех домов. Женщины падали в обморок, дети обезумели от страху. <…> Не было дома, из которого не было бы пущено до десяти ружейных или револьверных выстрелов? („Каспий“, 9.6.1905)

Губернатор созвал в своем доме армянских и татарских представителей на мирное совещание (где, между прочим, татары признали свою вину в развязывании резни, что и было запротоколировано – „СПб. вед.“, 11.8.1905). Он пообещал наказать виновников, однако ограничился тем, что обыскал караван-сарай и арестовал нескольких татар, у которых нашел армянские вещи. Тогда на следующий день (25 мая) дашнакцаканы, руководимые Думаном (неукоснительно придерживавшимся принципа „око за око“), напали на татарский квартал. В один татарский дом бросили три бомбы, убив всех в нем находившихся (20 человек). Всего было убито и ранено 100 татар. Губернатору, двинувшему в город войска из Канакера, Думан послал короткую записку, предлагая сохранять нейтралитет и помнить о судьбе Накашидзе. Губернатор передал власть начальнику гарнизона. На следующее утро город был объявлен на военном положении, и стрельба стихла»⁶⁷⁶.

Джагры. 1905.

«Май 1905 года. Одной из первых акций вновь организованной самообороны был разгром села Джагры. После уничтожения армянской части (село было смешанным) Джагры стали базой и сборным пунктом для окрестных татарских шаек, громивших армянские села. Отряд из 150 человек (бывших солдат и унтер-офицеров) под командой Аслана Мшеци и его помощника, местного учителя Ованеса Петросяна, двинулся на Джагры. Ночью армяне заняли господствующие высоты, а на рассвете, неожиданно напав, перебили все взрослое мужское население, а село сожгли. Армян погибло не больше десяти человек, в том числе Аслан.

Затем подверглась разгрому другая татарская база – село Карабулах. Ваган Папазян по кличке Комс (Граф) с 50 бойцами ночью окружил село, и утром армяне открыли убийственный огонь с окрестных высот. Татары, с криками метавшиеся по улицам, были безжалостно перебиты. Армяне вошли в заваленное трупами село и начали поджигать дома. По ним открыли огонь несколько татар, укрывшихся в одном из домов. В дом бросили мощную бомбу; от взрыва рухнула крыша. Вскоре поступило известие, что множество татар идут на помощь своим, и армяне без потерь оставили горящее село (см. „Гракан Терт“, 9.2.90)»⁶⁷⁷.

Екатеринослав. 1905.

21 июля 1905 года. «На прошлой неделе, 20 июля, у нас в Екатеринославе на рабочей бирже облили серной кислотой одного околоточного надзирателя. На второй день, вечером, когда рабочие опять собрались в садике, два хулигана возле одного трактира поранили друг друга ножами. Публика начала собираться. В это время выскочил из толпы один околоточный надзиратель и закричал, что это все жиды делают. „Вчера одного они облили серной кислотой, а ножами сегодня взялись нас резать. Бей жидов!“ – крикнул он. На его зов, конечно, отозвались черносотенники. Началось избиение всех проходивших евреев, в особенности „демократов“. В некоторых местах начали громить лавочки и даже дома. Организованные рабочие, принадлежащие ко всяким революционным партиям, начали давать отпор. Началась стрельба. По обыкновению, как всегда бывает при таких случаях, прибыли охранители порядка – казаки и конная полиция – и взяли под свое покровительство хулиганов, а на защищавшихся начали нападать под видом установления порядка. Наша организация дала знать на заводы вооруженным и невооруженным организованным рабочим. Человек пятьдесят прибежали в город, и канонада возобновилась, но мы ничего такого серьезного не могли сделать, потому что казаки и полиция защищали хулиганов, а в нас стреляли. Не останавливаясь подробно на всех эпизодах этого факта, оказалось в результате: один убитый еврей, несколько раненых с обеих сторон и несколько лавочек и домов разгромленными»⁶⁷⁸.

Белосток. 1905.

«30 июля 1905 года. Белостокская резня.

Из мести против еврейских революционеров казаками и полицией в один день на разных улицах города убито 36 человек и много ранено. Стреляли в прохожих, в окна, всюду, где только показывался еврей»⁶⁷⁹.

Керчь. 1905.

«31 июля 1905 года. В Керчи патриотическая демонстрация во главе с градоначальником переросла в еврейский погром. Во время погрома по распоряжению градоначальника был обстрелян отряд еврейской самообороны: погибло два его члена (один из них – русский гимназист П. Кириленко). В погроме наряду с портовыми рабочими и другими местными жителями активно участвовал табор цыган, специально приехавших в город для грабежа еврейского имущества»⁶⁸⁰.

Шамлых. 1905.

«Начало августа 1905 года. Елисаветпольская губерния. В начале августа в ауле Шамлыхе Елисаветпольской губ. на постоялом дворе были убиты и ограблены несколькими татарами (в том числе хозяином двора) местные русские: крестьянин М. Попов и крестьянка М. Галкина. Попов был разрезан на части, при этом „ног, рук, носа, ушей не найдено“. Раненую Галкину добили камнями („Т. Л.“, 18.8.1905)»⁶⁸¹.

Агдам. 1905.

15 августа 1905 года. «„В Агдаме полный произвол; на улицах селения встречаются вооруженные татары; лавки заперты – несколько армянских лавок разграблено <…> Когда мы проезжали, горели водочные заводы Хубларова, Арунова и др. Заводы эти окружены толпою татар, вооруженных скорострельными ружьями. Толпа, что уцелело от огня, торопливо укладывает в арбы и увозит в свои села; толпой, видимо, руководит чья-то рука, так она смело и нагло действует“ („Т. Л.“, 23.8.1905). Разгром водочного завода Хубларова подробно описан одним из рабочих (грузином): „раздался стук в ворота… через несколько минут ворота были разбиты, и во двор ворвалась толпа татар, человек в 300 и начала стрелять в старавшихся скрыться рабочих, из которых девять было убито. Все они – армяне. Трупы их изрезаны были кинжалами, у некоторых головы отделены от туловища. В это время другая часть толпы, стоявшая за воротами, подожгла забор из сухого хвороста. Потом начался разгром завода и жилых помещений. Все было разграблено и увезено, бывшие на складе спирт, коньяк и вино были зажжены“ („Т. Л.“, 25.8.1905)»⁶⁸².

Шуша. 1905.

«16–18 августа 1905 года. Поводом к шушинской резне послужило убийство татарина-фонарщика неизвестными (но татары были, конечно, убеждены, что это дело рук армян) („Т. Л.“, 17.8.1905). 16 августа около 2 часов дня в татарской части города два татарина подошли сзади к бывшему мировому судье Лунякину, шедшему из тюрьмы, и выстрелом из револьвера убили его наповал. Вскоре у Эриванских ворот (в армянской части) татарин ранил в ссоре армянина-объездчика, а под городом был ранен армянский крестьянин. Это послужило сигналом („Т. Л.“, 8.9.1905). На татарских рынках немедленно были перебиты все находившиеся там армяне („Г. Т.“, 9.2.1990). Армяне стали запирать лавки, в разных частях города поднялась перестрелка, а к вечеру армяне и татары, заняв позиции, открыли друг против друга убийственный огонь. Вся ночь прошла в перестрелке… Татары, находившиеся в армянской части, были взяты в плен армянами, и наоборот, другие армяне были взяты в плен татарами („Т. Л.“, 8.9.1905). На следующий день армяне кинулись в маленький татарский поселок за Эриванскими воротами, к складу Насира, официально – дровяному, а подпольно – оружейному (Насир как бы заведовал татарским арсеналом, и армянам это было известно). Вооружившись и поджегши разгромленный склад, милиционеры заняли позиции у ворот и отбили прорывавшихся в город татар из Агдама, Малыбеглу и других окрестных селений…

Татары, вооруженные насосами, обливали дома армян керосином и поджигали их. Благодаря сильному ветру огонь быстро переходил от одного здания к другому… повсюду около пожаров стояли вооруженные татары и производили стрельбу. Делали они это, видимо, для того, чтобы не допустить армян к защите своего имущества. Таким образом огонь уничтожил более 200 домов, большинство армянских лавок, аптеку Григорьева, театр Хандализова и мировой отдел… Уничтожено огнем 240 домов; убито 318»⁶⁸³.

Аскеран. 1905.

«22 августа 1905 года. Дашнакские отряды самообороны заняли старинные укрепления Аскеранского прохода. Дважды армяне отбивали атаки татарской конницы. 22 августа к Аскерану подошел большой отряд конных татар, возвращавшихся из Шуши в Агдам. Зная, что проход занят армянами, татары выслали на разведку из Ходжалу 30 всадников. Они не вернулись. Выслали еще 11 – те тоже не вернулись. Татары решили, что их товарищи прошли безопасно; на самом деле они были окружены и быстро уничтожены все до одного. Татары сожгли 340 домов („Т. Л.“, 4.11.1905).

Но ободренные татары двинулись мимо старинных крепостных стен, тянущихся с двух сторон прохода. Неожиданно из-за стен ударили залпы… Татары были окружены и легко перебиты; часть пыталась прорваться к караван-сараю Гасан-аги, но полегла под пулями отряда, засевшего на старом татарском кладбище. Из двух сотен, подошедших к Аскерану, в живых осталось только шесть человек („Г. Т.“, 9.2.1990)»⁶⁸⁴.

Минкенд. 1905.

«Август 1905 года. „Татары организовали… орды во главе с сеидами и беками, местами при содействии полицейских чинов из татар, объявив ‹газават› <…> с священными знаменами вырезывают все армянское население без разбора пола и возраста… В селении Минкенд вырезано свыше трехсот душ всех возрастов. Внутренности армянских детей бросали на съедение собакам“ („Сын отечества“, 30.8.1905, вечерн. вып. В дальнейшем – „С. О.“)»⁶⁸⁵.

Колпино. 1905.

Август 1905 года. «После усиленной агитации за время стачки и митинга 9 июля власти всполошились. Несколько рабочих уволено под разными предлогами, появилось больше шпионов и нечто вроде черной сотни. Главные главари ее Федор Кривоногов и Александр по прозванию Вятский открыто нападают с ножами и металлическими палками на мирных жителей, нескольких серьезно ранили, одного (Михаила Никитина) убили, и, несмотря на жалобы, протоколы и судебные следствия, эти хулиганы продолжают оставаться на свободе и терроризируют население»⁶⁸⁶.

Баку. 1905.

«20 августа – 7 сентября 1905 года. 17 августа забастовали кучера и кондукторы конки (среди которых было много армян). Забастовщиков уволили и заменили солдатами, и 19 августа конка пошла. Разъяренные забастовщики стали нападать на заменивших их солдат, причем с оружием. В субботу, 20 августа, произошло очередное нападение служащих конки. Трое армян обстреляли конку и убили солдата-кучера, после чего вышла перестрелка с преследовавшими их казаками, в результате которой один из нападавших был убит.

Эта стычка послужила сигналом. Лавки немедленно захлопнулись, конку убрали („Р. С.“, 28.8.1905).

Тем временем жители окружающих сел, у самих татар известные как отчаянные подонки и головорезы, и татарские рабочие, давно рассорившиеся с другими национальностями на промыслах, напали на Балаханы. Армянских рабочих было больше, все они были вооружены и могли бы отбить нападение; но татары ворвались с факелами и начали поджигать вышки, рабочие казармы, лавки… Вскоре Балаханы были охвачены пламенем. 2 тысячи рабочих, собравшись в круг и поместив в середину женщин и детей, отступили к зданиям Совета съезда нефтепромышленников и промысловой больницы и засели там („Т. Л.“, 11.9.1905).

„– Три дня Балаханы, Забрат, Раманы напоминали ад: озверевшая толпа била, грабила, расстреливала, жгла. Некоторых русских щадили. Других истребляли так же, как и армян. Раненых швыряли в горящие мазутные ямы или дорезывали. Подле промыслов Манташева окружили безоружную толпу человек в 30 и всех искрошили кинжалами и бейбутами. В Раманах замучили, перестреляли, сожгли более 300 человек…

– Сколько же убитых и раненых?

– Теперь трудно определить. Много погибло в огне. По приблизительному подсчету, убито человек 300–400, а ранено около 700.

– Всех или только армян?

– Всех. Татарам сильно навредила картечь… На третий день доставили из города еще два орудия и принялись палить в толпы татар и персов. А так как они держались густыми кучами, то им влетело. Человек до 300 избили картечью“ („Т. Л.“, 11.9.1905).

На промыслах Манташева в Биби-Эйбате тысячи рабочих были несколько дней осаждены в рабочих казармах, без пищи и воды (водопровод повредили татары). Там же человек 200 татар ворвались на завод Арефьева и потребовали у русских выдать армян. Русские отвечали, что все армяне ушли; но сторож-лезгин заявил, что русские прячут армян на заводе. Тогда татары пригрозили вырезать русских, и рабочие по одному начали выдавать армян. Сторож зорко следил, считал выдаваемых и, если видел, что кого-то хотят скрыть, называл фамилию. Выдали всех. „Тогда татары принялись их убивать – не просто убивать, а резать живыми, потрошить и вырезывать внутренности – и тут же бросать собакам“.

Так же поступили англичане на заводе Борн („С. О.“, 6.9.1905).

В рабочих казармах несколько дней находились в осаде тысячи рабочих, без пищи и воды. Загуляевский водопровод, снабжавший промыслы водой, был разрушен татарами.

В Раманах 70 армян укрылись в амбарах; татары облили амбары керосином и сожгли.

Бурового мастера Саркисьянца, скрывавшегося у знакомого татарина, обманом выманили из убежища, убили, тело разрезали на части и сожгли.

В Раманах администрация отдала восемь служащих под защиту караульных – татар и лезгин. Они убили всех мужчин, а женщину-армянку с двумя детьми оставили и насиловали четыре дня – пока ее не отбили казаки („Р. С.“, 5.9.1905).

Баку наполнился „грандиозными клубами черного дыма“, смешанного с песком (был страшный ураган).

Промыслы сгорели дотла. Не удовлетворившись сожжением промыслов, татары подожгли также лесопильные склады, находившиеся в центре города. „Благодаря беспощадному избиению поджигателей со стороны войска уцелела почтово-телеграфная контора, вся охваченная дымом“ („Т. Л.“, 25.8.1905).

Время от времени по городу проходили мирные процессии из почтенных граждан и духовных лиц обеих религий. На короткое время резня затихала, потом возобновлялась с новой силой.

„Сегодня также шли по городу мирные процессии, после чего в доме Меликова на Набережной убили трех армян“ („Т. Л.“, 28.8.1905).

Из окон татарских домов в Баку продолжали лететь пули в русские патрули. Тогда было решено дома, из которых велась стрельба, обстреливать артиллерией. В ночь на 27 августа был бомбардирован дом Алиева; осколком был убит сын хозяина. При обыске в квартире Алиева нашли несколько ружей и штыков, множество патронов.

Этот обстрел произвел на татар сильное впечатление. Но вскоре татарские приставы догадались указывать патрулям на армянские дома, утверждая, будто оттуда ведется стрельба. По таким ложным указаниям были обстреляны дома Филиппьянца, Зейца и др. („С. О.“, 8.9.1905, второй вып.)»⁶⁸⁷.

Иркутск. 1905.

«Полиция и жандармерия начали организовывать черную сотню. Это побудило революционные группы приступить к организации самообороны. Немедленно же было создано несколько боевых дружин, на первых порах плохо сплоченных и вооруженных. Не дремали и черносотенцы, усиленно готовясь к разгрому. Уже раздавались крики „бей жидов“, и вскоре же произошли стачки между дружинниками и погромщиками, в одной из которых были убиты два брата Винеры (студент и гимназист)»⁶⁸⁸.

Грозный. 1905.

«10 октября 1905 года. Расстрел чеченцев на грозненском базаре солдатами и казаками. Убиты 17 человек»⁶⁸⁹.

Кади-Юрт. 1905.

«17 октября 1905 года. Абрек Зелимхан около станции Кади-Юрт остановил пассажирский поезд и расстрелял 17 пассажиров»⁶⁹⁰.

Томск. 1905.

«18 октября 1905 года занятия еще шли в одном только Коммерческом училище. И утром этого дня 300–400 учащихся средне-учебных заведений, собравшись у мужской гимназии, двинулись по направлению к Коммерческому училищу. Версты три прошла молодежь с пением революционных песен. Администрация не вмешивалась. Дойдя до Коммерческого училища, толпа, значительно выросшая, выбрала делегатов, которые направились к директору училища и потребовали прекращения занятий. Требование было удовлетворено, но выпуск учеников производился преднамеренно медленно. Учащиеся собирались уже двинуться в обратный путь, как неожиданно налетела сотня казаков, предводимая полицмейстером. Команда: „в нагайки!“ – и началась дикая расправа. Били нагайками, шашками, топтали лошадьми, гимназисток хватали за косы, поднимали на воздух. Многие дети увезены были с поля битвы тяжело избитыми, окровавленными»⁶⁹¹.

«20 октября 1905 года около часа дня у здания полицейского управления собралась толпа в 200–300 человек. Взяв из помещения полиции портрет Николая, толпа двинулась через Базарную площадь в направлении к городской управе. Побив здесь камнями окна, она двинулась к дому архиерея. По дороге толпой были убиты: Яропольский, Гейльман, студент Евстафьев и ученик железнодорожного училища Шарыгин. Полиции не было, толпы никто не сдерживал. У дома архиерея толпу благословлял сам Макарий, после чего толпа двинулась к собору, где по распоряжению Макария началось молебствие. По мере приближения к Соборной площади толпа увеличивалась. Внутри расположенного на той же площади здания Главного управления Сибирских железных дорог (большой трехэтажный каменный корпус) собрались в это утро несколько сот служащих, пришедших за получением жалованья (накануне начальник дороги инженер Штукенберг заявил, что жалованье будет выдаваться 20 октября). Настроение собравшихся служащих было спокойное. Толпа манифестантов возбуждала только любопытство. Но, когда распространился слух о совершенных толпой убийствах, началась паника. Некоторые из служащих стали уходить. Выходившие подвергались избиению, избит был в это время архитектор Оржешко. Вскоре к зданию Управления подошел отряд милиционеров человек в 50 (30 человек вооруженных управой, часть вооруженных Томским комитетом, остальные добровольно примкнувшие со своим оружием). Когда отряд приблизился к толпе, стоявшей между собором и губернским правлением, толпа кинулась на отряд с палками, камнями. Начальник отряда студент Нордвиг приказал дать залп в воздух. Толпа быстро отступила: остался лежать один раненый черносотенец (кто-то выстрелил в толпу). Раненый был подобран студентом Зеленским, который на случайно проезжавшем извозчике повез его в расположенную вблизи больницу. Толпа кинулась преследовать Зеленского и камнями убила раненого. Спустя короткое время толпа стала вновь собираться. Молебствие в соборе окончилось. Вышедшие из собора, двинулись с портретом Николая в сторону, противоположную от здания Управления. Видя это, некоторые служащие стали расходиться, но были избиты, а некоторые убиты на крайних углах площади. Здесь был убит Д. Д. Вольфсон. Между тем уходящая толпа была встречена казаками и пехотой, с которыми повернула назад к зданию Управления. Казаки, заняв угол Почтамтской улицы и Соборной площади, спешились и стали готовиться к стрельбе по милиционерам. Пехота, расположившаяся за оградой собора, также направила ружья на милиционеров. Милиции пришлось укрыться в здании Управления в надежде, что ей удастся через черный ход выйти на боковую улицу. Оказалось, что и во дворе стоял караул, который никого не пропускал. Около 3 часов дня на соборной ограде взвился белый флаг с вызовом парламентера. Нордвиг в сопровождении одного милиционера с поднятым белым платком пошел на переговоры. К нему вышел офицер и потребовал сдачи оружия и ареста милиции. Предложение это было отвергнуто. Постепенно черносотенная толпа начала облегать здание и, не встречая противодействия со стороны войск, стала громить здание, бить стекла и уничтожать все, делая попытки прорваться внутрь здания. Поняв грозящую опасность, попавшие в осадное положение скрылись на второй этаж и забаррикадировали вход на этот этаж тяжелыми шкафами с книгами, оставив на лестнице первого этажа пять милиционеров для первой встречи в случае нападения. Нордвигу удалось по телефону связаться с городской управой. Но городской голова Макушин сообщил, что на его просьбу очистить площадь от толпы и увести войска губернатор ответил решительным отказом, а городская управа сама ничего предпринять не может и поэтому предлагает осажденным самим выпутаться из создавшегося положения. Около 4 часов дня вошли в Управление полицмейстер, комендант города и начальник гарнизона. Они предложили отряду милиции сдаться, а если отряд этого не желает, то пусть не задерживает тех, кто намерен уйти, особенно женщин. Представители власти гарантировали уходящим безопасность. Отряд заявил, что сдаваться не будет, но, не желая в то же время брать на себя ответственность за других, предложил прибывшим подняться на второй этаж для личных переговоров с осажденными. Представители власти большого доверия к себе не внушали, но все же нашлось несколько человек, которые направились вместе с прибывшими к выходу. Через несколько минут в здание были брошены тела только что вышедших: некоторые были тяжело ранены (инженер Клионовский и другие), а остальные были убиты. В числе убитых был инженер Шварц. Сидевшие в засаде поняли всю безнадежность выбраться из здания и решили остаться, рассчитывая на сравнительную безопасность в каменном здании с бетонными сводами первого этажа. Стемнело. Было пять часов. Толпа все больше зверела от беспрестанно чинимых избиений и убийств. На площади появился большой костер (был мороз в 10°). И вдруг в толпе родилась адская мысль поджечь осажденных. Ворвавшись в правую половину первого этажа, толпа быстро сложила гигантский костер из ломанной мебели, шкафов с книгами, облила его бочкой керосина и подожгла. Одновременно подожжено было здание и с другой стороны, возле которой стоял военный караул. Вскоре подожжен был и расположенный рядом театр. Огонь стал быстро распространяться, вырываться в окна, ярко освещая площадь. Внутри Управления раздались крики: „горим!“. Началась паника. Осажденные стали рваться к выходу. Свободными от огня были только выходы во двор. Первые же выбежавшие были схвачены толпой, раздеты донага и растерзаны. Удалось прорваться группе в 60–70 человек, окруженных отрядом милиции, но далеко не всем. Среди убитых в это время был и начальник отряда Нордвиг. В течение часа-полутора огонь держался в нижнем этаже, затем по лестнице проник в верхние этажи. Осажденные подымались все выше– на третий этаж, наконец, на чердак. Некоторые думали найти спасение на крыше, но падали, сраженные пулями солдат. Расстреливались и те, кто кидался к окнам, хотел спастись по дождевым трубам. На площади в это время стояла пожарная команда и бездействовала: войска не давали пожарным приступить к работе. Около 8 часов вечера, вследствие усилившегося огня, толпа отступила от здания, и тогда явилась возможность оцепить здание солдатами. Однако всякий, кто выскакивал из здания, убивался выстрелами солдат. Огонь подымался все выше. К 11 часам пламя вырывалось изо всех окон, а вскоре рухнула крыша, похоронив тех, кто оставался в живых… В это время в соборе заканчивал молебствие сам Макарий, а перед собором опьяненная кровью толпа с диким ревом кружилась вокруг костра. И тут же рядом торжествовал победу местный губернатор и, изображая из себя Нерона, любовался со своего балкона чудным зрелищем. На настоятельные со всех сторон требования прекратить ужасы, у него был один ответ: „ничего сделать не могу, всем теперь дарована свобода“. В результате этого погрома были убиты 66 человек и 129 ранены. Возможно, число жертв достигало и нескольких сотен. Были единичные жертвы и в последующие дни, когда разыгралась вакханалия разгромов и грабежей. В награду за успешное выполнение приказа „жги и бей“ власть бросила лозунг „громи и грабь“. С 21?го по 24 октября шел разгром еврейских магазинов, лавок, квартир и предприятий. Громила черная сотня вместе с казаками, солдатами и полицией. Из окружающих Томск деревень массами стекались крестьяне, которые обозами увозили из города награбленное. Все наиболее ценное и негромоздкое оставалось в руках громил городских. Никаких мер к остановке разгрома власть не принимала. Он был прекращен только 24 октября. В этот день у разбитых пустых магазинов и лавок была поставлена „охрана“»⁶⁹².

Киев. 1905.

«18–20 октября 1905 года. Погром начался вслед за стрельбой войск по участникам митинга близ думы. Он продолжался до 21?го. Убитых около 150, раненых до 300 человек»⁶⁹³. «За три дня погрома в Киеве, по официальным данным, было убито 47 человек и ранено более 300»⁶⁹⁴.

Херсон. 1905.

«18 октября 1905 года. Вчера состоялся митинг численностью около трех тысяч человек. Сегодня прекращены занятия во всех учебных заведениях. На улицах происходят избиения. Слышны выстрелы. Есть убитые и раненые»⁶⁹⁵.

Ростов-на-Дону. 1905.

«18–20 октября 1905 года. После получения манифеста Николая II состоялся грандиозный митинг. Когда стемнело, многие участники митинга стали расходится. И в этот момент на оставшихся набросились черносотенцы. Началось избиение участников митинга. Свирепость бандитов дошла до того, что работницу социал-демократку, несшую знамя, убили и воткнули ей в рот древко знамени. Нападение черносотенцев и казаков у тюрьмы послужило сигналом к всеобщему погрому в городе. Этот погром продолжался три дня. Громили еврейские магазины, убивали их владельцев, охотились за революционными рабочими»⁶⁹⁶. «По донесению германского консула в Ростове-на-Дону (им был Карл Вальтер), сведения из которого были опубликованы членом Государственной Думы России В. П. Обнинским („Новый строй“. Часть 1. С. 14), погибло 176 человек и около 500 было ранено»⁶⁹⁷.

Симферополь. 1905.

«18–19 октября 1905 года. Еврейский погром. Его жертвами стали 43 еврея, 20 караимов, армян и русских, похороненных 20 октября. Утром 18 октября, после принятия Николаем II манифеста, была устроена манифестация с красными флагами. Толпа прошла по городу, обходя учебные заведения, где к ней присоединялись учащиеся, затем она направилась к тюрьме с целью освободить политического заключенного Неручева. Однако вопрос о его освобождении был решен с губернатором еще накануне вечером, и Неручев уже находился на свободе. В 10:30 из первого полицейского участка начальнику тюрьмы позвонил пристав Баланчивадзе и сообщил о продвижении демонстрантов к тюрьме с целью освобождения политических заключенных. Начальник тюрьмы сразу отправил запрос в 51?й Литовский пехотный полк о предоставлении охраны тюрьме.

К 11 часам дня к зданию тюрьмы подошла толпа, состоящая преимущественно из молодых евреев, с криками „Ура! Освободить политических!“.

Крики демонстрантов услышали заключенные, которые поломали сначала замки, а потом бревном вышибли тюремные ворота и стали разбегаться через площадь в разные стороны. Ко времени прибытия войск из тюрьмы сбежало 127 человек (двое из них были убиты толпой), оставшиеся же арестанты оказали войскам сопротивление, которое было подавлено с применением оружия. К 6 часам вечера в тюрьму было возвращено 80 человек, среди которых было четверо политических заключенных, из девяти сбежавших.

По освобождению арестантов толпа с красными флагами и одним белым с надписью „Да здравствует свобода!“ двинулась по Екатерининской улице в город.

Во время беспорядков в тюрьме в городе была организована так называемая патриотическая манифестация, состоящая преимущественно из чернорабочих. Сначала она направилась к первому полицейскому участку, где по просьбе пристава Баланчивадзе из казенной палаты был вынесен портрет императора. Затем толпа двинулась вверх по Лазаревской улице к дому Волкова. Здесь губернатор дал патриотической манифестации разрешение на сопровождение военных музыкантов. Продвигаясь в полк за музыкантами, обе толпы встретились в переулке Фабра, в котором произошло первое столкновение.

Затем патриотическая манифестация вошла в городской сад, где происходил митинг, но еврейская самооборона открыла по ней огонь из револьверов. „Патриоты“ стали избивать евреев, участников этого собрания, после чего устремились в город, где начали громить еврейские лавки. Больше всего пострадали лавки и магазины, находящиеся на Екатерининской улице.

Пристав второго полицейского стана Илья Яковлевич Чупринко и бывшие городовые симферопольской полиции Семен Никитович Ермоленко, Петр Филиппович Богданов, Станислав Иванович Пахановский, Евдоким Иванович Кузьменков, Адриан Павлович Морозов, Кириленко, Архип Петрович Дремов призывали к избиению евреев и участвовали в нем в городском саду. Во время этой свалки полицейские использовали шашки и револьверы, что было подтверждено и экспертизой. В отношении этих чинов был составлен обвинительный акт, и они проходили под судом. Некоторые подсудимые были взяты на поруки Союзом русского народа.

8 июня 1907 года исправник Мелитопольского уезда ходатайствовал у Таврического губернатора о даровании царской милости приставу Чупринко, который на полтора года находился в арестантской роте и был лишен прав и преимуществ.

А 21 сентября 1907 года император даровал помилование всем участникам симферопольского еврейского погрома, включая и полицейских, а в мае 1908 года Чупринко занял должность пристава третьего стана в Мелитопольском уезде»⁶⁹⁸.

Одесса. 1905.

«18–22 октября 1905 года. В ходе начавшегося 18 октября 1905 года в Одессе погрома еврейская самооборона и студенческая милиция, в которую входили и евреи, и христиане, поначалу смогли приостановить антиеврейские беспорядки на целом ряде улиц; многие погромщики были убиты и ранены, свыше 200 антисемитов разоружены и взяты в плен под стражу в здании Новороссийского университета.

Лишь после того, как генерал-губернатор города Александр Каульбарс двинул против „революционеров“ (к которым была отнесена и еврейская самооборона) войска, включая казачьи части, и приказал им использовать все виды оружия, вплоть до артиллерии, погром возобновился и продолжался несколько дней…

Погром проходил и в районах, примыкавших к Одессе. Сообщается, что евреев, пытавшихся бежать, убивали в поездах или топили в Черном море.

Погибло свыше 400 евреев (до 500 евреев), в том числе 50 бойцов самообороны. Более 5 тысяч получили ранения»⁶⁹⁹.

Феодосия. 1905.

«19–24 октября 1905 года. 19 октября, около 8:30 утра, воспитанники учительского института приглашали рабочих табачной фабрики Стамболи бросить работу и отправиться на митинг, что те и сделали. К 9 часам манифестация направилась к мужской гимназии… К манифестации присоединились гимназисты и гимназистки. Толпа насчитывала около 300 человек. У некоторых на груди были красные бантики. Манифестанты потребовали открыть здание гимназии для проведения в нем митинга, на что власти дали отказ.

Председатель Феодосийской земской управы г. Грамматиков объявил собравшимся, что для митинга отводится концертный зал городского здания, где также помещалась городская управа, ресторан. На это было сказано, что если зал не вместит всех желающих, то манифестация вернется в гимназию и „силой возьмет все классы и другие помещения“.

Толпа направилась к городскому зданию. К этому времени она уже насчитывала около 800 человек. По пути произносились речи, пелись песни. Появились красные флаги с надписями „Земля и воля“, „Свобода, равенство, братство“, флаг с шестиконечной звездой, один черный флаг с надписью „Вечная память павшим за свободу“. Толпа манифестантов частью вошла в концертный зал, а частью осталась возле памятника Александру III. На площади, где по большей части звучали антиправительственные речи, было много любопытных, не принимавших участия в манифестации.

В 11 часов утра со стороны соборной площади по Итальянской улице стала приближаться толпа с пением национального гимна, портретом государя, было четыре флага. По пути толпа встретила священника, Николая Васильевича Владимирского, настоятеля Феодосийского собора, который к ней присоединился. Он шел впереди патриотической демонстрации, неся в руках крест.

Перед входом в клуб выстроилась еврейская боевая дружина, около 40 человек, закрыв, таким образом, проход в него членам патриотической манифестации, которая остановилась недалеко от памятника.

Один из рабочих, в синей блузе, Василий Панченко, приблизился к самообороне с требованием снять шапки во время исполнения гимна, но, получив отказ, схватил одного из членов самообороны и был убит револьверным залпом. Патриотическая манифестация отступила назад, самооборона успела скрыться в здании клуба. Евреи открыли стрельбу из окон. В них полетели камни, разбросанные между фонтаном и памятником, приготовленные для починки мостовой. Всех людей, выходивших из клуба, тут же избивали дубинами. Началась свалка. Около 12 часов дня была разбита тюрьма, и из нее бежали заключенные. После первых выстрелов у клуба появился пристав Захаренко, помощник пристава Муравьев, несколько городовых. Чуть позже к клубу подошла полурота солдат 52?го пехотного Виленского полка.

В здании управы со стороны ресторана начался пожар… Здание полностью сгорело.

20 октября был базарный день, из-за чего в город приехали крестьяне, которые также приняли активное участие в погроме. Ситуация обострилась. Власти просили помощи у центра: „Положение особенно серьезное и опасное, – заявлял исправник Ионин, – Толпа народа возбуждена нелепыми слухами, бросается в разных частях города, производит бесчинства и поджоги. Войск мало. Три роты, выбившиеся из сил. Опасность грозит всему мирному населению города. Начинается паника“.

Окончательно беспорядки во всех частях города были подавлены только к 24 октября. Были убиты 14 человек. У 11 были достаточно серьезные травмы»⁷⁰⁰.

Юзовка. 1905.

20–22 октября 1905 года. «В Юзовке 20 октября банда черносотенцев напала на демонстрантов, начала громить магазины евреев, а затем все подряд. Погром продолжался до 22 октября. За это время, по приуменьшенным данным полиции, было убито десять и ранено 38 человек, разбито и разграблено 84 магазина и свыше 100 частных квартир»⁷⁰¹.

Казань. 1905.

«21 октября 1905 года. Власти объявили в городе военное положение, привлекли в помощь солдат, юнкеров, черносотенцев и некоторых представителей православного духовенства. 21 октября по зданию городской Думы был открыт огонь из винтовок и пулеметов. К вечеру забаррикадировавшиеся в этом здании революционеры прекратили сопротивление. Они были арестованы и отправлены в тюрьму. На улицах происходило избиение лиц, подозреваемых в участии в революционных действиях. Общее число жертв расправы составило около 45 человек убитыми и ранеными. Целую неделю в городе продолжались погромы, направленные прежде всего против еврейского населения»⁷⁰².

Тула. 1905.

21 октября 1905 года. «Тульский губернатор М. М. Осоргин писал об обстановке в Туле в октябре 1905 года: „Тревожное настроение в Туле нарастало. Приближалась гроза. Но полиция была совершенно деморализована, а единственный пехотный полк состоял из запасных, крайне ненадежных. Понимал я, что положение в Туле может сыграть решающую роль и для данной местности, и для Москвы. Попади в руки революционеров Арсенал, революция оказалась бы вооруженной по-настоящему“… Чтобы предотвратить такую возможность, тульские власти, по-видимому, и подготовили ту черносотенную провокацию, которая завершилась кровавой расправой 21 октября.

К десяти утра 21 октября в Кремле собрались тысячи горожан. Местный живописец Глаголев принес российский триколор, приказчик книжного магазина Буковникова – портрет Николая II, который тут же украсили венком из живых цветов из кремлевской оранжереи Рознатовского. Кто-то в толпе предложил пройтись маршем по Киевской к дому губернатора, поздравить начальника губернии с царским праздником и просить подать телеграмму на высочайшее имя. Несколько тысяч человек с оркестром двинулись по главной улице города.

По ходу следования этой процессии – до дома губернатора, потом к ныне снесенной Спасской церкви, стоявшей на ул. Посольской, и снова на Киевскую – демонстранты избили 13 прохожих, которые якобы не сняли шапки перед портретом императора. Двое из них позже скончались. Но среди раненых была и учительница Шешорина: она заступилась за гимназиста, которого истязала разъяренная толпа. И потомственный почетный гражданин Барков, который вступился за старика: его забили до смерти у Спасской церкви. Ни полиции, ни казаков на улице не было.

Около пяти часов вечера на перекрестке Киевской и Посольской произошло вооруженное столкновение между боевой революционной дружиной и черносотенцами. На помощь черносотенцам сразу же подоспели казаки и полицейские. Всего было убито 25 человек и 63 ранено (по другим данным, убитых было около 40, ранено свыше 100 человек) <…>

Никто из виновников той бойни в итоге осужден не был – дело развалили в суде»⁷⁰³.

Раздельная. 1905.

«21 октября 1905 года по пути следования поезда № 32, в котором ехали погромщики, из него выбросили двух зарезанных евреев. В этот же день были еврейские погромы на станции Бирзула и станции Раздельная, где на почтовый поезд № 3 напала толпа громил, убила девять пассажиров-евреев и ранила 35. Железнодорожные служащие станции Раздельная были так напуганы происшедшими на их глазах событиями, что направили 21 октября 1905 года начальнику Юго-Западных железных дорог телеграмму, в которой говорилось: „Вследствие массовых убийств пассажиров поезда № 3 на станции Раздельная служащие этой станции настойчиво просят прекратить пассажирское движение на станции Раздельная как со стороны Одессы, так и с Бессарабской ветви, и со стороны Бирзулы. В противном случае не ручаемся за жизнь служащих и пассажиров, и целость станции. Просим вас ходатайствовать об увеличении воинской охраны станции немедленно“»⁷⁰⁴.

Кишинев. 1905.

«Погром с 18?го по 20 октября 1905 года. Разгромлены магазины. Убито 60 человек, ранено около 200»⁷⁰⁵.

Саратов. 1905.

«Погром с 19?го по 21 октября 1905 года. Около четырех часов дня с Театральной площади по Царицынской улице двинулась толпа в двести человек, громя по пути дома евреев. С пяти часов вечера, как отмечалось в тех же документах, в разных местах города группы „простого народа“ стали громить еврейские магазины и квартиры, подожгли молитвенный дом и синагогу и не давали пожарным тушить огонь. Для прекращения беспорядков власти подтянули дополнительные войска казаков, полиции и пехоты, что еще более распалило погромщиков…

Вернувшийся с поездки по губернии губернатор П. А. Столыпин дежурил по городу. По данным полиции, за 19–20 октября в городе было убито три человека и семь умерло в больнице, разгромлено 168 магазинов и квартир, ранено 124 человека, из которых 68 тяжело, с вещами задержано 52 человека. Среди евреев убитых не было. За эти дни в городе было разграблено 53 магазина, 53 квартиры, 13 домов, пять аптек, четыре мастерских, две парикмахерские, две фабрики, один склад, одна молельня и одна синагога. Ущерб, причиненный еврейской общине, составил около миллиона руб.»⁷⁰⁶.

Вольск. 1905.

«20 октября 1905 года. Саратовская губерния. В Вольске состоялась массовая демонстрация интеллигенции и учащейся молодежи. Колонна с красными флагами и пением революционных песен двигалась по Московской улице. Собравшиеся около земской управы черносотенцы напали на мирное шествие. Петербургская газета „Новая жизнь“ так описывала их расправу: „Черная сотня орудовала здесь не менее трех часов. Избито и изувечено много детей… Били не просто, а с издевательством и мучительством“. Студент Петербургского политехнического института Георгий Яблочков был убит»⁷⁰⁷.

Чернигов. 1905.

«Октябрь 1905 года. В ходе октябрьских погромов 1905 года в Черниговской губернии было убито 76 евреев, сотни ранены и ограблены. Общины Нежина, Новгород-Северского, Новозыбкова, Стародуба и Суража пострадали больше других. В Чернигове после объявления царского манифеста 17 октября 1905 года банды черносотенцев устроили погром, разграбили еврейские магазины, лавки и дома, было несколько убитых, много раненых»⁷⁰⁸.

Баку. 1905.

«20–30 октября 1905 года. „Патриотическая“ демонстрация началась утром 20 октября. По улице двинулась „толпа, состоявшая из босяков, безработных и нескольких, по-видимому, интеллигентных лиц“. В основном это были русские, но примешались и „подонки татарского населения под разными знаменами“. Несли портреты Николая и персидского шаха. Били всех, кто не понравится, но в основном, конечно, армян. Один армянин был зарезан даже у подъезда генерал-губернаторского дома. Было сожжено до двух десятков армянских домов…

В разгар погрома армянские депутаты обращались к тогдашнему главе правительства графу С. Ю. Витте и получили ответ: „Что же я могу сделать? По всей России так! От меня это не зависит!“ („Т. Л.“, 2.11.1905). По прошествии трехдневного срока было, наконец, издано распоряжение о противодействии насилиям („Т. Л.“, 23.10.1905), однако погромы продолжались до 30 числа. 24 октября погромщики ворвались в армянскую богадельню и убили шесть женщин и детей; но затем подоспела самооборона, и громилы бежали, оставив до 30 человек убитыми („И. О.“, 26.10.1905)»⁷⁰⁹.

Орша. 1905.

«Погром с 20?го по 23 октября. 21 октября в Орше было решено устроить патриотическую манифестацию, на которую съехалось население окрестных сел и деревень. Во время шествия манифестантов был произведен выстрел из „первого еврейского дома“, что и послужило своеобразным сигналом к началу погрома, длившегося в течение нескольких дней. Как сообщал городской голова Стратонович в телеграмме на имя графа Витте, только 22?го числа, при бездействии властей, было убито 30 евреев»⁷¹⁰. «Убито более 40 человек и разграблены лавки»⁷¹¹.

Красноярск. 1905.

21 октября 1905 года. «По примеру других городов, Красноярским союзом „Мира и Порядка“, руководимым неким Афанасием Смирновым, также было решено организовать патриотическую манифестацию. Манифестация была назначена на 21 октября и приурочена к какому-то „царскому дню“. О готовящейся манифестации черносотенцев вскоре стало известно. Собрание в железнодорожных мастерских, состоявшееся утром 21 октября, было посвящено почти исключительно вопросу о противодействии черной сотне, в случае если она попытается и в Красноярске устроить погром. Тут же была организована боевая дружина из добровольцев-рабочих, и рабочие вместе с дружиною отправились на митинг в Народный дом, где их с нетерпением уже ожидали горожане. <…> Около трех часов дня патриотическая манифестация проследовала мимо Народного дома от Старой соборной площади по направлению к Новому собору. Проходя мимо Народного дома, манифестанты кричали: „Ура!“, „Да здравствует монархия!“. <…> После молебна черносотенцы выстроились на Соборной площади, и к ним обратились с речами Афанасий Смирнов и еще какой-то неизвестный субъект. П. К-ов, описавший Красноярские события в июньской книжке журнала „Былое“ за 1907 год, говорит, что речи клонились к тому, чтобы возбуждать толпу против забастовщиков и находящихся в Народном доме. На обратном пути, проходя мимо Народного дома, часть манифестантов, очевидно, возбужденная призывами своих руководителей, бросилась на охрану, стоявшую у входа в Народный дом. Раздался провокаторский выстрел, и началась перестрелка, продолжавшаяся, впрочем, недолго. Черная сотня была отбита. Между тем около Народного дома собралось довольно значительное количество публики, пришедшей посмотреть, что будет, или случайно не попавшей в зал. На нее-то и набросилась часть манифестантов; им помогали в этом полицейские, казаки и отдельные солдаты. При перестрелке был убит один из наших дружинников – рабочий Журавский. Когда перестрелка прекратилась и наступило как будто некоторое затишье, часть публики устремилась к выходу. Митинг был объявлен закрытым. Однако вскоре же стало известно, что дом окружен черносотенцами, и идут войска и казаки. По сведениям, полученным от нашей охраны, выходить было опасно, вышедшие могли подвергнуться избиению. Поэтому, по поручению Комитета, я возобновил собрание и предложил всем оставаться спокойно на местах и ждать дальнейших известий. Присутствовавшие, несмотря на то, что состав митинга был крайне пестрый, проявили замечательную дисциплинированность. Все быстро успокоились и расселись по местам. Каковы же были наши средства защиты? Когда, успокоив присутствовавших в зале, я вышел в коридор, чтобы лучше ознакомиться с положением дел через дружинников, я нашел у одной из главных боковых дверей К. Кузнецова, А. Рогова, Журавлева, Б. Шумяцкого и др. – всего человек десять. Такие десятки были рассеяны и по другим постам. В общем, охранявшая нас дружина, набранная преимущественно из рабочей молодежи, состояла, вероятно, из пяти-шести десятков. Это было немного, но народ был надежный, и для отпора черносотенцам дружинников было достаточно. Со стороны же войск прямого нападения на Народный дом ожидать было трудно… Из лиц, находящихся в Народном доме, был убит лишь один дружинник. Пострадала от черносотенцев главным образом публика, находящаяся вблизи Народного дома и большей частью даже не причастная к революционному движению. Били и мужчин, и женщин; последних, по воспоминаниям П. К-ова, почему-то предпочитали бить по животу. Среди избитых было несколько учениц фельдшерской школы, сопровождавших раненых в больницу, находящуюся недалеко от Народного дома. Разозленные черносотенцы ничего не разбирали, и в числе избитых насмерть оказался даже товарищ прокурора Ераков, вмешавшийся в толпу черносотенцев в наивном намерении отговорить их от погрома. Смертельная рана ему, по заключению врача, была нанесена шашкой, что указывает на то, что в избиении принимали участие и отдельные казаки. Всего было убито в этот день 11 человек и тяжело ранено около 40 человек. Из раненых пять человек умерло через несколько дней („Былое“, 1907 год, июнь)»⁷¹².

Батум. 1905.

«21 октября 1905 года. В три часа дня на окраине города произошла перестрелка между войсками и демонстрантами. С обеих сторон были убитые и раненые»⁷¹³.

Екатеринослав. 1905.

«21–23 октября 1905 года. Погром. В ходе погрома погибло 67 человек и 100 человек было ранено»⁷¹⁴.

Рига. 1905.

«22–23 октября в Московском Форштадте начались крупные беспорядки. ЛСДРП и Бунд в специальной листовке 24 октября дали следующую оценку происходящему: царская полиция образовала толпу, которая напала на евреев. В результате нападения погибли семь человек и ранены 28… Практически попыткой погрома можно назвать трагические и хаотические события в воскресенье 23 октября. В обеденное время, около 12 часов, от церкви Святого Иоанна началось патриотическое монархическое шествие, в котором принимали участие главным образом рабочие Кузнецовской фабрики числом не более 100–150 человек… Те, кто нес царские портреты и иконы, потребовали снять шляпы перед „святынями“, что совсем не хотели делать наблюдавшие. В стычку ввязались по крайней мере три стороны: демонстранты?монархисты, среди которых были вооруженные люди, казаки, охранявшие шествие и пытавшиеся обеспечить порядок, вооруженные патрули латышских и еврейских рабочих. Погибшие были уже во время стычки возле церкви… Демонстранты буквально слонялись по многочисленным улицам предместья… К четырем часам пополудни толпа приблизилась к еврейскому приюту на Ярославской улице, где заняли скрытую позицию члены еврейского патруля самообороны и десять вооруженных латышских социал-демократов… Ворвавшихся в приют встретил огонь его защитников; очень скоро стычка переросла из попытки погрома в вооруженное столкновение между царской полицией и казаками и еврейскими и латышскими революционерами… Потери были следующими: были убиты (застрелены) два еврея: Янкель Поплак и 18-летний студент Залман Гуревич… Среди погибших было больше латышей – первым был член латышского рабочего патруля самообороны Янис Берзиньш, раненный в столкновении на Большой Горной улице 22 октября и скончавшийся от ран. 23 октября погибли: Индрикис Екабсонс (застрелен), Карлис Волдемарс (заколот), Янис Креслиньш (забит камнями) – все трое были членами латышских боевых дружин и защищали еврейский приют. Еще двое латышей – Вильгельм Йонатс и Крустиньш Берс погибли в схватке с монархической толпой на улице… Погибли также трое русских… Общее количество пострадавших было следующим: 11 убитых и 36 раненых»⁷¹⁵.

Москва. 1905.

«23 октября 1905 года. В Инженерном училище состоялся митинг официантов, на котором присутствовало около 10 тысяч человек, и митинг служащих Брестской железной дороги. На Инженерное училище напала толпа черносотенцев (более 5 тысяч человек), шедшая из Марьиной рощи к Кремлю. Студенческая боевая дружина открыла по черносотенцам огонь, обратив их в бегство. Черносотенцы потеряли троих убитыми и семерых ранеными. В тот же день было опубликовано объявление московского градоначальника о запрещении демонстраций»⁷¹⁶.

Егорьевск. 1905.

«24 октября 1905 года. Погром. Убито двое»⁷¹⁷.

Байрамча. 1905.

«26–27 октября 1905 года. Бессарабская губерния. Село Байрамча. Погром евреев, жертвой которого пали два члена еврейской самообороны, И. М. Вольман и И. X. Буганов»⁷¹⁸.

Ржев. 1905.

«31 октября 1905 года. Раненый во время погрома ретушер фотографии Малькова скончался»⁷¹⁹.

«Манифест 17 октября 1905 года спровоцировал в Российской империи волну погромных акций. С 17 октября по 1 ноября 1905 года по России прокатилась волна больших и малых погромов – 358 более чем в ста городах. По тогдашним данным – около 4 тысяч убитых и 10 тысяч раненых и покалеченных»⁷²⁰.

Лично императором Николаем II «по представлениям министров и ходатайствам союзников были помилованы, начиная с 1906 года, 426 человек, осужденных за убийства, грабежи и разбои во время погромов; из них обращали на себя внимание: пристав Ермолов, убивший беззащитного врача в его же собственной квартире, притом выстрелом в спину; Михалин – вор-рецидивист и убийца Баумана, на похоронах которого произошла одна из грандиознейших демонстраций мирной оппозиции; купец Шевалев, убивший в Казани прис. поверенного Двинского; бывший офицер Боборыкин, исключенный в свое время из полка; человек этот в публичном месте поносил членов первой Думы и выстрелил в заступившегося за них чиновника Жилинского; корнет Бурчак-Абрамович, перестрелявший немало народа в мирном уже селе, и др.; остальные принадлежали к темной городской массе и, конечно, не ведали, что творили.

Если принять во внимание, что всего осуждено было в 86 погромных процессах 1075 человек, то число помилованных составит 39,5 % всех осужденных; участвовали они в погромах, от которых пострадало 14 288 семейств (преимущественно еврейских), с составом в 125 572 лица, при чем убито было 740, ранено 908 чел. и убытков причинено на 23,5 миллиона рублей»⁷²¹.

Елисаветполь. 1905.

«18–20 ноября 1905 года. „Частная телеграмма. Елисаветполь. В городе идет армяно-татарская резня, город горит. Возле керосиновой станции Елисаветполь пехота преградила путь надвигающейся на город орде татар. Произошла перестрелка: солдаты стреляли пачками, татары разбежались. Сейчас окрестности станции со всех сторон окружены вооруженными полчищами татар. Станция защищается добровольцами?милиционерами и небольшим количеством пехоты. Так как в дневной перестрелке солдатами убито несколько татар, то ночью ожидается нападение на станцию. Сейчас 12 часов ночи, город в огне; слышна беспрерывная перестрелка. Получено известие, что из Алабашлы движется на Елисаветполь около 500 татар, разгромивших там немецкие сады и вырезавших всех армян. Неподалеку за лакричным заводом, по слухам, сконцентрированы 1000 человек татар“ („Кавказский рабочий листок“, 20.11.1905).

15 ноября в город приехал Такайшвили. Первым делом он заявил, что „в Елисаветпольской губернии все спокойно, и он слагает миссию военного генерал-губернатора“. В тот же день елисаветпольцы братья Хачатуровы были убиты под станцией Даль-Маметлы татарами. Глядя на бездействие полиции, армяне говорили: „Что же это такое! Чайкендцев убили, под Алабашлы тоже убили армян, дойдет очередь и до нас!“. <…> Утром 18 ноября, около 10 часов, на татарском Шайтан-Базаре послышались первые выстрелы. Началась паника, лавки закрылись, народ бросился врассыпную…

По данным елисаветпольского комитета Дашнакцутюн, „в городе убито и пропало без вести не менее 150 армян, главным образом, безоружных“. „В татарской части, – констатирует корреспондент ‹Тифлисского листка›, – не осталось ни одного армянского дома и магазина, как в армянской части ни одного татарского…“»⁷²².

Гетабек. 1905.

«Ноябрь 1905 года. На дорогах шайки татар убивали десятки безоружных армян-батраков немецких колонистов, которых хозяева изгоняли на верную смерть в страхе перед татарами. Под самым Елисаветполем татары напали на армянскую часть села Гетабек (тат. Кедабек); армяне убили 42 человека, сами потеряв 22; но татар было много больше, и армянам пришлось оставить горящее село <…> „В местности Кедабек и соседних… селениях уже несколько дней беспрерывно происходит резня между армянами и татарами. Мусульмане буквально истребляют всех без разбора. Армянские селения сожжены мусульманами дотла, а имущества разграблены, повсюду на улицах валяются неубранные трупы армян“ („Т. Л.“, 6.12.1905)»⁷²³.

Тифлис. 1905.

«23 ноября 1905 года. С утра 23 ноября поползли слухи, что в этот день будет резня. Лавки закрылись, учеников распустили по домам… „К 3 часам дня, – говорит газетный отчет, – в Михайловскую больницу было доставлено 22 убитых и раненых. Изуродованные трупы производят страшное впечатление“ („Т. Л.“, 27.11.1905)»⁷²⁴.

Нахичевань. 1905.

«27 ноября 1905 года в Нахичевани татары напали на казаков и убили четверых. В отместку казаки разгромили татарский базар в Нахичевани, а затем и село Джагры, в котором укрылись бандиты, перебив при этом множество татар, большей частью ни в чем не повинных. („Н. О.“, 6.12.1905)»⁷²⁵.

Пойлы. 1905.

«4 декабря 1905 года на станции Пойлы вооруженные татары ворвались в вагон, вытащили армянина Аракспянца, ехавшего из Казаха в Тифлис, и изрубили его „на глазах матери и войсковой части, охранявшей станцию“, причем „на вопрос возмущенных пассажиров, почему охрана не предотвратила этого зверства, солдаты ответили, что им не приказано“ („Н. О.“, 6.12.1905)»⁷²⁶.

Зангезур. 1905.

Декабрь 1905 года. «17 декабря джиджимлинцы угнали скот дыгцев; последние уничтожили оба Джиджимлу, убили 15 татар; гаджиларцы угнали 100 голов скота хазнаварцев, одного взяли в плен; ханцахцы напали на Гаджилар; почтовая дорога занята татарами, телеграф тоже… Дарабасцы, услышав о смерти Степаняна, набрались храбрости, напали на крестьян-армян, убили священника Мкртича с четырьмя армянами; голова отправлена влиятельному татарину в подарок; голова Степаняна переходит из рук в руки по всему Капану. Армяне убили 278 дарабасцев-татар, разгромили селения, напали на Кюртлер, убили 120 татар („Т. Л.“, 1.1.1906)»⁷²⁷.

Пенза. 1906.

«1 января 1906 года. В ночь на 1 января Меллер-Закомельский выезжает из Москвы с отрядом, состоящим из одного генерала, 13 офицеров и 184 „нижних чинов“ при двух орудиях и двух пулеметах… Оказывается, что „завоевать“ Сибирь можно было двумя ротами. Этот отряд в Сибири был увеличен на 200 человек отрядом подъесаула Алексеева. Как сообщал Меллер-Закомельский в своем обширном рапорте царю после возвращения из Сибири, „подвиги“ его начались на следующий же день после выезда отряда из Москвы. „1 января на станции Узловой был встречен нами первый поезд с запасными, шумевшими и безобразничавшими… Пришлось пустить в ход приклады и штыки. На станции Пенза один отставленный от эшелона запасный ослушался и ударил часового, схватив его за ружье, за что и был пристрелен… Нижние чины, ехавшие в пассажирских поездах, нередко занимали места в первом и втором классах… таких пересаживали на места, а упорствующих водворяли прикладами, а потом нагайками, ввиду того, что действие прикладом выходило слишком энергичным“… Такие способы „водворения порядка“ храбрый генерал считает не только нормальными, но его генеральский ум не может переварить даже каких-либо сомнений в нормальности этих способов. „Не могу умолчать, что начальник эшелона № 232 капитан второго ранга Скороходов, после того как чины вверенного мне отряда приняли необходимые меры для водворения порядка среди нижних чинов упомянутого эшелона на станции Боготол, позволил себе совершенно ложно обвинить моих офицеров и нижних чинов в истязании матросов“. Стрелял, порол, бил прикладами, и вдруг генерала „совершенно ложно“ обвиняют в каких-то неведомых ему истязаниях»⁷²⁸.

Маньчжурия. 1906.

«9 января 1906 года. Ренненкампф прибывает из Харбина на станцию Манчжурию и, конечно, жестоко расправляется с железнодорожными рабочими, вздумавшими отметить годовщину Кровавого воскресенья демонстрацией. Здесь, среди других работников, он арестовывает и по приговору военно-полевого суда расстреливает А. И. Попова (Коновалова) – руководителя социал-демократической организации, одного из активнейших сибирских работников. На суде Попов отказался давать показания»⁷²⁹.

Иланская. 1906.

«12 января 1906 года. Иланская – деповская станция. Небольшой поселок вокруг нее населен исключительно рабочими и служащими. Уже 8 января через Иланскую проехал начальник железной дороги. Он „подробно осматривал депо“ и „лично“ наблюдал за передачей паровозов, арестовал 15 мастеровых и машинистов и трех телеграфистов. Казалось бы, и делать больше было нечего, тем более что „никаких вооруженных восстаний“ на станции Иланской не было, но фактически железнодорожное движение находилось в руках выборных рабочих органов, как и по всей Сибирской железной дороге. 12 января, утром, состоялось общее собрание рабочих и служащих станции Иланской. Было ли оно созвано со специальной целью высказаться по поводу бывших арестов или нет, неизвестно, но на этом собрании было принято постановление о поездке в Канск с просьбой об освобождении арестованных. Рабочие забыли о 9 января, и просительные настроения снова восторжествовали. В Канск (30 верст) поехало до 400 рабочих, но никто из них вооружен не был. Не надо забывать, что это было 12 января, когда „законный“ порядок уже был восстановлен, проехали карательные экспедиции, на станции Иланской стояла охрана. Добившись приема у начальника гарнизона, рабочие узнали, что вопрос об освобождении зависит „от начальника, который скоро прибудет“ (о Меллер-Закомельском уже знали). О результатах поездки в Канск было доложено на общем собрании, созванном вечером, и на нем было решено ждать приезда „начальника“. Были выбраны делегаты для переговоров с ним по поводу освобождения арестованных. В 10 часов вечера к станции подошел поезд с карательным отрядом. На платформе толпилось много народу. Послышалась команда: „разогнать эту сволочь“. В ход пошли приклады и нагайки. Избранные делегаты пытались поговорить с генералом, но он их не принял и приказал расстрелять. В депо ожидали результатов переговоров человек 700–800, среди них много женщин и детей. Узнав о том, что к депо идут солдаты, часть их поспешила уйти, и в депо, в момент его окружения, оставалось человек 400. Солдаты, ворвавшись в помещение, открыли стрельбу. Началась паника, послышался крик женщин и плач детей. Кто старался спрятаться, кто бросился к выходам. Выбегающих убивали или избивали. Кто-то догадался потушить электрическое освещение и выпустить пар. Это на некоторое время внесло замешательство в ряды нападающих и дало возможность скрыться нескольким „счастливцам“. Но затем были принесены фонари, и избиение продолжалось. Не щадили никого; очевидцы рассказывают, как на их глазах офицеры из наганов стреляли в детей. У генерала „потерь не было“, и это служит лучшим доказательством того, что никакой стрельбы и даже сопротивления избиваемые не оказывали. В результате усмирения было убито не менее 50 человек. Сколько было раненых и избитых, в данный момент установить точно не представляется возможным. Раны и следы избиения приходилось тщательно скрывать, чтобы вновь не попасть в руки карателей в качестве „бунтовщика“. В рапорте Николаю II об этой бойне Меллер-Закомельский врал так: „Мне доложили, что рабочие собирались в депо на сходку. На станции стоял эшелон Терско-Кубанского (?) полка, и с частью этого отряда и ротой охраны станции Иланской послал оцепить депо, где была сходка. Когда нижние чины вошли в депо, по ним открыли огонь. Им ответили на огонь тем же, и в один миг всех разогнали, при чем, как оказалось впоследствии, из числа застигнутых в депо было убито 19, ранено 70 и арестованных 70“»⁷³⁰.

Лжец не только приуменьшил число жертв до 19, но и сообщил свою глупейшую выдумку, что вошли солдаты в депо беспрепятственно, но потом по ним якобы стреляли, хотя и ни разу не попали. «На другой день утром, в полуверсте от станции, за семафором было найдено еще семь трупов в одном месте. Это послужило основанием для запроса Государственной Думы правительству. Депутат от Енисейской губернии Н. Ф. Николаевский уточнял: „На другой день после этого за семафором, в 100 саженях от того места, где была бойня, нашли еще семь трупов, и вот относительно этих трупов было недоумение, каким образом они оказались здесь. Это выяснилось через томских солдат, которых часть была взята Меллером-Закомельским в поезд, чтобы в Чите производить операции такого же рода. Когда Меллер-Закомельский вернулся, то эти солдаты тоже были возвращены в Канск и помещены для охраны канской тюрьмы. Вот они и сообщили, что эти семь человек были взяты в поезд Меллером-Закомельским. Для того чтобы узнать, насколько томские солдаты надежны в своих действиях, Закомельский велел вывести этих людей за семафор и приказал томским солдатам расстрелять их. Солдаты говорили, что положение их было ужасно: если они откажутся стрелять, то семеновцы расстреляют и их, и тех семерых человек. Если же они их только подстрелят, то семеновцы добьют окончательно. В результате эти семь человек были расстреляны ими наповал“ („Сибирские вести“, № 10 от 12 июля 1906 года)».

«К арестованным рабочим было предъявлено обвинение жандармской полицией по статье, гласящей „вооруженное сопротивление“; все эти арестованные числились по тюрьме за Меллером-Закомельским, и через три месяца с небольшим их разослали на время военного положения по разным глухим углам Енисейской губернии, где они до сих пор терпят страшную нужду и буквально голодают.

После учиненного массового убийства Меллер-Закомельский со станции Тинской (50 верст от Иланской) телеграфировал в Петербург, что на станции Иланской он со стороны рабочих встретил упорное вооруженное сопротивление, что произошел бой, рабочие усмирены и что потерь во вверенной ему части нет».

Рапорт Меллера-Закомельского Императору Николаю II от 8 февраля 1906 года: «Я нахожу, что для пользы дела необходимо было разгромить Читу, а не вступать со всякими союзами и комитетами в дипломатические переговоры. Разгром Читы послужил бы прекрасным уроком всем этим революционным обществам и надолго отнял бы у них охоту устраивать революции. Бескровное же покорение взбунтовавшихся городов не производит никакого впечатления» (Рапорт // Былое. 1917. № 3. Сентябрь. С. 142).

«Другой [агитатор] около станции Иланской, вскочив на ходу в мой поезд, начал пропаганду среди нижних чинов, но был выброшен на ходу и вряд ли когда-нибудь возобновит свою преступную деятельность. Два таких агитатора, из которых один был в военной форме, выданные эшелонами запасных на станции Мысовой и вполне уличенные в их преступной деятельности по найденным у них прокламациям и по их собственному признанию, были расстреляны» (Рапорт // Былое. 1917. № 3. Сентябрь. С. 138). То есть Меллер-Закомельский считал неэффективным бескровное усмирение волнений и полагал, что агитация сама по себе должна наказываться смертью.

«Собственной Его Величества Николая Александровича Романова рукою на докладе командира карательной экспедиции на Восточно-Сибирской железной дороге было начертано: „Переговорите с Вел. Кн. Николаем Николаевичем. Возможно ли оказать помощь отсюда? Для примера необходимо было бы, арестовав зачинщиков-вольноопределяющихся, предать их военно-полевому суду и расстрелять. Действие будет потрясающее“»⁷³¹.

Гомель. 1906.

«13–14 января 1906 года. Погром в Гомеле. Хотя официальные данные упоминают лишь об одном погибшем, произведенные на основе донесений полиции, рапортов командиров армейских команд и показаний очевидцев подсчеты показывают, что в ходе погрома были убиты не менее четырех человек и 11 человек получили ранения»⁷³².

Ревель. 1906.

16 января 1906 года. «Очень тяжелы подробности расстрела Бернгарта Лайпмана. Несчастный 16 января только что вернулся из Ревеля к своей семье. Это был образованный человек, музыкант и интеллигентный деятель (брат его довольно известный в Ревеле художник). Едва только Лайпман вошел в свой дом, как появился с шестью солдатами офицер запаса фон Ренненкампф (брат маньчжурца). Лайпмана арестовали, предъявив ему обвинение в том, что он будто бы подговаривал крестьян не платить помещикам аренды. Военный суд собравшихся офицеров был краток – Лайпману присудили 100 ударов плетью. Лайпман запротестовал, категорически заявив, что он предпочитает расстрел, чем такой позор. Его заявление уважили. Несчастного расстреляли!»⁷³³

Мысовая. 1906.

18 января 1906 года. «На станции Слюдянка карательными войсками задержан эшелон с оружием, следующий из города Чита в город Иркутск. Шестеро сопровождавших эшелон читинских дружинников во главе с Иваном Бабушкиным арестованы и по приказу генерала Меллер-Закомельского расстреляны на станции Мысовая»⁷³⁴.

Мозгон. 1906.

«16 февраля 1906 года карательным отрядом Меллер-Закомельского на станции Мозгон были расстреляны телеграфисты станции Хилок: Алексей Цехмистер, Иннокентий Леонтьев, Иван Тримазов и Николай Беловицкий»⁷³⁵.

Хилок. 1906.

«18 февраля 1906 года каратели расстреляли рабочих и служащих на станции Хилок: Степана Галова, Федора Боровицкого, Аветиса Мкртичяна, Владимира Шардзиевского, Адольфа Марчинского, Вениамина Розенфельда, Павла Беляева. Они были деятельными членами Хилокской организации РСДРП»⁷³⁶.

Верхнеудинск. 1906.

«23 февраля в Верхнеудинске в здании железнодорожной школы состоялся суд при отряде Ренненкампфа, рассмотревший дело тринадцати служащих станции Верхнеудинск… Смертный приговор был вынесен Гольдсобелю, Медведникову, Гордееву, Шульцу, Милютинскому, Носову, Микешину, Лиморенко и Нашинскому. Пигилевич, Седлецкий и Дмитриев были приговорены к каторжным работам.

Затем Ренненкампфом был утвержден следующий окончательный приговор: подсудимых Гольдсобеля, Медведникова, Гордеева, Шульца и Милютинского подвергнуть смертной казни через повешение, а остальных – сослать на каторгу: Нашинского, Лиморенко, Микешина, Носова, Ингилевича и Седлецкого на восемь лет, а Дмитриева на четыре года.

25 февраля вблизи станции Верхнеудинск приговоренные судом к смертной казни Гольдсобель, Медведников, Гордеев, Шульц и Милютинский были повешены. По приказу Ренненкампфа семьи казненных были немедленно высланы за пределы Забайкальской области.

Всего генералами Меллер-Закомельским и Ренненкампфом был казнен 31 человек, из них Меллер-Закомельским 13 человек – без суда и следствия.

Кроме того, Ренненкампфом было сослано в каторжные работы 63 человека: 36 человек без срока, один на 20 лет, трое – на 15 лет, один – на 12 лет, двое – на 10 лет, 16 – на восемь лет, один – на шесть лет и трое – на четыре года. Трое отправлены на поселение с лишением всех прав состояния, приговорены к арестантским ротам – четверо, к тюремному заключению на восемь лет – один, к заключению в крепости – двое и один офицер приговорен к исключению со службы с лишением воинского звания»⁷³⁷.

Батум. 1906.

«24 февраля 1906 года. С отрядом по Батумскому участку разъезжает штатный служащий, чиновник особых поручений при начальнике дороги, военный инженер Крылов и расстреливает своих же служащих; на одной станции Квириллы расстреляно 12 совершенно невиновных человек»⁷³⁸.

Чита. 1906.

«2 марта 1906 года были расстреляны руководители читинских рабочих – А. А. Костюшко-Валюжанич (в Чите он жил под фамилией И. И. Григоровича), И. А. Вайнштейн, П. Е. Столяров, Э. В. Цупсман»⁷³⁹.

Вологда. 1906.

«1 мая 1906 года, в 12 час. дня, городские рабочие, ремесленники, приказчики и интеллигенция собрались на митинг в Народном доме. Часть отправилась на митинг в загородный сад, откуда предполагалось устроить демонстративное шествие по городу, но, когда они дошли до гостинодворских рядов, они были встречены камнями собравшейся кучки хулиганов. Вскоре к хулиганам присоединились стражники и дали несколько залпов по демонстрантам.

После того наполовину пьяная черная сотня, под прикрытием стражников, с шумом и криками направилась к Народному дому и начала свою расправу, все окна были выбиты, библиотека общества „Помощь“, так же как и ученическая, и библиотека политического клуба, и книжный магазин, находящийся в Народном доме, были уничтожены до основания. Вооружившись обломками от разбитой мебели, хулиганы начали избивать попавшихся им под руку интеллигентов. Часть хулиганов взяла находившийся в Народном доме портрет государя и отправилась по городским улицам с пением гимна.

Оставшиеся подожгли дом. Выйти из Народного дома не было никакой возможности, так как с одной стороны черносотенцы обсыпали его камнями, а с другой – стражники стреляли.

В городе в то же время происходило избиение интеллигенции и учащихся. Редакция и типография газеты „Северная Земля“ были разгромлены до основания. В ходе погрома в Вологде были убиты пять человек и ранены 28»⁷⁴⁰.

Муром. 1906.

«1 мая 1906 года солдаты избили толпу в Муроме, убито два человека, ранено шесть человек, сильно избито 60 человек»⁷⁴¹.

Царицын. 1906.

«1 мая 1906 года.

Казаки и полиция разоряли нагайками ополченцев за пение солдатской песни и отправились на Торговую площадь, где собралась толпа, только что бывшая свидетельницей избиения ополченцев. Толпа требовала удаления казаков, обещая немедленно разойтись. Вдруг неизвестно откуда раздался выстрел, который послужил сигналом побоища. Со страшным остервенением бросились казаки на толпу и начали стрелять „пачками“ по народу. В панике толпа разбежалась, оставив на местах много раненых»⁷⁴². «Имелись десятки раненых и избитых. Четверо умерло от ран. Похороны рабочих Летюхина и Федулова 3 мая собрали тысячные толпы. 5 мая состоялись похороны Ольги Голубевой, 10 мая – Ильи Боровского, также умерших от тяжелых ран»⁷⁴³.

Эривань. 1906.

«27 мая 1906 года в Эривани в ходе армяно-азербайджанских столкновений погибли 26 человек»⁷⁴⁴.

Яндырка. 1906.

Терская область. 26–30 мая 1906 года. «26 мая 1906 года близ станицы Троицкой был обнаружен труп убитого ингуша. Выяснилось, что он ездил наниматься на работу в станицу. Новость быстро распространилась по округе. 29 мая группа вооруженных ингушей напала на работавших неподалеку казаков. В соседних станицах и аулах поднялась тревога. На следующий день с обеих сторон вышли отряды вооруженных мужчин, вступивших в бой. Казаки прибыли из станиц Слепцовской, Нестеровской, Михайловской, Самашкинской, Осиповской, Фельдмаршальской. В сражении с казаками участвовало до двух тысяч ингушей.

Из Владикавказа были направлены батальон пехоты и пулеметная рота. Войска вклинились между казаками и ингушами, требуя прекращения перестрелки. Ингуши стали стрелять в солдат. Тогда командир отдал приказ открыть огонь из пулемета, после чего ингуши отступили. Погибло пять казаков (ранено трое) и семь ингушей (ранено двадцать). Впрочем, эти данные не совпадают с информацией газеты „Кавказские вести“, утверждавшей, что войска, отправленные 30 мая 1906 года для прекращения столкновений между карабулакскими казаками и ингушами, открыли огонь из пулеметов по аулу Яндырка. Ингуши потеряли 30 человек убитыми и ранеными, казаки – пять человек убитыми плюс несколько раненых»⁷⁴⁵.

Белосток. 1906.

«1–3 июня 1906 года. Погром в Белостоке.

В результате погрома в Белостоке было убито до 200 человек, ранено 210, разгромлено 169 квартир и лавочек. В селе Старосельцы около Белостока убито 50 евреев. Зверства были невероятные: в глаза вбивали гвозди, женщин с распоротыми животами выбрасывали на улицу и прочее»⁷⁴⁶.

Рига. 1906.

3 июня 1906 года. «Число наказанных за участие в революционном движении учителей в Лифляндской губернии, следующее: в Вольмарском уезде – 32, в Венденском – 24, в Рижском – 13. Расстреляны всего 11 учителей и повешены двое»⁷⁴⁷.

Кутаиси. 1906.

30 июля 1906 года. «После ранения уездного начальника Кегамова ошибочно захвачен невиновный Ревазашвили и по дороге в тюрьму застрелен казаками, которые застрелили и его случайно встретившегося знакомого Швелидзе, сказавшего: „Дорогой друг, за что убили?“. У него казаки отрубили голову и отрезали обе руки. Затем казаки поджигали дома, магазины, грабили и насиловали жен чиновников, гимназисток, 11-летних девочек. В Мингрелии застрелили также невиновного в этом ранении Василия Ашибая. Много селений сожжено и разграблено; многие избиты; в некоторых домах сгорели люди»⁷⁴⁸.

Седлец. 1906.

«26 августа 1906 года. Военный погром в Седлеце.

В результате погрома в Седлеце были убиты 142 человека, ранены 450»⁷⁴⁹.

Ольгинское. 1907.

Терская область. «23 мая 1907 года большая группа ингушей Назрановского округа во главе с жителями Базоркинского ворвались в Ольгинское, расположенное в 12 верстах от Владикавказа. Местные жители при виде вооруженных грабителей стали разбегаться – некоторые пытались оказать бандитам сопротивление. На подмогу прибыли 15 солдат Апшеронского полка со станции Беслан во главе с поручиком Белявским. В течение четырех часов они вели бой. После того, как власти получили сообщение, что на Ольгинское идет толпа ингушей численностью от трех до четырех тысяч, из Владикавказа к шести часам вечера прибыла казачья сотня Кизляро-Гребенского полка под командой сотника Дериглазова. Казаки выбили из горящего квартала вооруженные толпы ингушей. Ожесточенная перестрелка не стихала до полуночи. Десять домов были сожжены, до 30 человек (с обеих сторон) погибли и получили ранения…

27 мая 1907 года министру юстиции доложили об очередном вооруженном столкновении близ Владикавказа между осетинами, которые проживали в Осетинской слободке, и ингушами, служившими сторожами в кадетском корпусе, расположенном по другую сторону Терека. В результате этого столкновения было убито трое ингушей (братья Котиевы, причем труп одного из них упал в реку и был унесен Тереком, где его так и не смогли найти) и ранено двое осетин (участник конфликта Суджаев получил легкое ранение, а урядник резерва Харсиев – тяжелое)»⁷⁵⁰.

Ведено. 1907.

Ноябрь 1907 года. «В результате карательной экспедиции в Веденском округе под руководством начальника округа полковника Галаева в чеченских поселениях, подвергшихся мощному артиллерийскому обстрелу, не оказалось ни одного убитого. По этому поводу газета „Речь“, позволившая себе усомниться в правдивости информации, разразилась саркастическим пассажем: „Шестьдесят разрывных снарядов, выпущенных в селениях, населенных жителями, и ни одной человеческой жертвы!“. Подобное, по мнению газеты, следовало признать чудом»⁷⁵¹.

Гудермес. 1909.

«14 марта 1909 года. Терская область. „Охотничий отряд“ войскового старшины Вербицкого устроил погром чеченцев на гудермесском базаре. Были убиты три человека и десять ранены»⁷⁵².

Москва. 1915.

«26–28 мая 1915 года. Начало погрому положил „бабий бунт“ 26 мая. Среди женщин, лишившихся возможности подрабатывать в Комитете великой княгини Елизаветы Федоровны (сестры императрицы), распространился слух, что заказы переданы австрийской фирме „Мандль“. Начались демонстрации, полиция не рискнула разгонять буянов, действующих под прикрытием патриотических плакатов, портретов императора и государственных флагов. К тому же полицейские знали, как их ненавидят за освобождение от мобилизации в армию. Беспорядки разрослись под влиянием рабочих фабрики Гюбнера, потребовавших удалить с предприятий „немцев-эльзасцев“. После разгрома фабрики Р. Шредера и зверского убийства четырех „немок“ вечером 27 мая ситуация вышла из-под контроля. 28 мая московский градоначальник А. А. Адрианов предложил рабочим составить перечень всех служащих-немцев, что подлило масла в огонь. В тот же день была разгромлена аптека Ферейна на Никольской улице, из ее подвалов извлекли пять пудов спирта и распили его. Затем демонстранты собрались на Красной площади, требуя отречения императора, пострижения императрицы в монахини и передачи престола великому князю Николаю Николаевичу. После разгрома водочной фабрики Шустера погромщики разъярились еще больше. На Мясницкой улице толпа совершала обход магазинов, руководствуясь имеющимися „путеводителями“. Магазины православных и евреев не трогали. Но скоро „идейные“ установки были нарушены. За два часа было разгромлено восемь „неприятельских“ магазинов и семь контор; заодно – русский и французский магазины»⁷⁵³.

Болхов. 1915.

«В сентябре 1915 года в Болхове Орловской губернии по случаю очередного призыва в армию толпа побила стекла и двери в булочной германского подданного Г. Тецлова. На следующий день двухтысячная толпа разнесла булочную, затем магазин Шестакова. Расхищением обуви занялись по преимуществу женщины; мужчины предпочли казенную лавку с денатурированным спиртом. Толпа требовала „Долой немца!“, а на появление вооруженного наряда отреагировала криками „Долой полицию!“. Полицейские начали стрельбу в воздух, шальной пулей был убит местный обыватель. Расследование установило, что среди погромщиков были местные мещане, выздоравливающие солдаты, наконец, мобилизованные. Последние соглашались отправиться на фронт только вслед за пристроившимися на местных заводах купеческими сынками. Перед судом предстали десять мещан, три крестьянина, один старший унтер-офицер и один солдат – все православные. Семеро из них получили от двух до восьми месяцев тюрьмы»⁷⁵⁴.

Богородск. 1915.

«1 октября 1915 года тридцать женщин-работниц пришли на рынок за сахаром и, обнаружив, что он распродан, пришли в ярость, обвинив купцов в бессовестности и спекуляции. Полиция появилась быстро и силой вывела женщин из лавки, но они вернулись на городскую площадь и там продолжили возмущаться и сыпать обвинениями в адрес торговцев. Число недовольных неуклонно возрастало и достигло нескольких тысяч человек. Преимущественно это были женщины и молодежь, и не только рабочие, но и крестьяне, которые пришли на рынок из ближайших деревень. Вскоре толпа двинулась в сторону лавок и дала выход своему гневу. Кто-то швырял камнями в окна лавок, кто-то вламывался в них и выбрасывал товары, другие расхватывали их. Несомненно, имея все возможности, но не желая применять оружие против женщин и подростков, местная полиция оказалась беспомощной и не смогла остановить их.

В последующие дни продовольственные беспорядки расширились: теперь их целью стали не только бакалейные лавки, но и магазины поставщиков одежды и других мануфактурных товаров. 4 октября в город прибыли казаки, которые открыли огонь по восставшим, убив двух и ранив несколько человек. Убитыми оказались: 20-летний неквалифицированный рабочий, приписанный к крестьянству, и девушка-работница с текстильной фабрики 23 лет, также зарегистрированная как крестьянка. Среди серьезно раненых были: 12-летняя девушка, дочь фабричного сторожа; крестьянка из Данковского уезда, расположенного на юге соседней Рязанской губернии, и мужчина, которого, судя по всему, не смогли опознать. Также была ранена крестьянка из Рязани, которая проживала в Богородске, и крестьянская девочка 15 лет из деревни Богородского уезда.

После расправы волнения перекинулись на соседние фабрики. 2 октября остановили работу рабочие ткацкой фабрики Морозова. В течение нескольких последующих дней к ним присоединились десятки тысяч рабочих не только с ближайших фабрик, но и из Павловска, Обухова и Орехова.

Пиком этих волнений, в которых согласно отчетам полиции, приняли участие в общей сложности более 80 тысяч рабочих, стала забастовка. Прежде всего, рабочие требовали повышения зарплаты для компенсации растущих цен. Забастовка продолжалась до 7 октября и закончилась определенным успехом – рабочие получили 20 % надбавки к зарплате. Но беспорядки среди работниц на ткацкой фабрике в Богородске продолжались в течение нескольких недель и в конце концов 30 октября также вылились в забастовку, которая охватила около 12 тысяч работниц и продолжалась несколько недель»⁷⁵⁵.

Баку. 1916.

«Между 14?м и 16 февраля 1916 года большинство русских женщин в Баку – крупнейшем городе Закавказья – учинили „бабий бунт“, во время которого они бродили по улицам, громили лавки и мельницы. Когда бунт закончился, девять убитых остались лежать на тротуаре, 57 человек было ранено»⁷⁵⁶.

Оренбург. 1916.

«2 мая 1916 года. В 1916 году на территории региона сложился продовольственный кризис. По сравнению с 1914 годом цены на продукты питания увеличились в 3–6 раз. Из товарооборота исчезли соль, сахар, мыло, табак, бумага, также наблюдался острый недостаток хлеба и мяса. В Оренбурге и Орске и других рабочих поселках были введены продовольственные карточки на муку, соль и сахар. В регионе прослеживалось падение реальной заработной платы: к январю 1916 года цены на продукты питания возросли в четыре раза, тогда как заработная плата оставалась на прежнем уровне (около одного рубля в день). С началом войны на оставшихся фабриках были введены „жесткие законы военного времени“: установлен 11,5-часовой рабочий день, введен запрет забастовок, митингов и рабочих собраний.

Оренбург стал местом разгрузки военно-санитарных поездов: в 1916 году было принято 48 поездов с 23 тысячами раненных.

В этих условиях „забастовочное движение поднимается на новый уровень“. В регионе произошли 12 забастовок, носивших „наступательный характер“. Бастующие выступали против увольнений и требовали повышения заработной платы.

2 мая в Оренбурге произошел самый громкий „голодный бунт“.

Ущерб от погромов 2 мая составил 852,9 тыс. рублей, из них – галантерея Бутома – до 60 тыс. рублей, магазин готового платья Леск – до 150 тыс. рублей, магазин часов и золотых изделий Вольфсон – до 40 тыс. рублей, магазин готовой обуви Гершенгорина – до 12 тыс. рублей и т. д. Двое людей погибли – казак и человек из толпы, шесть человек были ранены – прокурор, заместитель прокурора, прапорщик, городовой, двое рядовых. С награбленным товаром арестовано 188 человек, из них около 80 человек женщины и дети, много учащихся и чиновников. Генерал?майор Бабич заявлял, что в произошедшем погроме „нет никакой политики“.

Тем не менее „голодный бунт“ продолжился на следующий день. 3 мая пострадали магазин Аблязина и кондитерская фабрика Абрюкина»⁷⁵⁷.

Зима. 1916.

«Иркутская губерния. В мае 1916 года в Зиме произошел бунт женщин-солдаток, которые требовали „солдатского денежного пайка“. Получив отказ, солдатки вышли на базарную площадь и стали громить лавки торговцев. К ним присоединились рабочие, ремесленники и крестьяне. Беспорядки продолжались несколько дней. На подавление стихийного восстания в Зиму спешно выехали генерал-губернатор и губернский прокурор в сопровождении роты солдат и сотни казаков. Они учинили свирепую расправу, свыше 50 человек было убито и ранено, 250 человек арестовано»⁷⁵⁸.

Самара. 1916.

«5 ноября 1916 года на Троицком рынке в Самаре произошел погром торговых лавок, переросший в разгром магазинов и различных торговых точек города.

События начались утром на Троицком рынке. При его открытии торговцы выставили на продажу только мясо низших сортов, а цену на него назначили как за высший сорт. Разумеется, многочисленные домохозяйки, пришедшие в это время на рынок за покупками, стали требовать хорошего товара по нормальным ценам. Торговцы отказывались, ссылаясь на то обстоятельство, что из-за роста военных и прочих налогов в стране сильно выросли затраты на производство и доставку мяса.

Уже вскоре около мясных прилавков собралась возмущенная толпа, из которой раздавались выкрики: „Для богатых любого мяса хватает, а нам дают одни объедки“, „Богатым все можно, а нас считают за быдло“, „Наши мужья умирают в окопах, а мы в тылу умираем с голоду“. А когда раздались призывы: „Бей торгашей!“, домохозяйки бросились ломать мясные лавки. К женщинам тут же присоединились мужчины и подростки.

Разгромив рынок, избив торговцев и разграбив их мясные запасы, толпа вышла на Троицкую улицу и начала бить витрины соседних магазинов. Не помогли утихомирить погромщиков и подоспевшие наряды конной полиции, которые попытались было разогнать участников беспорядков с помощью плетей. Это еще больше озлобило бунтарей, и в полицейских полетели камни, палки и вообще все, что попадалось людям по руку.

В довершение всего кто-то из толпы несколько раз выстрелил из нагана в шеренгу стражей порядка, в результате чего один из городовых был ранен в руку. Эта стрельба формально развязала руки блюстителям закона, и тогда по команде полицмейстера они открыли по толпе огонь из ружей. Три человека из числа бунтовщиков были убиты на месте, и еще несколько десятков ранено. Буквально за пять минут толпа рассеялась на отдельные группы, которые продолжали кидать в полицейских камни с крыш и из подворотен. После этого начались погромы и поджоги магазинов и лавок на улице Панской, и тогда городская управа приняла решение ввести в Самару войска.

К полудню 5 ноября в район улиц Троицкой и Панской прибыли четыре роты солдат во главе с начальником Самарского гарнизона. Погромщиков вытесняли из торговых рядов и отлавливали по всему городу в течение нескольких часов, но лишь с наступлением темноты криминальная ситуация в Самаре немного стабилизировалась.

По данным полиции, всего в тот день, кроме Троицкого рынка, было разгромлено свыше 50 магазинов, аптек и мелких лавок. Задержано около 70 человек, но их могло быть гораздо больше, если бы не откровенная симпатия к бунтовщикам со стороны военнослужащих. Как сообщалось в полицейских отчетах, часто нижние чины одобряюще высказывались по отношению к восставшим, отказывались вытеснять толпу с рынка и даже заставили городовых отпустить немало задержанных под предлогом того, что они не виноваты, а до беспорядков их довела нищая и беспросветная жизнь»⁷⁵⁹.

Новониколаевск. 1916.

«„Сахарный бунт“ в Новониколаевске 9 ноября 1916 года. Поводом для него явился резко обострившийся дефицит продуктов и товаров и введение карточной системы, прежде всего на сахар. Карточки отоваривались крайне нерегулярно через принадлежащую городскому самоуправлению продовольственную лавку на Базарной площади в центре города. В начале ноября город получил закупленную им партию сахара, и было объявлено, что с 9 ноября начнется выдача его по три фунта на душу. Однако вскоре выяснилось, что половина поступившей партии предназначена кооперативам, поэтому городская управа приняла решение перевешать сахар в пакеты по одному фунту и 9 ноября выдачу не производить, о чем население попытались предупредить через местные газеты, которые большая часть горожан не читала, тем более солдатки. Поэтому с утра 9 ноября у лавки собрался приличный „сахарный хвост“. „Никакие увещания полиции разойтись по домам не имели успеха, – информирует очевидец, – а в это время публики все прибывало, как весной вода полая. Изголодавшие солдатки с детьми на руках окончательно наэлектризовали публику“. Конные и пешие городовые во главе с полицмейстером Г. П. Бухартовским оттеснили толпу. „Однако, – как сообщается в рапорте томского губернатора министру внутренних дел, – толпа, к которой присоединились недавно призванные на службу ратники, возвращавшиеся в тот момент с учений, будучи подбадриваема последними, а также подстрекаема примкнувшими к толпе двумя нижними чинами, вернувшимися с фронта, стала снова скопляться“. Для пресечения беспорядков полицмейстер вызвал воинское подкрепление, которое прибыло в количестве 25 чел. под командой штабс-капитана Никитина. Убедившись в невозможности предотвратить разграбление лавки и „будучи сам ушиблен несколькими камнями“, Бухартовский заявил Никитину, „что гражданскими властями все меры к пресечению беспорядков исчерпаны“, и просил принять меры, предусмотренные уставом гарнизонной службы. Было произведено несколько залпов поверх голов, но собравшиеся, „убедившись в отсутствии жертв, стали вновь наступать на магазин Сибирского товарищества, а затем, выбив стекла“, ворвались в него и начали расхищать товар. Полицейским с солдатами удалось оттеснить толпу, были опущены железные шторы на окнах, и растаскивание прекратилось, причем штабс-капитана Никитина ранили камнем в голову, и с площади он „удалился, сдав команду прапорщику“. Толпа же выросла до нескольких тысяч человек и, несмотря на прибытие в качестве подкрепления части местной воинской команды во главе с военным комендантом Новониколаевска подполковником Некрасовым, смяла заслон и, выломав окна и двери, „стала расхищать из лавки сахар“. По распоряжению Некрасова производится несколько залпов. Убита одна женщина и ранены пять, из которых еще одна скончалась в больнице. Прибывшие на место происшествия во главе с начальником гарнизона генерал-лейтенантом Коцуриком четыре учебных команды (250 чел.) от каждого из расквартированных в городе запасных полков вытесняют толпу с площади. В итоге были разбиты и разграблены несколько лавок частных торговцев и потребительского общества „Экономия“, расхищено около 400 пудов сахара и из магазина Сибирского товарищества товаров на 10 тыс. руб. Во время пресечения бунта многие полицейские получили ранения и ушибы, в частности, полицмейстер Г. П. Бухартовский „отделался“ четырьмя ушибами камнями, из них два в голову. Задержали 74 участника беспорядков, из них 54 женщины, под стражу взяли 25 чел., впоследствии осужденных Омской судебной палатой к различным срокам тюремного заключения»⁷⁶⁰.

«В 19 выступлениях (из 62) применялось огнестрельное оружие. В общей сложности погибло 19 участников выступлений. Было учтено 34 раненых из числа участников выступлений (цифра явно неполная, так как многие скрывали свое участие в событиях). Более точной являлась цифра пострадавших (получивших ушибы, поранения) полицейских, казаков, солдат и офицеров, а также других представителей местных властей. Таких оказалось 145 человек (в 30 выступлениях), что в четыре раза превышает соответствующее число среди участников выступлений.

Десятки участников выступлений были арестованы („за погромы и хищения“). В Баку в феврале 1916 года задержаны 123 мужчины и 83 женщины. В 1916 году в Оренбурге 2 мая, в Ставрополе 21 июня, в Самаре 5 ноября ситуация для властей становилась столь тревожной, что объявлялось „особое положение“ со всеми вытекавшими из него ограничениями массовых сборов людей, а также их передвижения. Нередко официальные сообщения о выступлениях населения на почве дороговизны предметов первой необходимости напоминали „военные сводки“. В телеграмме управляющего губернией по поводу событий в Оренбурге 2 мая 1916 года читаем: „Сделано распоряжение [о] воспрещении собираться на улицах группами более трех человек, выходить из квартир после 9 часов вечера без особого пропуска… Казенные, кредитные и общественного пользования учреждения охраняются войсками. Торговля денатурированным спиртом воспрещается“. 2 мая 1916 года толпа солдаток и горожан разгромила в Оренбурге 30 магазинов и хлебных лавок. Посланный на ее разгон казачий отряд забросали камнями, ранив шестерых офицеров и 46 казаков. С помощью пехотных частей волнение было подавлено, а 188 его участников арестованы. В ноябре 1916 года в связи с нехваткой продовольствия произошли волнения населения Троицка и Соль-Илецка.

Как отмечал ДП МВД 21 октября 1915 года, „Ко времени призыва в войска ратников 2?го разряда поступает ряд сообщений о произведенных ими обычно на железнодорожных станциях во время остановок поездов бесчинствах, сопровождавшихся битьем стекол и порчей железнодорожного имущества, разгромом станционных буфетов и ближайших лавок, расхищением оттуда товаров, денег, и столкновения с чинами полиции…“ Случаев подобного рода выступлений ратников насчитывалось 82. „…Подобного рода стихийные выступления голодных масс, – отмечалось в агентурном донесении по Петрограду от 25 января 1917 года, – явятся первым и последним этапом по пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех – анархической революции…“»⁷⁶¹.

«Дореволюционные юристы отмечали, что в Российской империи рост преступности превышал прирост населения. С 1874?го по 1912 год количество осужденных в стране утроилось. По неофициальной статистике, учитывающей не только санкционированные приговоры, накануне Первой мировой войны в империи ежегодно совершалось 2,5 миллиона (!) уголовных преступлений»⁷⁶².

По неполным данным хроники к этому разделу насчитывается более 12 500 убитых в погромах и карательных экспедициях. С. С. Ушерович в 1933 году насчитывал 21 тысячу жертв погромов. И с тех пор никаких других подсчетов жертв погромов в Российской империи не производилось. Вообще об отдельных аспектах репрессивной политики режима Николая II за весь советский период писали только три (!) автора: Ушерович, Гернет и Касвинов. Причем только первый приводил какую-то статистику николаевских репрессий.