Лот художества

Владимир СОЛОВЬЕВ. Теперь о гостевых отсеках, где я даю слово другим людям, без разницы, согласен я с ними или нет. Больше того, несогласных я предпочитаю согласным. Лена Клепикова — живой пример: на пальцах одной руки можно насчитать вопросы, где у нас с ней согласие, зато конфликты — далее везде и во всем, по любому поводу. Наконец, о беллетристических привнесениях. Лот художества берет глубже, чем мемуар или даже документ. По-любому, прижизненные и посмертные укоры Чехову за «Попрыгунью», где он списал главного героя с Левитана, либо к Прусту, в лирической эпопее которого узнавали реальных людей, что они не фильтровали базар, отвергаю с ходу и следую их примеру, используя реал в качестве кормовой базы для моей прозы: жизненные коллизии кладу в основу сюжетных драйвов, а фигуранты, мои друзья и знакомцы — да, мои модели, натурщики и натурщицы, пусть простят мне живые и мертвые этот утилитарный подход. Пишу с натуры, пусть натуру и искажаю — тоже мое неотъемлемое авторское право. По Спинозе: natura naturans & natura naturata. Я люблю ссылаться на это определение, прошу прощения за повтор. Понятно, я приверженец первого принципа, у меня не арийское объективистское, а иудейское субъективное восприятие натуры — не сотворенная, а творящая природа. По противоположности. А началось это совмещение беллетристики и мемуаристики не с «Бродского», а еще с первой книги, куда включена повесть «Призрак, кусающий себе локти», герой которой списан с Довлатова и легко узнаваем, а теперь еще я добавочно помещаю в новых изданиях книги «Перекрестный секс. Рассказ Сергея Довлатова, написанный Владимиром Соловьевым на свой манер». Либо «Сердца четырех» с посвящением Искандеру, Войновичу, Чухонцеву и Икрамову, которые послужили прообразами героев этого «эскиза романа», как указано в жанровом подзаголовке. Да, добираю в прозе, что не смог или не решился сделать в документалистике, в фактографе. Бесстыжая проза, если хотите. Хотя проза здесь особая: докупроза. Еще кратче: faction — неразрывная жанровая спайка fact & fiction. У Капоте есть такой термин: «non-fictional novel». Это идеальное жанровое определение моего романа о Бродском «Post mortem». Сошлюсь на моего если не учителя, то любимца среди моих любимых формалистов — Тынянова, который из литературоведа переквалифицировался в беллетриста: «Взгляд должен быть много глубже, догадка и решимость много больше, и тогда приходит последнее в искусстве — ощущение подлинной правды: так могло быть, так, может быть, было». Все это определяет характер нашего с Леной Клепиковой сериала, эту последнюю книгу включая — многожанровый, многоаспектный, многогранный, голографический, фасеточный, как стрекозиное зрение.

Зоя МЕЖИРОВА. Мой последний, под занавес, вопрос как раз об этой вашей последней книге. Точнее, про ее занятную обложку. Там изображены шесть ее персонажей на фоне двух земных полушарий, а пунктиром обозначен их путь через Атлантику — из Петербурга в Нью-Йорк. Такие пляшущие человечки из детской тетрадки, но на них насажены реальные головы Барышникова, Бродского, Довлатова, Шемякина и Соловьева с Клепиковой. Так вот, все фигурки бегут с востока на запад и только Володя с Леной — в обратном направлении. Случайность? Произвол художника? Или с каким-то тайным смыслом и умыслом? Намек?

Елена КЛЕПИКОВА. Если и с умыслом, то не нашим — вопрос к художнику. Что касается меня, то я довольно болезненно переживала эмиграцию, и душевно-духовно-творчески, да всяко чувствую свою связь с Россией и русской культурой неразрывной, хоть и маргинальной поневоле.

Владимир СОЛОВЬЕВ. В отличие от Лены, у меня никаких ностальгических переживаний не было и нет. Скорее космополитический принцип: моя родина там, где растут грибы. Здесь их ничуть не меньше, чем в России, а я, знаете, страстный грибник. При всех наших успехах в Америке — сотни статей в самых престижных американских изданиях и с полдюжины книг на 12 языках в 13 странах, я тоже полагаю связь с Россией тесной. Особенно теперь, когда там у нас с Леной столько публикаций в СМИ, а благодаря нашему издательству «РИПОЛ классик» — настоящий книгопад: восемь книг за два последних года. А теперь девятая, куда мы и вставим этот триалог, предварительно тиснув его в периодике. Кто-то даже пустил про нас шутку: пир во время чумы. Может быть, художник имел в виду именно эту востребованность наших опусов? Наше посильное участие в российском культурном процессе? Да, вектор указан верно.