Глава 7. Последний штурм. Конец осады
Глава 7. Последний штурм. Конец осады
Турецкое командование опасалось, что войска вскоре могут оказать открытое неповиновение: «(Надо помнить, что) янычары в один прекрасный день взбунтуются и уйдут из окопов, говоря: „Нет такого закона, чтобы мы оставались (в окопах) более сорока дней!“».
Прекрасно зная обычаи янычарской службы, главнокомандующий именно к этому времени — 40 дней начала осады — обратился к султану.
9 августа в Константинополе было получено письмо — Хусейн-паша описывал ход осады и просил подкреплений.
15 августа к туркам подошло это подкрепление — 16 каторг с людьми и припасами.
Астраханский конный стрелец Иванов (крещеный татарин или ногаец), посланный лазутчиком в турецко-татарское войско, сообщал впоследствии о прибытии «прибылых людей с зелейною казною». Эти «прибылые» со своим «нарядом» «стреляли по Азову семнадцать ден днем и ночью, и достальные три башни збили по зубцы, а городовую стену выбили до подошвы, а в редких местах оставалось стены збито по зубцы».
Донцы в «поэтической повести» говорят, что на второй «горе» турки поставили весь свой пушечный «наряд», подтянули туда пехоту и даже спешили ногайскую орду. «И почели с той горы из наряду бить оне по Азову городу день и нощь беспрестанно. От пушек их страшный гром стал, огнь и дым топился от них до неба. Шеснадцать дней и шеснадцать нощей не премолк наряд их ни на единый час пушечной. В те дни и нощи от стрельбы их пушечной все наши азовские крепости распалися — стены и башни все и церковь Предтечева и полаты збили все до единые по подошву самую.
А и наряд наш пушечной переломали весь. Одна лишь у нас во всем Азове городе церков Николина в полы осталась, потому и осталася, што она стояла внизу добре, к морю под гору. А мы от них сидели по ямам. Всем выглянут нам из ям не дали».
Таким образом, до первых чисел сентября турки, тратя подвезенную «зелейную казну», добивали азовские строения, и все их войско любовалось этим зрелищем.
Однако нужного результата эта повторная бомбардировка не достигла. Казаки отсиделись по ямам, хотя и лишились последней артиллерии.
Осада такими силами и при таком климате не могла быть продолжительной. Терский служилый татарин Теребердеев, посланный в Малый Ногай для проведывания вестей, 11 сентября сообщил, вернувшись в Терский городок, что под Азовом на «турских и крымских людей… пришли болезнь великая и голод»[36].
Да и казакам в Азове было не легче. Они крепились, как могли. «А в сидение свое осадное имели мы, грешные, пост в те поры и моление великое и чистоту телесную и душевную», — говорится в «Поэтическом сказании». Но от жары, голода и вынужденной бессонницы бывали им видения. «Многие от нас люди искусные в осаде то видели во сне, и вне сна, ово жену прекрасну и светлолепну, на воздусе стояще посреди града Азова, ини — мужа древна власы, в светлых ризах». Прекрасная и светло лепная женщина бесспорно была признана казаками за Богородицу и многим из них говорила «умильным гласом»: «Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся!», пеняла «агарянам» за их работорговлю и обещала исстрадавшимся донцам: «А души ваши примет Бог, имате царствовати со Христом во веки».
Атаманы были покрепче, но и им виделось, как из очей Иоанна Предтечи на иконе текли слезы всякий раз, как турки шли на приступ. И во время первого приступа слез набралась полная лампада.
Наступала осень. По закону в конце октября войска османской империи должны были возвращаться на зимние квартиры. Чтобы взять Азов оставалось последнее средство — штурм.
Челеби пишет, что турецкие военачальники собрали совет. Указывая на приближение «безжалостной, как сабля, зимы», они поставили вопросы, где найти укрытие для войск, где зимовать, заявили, что зимой невозможно получить подкрепления. Каждый подавал «тысячу советов».
Вот какое было принято решение: «В заключение Коджа Кенан-паша и кетхуда морского арсенала Пияле-ага распорядились: „Верное решение таким будет. Пусть глашатаи объявят о нем сегодня же, и пусть они предупредят: „Утром — общий приступ. Пусть приходит всякий, кто хочет (получить) тимар, зеамет и звание сипаехия. Пусть от (всех) семи отрядов войска будут записаны семь тысяч самых достойных и самоотверженных мужей“. (Вы же) расставляйте для боя моджахидов из мусульманских газиев! Посмотрим, что покажет нам волшебное зеркало судьбы“. На этом они закончили совет и прочитали Фатиху».
То есть, обещая повышение по службе, земельные наделы и причисление к привилегированному сословию, командование распорядилось набрать 7 тысяч лучших воинов, по тысяче от каждого отряда. Они должны были составить штурмовой отряд. Как видим, желающих идти на штурм становилось все меньше и меньше. Если на первый штурм двинулось все пешее войско, то на второй бросались попеременно по десять тысяч человек. Теперь же в штурмовой отряд набрали семь тысяч.
Странным кажется механизм принятия решения. Почему «распорядились» командующий силистрийскими войсками Кенан-паша и кетхуда морского арсенала Пияле-ага? Почему умалчивается о главнокомандующем?
«(И тогда) настали среди газиев ликование и радость, — пишет Челеби.
— Согласно войсковому реестру, из падишахского арсенала мусульманам было роздано семь тысяч сабель, две тысячи щитов, две тысячи ружей, сорок тысяч стрел, пять тысяч луков, шесть тысяч пик, пять тысяч ручных бомб-бутылок, а также припасы к самому различному оружию».
Отличительная черта профессионала — умение драться любым оружием, любыми подручными средствами. Профессионал бережет свое оружие. Оно дорого стоит. А он надеется вернуться из сражения и дальше зарабатывать себе на хлеб сохраненным оружием. Поэтому он охотнее и не менее успешно будет драться любым оружием из падишахского арсенала. К слову сказать, у казаков тоже не было своего оружейного производства, все их оружие было «чужое» — купленное или трофейное. И вряд ли оно служило так долго, что передавалось по наследству.
Итак, под занавес осады турки отобрали лучших, которые должны были в рукопашном бою (семь тысяч сабель, шесть тысяч пик и всего две тысячи ружей) взять развалины города.
«Затем, в час добрый, с семи сторон ударили пушки и ружья, и из стана (мусульманского) войска раздался клич: „Аллах!“. От ружейного огня и клубящейся черной пыли воздух стал темнеть. Но сильный ветер все разогнал, и стало видно, где друзья и где враги.
Войска мусульман острыми мечами вонзились в крепость. Круша кяфиров направо и налево, они погнали их в цитадель. И вот в течение восьми часов шла такая же отчаянная битва, как битва при Мохаче».
В битве при Мохаче в 1526 году турецкие войска Сулеймана Второго разбили венгерско-чешские войска, после чего захватили часть Венгрии. Событие это было широко известно в Турции.
Далее Челеби приводит некоторые детали штурма.
«Бывалые воины, увидев такое положение кяфиров, пробрались к кабаньим капканам, установленным в подземных проходах, и устроили засаду. Однако проклятые (кяфиры) взорвали подземные заряды, применив дьявольскую хитрость, чтобы как ласточку швырнуть в воздух войско ислама». То есть турки, ворвавшись в город, обнаружили вход в подземный лабиринт, который казаки прокопали и из которого постоянно тревожили турецкий лагерь (центр его, как мы помним, был за городом, под насыпным валом). Естественно, они возликовали. Так радовались бы солдаты любой современной армии, захватив подземный командный пункт противника. Некоторые отряды стали распространяться по подземным галереям и даже пытались устроить там засады. Видимо, часть казаков во время турецкой атаки не отступила к цитадели, а ушла под землю и беспокоила турок оттуда.
Но подземные галереи оказались заминированными казаками, и мины сработали, вышвырнув турецких смельчаков из подземелий «как ласточку».
«Свинец крушил тех, которые приближались к бойницам, — продолжает Челеби. — Час от часу войско ислама стало нести (все большие) потери убитыми. А с тыла подмога не приходила, и газии увидели, что настал решающий час».
Взрыв в подземельях, как явствует из сообщения Челеби, разрезал войска атакующих на две части. Одни уперлись в бойницы, другие, опасаясь новых взрывов, не рисковали перейти огромную воронку, образовавшуюся на месте взрыва, швырнувшего в воздух «войско ислама».
Далее Челеби живописует, как мучились газии под стенами азовской цитадели — «душа и мозг их (были измотаны), их желудки были пусты, движения стали медлительными, от ужасной жары и жажды они дошли до грани гибели».
Как только настало время заката, алай-чавуши (командиры отрядов) отозвали газиев из-под стен Азова. «Они же забрали с поля боя военную добычу — головы (кяфиров), ружья, разное оружие и прочие вещи, нагрузили тела погибших (мусульман) на пленных, и каждый их отряд направился к своему месту. Дав залп из ружей и залп из пушек, они совершили молитву по павшим в бою и погребли их тела. Раненым выделили средства на пропитание и прислали лекарей-хирургов».
По турецким данным, было убито 3000 казаков и 1600 взято в плен. У турок, по их же данным, погибло 1200 человек, из них 700 янычар.
Уцелевших щедро награждали. «Тому, кто принес вражескую голову, было пожаловано сто курушей, кто привел языка — один пленный, а на шапку таким прикрепляли иеленки, жаловали (также) повышением в чине тимары, зиаметы. А имущество тысячи двухсот мусульман, павших на поле брани, было сдано в государственную казну».
Отбив штурм ценой тяжелых потерь (если верить турецким данным), казаки не пали духом. «В ту ночь кяфиры снова трудились, как Фархад, — пишет Челеби, — и разрушенные стены крепости сделали столь же прочными и крепкими (как прежде). Они восстановили (тайники для) засад и бойницы и воздвигли как бы новую стену Искандера. Газии-мусульмане, увидев все это, пришли в уныние… И снова там и сям начался бой. Однако он уже не велся со всем сердцем и желанием, от души, как это было раньше. Как бы то ни было, они не проявляли теперь (прежнего) усердия и рвения, а передышки от сражений не было ни днем, ни ночью».
По последующим строкам Челеби можно определить хотя бы приблизительно время штурма. «(Между тем) до дня Касыма оставалось около сорока дней», — пишет он. День Касыма — 26 октября по старому стилю — знаменовал собой начало зимы. После него все военные действия в Оттоманской империи прекращались. 40 дней до Касыма — 16 сентября. «Около 40 дней до дня Касыма» — видимо, все же первая половина сентября, поскольку войска под стенами Азова ждали начала зимы и окончания военных действий с нетерпением. На это нетерпение набавим еще недельку, и, как увидим чуть позже, будем правы. Так что штурм и последующие вялые бои мы можем датировать 1–10 сентября.
Верхушка турецкого войска стала советоваться — «все везиры, векили, знатоки своего дела собрались вместе», — пишет Челеби.
Решение было следующим: «…Послать Бахадыр-Гирей-хана с семидесятитысячным войском и всадниками на разграбление страны московского короля до самой его столицы».
Посылать татар в поход на Москву в начале осени, не взяв Азова, было неразумно и просто нереально. Это, как мы увидим сейчас, была обыкновенная мистификация. «Когда Бахадыр-Гирей-хан со своим войском из татарских племен на четырнадцатый день после отправки вновь появился под стенами крепости Азов и присоединился к армии ислама, (доставив) сорок пять тысяч пленных, двести тысяч захваченных коней, несчетное число ценных предметов из меди, олова и фарфора, в угасших сердцах мусульманского воинства зажглась новая жизнь. И они устроили под крепостью Азов такой парад татарских (войск), подобного которому мир не видел со времен (утверждения) рода Чингизидов».
За четырнадцать дней орда при всем желании могла дойти до Воронежа, но никак не до Москвы. А нужно еще было время на сам грабеж и на возвращение. Просто турки заставили крымского хана подвести под Азов основную массу непосредственно крымских татар, которая все это время под городом не появлялась, поскольку не смогла бы там прокормиться. Под Азов, как мы помним, первыми явились ногайцы — крымский авангард. Остальная орда все это время кочевала где-то на Миусе. О массовых набегах татар в это время на русские земли или хотя бы на зесечную черту русские источники не сообщают. О разорении татарами казачьих городков тоже нигде не говорится. Да и не набрали бы там татары сорок пять тысяч пленных, и пятой доли не набрали бы.
Однако приход под Азов огромного количества всадников, которые якобы только что возвратились из удачного похода на Москву, должен был поднять дух турецкого войска. Отсюда и парад, «подобного которому мир не видел».
Татары якобы даже торговали добычей. «Ввиду того, что татарское войско пришло с большой добычей и добра было много, конь продавался за один, а незамужняя девушка за пять курушей.
И за благополучие татар был дан троекратный залп из пушек и ружей».
На казаков этот приход тоже произвел впечатление. Боевой дух осаждающих турок был подорван, их казаки не боялись, но свежее победоносное семидесятитысячное татарское войско могло просто захлестнуть волной, завалить своими телами разрушенные азовские укрепления.
Казаки заколебались. Челеби сообщает: «В ту же ночь из крепости вышла и была схвачена группа голодных и несчастных людей. Одни из них были одарены, другие — удостоены принятия в ислам». В комментариях к Челеби сказано, что из крепости вышло 70 казаков. Остальные уцелевшие продолжали удерживать азовские развалины.
Перебежчиков одарили. Видимо, теперь снова пытались подкупить защитников. Но время ушло. «Татарский парад» не сработал.
«Между тем, уже начиналась сказываться беспощадная зима Азовского моря. Все боялись жестокой зимы и снова собрались на совет, — пишет Челеби. — Все сведущие в делах мужи и татарские старейшины, при полном единодушии и согласии, составили прошение на высочайшее имя, приложили к нему триста печатей и отправили в столицу государства. Содержание его было таково: „В этом году завоевание этой крепости невозможно. Наступила зимняя пора. Грабежи и опустошения произведены до самой древней столицы московского короля. Взяты в плен до семидесяти тысяч кяфиров. Сто тысяч их порублено саблями. Московский король как следует получил по заслугам“».
После того как было отправлено это послание, двум пленным, понимавшим по-турецки, была по (нарочитой) небрежности дана возможность сбежать в крепость. Оказавшись внутри ее, они сообщили укрывшимся в крепости: «Турки говорят: „Была бы нашей главной целью крепость, мы бы взяли ее в течение месяца. Но мы хотели только дать урок московскому королю, разграбить и опустошить вон сколько его земель и областей, взять в полон его людей. И мы сделали это“».
Таким образом, неудачную осаду Азова лживое донесение турецкого командования в Стамбул превратило в победоносную войну со всем Московским государством. А что касается многочисленных трофеев, то пусть султан и его приближенные расспросят о них у татар.
И посылка двух пленных с дезинформацией в Азов имеет целью не оправдание — «почему мы вас не убили и город не взяли», — а очередное запугивание, чтобы казаки из Азове не напали на турецкие войска, когда те начнут отступление.
«О Божья мудрость, — восклицает Челеби, — в ночь, когда гонцы отправились к Порогу (в Стамбул — А. В.), был такой жестокий мороз, что войско ислама едва не полегло в землю. После этого (воины) поняли, что в Кыпчакской степи и на Черном море нет им безопасного пристанища. В конце концов войско отчаялось.
Когда же в согласии знать и простолюдины отказались от ее завоевания, то и правое и левое крыло войска заиграли на трубах отбой, и, погрузив свое снаряжение на суда, оно двинулось от крепости, не добившись победы и говоря: „Такова, видно, воля Божья, таково Божье предначертание“.
(Войска) прибыли в Балысыра, а там их дожидался падишахский флот. Воины всех эйялетов были отпущены и разъехались кто сушей, кто морем».
Вот так. Коротко и быстро.
На самом деле, чтобы вывести армию из-под Азова и распустить ее по домам, надо было провести большие подготовительные работы. Одна погрузка снаряжения на суда, чтобы сплавить его по Дону до основной части флота, должна была занять много времени. Видимо, эти подготовительные работы начались, когда крымскому хану отдали приказ начать фиктивный набег на Москву, то есть около 10 сентября. Сам же отход надо было провести быстро и организованно, чтобы сразу оторваться от противника и беспрепятственно сесть на морские суда в Балысыра.
Эта операция была проведена турками профессионально. Казаки до самого конца не догадывались о времени, когда будет снята осада. В ночь, когда ушли турки, казаки наблюдали за валом, где стояла турецкая артиллерия (видимо, турки не снимали ее с позиций до последнего), и было им чудесное видение: «А нам, казакам, в ту же нощь, с вечера в виде се всем виделось: по валу бусурманскому, где их наряд стоял, ходили тут два мужа леты древны. На одном — одежда иерейская, а на другом — власяница мохнатая. А указывают нам на полки бусурманские и говорят нам: „Побежали, казаки, паши турецкие и крымской царь ис табор. И пришла на них победа Христа, сына Божия с небес от силы Божия“». То есть, по казачьей версии, сведения об уходе турок из лагеря они получили в ту же ночь с вечера от чудесного видения.
Казаки-эмигранты в журнале «Родимый край» приводят другую версию. Защитники Азова якобы были на грани отчаяния. В ночь с 27 на 28 (?) сентября они собрались у часовни иконы Иоанна Предтечи всю ночь молились и утром решили выйти в из города и пробиться к Дону. Утром они действительно вышли с иконой из города и хотели двинуться вверх по Дону, но оказалось, что турки уже ушли.
В «Поэтической повести» говорится: «А сентября в 26 день в нощи от Азова города турецкие паши с турки и крымский царь со всеми силами за четыре часа до свету, возмятясь окаянные и вострепетась, побежали, никем нами го ними… И мы, как послышали отход их ис табаров, ходило нас, казаков, в те поры на таборы их тысяча человек. И взяли мы у них в таборех в тое пору языков, турок и татар живых, четыреста человек, а болных и раненых застали мы з две тысящи».
То есть, турки ушли не преследуемые, бросив в лагере всего лишь одну сотую часть войска больными и отсталыми. Воистину это была первоклассная армия!
Возможно, что турки и отступили как раз в ту самую морозную ночь, когда отправили гонцов в Стамбул. Решение принято. Чего ж еще ждать?
Не случайно пленные турки «в распросех и с пыток говорили все единодушно» казакам, что в ночь их ухода было и им, туркам, видение: «В нощи с той с вечера было нам страшное видение. На небеси, над нашими полки бусурманскими шла великая и страшная туча от Руси, от вашего царства Московского. И стала она против самого табору нашего. И перед нею, тучею, идут по воздуху два страшные юноши, а в руках своих держат мечи обнаженные, а грозятся на наши полки бусурманские… От тово-то страшново видения бег пашей турецких и царя крымского с таборов».
Два юноши с мечами в руках могли, конечно, туркам привидеться, но великая и страшная туча с севера явно знаменовала собой наступление осеннего похолодания, заморозков. Да и казаки, возможно, особо не преследовали, потому что прятались от холода под землей.