Первая глава. В Чите

Первая глава. В Чите

Просторный кабинет был наполнен солнечным светом. У окна стоял генерал Чугунов. Тонкими пальцами потирал виски. В Москве, выйдя из подъезда наркомата, он почувствовал лёгкий озноб. В самолёте заболела голова. От аэропорта в Чите до штаба военного округа ехал в старенькой «эмке» — дыханьем студёного утренника прохватило. «Чёрт создал Читу и Могочи, а Бог — Крым да Сочи!» — Чугунов, подставив спину солнечным лучам, повёл плечами, словно так мог снять ощущение простуды, обернулся к окну.

В Забайкалье настала пора стареющего лета. Дни установились тихие, прозрачные. Тополя, сбегавшие с Титовых сопок к речке, частично сбросили листву, на фоне зеленых сосен они казались неряшливыми, обдерганными.

В кабинет вошёл майор с папкой в руке.

— Прибыл по вашему приказанию, товарищ генерал!

— Садитесь, Климент Захарович! — Чугунов указал на стул рядом с массивным двухтумбовым столом.

Майор Васин — начальник отделения военной контрразведки «Смерш» — занял указанное генералом место. Поношенная гимнастёрка с полевыми погонами, белый подворотничок оттеняли загорелую шею офицера.

— Делитесь новостями, товарищ майор! — Чугунов с сожалением покинул тёплое место у окна и расположился в кресле с твёрдыми подлокотниками.

Климент Захарович раскрыл папку и ровным голосом начал доклад. Лучи солнца отражались на его лысой голове. Чётко рисовался рваный шрам на крутом лбу.

— Есть интерес сопредельной стороны к Распадковой? — прервал подчинённого генерал.

— По имеющимся на этот час данным, пока нет.

— И то благо! А что граница?

— На пристанционном базарчике в Наушках задержан мужчина. По его словам, заслан из Харбина.

— Гость на порог — беда следом! Небось, сотник Ягупкин старается?

— Он снаряжал! Строительство в приграничной зоне интересует старого знакомого… Агента передали территориальникам!

— Есть ещё новости, Климент Захарович?

— Если не ошибаюсь, новости у вас, Тарас Григорьевич. — Майор Васин не один год работал с Чугуновым. Оставаясь лицом в лицо, они часто пренебрегали служебной субординацией.

— Не ошибаетесь! Новость не очень радужная. — Генерал вынул из жёлтого кожаного портфеля красную папку, развязал тесёмки, пробежал взглядом по машинописному тексту.

— Ставка Верховного главнокомандования Красной Армии предполагает крупное перемещение военных резервов с запада на Дальний Восток и в Забайкалье. — Генерал передал майору листки. Тот углубился в чтение.

Государственный Комитет Обороны предусматривал завоз стратегического запаса оружия, артиллерийских снарядов, усовершенствованных мин большого калибра, пороха, патронов. Накопление до намеченных пределов предписано завершить не позднее апреля 1945 года.

— Создание резерва, надо думать, связано с обеспечением наступательных операций? — Васин вернул Чугунову папку, предварительно расписавшись в конце документа под грифом «Совершенно секретно».

— Догадаться не трудно!

— Потенциальный противник прежний?

— Голова трещит от таких новостей! — ушёл от прямого ответа генерал. Достал из стола пакетик, высыпал белый порошок на язык и запил водой из стакана.

— Как там на Распадковой?

— По докладам Голощёкова, всё идёт планово.

— Всё хорошо, прекрасная маркиза… Напомните, пожалуйста, основные параметры хранилища.

— Вместимость по проекту — до миллиона единиц. Казематы и склады, в основном, подземные, — для снарядов, мин, пороховых комплексов, снарядных стаканов. Мастерские оружейников. Подъезды и охранная зона…

— Далековато от пунктов сосредоточения войск. — Чугунов развернул крупномасштабную карту Забайкальского военного округа. — По железной дороге до границы с Монголией — двести пятьдесят километров. От Наушек степью…

— Армейские базы у самой границы.

— Ладно, майор! То заботы Управления тыла — пусть там голова болит. — Чугунов сложил карту и спрятал её в стол. — Наша с вами ноша — сохранить в секрете, поелику возможно, создание арсенала в Распадковой. Сия ноша становится отныне главной, если не самой главной на ближайшие месяцы.

— Месяцы?! — удивлённо поднял лысую голову Васин.

— Строительство в Распадковой взято на контроль Ставкой. На этот счёт есть приказание начальника тыла РККА генерала Хрулёва. Объект сдать под ключ к концу 1944 года.

— Ого!

— Вот вам и «ого». По приказу ГКО с приграничной зоны в Распадковую уже передислоцируются стройбаты. Туда же гонят полнокомплектный автомобильный батальон.

— Действительно, голова кругом пойдёт! — Майор прикидывал в уме свою задачу в переменившейся ситуации.

— Железные дороги в границах Забайкальского военного округа и стройку в Распадковой приказано нашей службе прикрыть, поелику возможно, наглухо. Железнодорожники получили на этот счёт жёсткие указания.

— В последнем позвольте усомниться, Тарас Григорьевич!

— Есть отклонения? — Чугунов тёр виски. Волосы его выглядели осыпанными снегом.

— Эшелоны строителей вводятся на Распадковую среди белого дня.

— Кто разрешил? — грохотнул басом генерал.

Васин привстал. Лысина его покрылась капельками пота. Генерал повёл рукой: «Сидите!»

— Железнодорожникам намылим шеи! Командованию стройки принять меры скрытности во всех звеньях! Сегодня же подготовьте приказание!

— Есть, товарищ генерал! Должен заметить, назначение объекта известно узкому кругу, Тарас Григорьевич.

— У-узкий кру-уг… — Чугунов насмешливо растянул губы. — Юные архаровцы посёлка поди уже назовут вам и начальников сих складов, и командира стройки, и откуда прибыли. Угадал?

— Не такая уж там распашонка! — обидчиво откликнулся Васин.

— Вашими устами мёд пить! Не на пустыре роемся, не робинзоны! Покумекайте, Климент Захарович, насчёт дезы. И у нас, в штабе, и на уровне Распадковой.

— Дезинформация… — Васин сощурил зеленоватые глаза. — Овощехранилище, допустим, для гарнизонного военторга, или учебный полигон?..

— Кумекайте, товарищ майор, кумекайте! — Генерал прошёл к окну, вновь подставил спину солнечным лучам и вернулся к мысли о железнодорожниках. — Как же наш Голощёков промазал?

Перед отъездом в наркомат Чугунов специально предупредил гарнизонного уполномоченного «Смерша» о недопустимости дневной разгрузки эшелонов со строительными материалами.

— Тем паче, там и капитан Фёдоров…

— Из запаса капитан. Не всегда может оценить обстановку.

— О чём вы, товарищ майор? — повысил голос Чугунов. — Тут армия или детский сад? Оценил, не оценил…

— Виноват! — Солнце било Васину в лицо и он помаргивал, как спросонья. — Запасник и есть запасник…

— Закроешь тут глаза и уши японского генерала Отодзо Ямады! — Чугунов рассерженно вышагивал от окна к двери. — У того обстановка, у другого — распашонка. У третьего — привычка запасника! А вы зачем, товарищ майор?

— У Фёдорова как у строителя — своё руководство…

— Ещё чего?! Оперативная деятельность сего капитана в нашей епархии! Обеспечение секретности в округе и его забота. Или вы, товарищ майор, считаете по-иному?

— Мне возразить нечего! — Васин вытер платком взмокревшую лысину. — Я хотел просить вашего согласия на проверку Фёдорова.

— Не доверяете? Или кадровики промахнулись? Или вы всех подозреваете, Климент Захарович? — Чугунов сел в кресло, скривился, будто бы откусил кислого яблока. — При этих сверках-проверках я сгораю от стыда! Будто тайком читаю чужие письма. Омерзительное чувство!

— Я и сам не хотел этого, Тарас Григорьевич, но есть инструкция…

— Чья?

— Наркома. Вы разве забыли?

— Ситуация складывается не для сличения биографий!

— Проверка не повредит, товарищ генерал! — настаивал Васин, подвигая папку с заранее подготовленными запросами в Куйбышев, Управление НКГБ. Чугунов подписал бумаги.

— Отдаёт сие чем-то смрадным!

Васин с юных лет находился в среде военных и невольно впитал в себя дух организованности, особого склада жизни армейцев. Подтянутость, собранность, неторопливость, уверенность при несении службы, люди без малейшей червоточинки — вот идеал военного человека в понимании Климента Захаровича. Первые встречи с капитаном Фёдоровым насторожили майора. Многое не глянулось ему. Капитан не вписывался в созданный воображением Васина образ истинного советского командира.

— Ваши уточнения личности Фёдорова, как я полагаю, вызваны перебежкой к противнику комиссара госбезопасности? — Чугунов вернул папку майору.

— Хозяйство Люшкова было в пределах Дальневосточного края! — Васин удивлённо посмотрел на генерала. — Да и когда то было!

— Ошибаетесь, товарищ майор! Методы, навыки сокрытия военных, государственных тайн нашими органами Люшков расписал и расписывает доныне японцам во всех тонкостях, не сомневайтесь, Климент Захарович! Уверен, комиссара госбезопасности проверяли кадровики несчётно раз.

— То — Люшков. А наша забота — Фёдоров. Просто, как пара пустяков.

— Обжегшись на молоке, дуем на воду?

— Я исполняю служебную инструкцию, Тарас Григорьевич. Распадковая — особо важный объект! По плечу ли Фёдорову ноша?

— Инструкция… Дело делать — вот наша первейшая инструкция! — Чугунов не мог и не хотел завершать на этом разговор. С именем Люшкова у него были связаны свои боли. — Люшков был старшим начальником в пограничном районе — не хухры-мухры! Не чета нашему Фёдорову. — Чугунов грузно повернулся в кресле. — У тебя сколько орденов, Климент Захарович?.. Один «Знак Почёта». А молотишь в органах сколько? Лет за двадцать. У Люшкова было три высших ордена и все — за ГПУ и НКВД… Опозорил нашу службу, мерзотник! Вот вам и кристально чистый чекист! Вот вам и сличение биографий…

Разговор о Люшкове вызвал у Васина бурю чувств и горьких воспоминаний. В Хабаровске в конце июля 1937 года появился из Азово-Черноморского края комиссар госбезопасности третьего ранга. Первым арестовал своего предшественника, всех его заместителей.

В одиночной камере очутился и Васин как участник правотроцкистской организации, будто бы существовавшей в системе органов НКВД Дальнего Востока. Шрам на лбу — память о допросах! И теперешний генерал Чугунов получил тогда партийное взыскание за «потерю революционной бдительности».

— Разрешите продолжать? — отринул тяжкие картины прошлого Васин. Он сжимал в руках папку так, что побелели пальцы.

— Извини, Климент Захарович! Тронул ненароком больное…

— Чего уж там! Из песни слов не выкинешь. — Васин с разрешения генерала перечислял меры по охране от постороннего глаза начавшейся стройки в Распадковой. Генерал молча слушал, делал пометки в блокноте.

— Иногда думаю, что мне известны все твои уловки и приёмы сокрытия секретов. — Чугунов жестом остановил Васина. — Мы очень давно служим вместе. Послушав тебя сейчас, ещё раз убедился: умеешь!

— Ладно вам, Тарас Григорьевич! — Васин в смущении извлек из кармана платок и принялся вновь потирать им свою лысину.

— Ты что-то потеешь? Не хвораешь ли, Климент Захарович?

— На Распадковой не поберёгся. Там, как в трубе, сквозит.

— Ноги — в горчицу. Малинового варенья на ночь…

— Древние учили: излечись сам! — скупо усмехнулся Васин, намекая на состояние генерала. Тот понял его.

— Вернёмся к Фёдорову. Откройте свой взгляд на его возможности.

Майор замялся. Он не мог точно определить своё отношение к капитану. Сомнения — личное восприятие человека. А верны ли они? Казалось бы, чувства долга обязаны управлять поведением обоих. Следовало бы ощущать локоть друг друга — сотрудники одной службы!

— По первым впечатлениям, ждёт и не дождётся часа, чтобы вернуться на «гражданку».

— Так то ж по первому, Климент Захарович… Считаешь, у Фёдорова в прошлом имеется что-то, мешающее ему исполнять воинский долг чекиста?

— Из запаса капитан… Обкатать требуется по нашей линии.

— Бдительность… мнительность. — Чугунову, занятому мыслями о Распадковой, не по душе было отвлечение Васина на поиск изъянов в биографии капитана, судьбой предназначенного охранять секретный объект в тайге. Генерал знал, что Васин требователен до предела. Не всякому дано служить самозабвенно, как служит сам майор. Люди, призванные войной из запаса, нуждались в обучении, им необходимо какое-то время на вживание в армейские будни.

— Не слишком ли вы строги, Климент Захарович?

— Уроки Люшкова учат нас бдительности! Да и время для натаскивания новичков нам не отведено, как видите.

— Не отведено! Тут ты — в десятку! Не отведено время и для выискивания крамолы в наших рядах. — Генерал надел очки на переносье. — Климент Захарович, условимся, что сегодня вы последний раз давали запросы на подпись. Уважьте мою просьбу: не дёргайте без нужды запасников. Избавьтесь, пожалуйста, от болезненной подозрительности! Ей-ей, они дельные, проверенные-распроверенные не единожды мужики! А то ведь на сей счёт народ не зря трунит: «Скажи человеку десять раз, что он — свинья, и он захрюкает!».

— Замечание учту, товарищ генерал! Разрешите вызвать капитана Фёдорова для уточнения новой обстановки?

— Пусть приедет! Ему полезно пообщаться с опытными контрразведчиками. — Генерал имел в виду Васина.

Майор принял намёк как должное и, будто бы вспомнив, спросил:

— Слышал, прибыло пополнение из спецшколы, подходящие ребята?

— Практика покажет. А тебе подавай готовеньких? Ладно, ладно, Климент Захарович, не вставай на дыбки!

— Может, назначить к Фёдорову стажёра?

Тарас Григорьевич разгадал манёвр Васина: «Пользуется ситуацией, чтобы доукомплектовать отделение!».

— Быть по-вашему! — Чугунов, почувствовав лёгкий озноб, поднялся, пересёк кабинет и замер у окна. — Есть у меня лейтенант на примете.

Проводив взглядом майора, Чугунов снова пытался набрать тепла в солнечных лучах. Тарас Григорьевич размышлял о сложившейся обстановке. По имеющимся во вверенном ему отделе «Смерш» данным, полученным из закордонных источников, из фактов участившихся прорывов через границу вражеских лазутчиков, из обзорных справок Главного Управления военной контрразведки «Смерш» генерал делал вывод: японская разведка не ослабляет усилий в сборе информации о Забайкалье.

Противник не может не предугадывать перспективу очутиться в огневом контакте с советской стороной — на западе его союзники идут ко дну! Накопление военного снаряжения в Распадковой, узнай о нём японцы, несомненно станет дополнительным толчком к такому прогнозу. Сигналы отсюда не исключаются: наблюдатели, вероятно, где-либо затаились! Острый интерес штаба войск Квантунской армии к намерениям советской стороны непременно выявится в учащении засылки агентуры…

Немного согревшись, Чугунов вернулся на рабочее место. Среди бумаг, приготовленных помощником в отдельной папке, он обнаружил странички, исписанные твёрдым почерком, без помарок.

По прибытии пополнения в отдел «Смерш» генерал принял лейтенанта Сидорина, плечистого, со светлыми глазами крепыша. В ходе ознакомления Тарас Григорьевич завёл речь о сопредельной стороне. И тут выяснилось, что выпускник спецшколы нетвёрдо ориентируется в оперативной обстановке, связанной с противостоянием военной разведки вероятного противника и контрразведки Красной Армии.

— В Харбине до ста тысяч русских эмигрантов. Тысячи беженцев из прежней России. Ярые монархисты, офицеры белого движения и казаки атаманов Семёнова и Анненкова, барона Унгерна. — Тарас Григорьевич оценивающе посматривал из-под очков на молодого офицера. — Из сих закромов японцы черпают кадры шпионов и диверсантов, нацеленных на нас. Я дам указания архивному отделению ознакомить вас с необходимыми материалами. Вам, товарищ лейтенант, предстоит своего рода дипломная работа. Представите мне обзорную справку…

Теперь генерал сосредоточенно читал листки лейтенанта Сидорина, по своему обыкновению делая пометки на полях.

«В апреле 1918 года в Харбине организовался «Дальневосточный комитет защиты Родины и Учредительного собрания». Возглавил его генерал Хорват Д. Л., управляющий Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД).

12 августа 1918 года во Владивостоке высадился японский десант в 16 тысяч солдат и офицеров, позднее интервенционистский корпус пополнился до 150 тысяч человек.

27 ноября 1918 года есаул Семёнов Г. М. получил телеграмму из Токио: «Японское общественное мнение не одобряет Колчака. Вы протестуйте против него.

2 апреля 1919 года колчаковский министр иностранных дел, находившийся в Париже, получил из Сибири сообщение: «Имеются свидетельские показания о соглашении, заключённом Семёновым с Японией, предоставляющем в распоряжение последней все золотые прииски Забайкалья».

Под давлением японцев Колчак 23 декабря 1919 года назначает генерал-майора Семёнова Г. М. главнокомандующим всеми войсками Дальнего Востока, а 4 января 1920 года указом адмирала Колчака вся полнота военной и гражданской власти на территории Российской восточной окраины передана Семёнову Г. М.

В начале 1920 года в отделение Российского госбанка в Харбине поступило золото Российской империи, попавшее к атаману Семёнову Г. М. В марте 1920 года из Харбина японские военные вывезли сокровища через Дайрен в Японию.

В начале сентября 1920 года Семёнов Г. М. улетает из Читы на аэроплане. 21 октября 1920 года семёновцы убежали из Забайкалья и через Маньчжурию по КВЖД направились в Приморье для борьбы с Советской властью.

«В случае освобождения территории Сибири от большевиков Япония получает в Сибири полное господство. Русское административное управление будет находится под японским надзором. Все концессии принадлежат японцам. В пунктах, имеющих для японцев стратегическое значение, японское императорское правительство имеет право держать военные силы в количестве, признаваемом им необходимым».

Меморандум от 12 марта 1921 года».

Из обвинительного заключения по делу атамана Анненкова Б. В.

г. Москва 23 мая 1927 года.

«…Сторонники атамана Анненкова Б. В., учинили налёт на Войсковой казачий собор в Омске и похитили казачье знамя Ермака и «Войсковое казачье знамя трёхсотлетия дома Романовых». Окружённый девятью преданными ему «партизанами», атаман ускакал в сторону Кокчетава. Среди участников ограбления замечен урядник Синегузкин Харитон Пантелеевич.

…В кругу атаманцев Анненкова Б. В. было принято обращение «брат». На чёрном знамени «партизанского отряда имени Анненкова» был вышит девиз: «С нами Бог». И эмблема: перекрещенные человеческие кости под белым черепом. Рядом с этим знаменем хранился андреевский бело-сине-красный стяг.

…Отличившиеся в зверствах и верные атаману казаки были сведены в отряды голубых и чёрных гусар. Их пометили особой татуировкой: на груди — крест. Под ним череп, две скрещенные кости. Змея, извивающаяся на теле. Особо доверенные лица имели наколку «С нами Бог и атаман Анненков!».

…11 сентября 1918 года Анненков захватил Славгород. Напротив Народного дома «партизаны» изрубили шашками 500 делегатов Крестьянского съезда. Выделялся беспощадностью урядник Синегузкин, за что был отмечен атаманом.

…В городе Сергиополе (Аягузе) изрублены и повешены 80 человек. Сожжено село Троицкое. В селе Шмидовке (Никольское) выпороты 300 жителей. Расстреляны 30. Повешены — 5 человек. Запомнился жестокостью урядник Зверев (за псевдонимом скрылся Синегузкин Х. П.).

…Приказ атамана Анненкова Б. В., гласил: «Всякий партизан имеет право расстреливать каждого не служащего в моих частях без суда и следствия».

…«В конце 1922 года в пакгаузе транспортной фирмы «Кикути унсотан», подле вокзала Уцуномия, солдаты микадо охраняли золото, тайно доставленное сюда с Дальнего Востока России. Его захватил командир 14-й дивизии императорских войск, участвовавший в интервенции в Сибири. Часть золота впоследствии была использована на создание марионеточного государства Маньчжоу-Ди-Го. Другая часть перешла в ведение военной разведки для формирования за счёт этого опорных пунктов и резидентур в Китае и Советском Союзе.

В распоряжении Министерства иностранных дел Союза ССР имеется весьма достоверная расписка, свидетельствующая о том, что часть российского золота была действительно передана японскому военному командованию «на хранение» на железнодорожной станции «Маньчжурия».

…После оккупации японцами Маньчжурии в 1931 году руководство остатками армии атамана Семёнова Г. М. принял на себя Второй отдел штаба войск Квантунской армии. Исходя из его директив, офицеры и генералы атамана готовили вооружённые отряды против Советской России. Во Втором отделе штаба сосредоточивалась информация, собранная белой эмиграцией о Советском Союзе. Все расходы по организации шпионажа, диверсий и террора против СССР погашались за счёт средств Квантунской армии, командованию которой была выделена часть золотого запаса бывшей Российской империи, захваченного в годы Гражданской войны в Сибири и укрытого от советского правительства.

…В 1938 году на станции «Оунгари-два» подручные атамана Семёнова Г. М., выполняя указание командиров Квантунской армии, сформировали из русских эмигрантов отряд «Асано» — по имени японского полковника, ведающего в Харбине наёмниками. В годы Второй мировой войны по распоряжению японцев подразделение отщепенцев было развёрнуто в «Русский воинский отряд армии Маньчжоу-Ди-Го»

…По требованию штаба войск Квантунской армии атаман Семёнов Г. М. сформировал Захинганский казачий корпус: пять полков, два отдельных дивизиона, отдельная сотня. Под ружьё были поставлены около шести тысяч казаков, пластунов, артиллеристов. После муштры бывшие белогвардейцы зачислялись в специальные отряды резервистов и получали пособие из японской кассы.

«Бюро по делам русских эмигрантов» в Харбине, кураторство над которым держала японская спецслужба в Маньчжоу-Ди-Го, распорядилось: «Все молодые мужчины из русских эмигрантов в возрасте от 17 до 30 лет должны стать на учёт как военнообязанные».

…Захваченные и обезвреженные агенты харбинского центра дали показания об активном сотрудничестве генералов Семёнова Г. М., Власьевского Л. Ф., Бакшеева А. П., а также главарей враждебной эмиграции Родзаевского К. В., Шепунова Б. Н., Михайлова И. А. и их постоянных пособников Охотина и Ухтомского с японскими спецслужбами.

…В газете «Голос эмигранта» атаман Семёнов Г. М. утверждает: «Нам, русским националистам, нужно проникнуться сознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами «оси» — Японией и Германией.

…Семёнов Г. М. в кругу близких сослуживцев признавался:

«От японцев в период гражданской войны мною было получено 4 миллиона иен, которые я использовал на нужды белой армии.

В 1931 году, после перехода штаба Квантунской армии из Мукдена в Чаньчунь, я имел беседу с полковником Исимура — начальником разведывательного отдела штаба Квантунской армии — и договорились с ним, что буду поставлять японцам сведения о Советском Союзе. Эта договоренность послужила началом моей разведывательной деятельности в пользу императора Японии.

…С 1942 года, когда связь со штабом Квантунской армии я стал поддерживать через посредство дайренской военной миссии, японцы выплачивали мне регулярно каждый месяц по 1000 иен».

Начальник казачьего отдела штаба атамана Семёнова Г. М. генерал-майор Власьевский Л. Ф. признавался:

«Семёнов и его войска почти полностью финансируются японцами, и мы во всем от них зависимы.

…Я также контактировал с японцами по поводу получения материальной помощи, средств на содержание атаманского двора и личные расходы Семёнова. На эти нужды японцы отпускают ежемесячно 10—15 тысяч золотых иен».

Начальник военной миссии в Дайрене Ясуе Норихиро доносил в штаб:

«Бывшего атамана Семёнова Г. М. я знаю с 1920 года. Ближе познакомился с ним почти двадцать лет спустя, в Дайрене, в японской миссии, куда Семёнов приносил различную информацию. А официально для сотрудничества с миссией Семёнов был привлечён мною в 1939 году. Тогда же Семёнов представил донесение о состоянии подводного флота в районе Владивостока. Было указано количество подводных лодок, их устройство и вооружение…»

Генерал Чугунов закрыл синюю папку. Записки лейтенанта Сидорина показались ему беглыми. Общее направление мысли одобрил. Молодой офицер сосредоточил своё внимание на корыстных побуждениях японцев — ущемить русские интересы в Сибири и на Дальнем Востоке.

— На троечку с плюсом наработал, лейтенант! — Чугунов посчитал возможным назначить Сидорина стажёром.