К первому тому
К первому тому
В первом томе помещено 11 допросов 9 лиц. Здесь представлены: А.Н. Хвостов, Е.К. Климович, А.Д. Протопопов, С.С. Хабалов, А.Т. Васильев, Б.В. Штюрмер, В.Л. Бурцев, А.Н. Наумов, князь М.М. Андроников.
На первом месте – пресловутый Алексей Николаевич Хвостов, беспардонный и жизнерадостный шут, последовательно: губернатор, член Думы, министр внутренних дел. Его показания поразительны по своему откровенному цинизму, безудержной наглости и полному отсутствию сознания какой-либо вменяемости поступков, какой-либо ответственности. «Алексей Хвостов – у власти» – благодарная тема для оперетки, ибо развертываемая им в показаниях картина его министерства, его властвования превосходит все, что создавало воображение авторов опереточных и водевильных текстов.
Вторым был допрошен кратковременный директор Департамента полиции (при А.Н. Хвостове) генерал Е.К. Климович, начавший свою карьеру в охранных отделениях, заведывавший московским охранным отделением, бывший одно время московским градоначальником. Он очень сдержан в своих словах, старается прикинуться совсем чистым и приличным деятелем и отгородиться от разгульной шайки Хвостова, Мануйлова, Штюрмера, но за его спиной тяжкий груз интенсивной работы по политическому розыску. Он, конечно, не выше других его сотоварищей на этом поле и, как они, вкусил от древа провокации. Вкушал он, повидимому, не за страх, но и за совесть, потому что он был не просто в официальных сношениях, а в интимной дружбе с замечательной представительницей секретной агентуры Зинаидой Жученко. Показания Климовича – своего рода введение к тем откровенным разоблачениям других директоров Департамента полиции, которые читатель прочтет в следующих томах нашего издания. Но и сдержанные показания Климовича дают все же немало штрихов к картине правления Штюрмера и Манасевича-Мануйлова.
Третьим выступает последний министр внутренних дел царского правительства, А.Д. Протопопов, бывший член Думы, промышленник, участник разговоров о сепаратном мире, человек, несомненно, «не в себе». Его показания на многочисленных допросах и в пространных объяснениях, писанных в уединении крепостной камеры, совершенно откровенны. Кроме честолюбия, он не имел никаких рессурсов[*] к государственной деятельности, никакой политической программы. Впрочем, отсутствие политической программы характерно почти для всех деятелей царского режима. Он «обожал» Николая II, как монарха и человека, – вот и все, что было на его знамени. Но нет, мы были бы несправедливы к Протопопову, ежели бы начисто отказали ему в какой-либо политической программе. И у него был проект реформ для своего времени. Проект был комбинацией из трех… реформ: Протопопов думал спасти Россию, дав судебную ответственность министров, расширение прав евреям и жалованье духовенству. Земство оставалось еще в придачу. Страдавший и на воле в период высшей своей власти недержанием слов и мыслей, Протопопов производил тяжелое, жалчайшее впечатление на допросах. Слушая его бессвязные речи, трудно было представить, что этот человек мог хоть одну минуту оставаться на вершине власти. И еще страннее было представить, что был монарх, который находил отличным такого министра.
Генерал С.С. Хабалов, командовавший войсками петроградского округа, облеченный всяческими полномочиями, был допрошен на тему о борьбе с надвигающимся революционным взрывом в последние дни февраля 1917 года и дал любопытнейшие свидетельства о растерянности властей. Этот неумный генерал, производивший впечатление своей свирепостью и мнимой энергией, растерялся, как последний прапорщик, когда стал во главе борьбы с растущим революционным движением. В его руках еще были верные правительству части войск, но он так испугался, что раз навсегда потерял веру в благонадежность каких-либо частей войск, а раз потеряв веру, какое сопротивление он мог оказать?
Следующий персонаж – последний директор Департамента полиции Васильев, ставленник Протопопова. Он недолго побыл директором и не успел еще показать свою индивидуальность; в сущности он выступает вторым лицом, на втором положении, подыгрывается к своему министру и повидимому оказывает ему помощь в использовании Департамента полиции для личных целей. Послать агента для разведывания, что говорят о министре в правительствующих кругах, перлюстрировать письма лиц, интересующих министра, – вот повседневная работа директора Департамента полиции при Протопопове. С таким же подобострастием, с каким работал сей директор при министре Протопопове, он предлагал свои силы и способности для закономерной помощи Временному Правительству: такое впечатление производит печатаемое нами его заявление.
За Васильевым идет Штюрмер, давший пространнейшие показания и поразивший в них полным отсутствием какой-либо государственной точки зрения, круглым непониманием основных законов. Быть может, впрочем, Штюрмер на допросе старательно преувеличивал свою природную тупость страха ради, но и за всем тем его умственная ограниченность бьет в глаза. Этот старик с внешностью испанского гранда, с вдумчивым выражением лица и благообразной наружностью был в действительности самым беззастенчивым хищником и авантюристом; он совершенно не разбирался ни в средствах достижения, ни в людях, которые помогали ему.
За Штюрмером следует В.Л. Бурцев. Он был допрошен, как специалист по раскрытию провокаторов, но в это время мягкосердечие мешало ему воспринимать в должном свете деятельность крупных дельцов политического розыска (Герасимова, Спиридовича). Ему казалось, что он все понял и потому должен все простить. Поэтому он простодушно верил генералу Герасимову – хищной жандармской акуле, – когда тот рассказывал ему о своем участии в попытках антидинастических переворотов.
Вслед за Бурцевым дал показания кратковременный министр земледелия, – А.Н. Наумов. Наумов пришелся не ко двору в шайке, окружавшей царя, и был ею извергнут очень скоро. Его показания дают очень ценный и объективно выдержанный материал.
Министерскую группу заключает проходимец и авантюрист, безответственный политический делец князь М.М. Андроников – фигура очень колоритная, – необходимое дополнение к Хвостову и сопернику по обделыванию темных дел Манасевичу-Мануйлову. Показания его, очень откровенные и циничные, освещают жизненный путь ответственных русских сановников конца режима.
Указатель собственных имен ко всем томам издания будет дан особым приложением.
П. Щеголев.