НЕХАРАКТЕРНОЕ ДЕЛО

НЕХАРАКТЕРНОЕ ДЕЛО

Год спустя Валентина второй раз столкнулась с Савельевым, которого она все это время упорно не замечала, даже если встречались они носом к носу. Шеф расписал Литовцевой дело по ограблению. У нее тогда в производстве находились еще восемь дел, причем по двум весьма поджимали сроки, а тут еще девятое свалилось на голову. Валентина хотела уже дня на два засунуть, его в сейф, но внимание привлекла запись:

«…возбуждено оп/ин. Савельевым».

Не думал тогда оперативный инспектор, что ничего хорошего для него из этого дела не получится. Не знала тогда этого и Литовцева. Она, как обычно, назначала передопросы обвиняемого, основных свидетелей, потерпевшей. Это всегда помогало быстро войти в суть происшедшего, хорошо ориентировало при разработке версий по отдельным эпизодам, при составлении общего плана расследования.

…В деле Баевского особенных сложностей не было. Кроме одной. Сидел перед Литовцевой этот подозреваемый, стирал ладонью слезы со щек и повторял, наверное в тридцатый раз:

— Не грабил я ее… Понимаете, не я это был! Я больше ничем не могу доказать, но не я в то время был там!

И стыд за слезы перед молодой женщиной-следователем, и отчаяние перед безысходностью положения, и надежда на человеческое участие — все это одновременно было в глазах рослого девятнадцатилетнего парня.

…В парадное одного из домов по улице Советской вошла возвращавшаяся с вечерней смены врач-рентгенолог Дора Игнатьевна Барская. В подъезде было светло, и она отчетливо разглядела шагнувшего ей навстречу молодого человека в «финской» шапочке и в сером ворсистом пальто. А в следующее мгновение она не увидела уже ничего. Удар в лицо бросил ее на стену…

Очнувшись, женщина машинально поднесла руку к глазам: поправить очки. Без оправы, они разлетелись на несколько частей. Приподняла голову. Боль сжала затылок. Болела и подвернутая левая нога. Осторожно ощупала ее. Нет, не перелом, просто ушиб. Пальцы наткнулись на разбитое стекло часов. Прижав к губам кашне, пошарила рукой вокруг. Сумочки не было.

Оперативная машина прибыла через двенадцать минут. Собака уверенно взяла след и потащила едва успевавшего за ней проводника вправо по Советской, потом в бесчисленные переулки Жилстроя, потом к полотну железной дороги. Сзади бежал оперативный инспектор Савельев. Собака, за ней юркий проводник нырнули между камнями и исчезли за крутым спуском. Савельев замешкался.

— Сумка! — услышал он голос проводника.

След вел вдоль железной дороги, выходил к забору ТЭЦ, потом на улицу Шмидта возле мореходного училища, к жилым домам. На полпути собака заметалась, заскулила. Негустой, но непрерывный поток рабочих от судоверфи двигался к остановкам автобусов. Отсюда грабитель мог уже ехать…

Дело, где на каждом листе стояло «оп/ин. Савельев», рассказывало о дальнейшем. Полгорода тогда ходило в «финках» и серых ворсистых пальто. Но это все же зацепка. Опросом жильцов выявили двух молодых людей, подходивших под описание Барской. Маловероятно, конечно, что кто-нибудь из них рискнул бы на грабеж в своем подъезде. Но, с другой стороны, Барскую ждали, это очевидно. Не каждый день человек носит с собой зарплату. Преступник знал о деньгах и поэтому, кроме сумочки, ничего не стал брать. А очистив ее, тут же, разумеется, выбросил.

Савельев проверил обоих молодых людей. Один еще накануне ушел с друзьями в турпоход и не возвращался (домашние показали его пальто и «финскую» шапку). У другого было не менее надежное алиби. Оторвав затуманенный взгляд от книги и шахматной доски, он долго и непонимающе глядел на Савельева да так и не очнулся. Соседи сказали, что сидит он ежевечерне и что сегодня пребывает в таком состоянии третий час. Они ручаются, что он не только не одевался, но даже с кухонной табуретки не вставал. И добавили:

— А вы зайдите в двадцать седьмую. Туда приходит один…

Так Савельев нашел Баевского. Он дружил с Олей Красильниковой, медсестрой, жившей в 27-й квартире. Оли в тот вечер допоздна дома не было. Но соседи видели Баевского: звонил в закрытую квартиру. Из других протоколов явствовало, что Александр Ильич Баевский, девятнадцати лет, токарь судоверфи, живет на Октябрьской, что в вечер происшествия пришел домой около 23 часов, что подтвердить свои показания, будто был в кино, ничем не может, а одет был именно в единственную свою «финку» и ворсистое пальто, тоже единственное.

Следователю после такой проверки материала оперативным инспектором хлопот оставалось немного. Валентина провела еще несколько допросов, очных ставок и все больше удивлялась расторопности мешковатого Савельева: все пока подтверждается.

Потерпевшая Барская была довольно хорошо знакома с Ольгой Красильниковой, допускала, что той известен день выдачи зарплаты, но исключала всякое соучастие Ольги в преступлении. И, наконец, — самый страшный для Баевского документ. Барская, до этого ни разу не видевшая Баевского, уверенно опознала в нем грабителя, хотя рядом стояли еще трое точно так же одетых молодых людей. Оставались, правда, кое-какие неувязки. Подписав у Савельева первый протокол допроса, где значилось, что Баевский ходил в кино, Александр потом изменил показания:

— Не был я в кино. Хотел попасть, но не достал билета. А протокол подписал потому, что не придал этой детали значения.

Название фильма в «Родине» и время начала сеанса указал безошибочно. Мог он, правда, быть там и накануне — фильмы-то по неделе одни и те же…

Не нашли ни при нем, ни дома денег. Мать и брат утверждают, что из имеющихся — ни рубля лишнего! И они, и соседи очень хорошо отзываются о Саше. Да что они! Валентине с завода прислали — вот путаники: «лейтенанту Литовцеву»! — даже две характеристики, производственную и из комсомольской организации. Обе — отличные. Бросился в глаза штришок:

«…Занимается в секции бокса, имеет спортивный разряд».

Барскую ударил тоже сильный человек…

Закрыв последнюю страницу, Валентина взглянула на Александра. Тот понимал, что сейчас будет принято решение, и ждал. Сжался весь, а глаза не опускает.

И решение снова не было принято.

— Вот что, идите пока в камеру. Через час — очная ставка с пострадавшей. — И неожиданно даже для себя: — Не волнуйтесь.

А сама пошла к Белову.

— Виктор Владимирович, я по делу Баевского, помните?

— А что тебя беспокоит в нем? Насколько помнится, чистое дело…

— Конечно, чистое… Только, когда на заводе узнали, через полтора часа сами принесли сразу две характеристики — и какие…

— Хорошие? Нам не так уж редко пишут хорошие… Иногда искренне заблуждаясь, иногда выгораживая своих… Ну, а как тебе показался Баевский? Впрочем, позови меня на очную. Сам хочу посмотреть.

Ввели Александра, Барская взволнованно встала.

— Сидите, сидите, Дора Игнатьевна, — успокаивающе сказала Литовцева. — Первый вопрос к вам. Вы подтверждаете, что вас ударил этот человек? Посмотрите внимательно, — мягко попросила она, будто предупреждая скоропалительный ответ.

И Барская, уже готовая кивнуть, сказать, «да», вдруг остановилась. А Александр, рванувшись к ней, почти закричал:

— Да смотрите же, смотрите!… Неужели там был я!

Барская беспомощно оглянулась на Валентину, растерянно опустила руку, прикрывавшую платком разбитые губы. Потом, справившись с собой, ровно сказала:

— Да, я узнаю его.

Баевский измученно опустился на свой табурет и глухо сказал:

— Вы приняли меня за другого… Я не буду отвечать на вопросы.

Он действительно не проронил больше ни звука.

Когда его увели и ушла Барская, Белов оказал в раздумье:

— Если следователь не убежден в виновности подозреваемого, он обязан доказать его невиновность.

Валентина отрешенно посидела за столом, потом медленно начала одеваться: «Кофе бы чашку…» И в этот момент вошла Барская в слезах.

— Что с вами, Дора Игнатьевна?

— А вдруг и правда не он?… Вдруг это все из-за фотографии?..

— Какой еще фотографии?!

— Товарищ Савельев мне показал… На пропуске. «Он?» — спрашивает. А я не могу узнать. Говорю: «Вот если бы одет он был, как тогда…» — «Сейчас вы на него одетого и посмотрите». Я вошла, и сразу, конечно, его лицо показалось знакомым. Я думала, он давно у вас на подозрении… А сейчас не знаю…

«Вот и все, — Валентина прислонилась к сейфу. — Вот и нет главного и единственного прямого доказательства. Мыльный пузырь, блеф…

— Пройдите, пожалуйста, со мной.

Барская все повторила в кабинете Белова. Литовцева подивилась его выдержке. Сказал, как обычно:

— Валентина Георгиевна, оформляйте протокол. А вам, Дора Игнатьевна, большое спасибо. Вы нам очень помогли.

И, когда успокоенная Барская ушла, снова Валентине:

— Баевского немедленно освободить. Пусть зайдет ко мне. Извиняться буду сам. Перетрясите каждое слово, каждую запятую в протоколах Савельева! — тут только голос его зазвенел.

Валентина пошла по старым следам. Ошибка выявилась при анализе времени.

Во сколько видели Баевского в подъезде Барской? Повторные допросы Александра и свидетелей убедили: за 20—25 минут до происшествия. По меньшей мере, четверо жильцов прошли в этот промежуток времени по лестнице и никого не увидели. Ну, а если бы Александр прятался за углом на улице? Допустим. В 22.14 (остановившиеся от удара ручные часы Барской показывали это время) на потерпевшую напали. След вел на Шмидта, значит, Баевский должен был вскоре оказаться дома. Во сколько? В протоколе значилось: около 23 часов. Нельзя ли выяснить поточнее?

В квартире Александра припомнили:

— Когда Саша вошел, только-только телевизионный фильм начался. Он еще титры увидел, сказал: «Пельтцер играет?»

Это уже точнее. Валентина попросила старые газеты, посмотрела в программу. «22.25. — Художественный фильм». Одиннадцать минут разницы. От дома Барской через множество переулков, пустырь, вдоль железной дороги, потом около километра по улицам Шмидта, Коминтерна, Челюскинцев… И все за одиннадцать минут? Не может быть!

А если фильм начался позднее? Запросила справку из телестудии. Нет, все по программе…

Позвонила Сашке Никитину:

— Ты еще не спишь? Слушай, ты продолжаешь бегать? Даже по первому разряду? Очень хорошо… Помнишь, я про Баевского тебе рассказывала? Так вот, пробеги завтра вместо физзарядки по его маршруту.

К десяти утра следующего дня Сашка говорил:

— Так вот, мой тезка Александр Баевский теоретически мог бы покрыть расстояние от Советской до Октябрьской за одиннадцать минут. Правда, ему пришлось бы бежать… да, примерно в два раза быстрее чемпиона страны.

— А если ему подвернулась попутная машина?

— Ты меня принимаешь за глупенького? Возле мореходки я падал в машину, мы выжимали из «Волги» все, и знаешь на сколько опаздывали? На шесть минут. Чист твой Баевский…

Когда в уголовном розыске отбросили версию Баевского, на подлинного преступника удалось выйти довольно быстро. Стали проверять сослуживцев Барской, и в поле зрения оказался сын одного врача — человек, судимый в прошлом за аналогичное преступление, часто бывавший в больнице и потому знавший дни зарплаты. Но Савельев в этом розыске уже не участвовал. Он обивал пороги управлений флотов, норовя пристроиться инспектором в отдел кадров…

Белов после этого, когда случалось бывать у кого-нибудь «своей» компанией, называл Валентину «роковой женщиной».

А однажды Сашка рассказал:

— Сегодня шеф разговаривал с надзирающим прокурором. Какое-то дело пришло, прокуратура, видно, особо озабочена им. А Белов, ты же знаешь, страх как не любит, когда в его дела лезут. Так он сразу — на верхних регистрах начал: «Что вы мне — поопытней, по-опытней… Я опытному следователю и отдаю. Литовцева у меня в первой пятерке, а вы мне что-то доказываете!..» Ну, после этого от телефонных проводов пошел дым, я конца не дождался. Так что гордись: твои акции растут…

Ей стало приятно. Ей стало очень приятно! Но уже возле двери в свой кабинет она начала одергивать себя: «Не заносись, не заносись! Четыре года работы — это только четыре года. Не тридцать… Какое-то оно будет, новое дело?»