«Итак, это наше!»
Впрочем, рассуждая о флаге, царь не забыл и про осторожность – основанный в устье Амура русский пост для остального мира решили представлять всего лишь как «торговый склад Российско-Американской компании». В адрес же Китая было решено направить дипломатическое послание очень осторожного содержания.
«До сведения нашего дошло, – сообщалось от имени русского царя китайскому императору, – что с некоторого времени у устья Амура стали появляться иностранные суда, и мы имеем причины думать, что появление там сих иностранных судов, из коих некоторые были военными, не без цели. Вековые дружественные наши с Китаем отношения побуждают нас довести до сведения китайского правительства о сём важном обстоятельстве. Овладение устьем Амура какой-либо морскою державою не может быть нами терпимо, так как Амур вытекает из наших пределов, и притом земли, примыкающие к устью Амура, по трактату нашему с Китайской империей оставлены неразграниченными. Поэтому интересы как Китая, так и России требуют, чтобы никакие иностранные суда не могли иметь вход в Амур и плавать по этой реке и чтобы устье оной не принадлежало никакой сторонней державе. Всё это дружески сообщается китайскому правительству на дальнейшее его размышление – не признает ли оно полезным войти с нами в соглашение на счёт безопасности устья упомянутой реки от всяких покушений на сии места иностранцев, чего требует взаимная безопасность наших и ваших границ…»
Вопреки опасению министра иностранных дел Нессельроде, никаких протестов, а тем более решительных действий со стороны Китая не последовало. Русский пост спокойно существовал в устье Амура, не встречая каких-либо следов присутствия китайской власти в этих краях. В Петербурге всё более убеждались – Пекин либо не считает эти неразграниченные земли своими, либо китайскому правительству совсем не интересна эта таёжная глушь.
В конце 1852 года в Петербург с берегов Амура наконец вернулась «забайкальская» экспедиция подполковника Николая Агте. Дюжина «топографических отрядов» экспедиции за три года прошла более 20 тысяч вёрст по Северному Приамурью, впервые исследовав почти три миллиона квадратных километров.
22 апреля 1853 года подполковник Агте и губернатор Муравьёв лично представили царю Николаю I отчёт экспедиции и составленные ею географические карты. Русский император с удовольствием разглядывал первую в мире «Генеральную карту Амурской области». Карта доказывала, что в соответствии с подписанным 164 года назад Нерчинским трактатом северный берег в устье Амура может принадлежать России, ведь в природе нет единых «Каменных гор», протянувшихся на восток к океану, а есть целый ряд горных хребтов разной направленности.
Подполковник Агте пояснял царю: «Только уверенность китайцев, что не разграниченная с нами черта должна направляться не на восток к океану, а на юго-восток к Среднему Амуру, может объяснить их молчание по предмету занятия нами устьев Нижнего Амура, что, конечно, давно известно маньчжурским властям и не может более составлять тайны для Пекинского правительства…»
Николай I был доволен. Склонившись над новой картой, он провёл рукой от Байкала до устья Амура: «Итак, это наше!» Затем царь посмотрел на глобус и тут же помрачнел: «Всё это хорошо, но я ведь должен посылать защищать это из Кронштадта…»
Царь имел в виду, что у России на дальневосточных берегах практически нет никаких войск, а кораблям, чтобы попасть на Дальний Восток, надо оплывать всю Европу, Африку, Индию, Китай и Японию, то есть бо?льшую половину земного шара. И тут за карту взялся губернатор Восточной Сибири: «Кажется, нет надобности, государь, так издалека. Можно и ближе подкрепить…»
Муравьёв провёл рукой на карте по течению Амура из Забайкалья к океану, показывая, что подкрепления на дальневосточное побережье будет проще отправить прямо по Амуру – по пути, которым русские люди не плавали со времён Ерофея Хабарова. Царю понравилась эта идея. 57-летний самодержец рассмеялся и, как мальчишку, потрепал 44-летнего генерал-губернатора рукой по голове: «Ах, Муравьёв, ты, право, когда-нибудь сойдёшь с ума от Амура!»
До окончательного возвращения России на берега великой дальневосточной реки оставалось всего 5 лет.