Накладная с личной печаткой: «укладчица Степанова»

Сын продолжает свой рассказ…

Посреди пасторального пейзажа остатки сгоревших машин, разбросанные трупы, запах горелого человеческого мяса: всё, что осталось от разгромленной сирийской батареи.

Рассыпавшись цепью, идем в атаку на укрепленную позицию, в гору. Сирийцы бегут в другую сторону, напарываются на отряд наших сержантов.

Всё указывает на внезапность нашего прорыва – в палатках чашки с дымящимся кофе, брошенные впопыхах ржаво-белые маскхалаты «Эдельвейс» сирийских «коммандосов», книжка на арабском о Зое и Шуре Космодемьянских. С вращающейся магнитофонной ленты – голос Аллы Пугачевой. Сплошь памятные подарки от бывшей моей родины – вычислитель стрельбы на русском языке, пробитый пулями.

Накладная из ящика со снарядами для гранатомета с личной печаткой – «укладчица Степанова».

Абсолютно новый танк Т-62, сиденья в целлофане. Все надписи по-русски. Можешь изучать его «только за то», что он настигает на всех путях жизни, и нигде в мире, как здесь, нет столько оружия, по которому можно изучать русский язык.

Слушаю сына и вспоминаю, что в Рамалле и Дженине русские женщины, жены арабов-коммунистов, с тоской подпевают Алле Пугачевой, по тропинке бегает пацан с именем Хасан-Алеша, а со стен домов арабского Назарета, родины Иисуса, смотрит Ильич в кепочке, с издевательским прищуром: «Правильной дорогой идете, товарищи!»

Правильной или неправильной, но атака спецназа была столь внезапна, а неразбериха на передовой столь велика, что весь этот день и следующий, до прекращения огня, сирийцы уверены, что позиция в их руках, шлют то грузовик с подкреплением, то бронетранспортер, и мы, – говорит сын, – подпуская их поближе, расстреливаем в упор.