3. «Был ли доведен до войск… план обороны государственной границы?»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сразу обратимся к опросным материалам по первым двум вопросам Генерального штаба. Материалы представлены по трем округам: Прибалтийский особый военный округ, Западный особый военный округ и Киевский особый военный округ. Собственно само военно-политическое руководство СССР считало эти округа наиболее важными, сделав в их названия прибавку «Особый». Материалы сгруппированы по каждому округу. Так удобнее оценивать состояние округа в целом.

Прибалтийский особый военный округ

Первый вопрос.

Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?

Генерал-лейтенант П. П. Собенников (бывший командующий 8-й армией):

Командующим я был назначен в марте 1941-го. Должность обязывала меня прежде всего ознакомиться с планом обороны государственной границы с целью уяснения места и роли армии в общем плане. Но, к сожалению, ни в Генеральном штабе, ни по прибытии в Ригу в штаб ПрибОВО я не был информирован о наличии такого плана. В документах штаба армии, который располагался в г. Елгаве, я также не нашел никаких указаний по этому вопросу.

У меня складывается впечатление, что вряд ли в то время (март 1941 г.) такой план существовал. Лишь 28 мая 1941 года я был вызван с начальником штаба генерал-майором Г. А. Ларионовым и членом военного совета дивизионным комиссаром С. И. Шабаловым в штаб округа, где командующий войсками генерал-полковник Ф. И. Кузнецов наспех ознакомил нас с планом обороны.

Все это проходило в большой спешке и несколько нервной обстановке. План был получен для ознакомления и изучения начальником штаба. Он представлял собой довольно объемистую, толстую тетрадь, напечатанную на машинке.

Примерно через 1,5—2 часа после получения плана, не успев еще с ним ознакомиться, я был вызван к генерал-полковнику Ф. И. Кузнецову, который принял меня в затемненной комнате и с глазу на глаз продиктовал свое решение. Последнее сводилось к сосредоточению главных усилий на направлении Шяуляй, Гаураге (125-я и 90-я стрелковые дивизии) и прикрытию границы от Балтийского моря (м. Паланга) на фронте около 80 км 10-й стрелковой дивизией 11-го стрелкового корпуса.

12-й механизированный корпус выводился в район севернее Шяуляй во второй эшелон армии.

Мои записи, а также начальника штаба были отобраны. При этом нам обещали, что указания по составлению плана обороны и наши рабочие тетради будут немедленно высланы в штаб армии. К сожалению, никаких распоряжений и даже своих рабочих тетрадей мы не получили.

Таким образом, план обороны до войск не доводился. Однако соединения, стоявшие на границе (10-я, 125-я, а с весны 1941 г. и 90-я стрелковые дивизии), занимались подготовкой полевых укреплений на границе в районах строившихся укрепленных районов (Тельшайского и Шяуляйского), были практически ориентированы о своих задачах и участках обороны.

Генерал-лейтенант В. И. Морозов (бывший командующий 11-й армией):

Как известно, в 1940 году были начаты организация и строительство укрепленных районов. Командиры дивизий привлекались к рекогносцировкам тех районов, в которых предполагалось им действовать.

Укрепления строились дивизиями в своих полосах обороны. Поэтому командиры полков и батальонов их хорошо знали. Кроме того, на местности со штабами корпусов, дивизий и полков неоднократно проводились занятия. Их тематика и характер вытекали из проигрываемых вариантов действий на случай войны.

Генерал-лейтенант И. П. Шлемин (бывший начальник штаба 11-й армии):

Такого документа, где бы были изложены задачи 11-й армии, не видел. Весной 1941 года в штабе округа была оперативная игра, где каждый из участников выполнял обязанности согласно занимаемой должности. Думается, что на этом занятии изучались основные вопросы плана обороны госграницы. После него с командирами дивизий и их штабами (5, 33, 28 сд) на местности изучались оборонительные рубежи. Основные требования к их подготовке были доведены до войск. Со штабами дивизий и полков была проведена рекогносцировка местности с целью выбора рубежей обороны и их оборудования. Думается, что эти решения доводились до подчиненных командиров и штабов. Они и подготовили своими силами и средствами оборону.

Генерал-полковник М. С Шумилов (бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии):

План обороны государственной границы до штаба и меня не был доведен. Корпусу планировалось выполнение отдельных задач по полевому заполнению в новом строящемся укрепленном районе и в полосе предполагаемого предполья. Эти работы к началу воины не были полностью закончены, поэтому, видимо, было принято решение корпусу занять оборону по восточному берегу реки Юра, т. е. на линии строящегося укрепленного района, а в окопах предполья приказывалось оставить только по роте от полка.

Генерал-майор И. И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии):

План обороны государственной границы Литовской ССР я знал в полосе своей дивизии и соседа слева – 125-й. Штабами дивизии и полков были отработаны боевые документы: приказы, распоряжения, карты, схемы и т. д. Части соединения были натренированы в занятии районов обороны и огневых сооружений с мест их дислокации.

Стрелковые полки усиливались средствами, имеющимися в моем распоряжении. Основное внимание было сосредоточено на направлениях Кретинга, Ппунги и вдоль побережья Балтийского моря на Либаау, а также Клайпеда, Ретовас. На них привлекалась и вся артиллерия. Для нее были подготовлены документация и несколько огневых позиций.

Хорошо была изучена местность всего участка обороны дивизии, ближайшие подходы для занятия оборонительных позиций и огневых сооружений до командира взвода включительно, оборудованы основные и запасные командные и наблюдательные пункты от штаба дивизии до командиров рот включительно.

Второй вопрос.

С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?

Генерал-лейтенант П. П. Собенников (бывший командующий 8-й армией):

Утром 18 июня 1941 года я с начальником штаба армии выехал в приграничную полосу для проверки хода оборонительных работ в Шяуляйском укрепленном районе. Близ Шяуляя меня обогнала легковая машина, которая вскоре остановилась. Из нее вышел генерал-полковник Ф. И. Кузнецов (командующий войсками ПрибОВО). Ф. И. Кузнецов отозвал меня в сторону и взволнованно сообщил, что в Сувалках сосредоточились какие-то немецкие механизированные части. Он приказал мне немедленно вывести соединения на границу, а штаб армии к утру 19 июня разместить на командном пункте в 12 км юго-западнее Шяуляя.

Командующий войсками округа решил ехать в Taypaгe и привести там в боевую готовность 11-й стрелковый корпус генерал-майора М. С. Шумилова, а мне велел убыть на правый фланг армии. Начальника штаба армии генерал-майора Г. А. Ларионова мы направили обратно в Елгаву. Он получил задачу вывести штаб на командный пункт.

К концу дня были отданы устные распоряжения о сосредоточении войск на Тынице. Утром 19 июня я лично проверил ход выполнения приказа. Части 10, 90 и 25-й стрелковых дивизий занимали траншеи и дерево-земляные огневые точки, хотя многие сооружения не выли еще окончательно готовы. Части 12-го механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шяуляя, одновременно на командный пункт прибыл и штаб армии.

Необходимо заметить, что никаких письменных распоряжений о развертывании соединений никто не получал. Все осуществлялось на основании устного приказания командующего войсками округа. В дальнейшем по телефону и телеграфу стали поступать противоречивые указания об устройстве засек, минировании и прочем. Понять их было трудно. Они отменялись, снова подтверждались и отменялись, в ночь на 22 июня я лично получил приказ от начальника штаба округа генерал-лейтенанта П. С Кленова отвести войска от границы. Вообще всюду чувствовались большая нервозность, боязнь «спровоцировать войну» и, как их следствие, возникала несогласованность в действиях.

Генерал-лейтенант В. И. Морозов (бывший командующий 11-й армией):

На основании устных распоряжений командующего войсками округе соединения 11-й армии выходили на подготовленный рубеж обороны. Делалось это под видом усовершенствования полевых укреплений.

На границе находилось по одному полку от каждой дивизии, усиленному, как правило, артиллерийским дивизионом. В начале июня была произведена замена одних полков другими.

В начале июня 1941 года дивизии в своих районах имели развернутые командные пункты, на которых постоянно дежурили офицеры.

Генерал-лейтенант И. П. Шлемин (бывший начальник штаба 11-й армии):

Ни о каком распоряжении о выводе войск на государственную границу не помню. По всей видимости, его не было, так как 28-я и 33-я стрелковые дивизии находились в непосредственной близости от нее, а 5-я – в лагере (в 30—35 км от границы).

Во второй половине июня под предлогом выхода в полевой лагерь в район Ковно сосредоточилась 23-я стрелковая дивизия из Двинска.

В июне, числа 18-20-го, командиры пограничных частей обратились в штаб армии с просьбой оказать им помощь в борьбе с диверсантами, проникающими на территорию Литвы. В связи с этим было принято решение под видом тактических учений дивизиям занять оборону на своих участках и выдать бойцам на руки боеприпасы, которые, однако, командующий войсками округа приказал отобрать и сдать на дивизионные склады.

Таким образом, к 20 июня три стрелковые дивизии заняли оборону с задачей прочно удерживать занимаемые рубежи в случае нападения противника.

Генерал-полковник М. С. Шумилов (бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии):

Войска корпуса начали занимать оборону по приказу командующего армией с 18 июня. Я отдал приказ только командиру 125-й стрелковой дивизии и корпусным частям. Другие соединения также получили устные распоряжения через офицеров связи армии. Об этом штаб корпуса был извещен. Боеприпасы приказывалось не выдавать. Разрешалось только улучшать инженерное оборудование обороны. Однако 20 июня, осознав надвигавшуюся опасность, я распорядился выдать патроны и снаряды в подразделения и начать минирование отдельных направлений.

21 июня в штабе корпуса находился член военного совета округа (корпусной комиссар П. А. Диброва), который через начальника штаба приказал отобрать боеприпасы. Я запросил штаб армии относительно письменного распоряжения по этому вопросу, но ответа не получил.

Генерал-майор И. И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии):

19 июня 1941 г. было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И. Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли ДЗОТы и огневые позиции артиллерии. С рассветом командиры полков, батальонов и рот на местности уточнили боевые задачи согласно ранее разработанному плану и довели их до командиров взводов и отделений.

В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности.

Полковник С. М. Фирсов (бывший начальник инженерных войск 11-й армии):

20 июня начальники отделов и управлений армии были собраны у начальника штаба генерал-майора И. П. Шлемина, который объявил о выходе в ночь на командный пункт. Нас предупредили, что это мероприятие проводится в учебных цепях.

Привести инженерные части в боевую готовность не разрешили. Тем не менее командование не возражало против минирования участков на государственной границе при условии, если я сам буду нести ответственность за эти действия. Начал работу. Однако на следующий день меня вызвали к начальнику штаба армии, где ознакомили с телеграммой из округа. «Командующий войсками округа, – указывалось в ней, – обращает внимание командующего 11-й армией на самовольные действия начальника инженерных войск армии подполковника Фирсова, выразившегося в снятии с оборонительных работ двух саперных батальонов и в постановке им задачи по проведению минирования на границе. Командующий округом объявляет подполковнику Фирсову выговор и приказывает батальоны вернуть, а работы по минированию не проводить».

Генерал-полковник танковых войск П. П. Полубояров (бывший начальник авто- бронетанковых войск ПрибОВО):

16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н. М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности.

18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано.

16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А. В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе.

1. П. П. Собенников командующий 8-й армией 2. В. И. Морозов командующий 11-й армией 3. М. С. Шумилов командующий 11-м стрелковым корпусом 4. П. П. Полубояровначальник авто-бронетанковых войск ПрибОВО

Комментарий.

В целом оборонительные планы прикрытия границы в ПрибОВО до командующих доводились частично. Но, тем не менее, из приведенных данных видно, что воинские части как минимум «были ориентированы на своих участках обороны», была проведена рекогносцировка, частично подготовлены полевые укрепления, на ряде штабных учениях проводилась подготовка оборонительных мероприятий.

Все командиры говорят о выдвижении к границе в 18—20 июня. Причем в ответах фигурирует формулировка «о приведении дивизии/соединения в боевую готовность». О степенях боевой готовности РККА я расскажу в следующем пункте (это важно!), пока запомним, как характеризовали командиры ПрибОВО выдвижение к границе. Здесь же стоит отметить и приказ штаба ПрибОВО (20):

Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье, так и (в) основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть совершенно в боевой готовности.

Все части в предполье и в основной оборонительной полосе должны быть «совершенно в боевой готовности» с 19 июня.

Итак, в целом с 18 июня армии и дивизии ПрибОВО стали развертываться и занимать предписанные планом прикрытия участки обороны. Частично это проводилось через письменные директивы, например, приказ 12-у мехкорпусу о приведении в боевую готовность и выдвижению в заданный район (15). Но большую часть приказов о выдвижении и развертывании войск на оборонительных рубежах были сделаны устно от командующего ПрибОВО Ф. Кузнецова. Подчеркну, командующий округа лично приводил войска в боевую готовность.

Сделай такое он, например, в апреле-мае, это можно было рассматривать как провокацию. А сделать такое перед боевыми действиями, значит приготовить войска к войне.

В последующих боевых действиях Ф. Кузнецов не показал себя как хороший военный командир, но к 22 июня войска округа были подняты, что не позволила немцам напасть на спящие гарнизоны.

При этом везде чувствовалась нервозность, приказы отдавались и отменялись (например, минирование участков на границе):

Всюду чувствовались большая нервозность, боязнь «спровоцировать войну» и, как их следствие, возникала несогласованность в действиях.

Западный особый военный округ

Первый вопрос.

Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?

Генерал-майор П. И. Ляпин (бывший начальник штаба 10-й армии):

С получением в январе 1941 года директивы округа по обороне госграницы командующий армией генерал-майор К. Д. Голубев принял решение. 1-му стрелковому корпусу частями 8-й стрелковой дивизии оборонять участок госграницы от разгранлинии справа до реки Нарев у Новогрудок. 2-й стрелковой дивизии одним усиленным полком обеспечить стык с соседом справа, выдвинув его на рубеж Лосево (15 км северо-западнее Осовец). Остальным силам 2-й стрелковой дивизии находиться во втором эшелоне и оборонять крепость Осовец с укреплением Ганендз. 5-му стрелковому корпусу, усиленному двумя армейскими артполками, предписывалось прикрыть остальную часть полосы обороны армии от Новогрудок до Зузеля, имея обе дивизии в первом эшелоне.

Таким образом, полосу обороны 10-й армий (ширина 145 км) прикрывали в первом эшелоне только три стрелковые дивизии, причем на местности, доступной для действий всех родов войск противника в любом направлении. В этих условиях командиры корпусов и дивизий резервов создать не могли. Командарм же свои резервы без разрешения свыше использовать не имел права. Поэтому вся система обороны госграницы была неустойчивой, без спланированного маневра силами и средствами из глубины и вдоль фронта.

План обороны госграницы 1941 года мы неоднократно переделывали с января до самого начала войны, да так и не закончили. Последнее изменение оперативной директивы округа было получено мной 14 мая в Минске. В нем приказывалось к 20 мая закончить разработку плана и представить на утверждение в штаб ЗапОВО. 20 мая я донес: «План готов, требуется утверждение командующим войсками округа для того, чтобы приступить к разработке исполнительных документов». Но вызова так и не дождались до начала войны. Кроме того, последний доклад мая [показывает, что] в армии проводилось много учебных мероприятий, таких, как полевые поездки, методические сборы комсостава и т. п. Поэтому никто не мог взяться за отработку исполнительных документов по плану обороны госграницы.

Однако все распоряжения штаба ЗапОВО были направлены на то, чтобы создать благодушную обстановку в умах подчиненных. «Волынка» с утверждением разработанного нами плана обороны госграницы, с одной стороны, явная подготовка противника к решительным действиям, о чем мы были подробно осведомлены через разведорганы, – с другой, совершенно дезориентировали нас и настраивали на то, чтобы не придавать серьезного значения складывавшейся обстановке.

Генерал-полковник Л. М. Сандалов (бывший начальник штаба 4-й армии):

В апреле 1941 года командование 4-й армии получило из штаба ЗапОВО директиву, согласно которой надлежало разработать план прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск на брестском направлении. В ней указывалось, что «с целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск вся территория округа разбивается на армейские районы прикрытия…». В соответствии с окружной директивой был разработан армейский план прикрытия. Оценивая его, следует указать, что он соответствовал директиве округа, в которой, по существу, уже были решены за армию все основные вопросы – указаны выделяемые силы для района прикрытия, их места сосредоточения по боевой тревоге, сроки готовности войск, задачи и порядок их выполнения, а, следовательно, и ошибки в решении командования округа по прикрытию автоматически переносились в армейский план.

Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность. Значительной части войск, предусмотренной для выполнения задач прикрытия, еще не существовало. Например, 13-я армия, на которую возлагалась задача создания района прикрытия между 10-й и 4-й армиями, и 14-й механизированный корпус, входивший в состав 4-й армии, находились в стадии формирования. Прибытие некоторых соединений в новые районы в случае возникновения военного конфликта намечалось в такие сроки, что они не успевали принять участие в решении задач прикрытия (100-я стрелковая дивизия со сроком прибытия на «М-3»). Такое планирование сосредоточения войск к границе заранее было обречено на Провал. Так оно и получилось. Дивизия в состав 4-й армии ни на третий день войны, ни позже не прибыла.

Генерал-полковник В. С. Попов (бывший командир 28-го стрелкового корпуса 4-й армии):

План обороны государственной границы до меня, как командира 28-го стрелкового корпуса, доведен не был.

Генерал-майор М. А. Зашибалов (бывший командир 86-й стрелковой дивизии 10-й армии):

К 1 мая 1941 года оборонительная полоса дивизии, к созданию которой мы преступили с августа 1940 года, была оборудована. Во второй половине мая меня с начальником штаба вызвали в управление 10-й армии. Там начальник штаба генерал-майор Л. И. Лапин довел до нас решение командующего на постройку и оборудование новой дивизионной оборонительной полосы. До 1 июня приказывалось произвести рекогносцировку полковых участков и батальонных районов обороны, огневых позиций артиллерии, командных и наблюдательных пунктов.

План оборонительных работ был утвержден. На основании принятого мною решения штабом дивизии были разработаны приказ и плановая таблица взаимодействия по ведению оборонительного боя в новой полосе.

Для всех частей дивизии были разработаны планы поднятия их по боевой тревоге, [они] хранились в сейфах командиров в опечатанных конвертах. Вскрытие разрешалось по установленному сигналу.

Командиры стрелковых и артиллерийских полков, отдельных батальонов и дивизионов знали задачи и в соответствии с этим разработки решения и боевые приказы на оборону государственной границы.

Полковник С. И. Гуров (бывший начальник штаба 49-й стрелковой дивизии 4-й армии):

В конце марта или в начале апреля нас с комдивом вызвали в штаб 4-й армии. Там окончательно было принято решение, составлен план и написан боевой приказ частям на оборону участка дивизии. Все документы положены в конверты, опечатаны печатью штаба армии, в последующем привезены в штаб дивизии, где хранились в моем сейфе вместе с «Красным пакетом».

Построить систему огня обороны дивизии с учетом огня укрепленного района нам не удалось, так как его штаб отказался выдать эти данные, ссылаясь на то, что штаб ЗапОВО запретил давать какие-либо сведения по этим вопросам.

Полковник А. С. Кислицын (бывший начальник штаба 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса):

Примерно в марте-апреле 1941 года командир дивизии, я, начальники оперативного отделения и связи были вызваны в штаб 4-й армии (г. Кобрин).

В течение 2—3 суток мы разработали план поднятия дивизии по боевой тревоге, в который вошли и такие документы, как приказ на марш в район сосредоточения, схемы радио- и телефонной связи, инструкция дежурному по дивизии на случай боевой тревоги. Усиление дивизии не планировалось.

Было категорически запрещено ознакамливать с содержанием разработанных документов даже командиров полков и дивизионных частей. Кроме того, оборудование наблюдательных и командных пунктов района сосредоточения соединения производить не разрешалось, хотя этот вопрос поднимался связистами.

Второй вопрос.

С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?

Генерал-майор П. И. Лапин (бывший начальник штаба 10-й армии):

Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал.

В этих условиях мы самостоятельно успели подготовить лишь два полевых командных пункта (в лесу, а 18 км западнее Белостока, между станциями Жедня и Валилы), а также перевели штабы стрелковых корпусов: 1-го – в Визиу, 5-го – в Замбров.

На госгранице в полосе армии находилось на оборонительных работах до 70 батальонов и дивизионов общей численностью 40 тыс. человек. Разбросанные по 150-км фронту и на большую глубину, плохо или вообще невооруженные, они не могли представлять реальной силы для обороны государственной границы. Напротив, личный состав строительных, саперных и стрелковых батальонов при первых ударах авиации противника, не имея вооружения и поддержки артиллерии, начали отход на восток, создавая панику в тылу

А какая иная реакция могла быть, например, у личного состава 25-й и 31-й танковых дивизий 13-го механизированного корпуса, которые имели к началу войны по нескольку учебных танков, до 7 тыс. человек в каждой, совершенно безоружных.

Генерал-майор Б. А. Фомин (бывший заместитель начальника оперативного отдела штаба ЗапОВО):

Дивизии начали передислокацию в приграничные районы походным порядком в апреле-мае 1941 года. Артиллерия на мехтяге и склады НЗ перевозились по железной дороге. Перемещались следующие соединения: 85-я стрелковая дивизия – районы западнее Гродно, 21-й стрелковый корпус – из Витебска северо-западнее и севернее Лиды, 49-я и 113-я стрелковые дивизии – западнее Беловежской пущи, 75-я – из Мозыря в район Малориты, 42-я – из Березы-Картузской в Брест и севернее.

В середине июня управлению 47-го стрелкового корпуса было приказано к 21—23 июня выдвинуться по железной дороге в район Обуз-Лесны. Одновременно 55-я (Слуцк), 121-я (Бобруйск), 143-я (Гомель) стрелковые дивизии комбинированным маршем проследовали туда же, а 50-я стрелковая дивизия из Витебска – в район Гайновки.

До начала боевых действий войскам запрещалось занимать оборону в своих полосах вдоль госграницы.

К началу авиационного удара (в 3 ч 50 мин 22 июня) и артподготовки (в 4 ч 22 июня) противника успели развернуться и занять оборону госграницы: в 3-й армии – управление 4 ск, 27 и 56 сд; в 10-й – управление 1 и 5 ск, 2, 8, 13 и 86 сд; в 4-й – 6 и 75 сд. В процессе выдвижения подверглись нападению: в 3-й армии – 85 сд, в 4-й – 42 сд.

Генерал-лейтенант Г. В. Ревуненков (бывший начальник штаба 37-й стрелковой дивизии 3-й армии):

17 июня 1941 года я, командир 1-го стрелкового корпуса генерал-майор Д. Рубцов и командир дивизии полковник А. Е. Чехарин были вызваны в штаб округа. Нам объявили, что 37 сд должна убыть в полевой лагерь Лиду, хотя было ясно, что передислокация совершалась в плане развертывания войск на государственной границе. Приказывалось иметь с собой все для жизни в лагере.

Два полка выступили из Лепеля походным порядком, а части Витебского гapнизона были отправлены железной дорогой. Эшелоны составлялись по принципу удобства перевозки, поэтому штаб дивизии следовал без батальона связи, а боеприпасы находились в заключительном эшелоне.

О начале войны узнали в 12 часов 22 июня на станции Богданув из речи В. М. Молотова. В то время части дивизии еще продолжали путь, связи с ними не было, обстановку ни командир, ни штаб не знали.

1. Л. М. Сандалов начальник штаба 4-й армии 2. А. С. Кислицын начальник штаба 22-й танковой дивизии 3. М. С. Зашибалов командир 86-й стрелковой дивизии 4. Г. В. Ревуненков начальник штаба 37-й стрелковой дивизии

Комментарий.

Прежде всего, стоит отметить, что командиры и начальники штабов армий указывают на составление и постоянную корректировку планов прикрытия, начиная с января 1941 г. Ряд командиров указывают, что происходило уточнение участков обороны для их частей (10-я армия: 86 стрелковая дивизия (М. Зашибалов), 4-я армия: 49 стрелковая дивизия (С. Гуров)).

В середине июня ЗапОВО, как и другие округа выполнял приказ о передвижении глубинных дивизий ближе к границе установленные планами прикрытия. Но не все части успели прибыть на указанное им место (начало войны застало их в пути без информации и точного понимания происходящего). Приказы о выдвижении дивизий начальник штаба ЗапОВО В. Климовских отдавал вплоть до начала войны 21 июня.

О приведении частей в боевую готовность не указал ни один командир. В этом отношении ситуация в ЗапОВО разительно отличается от ПрибОВО, где большая часть войск была развернута на своих участках по плану прикрытия.

Штаб округа за несколько дней организовал свой командный пункт, но в 10-й армии таких указаний не было. Кроме того, на существовавших командных пунктах не разрешали завести необходимое оборудование связи. Штаб 10-й армии самостоятельно организовал два командных пункта.

Киевский особый военный округ

Первый вопрос.

Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?

Генерал армии М. А. Пуркаев (бывший начальник штаба Киевского особого военного округа):

План обороны государственной границы был доведен до войск. Разработка его велась в апреле начальником штаба округа, оперативным отделом и командующими армиями и оперативными группами их штабов. В первой десятидневке мая армейские планы были утверждены военным советом округа и переданы в штабы армий. Планы армий по распорядительным документам были разработаны до соединений.

С документами соединений в штабах армий были ознакомлены их командиры и начальники штабов, после чего они примерно до 1 июня были переданы на хранение в опечатанных пакетах начальникам штабов.

Во всех частях и штабах соединений имелись планы подъема по тревоге. План обороны государственной границы должен был приводиться в действие по телеграмме военного совета округа (за тремя подписями) я адресовал командующим армиями и командиру кавалерийского корпуса (командир 5-го кавалерийского корпуса генерал-майор Ф. В. Камков). В соединениях и частях план действия должен был проводиться по условным телеграммам военных советов армий и командира кавалерийского корпуса с объявлением тревоги.

Генерал армии И. X. Баграмян (бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО):

План обороны государственной границы был доведен до войск, в части их касающейся, следующим образом: войска, непосредственно осуществлявшие прикрытие… имели подробно разработанные планы и документацию до полка включительно; остальные войска округа (пять стрелковых корпусов, семь далеко не закончивших формирование механизированных корпусов и части усиления), имели хранимый в сейфе соответствующего начальника штаба соединения опечатанный конверт с боевым приказом и всеми распоряжениями по боевому обеспечению поставленных задач.

План использования и документация во всех подробностях разрабатывались в штабе округа только для корпусов и дивизий. Исполнители о них могли узнать лишь из вложенных в опечатанные конверты документов после вскрытия последних.

Генерал-майор 3. 3. Рогозный (бывший начальник штаба 1-го стрелкового корпуса 5-й армии):

Примерно в середине мая 1941 года штабом 5-й армии был разработан план прикрытия государственной границы. С ним были ознакомлены в штабе армии: командир 15-го стрелкового корпуса полковник И. И. Федюнинский, я и командиры дивизий: генерал-майор Г. И. Шерстюк, полковник М. П. Тимошенко (соответственно командиры 45 и 62 сд.). Документов, касающихся плана обороны, штабы корпуса и дивизий не имели, но задачи и частные планы обороны знали… Дивизии отрекогносцировали свои полосы обороны, определили боевые порядки, наметили организацию управления боем… Все касающееся полков было до них доведено непосредственно на местности и принятые решения утверждены командирами дивизий.

Генерал-майор Г. И. Шерстюк (бывший командир 45-й стрелковой дивизии 5-й армии):

План обороны госграницы со стороны штабов 15-го стрелкового корпуса и 5-й армии до меня, как командира 45-й стрелковой дивизии, никем и никогда не доводился, и боевые действия дивизии [я] развертывал по ориентировочному плану, разработанному мной и начальником штаба полковником Чумаковым и доведенному до командиров частей, батальонов и дивизионов.

Полковник П. Новиков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 5-й армии):

Дивизионного плана по обороне государственной границы, мне кажется, не было, а дивизионный план входил в армейский. Дивизия имела лишь только ориентировочную полосу по фронту и в глубину. Так, в первых числах апреля 1941 года я, а также начальники штабов 87-й и 45-й стрелковых дивизий были вызваны в штаб 5-й армии, где мы в оперативном отделе получали карты и собственноручно произвели выписки из армейского плана оборудования своих полос в инженерном отношении.

Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии):

До нападения фашистской Германии на Советский Союз я и командиры частей не знали мобилизационного плана (МП-41), но после его вскрытия все убедились, что оборонительные работы на государственной границе, командно-штабные учения на местности исходили из общего плана КОВО, утвержденного Генеральным штабом.

Генерал-майор П. В. Черноус (бывший начальник штаба 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии):

План обороны государственной границы до частей дивизии был доведен командованием 8-го стрелкового корпуса. Однако он был составлен не по организации горно-стрелковой дивизии, а стрелковой. Дело в том, что весной 1941 года дивизия начала переход на штаты горно-стрелковой дивизии, но к 22 июня эти мероприятия не закончила.

Генерал-майор С. Ф. Горохов (бывший начальник штаба 99-й стрелковой дивизии 26-й армии):

План обороны государственной границы был получен в феврале-марте 1941 года в штабе 26-й армии в опечатанном конверта и с нами проработан не был. Но еще до его вручения командующий армией генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко лично мне и командиру дивизии полковнику Н. И. Дементьеву сообщил разграничительные линии участка обороны соединения и полков, места командных и наблюдательных пунктов, огневые позиции артиллерии. Помимо этого, особым приказом дивизии предписывалось подготовить предполье Перемышльского укрепленного района и отрыть окопы в своей полосе.

Штабами дивизии и пограничного отряда был разработан план прикрытия государственной границы по двум вариантам – на случай диверсий и возможной войны.

Второй вопрос.

С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?

Генерал армии М. А. Пуркаев (бывший начальник штаба КОВО):

13 или 14 июня внес предложение вывести стрелковые дивизии на рубеж Владимир-Волынского укрепрайона, не имеющего в оборонительных сооружениях вооружения. Военный совет округа принял эти соображения и дал соответствующие указания командующему 5-й армией.

Однако на следующее утро генерал-полковник М. П. Кирпонос в присутствии члена военного совета обвинил меня в том, что я хочу спровоцировать войну. Тут же из кабинета я позвонил начальнику Генерального штаба и доложил принято решение. Г. К. Жуков приказал выводить войска на рубеж УРа, соблюдая меры маскировки.

Генерал армии И. X. Баграмян (бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО):

Войска прикрытия дислоцировались непосредственно у границы и приступили к развертыванию с началом военных действий. Заблаговременный их выход на подготовленные позиции был запрещен Генеральным штабом.

Оперативные резервы осуществляли выдвижение из районов дислокации: стрелковые корпуса – за пять дней до начала войны, но выйти не успели; механизированные корпуса – 22 июня.

Полковник П. А. Новичков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 5-й армии):

Части дивизии на основании распоряжения штаба армии в ночь с 16 июня выступили из лагеря Киверцы. Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли в полосу обороны. Однако оборонительный рубеж не заняли, а сосредоточились в лесах и населенных пунктах вблизи него. Эти действия предпринимались под видом перемещения к месту новой дислокации. Здесь же начали развертывать боевую подготовку.

Числа 19 июня провели с командирами частей рекогносцировку участков обороны, но все это делалось неуверенно, не думалось, что в скором времени начнется война. Мы не верили, что идем воевать, и взяли все ненужное для боя. В результате перегрузили свой автомобильный и конный транспорт лишним имуществом.

Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии):

Два стрелковых полка (187 и 14 сп) дивизии располагались вблизи государственной границы с августа 1940 года.

20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».

Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа. При докладе присутствовал командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко, которому поручалась проверка исполнения. Трудно сказать, по каким соображениям не разрешалось занятие оборонительных позиций, но этим и воспользовался противник в начале боевых действий.

Генерал-майор С. Ф. Горохов (бывший начальник штаба 99-й стрелковой дивизии 26-й армии):

До начала боевых действий распоряжения о выходе частей на участки обороны не поступало. Только артиллерийские полки по приказу командира 18-го стрелкового корпуса генерал-майора М. Г. Снегова были выдвинуты в леса около спланированных огневых позиций. В момент начала военных действий он отдал противоречивые приказы: стрелковым полкам занять оборонительные рубежи, а артиллерийским – огня не открывать до особого распоряжения. Несмотря на наши настойчивые требования, до 10 часов 22 июня так и не было разрешено использовать артиллерию.

Генерал-майор Н. П. Иванов (бывший начальник штаба 6-й армии):

В момент внезапного нападения противника проводились сборы артиллеристов, пулеметчиков, саперов. Из-за этого соединения были организационно раздроблены. Часть войск располагалась в лагере, имея в пунктах постоянной дислокации запасы вооружения и материальных средств.

Части прикрытия по распоряжению командующего войсками Киевского особого военного округа к границе выдвигать было запрещено.

Генерал-майор А. М. Баранов (бывший начальник штаба 17-го стрелкового корпуса):

Выход частей на государственную границу начался в первой половине июня под видом проведения подвижных лагерей. Последние располагались в глубине оборонительных участков. Подразделения размещались в палатках, проводили занятия по плану. Одновременно совершенствовали в инженерном отношении оборонительные позиции. Боеприпасы были подготовлены к подаче личному составу.

Генерал-майор Ф. Н. Смехотворов (бывший командир 135-й стрелковой дивизии 5-й армии):

18 июня 1941 года 135-я стрелковая дивизия выступила из района постоянного расквартирования (Острог, Дубно, Кременец) и к исходу 22 июня прибыла я Киверцы (в 10—12 км северо-восточнее Луцка) с целью прохождения лагерного сбора согласно приказу командующего армией.

Распоряжений о приведении частей соединения в боевую готовность до начала военных действий не поступало, а когда утром 22 июня дивизия на марше была подвергнута пулеметному обстрелу с воздуха, из штаба армии поступило указание: «На провокацию не поддаваться, по самолетам не стрелять».

Распоряжение о приведении частей в боевую готовность и об исполнении плана мобилизации было отдано лишь утром 23 июня, когда они находились в Киверцах…

Полковник Н. Л. Логинов (бывший командир 139-й стрелковой дивизии 6-й армии):

Дивизия дислоцировалась в Черткове и окрестных населенных пунктах. К началу войны четыре стрелковых батальона и два артиллерийских дивизиона находились на оборонном строительстве в 20—25 км юго-западнее Черновиц, саперный батальон дивизии и роты полков – в 20—25 км северо-западнее Львова, а один стрелковый батальон охранял окружные объекты в Тернополе.

17 июня утром получил шифртелеграмму от командира 37-го стрелкового корпуса: «Для проведения корпусных учений дивизии сосредоточиться в районе Перемышляны, для чего выступить с утра 18 июня по маршруту: Чертково, Бучач, Гадич, Рогатин». На мою просьбу собрать подразделения и части дивизии для выполнения этой задачи ответили: «Выступайте на учение с наличным составом, снять батальоны с работ и охраны не разрешаем».

Таким образом, дивизия в составе четырех стрелковых батальонов, трех артиллерийских дивизионов и спецподразделений выступила в район учения.

1. И.X. Баграмян начальник оперативного отдела штаба КОВО 2. С. Ф. Горохов начальник штаба 99-й стрелковой дивизии 3. Г. И. Шерстюк командир 45-й стрелковой дивизии 4. Ф. Н. Смехотворов командир 135-й стрелковой дивизии

Комментарий.

Штабы армий знали о плане обороны границе и вверенных им участках (они прорабатывали свои участки обороны). Командирам дивизий и корпусов были переданы соответствующие пакеты (вскрываемые по особому указанию).

Кроме того, командиры дивизий были ориентированы в полосе своего участка обороны. Ряд авторов воспоминаний указывают, о том, что им сообщались участки обороны, огневые точки. Они производили: «выписки из армейского плана оборудования своих полос в инженерном отношении». Это, прежде всего, относится к дивизиям, которые непосредственно прикрывали границу. Многие же командиры частей стоявших в глубине территории о планах и о своих действиях ни чего не знали.

В своих воспоминаниях К. Рокоссовский (бывший командир 9-го механизированного корпуса относящийся к КОВО) пишет, о том, что командование округом не сообщила ему о планах прикрытия и о действиях 9-го мехкорпуса. О начале войны К. Рокоссовский узнал днем 22 июня, из обычных звонков в штаб округа.

Некоторые командиры из КОВО узнали о начале войны только 23 июня. То есть даже после нападения не все воинские части знали об этом. А значит, не все были приведены в боевую готовность. Насколько такая ситуация приемлема? Хотя бы с учетом того, что все округа получили около часа ночи 22 июня приказ из Генштаба о том чтобы «быть в полной боевой готовности» (16).

Опросный материал показывает различную ситуацию в округах. Особо отмечу, что в каждом округе командиры говорят именно о планах обороны или прикрытия (если им вообще были известны какие-либо планы). Планированием прикрытия границ округа занимались с января-апреля. Для того чтобы готовить войска к нападению требуется четкое планирование (расписываются действия каждого воинского подразделения). Чтобы понять уровень необходимого планирования нужно прочитать план «Барбаросса». В советских, а потом и российских архивах не были найдены даже наметки подобных планов для округов, армий, дивизий, которые предполагали широкомасштабные наступательные действия на большую глубину. Если бы такие планы были найдены, я уверен, что их обязательно опубликовали (комиссия А. Яковлева такого бы не пропустила). Ведь нашли же черновик записки А. Василевского о превентивном ударе по готовящимся немецким войскам (2).

Пока же из всех документов известны только многократно перерабатываемые планы прикрытия (обороны) границы (разработанные вплоть до полка и батальона). Потому-то Генштаб через Военно-исторический отдел спрашивал именно о планах обороны, были ли они доведены до войск.