Глава 10. Новая война в Восточной Европе

Глава 10. Новая война в Восточной Европе

И татары и турки в это время все свои взоры и устремления обратили на Украину, где хитрейший гетман Зиновий Богдан Хмельницкий учинил невиданную по размаху и крови свару. Вырывал Хмельницкий Украину из Речи Посполитой с мясом, с большой кровью. Но Речь Посполита — великое государство, в восточной Европе на то время крупнейшее и славнейшее (после Хмельнитчины, правда, оно таковым быть перестало). Не по силам Хмельницкому в одиночку такой державе противостоять, и должен был он искать союзников и покровителей. И турки с татарами ждали, дыхание затаив, когда же он под высокую руку Великого Султана, Потрясателя Вселенной, попросится. Но оторвать у поляков и присоединить к Оттоманской империи такую территорию — дело сложнейшее и деликатнейшее. Тут смотреть надо во все стороны, чтобы другие алчные соседи не вмешались и не подгадили, со всеми надо осторожную политику вести.

И потому, пока на Украине шла война, и существовала возможность союза Украины с турками и татарами против кого бы то ни было, старались турки Россию лишний раз не задирать, а от донских казаков, как от злых собак отмахивались, лишь бы они под ногами не путались.

Донцы же прикрываясь московским солдатским полком, который одним своим присутствием как бы освящал их разбои, обнаглели окончательно. Тем более, что крымский хан развернул невиданную по масштабу торговлю живым товаром, поставляемым с Украины, нагрел на этом окровавленные по локоть руки и отвлечься от такого прибыльного дела никак не мог и не хотел. А потому жаловался он русскому царю, что донские казаки никаких запасов по морю в Азов не пропускают и морские устья все своими стругами заставили, а крымские села и деревни грабят и людей украдкой крадут. До того дошло, что стали турки и татары в Азов припасы сухим путем из Темрюка возить, от чего терпели большие убытки.

В 1650 году Хмельницкий вроде бы отбился от поляков, но полной независимости не получил, и крымский хан, чтобы вбить клин между православными, пытался Хмельницкого напустить на донских казаков. Сам же хан в драку пока не лез, только грозился, поскольку турки ввязались в очередную войну с венецианцами и даже часть азовского гарнизона отправили на средиземноморский театр военных действий.

Хмельницкий тоже сам на донцов не полез, послал с 5000 запорожцев своего сына Тимофея. Тимофею тогда не исполнилось еще 18 лет, и заправлял всем в этом войске наказной атаман Дементий.

Запорожцы стали на Миусе и ждали, когда к ним в подмогу подойдут татары. Татары же не спешили, надеялись, что неверные собаки сами погрызутся.

Донцы отправили к запорожцам лучших своих людей, которые повидали сына Хмельницкого, который, по свидетельству очевидцев, был «хлопец молодой, с оспинами, малорослый, но большой гультяй», и напомнили, что как бы и когда бы Москва с Польшей ни воевала, а Войско Донское и Войско Запорожское всегда в мире и в союзе были. А теперь из-за басурман двум великим войскам, единоверным братьям, драться и вовсе не годится.

Запорожцы постояли на Миусе две недели, крымчаков не дождались и ушли назад.

В 1651 году донцы вновь разорили предместья Азова (благо, что за стенами города из-за венецианской войны осталось всего 1200 янычар), погромили слободы и улусы и скот угнали к себе на Дон, «а азовцы за то казакам ничего не учинили». Разобравшись с азовскими жителями, казаки вышли в Черное море, пограбили каких-то купцов, разгромили близ Синопа город Каменный Базар, взяли в плен 600 человек обоего пола, но по дороге часть продали горским черкесам, а так без потерь вернулись в Черкасск.

В 1652 году донцы возродили практику походов под стены Царьграда. В мае 1000 казаков на 15 больших стругах с атаманом Иваном Богатым явились в окрестностях Константинополя, погромили близлежащие села и деревни и увели с собой 150 пленников. На обратной дороге настигли их 10 каторг, но опьяненные успехом казаки эти турецкие суда разогнали и невредимыми с полоном вернулись в Черкасск.

На следующий год уже 1300 казаков на 19 стругах ходили на Черное море. Водили и атаманы Федор Волошенин да все тот же Иван Богатый.

Разъяренные турки приказали крымчакам собрать все подвластные улусы, взять Хмельницкого с его запорожцами и реестровыми и напасть на донские городки. Сами они хотели перекрыть Керченский пролив и не допустить донцов больше в Черное море.

В 1653 году поход крымчаков на Дон не удался, поскольку распространился слух, что несметные орды калмыков идут на Перекоп, и хан ждал их за перекопскими укреплениями.

А зимой на 1654 год Хмельницкий разрушил турецкие и татарские мечты и попросился под высокую руку Московского царя. Все это радикально изменило ситуацию во всей восточной Европе. Ну, во-первых, гетман объявил татарам, что в случае похода крымчаков на Дон он разорвет с ханом союз и начнет с ними, татарами, войну…

Теперь русские, поняв, что, приобретя Украину, получают они в довесок войну с Речью Посполитой, стали с опаской оглядываться на соседей. Как бы турок и татар сторонними наблюдателями удержать? А то ввяжутся в войну на стороне Польши. Им ведь такое усиление России ни к чему.

На самой Москве абсолютно не вовремя началось моровое поветрие, и московские жители, спасаясь, кинулись по монастырям, «мужья от жон постригалися, а жены от мужей». Тяжелое время…

И полетели на Дон грамоты с запретами: на турок вообще не нападать, а на крымчаков нападать с разбором — если крымский хан сам на русские земли пойдет.

Помимо этого приглашали московские люди крымских татар в совместный поход на поляков.

Летом 1654 года умер крымский хан Ислам-Гирей, а новый хан, Магмет-Гирей, явившийся в Крым осенью из Турции, отправил московских послов из Крыма на родину и велел передать царю, что говорил де ему, Магмет-Гирею, турецкий султан: «воры де донские казаки ежегод приходят морем, землю его воюют и людей побивают, и в поло емлют, и разоряют, и досады большие чинят, и такие де ему обиды ни от которые земли не бывает, что от тех донских казаков». И чтоб царь тех донских казаков велел унять, иначе пришлет султан хану 100-тысячное войско и пошлет с тем войском донских казаков разорять, а разоряя их, идти хану войною на Московское государство. «И та вся ссора чинится от тех воров, малых людей донских казаков».

Русские, как заведенные, ответили Магмет-Гирею, что донские казаки русскому царю не повинуются, а разбои свои творят самовольно.

На Москве к зиме полегчало. Поветрие прошло, жители, что в монастыри уходили, вернулись нерасстриженными, и сетовал царь Алексей Михайлович: «а ныне многие живут в своих дворех с женами и многие постриженные в рядех торгуют, и пьянство и воровство умножились».

Поляков больше не боялись, в 1655 году напали на них еще и шведы, и король польский бежал в Силезию. Патрик Гордон, шотландец, служивший тогда в шведской армии записал тогда: «По всей Польше не было ни единого уголка, не опустошенного ее врагами». Спасло поляков то, что «русские, от природы подозрительные и недоверчивые, были крайне возмущены победами и могуществом короля шведского» и, подстрекаемые цесарским двором, вскоре заключили временное перемирие с поляками и задрались со шведами.

Магмет-Гирей, завоевывая популярность у подвластных ему крымчаков, стал готовиться к походу на Север, в пределы терзаемой всеми соседями Украины и Польши, и первым ему под руку должен был попасть Хмельницкий. Потому весной 1655 года пошла на Дон из Москвы грамота, чтоб шли донцы на крымские улусы «и над ними промышляли, сколько милосердный бог помочи подаст; а на турские юроды и места однолично б естя не ходили». Еще и калмыцкую орду русское правительство направило против Крыма.

Донцы, не дожидаясь калмыцкого прихода, собрались великою силою (3000 молодцов) с атаманами Павлом Чесночихиным и Семеном Варгуном и вышли морем к Судаку, взяли город приступом и деревни вокруг истребили до основания. Потом пошли на Кафу, где взяли и разорили земляной город. У Кафы перевстретили они торговый морской караван, из шести судов отхватили два с пшеницею и с богатой добычей без урона возвратились восвояси.

Крымский хан, как завороженный, ждал у Перекопа калмыцкую орду, и донцы повторно на 34 стругах пошли с Павлом Чесночихиным к крымским незащищенным берегам. По пути налетом взяли они Тамань, своих потеряли человек 30, но и местных всех порубили, город сожгли и пленных захватили четыре сотни. Затем высадились они между Кафой и Керчью и стали разорять татарские деревни. Выступивших против них татар (их и набралось-то в Бахчисарае всего сотни три) рассеяли. Напоследок разграбили деревни вокруг Карасу-Базара и с огромной добычей беспрепятственно ушли на Дон.

Павел Чесночихин зимой поехал в Москву, где все свои подвиги расписал. Его хвалили и с ним жалование на Дон дали — 2 тысячи рублей денег, 2 тысячи четвертей хлеба, 100 пудов пороху, 50 пудов свинца и вестовой колокол в 20 пудов. Выходило, между прочим, меньше чем по рублю на человека. Если самим на море не ходить за зипунами, то ложись да помирай.

Венецианцы в это время с турками воевали и московских правителей просили: пошлите донских казаков на море турок грабить. Но на Москве пока с турками связываться побаивались.

А насчет Крыма казакам сказали: Хмельницкий против татар пограничные городки укрепляет, и вы, пока он не укрепится, на Крым не ходите и татар не дразните.

Ну, что ж, нельзя на татар, пойдем на Азов… То ли русские про Азов донцов предупредить забыли, то ли еще как приключилось, но в 1656 году, не усидев в бездействии по своим городкам, явились казаки в который раз под азовские стены. Так и манил он к себе наших ребят…

Об этом походе данные отрывочные и странные. Собрались в Черкасском городке более трех тысяч донских и запорожских казаков, пристали к ним «промышленники» из российских украинных городов, и выступило это войско к Азову во главе с такими славными и опытными атаманами, как Наум Васильев и Павел Чесночихин.

Из всего похода известно, что турки на вылазке перебили полторы тысячи казаков и многих захватили в плен, а еще захватили в плен самого Павла Федоровича Чесночихина и убили его. Голову несчастного казака отправили в Крым, а оттуда в Турцию к самому султану.

И гарнизон в Азове стоял невелик — 1000 янычар. Как они могли столько казаков на вылазке перебить? Или те спали и не остерегались?

Да может и спали… Единственная зацепка в этом деле — русские «промышленники», приставшие к казакам в надежде Азов пограбить. А русские люди и ночью спят крепко и днем после обеда любят вздремнуть. Вот их, наверное, турки сонными и порубили…

Опомнившись, послали донские казаки в Москву зимой старшину Панкрата Степанова с извинениями, а заодно и жалования попросить.

У русских в Посольском приказе от донцов сплошная головная боль. Все лето, пока донцы под Азовом неудачно промышляли, татары русским посланникам в Крыму на казаков жаловались и требовали, чтоб прекратили им русские жалование платить, а царь чтоб на этих разбойников войско послал.

Русские посланники жалование упорно отрицали, это, говорили, кто-то придумывает, чтоб хана с царем лишний раз поссорить. А войско на них де посылать бессмысленно — они сядут на струги и уйдут в море. А в море их и турки со своим флотом поймать не могут…

Вспомнив неловко положение своих посланников в Крыму, но блюдя государственные интересы, русские правители на казачьи просьбы повздыхали и сказали: «За ваше ослушание, что на Азов полезли, не следовало бы вам жалование давать. Но мы по своему милосердному нраву и в чаянии будущих ваших служб жалование вам дадим…».

Крымчаки, сами двуличные (полякам помогали, а с русскими отношения поддерживали), все прекрасно понимали, на русского царя в борьбе с казаками нисколько не надеялись и в феврале 1657 года, собрав тысяч пять войска в Крыму и на Тамани, сами пришли под Черкасск. Приходили с крымчаками горские черкасы, темрюкские черкесы, кабардинцы, азовские люди и улусники с Малого Ногая. Посидели донцы в осаде немалое время, но до штурма, похоже, дело так и не дошло.

Зато, как только пришла весна, 2000 казаков на 33 стругах нагло прошли мимо Азова и высадились на крымском берегу, грабя и выжигая деревни. Вел их на этот раз молодой еще тогда Корней Яковлев по прозвищу Черкес. Турок и татар взяли в плен человек 600, своих отбили человек 200, но оказались эти «свои» в большинстве запорожцы, и их домой отпустили.

С этого времени начинается для донских казаков, на море промышляющих и Крым разоряющих, время удачное и благоприятное. Дело в том, что Зиновий Богдан Хмельницкий умер, а на место его встал бывший генеральный писарь Иван Выговский, который Москве сразу же изменил, вернулся под польского короля и одновременно заключил с Крымом союз против России. Казаки украинские реестровые и запорожцы, пустившие реки польской крови, обратно в Польшу, под польскую корону, не собирались, справедливо опасаясь шляхетской мести, и многие выступили против Выговского. Война на Украине и в Польше затянулась, а крымский хан стал открытым врагом русского царя. Русские войска в Литве устали. Денег на жалование в казне не было, и жили войска за счет грабежа. Дьяк Ордин-Нащокин жаловался царю, что вызванные царем в Литву «донские казаки пустошат Друю с волостями», и сколько Нащокин рейтарам и донцам ни приказывал на врагов выступать, они не трогались, «отяжелев награбленными пожитками, которые нахватали у людей, присягнувших царю».

В довершение всего казаки Выговского и татары лоском положили под Конотопом русскую дворянскую конницу. Никогда еще русские разом столько лучших людей не теряли…

Русский царь стал донским казакам пенять: что ж вы Крым не разоряете? А донцам только дай порвать. Весь 1659 год с Корнилой Яковлевым громили они Крым, от Кафы до Балаклеи все деревни пожгли и с землей сравняли, местных захватили в плен две тысячи человек. Потом перекинулся этот пожар под Темрюк, и там от Темрюка до Тамани казаки все черкесские улусы поразогнали, жилища пожгли, а людей побили, своих же полоняников отгромили человек полтораста. От Тамани метнулись казачьи струги через Черное море под Синоп и на сутки пути не дошли до самого Константинополя…

Год оказался удачным, а добыча богатой. Радуясь, отправили донцы царю в Москву отписку, а с ней геройского старца Осипа Петрова. Царь, прослушав о том крымском разорении, донцов хвалил и жаловал. Жалования послал 3000 рублей деньгами, 3000 четвертей муки, 100 поставов сукна гамбургского, 200 пудов пороху и 100 пудов свинца.

Весной следующего 1660 года стало известно, что турки и татары, собрав силы, хотят устье Дона намертво перекрыть, чтоб казаки никак не могли выйти ни в Азовское, ни в Черное моря.

Разведка донская вышла в море, перехватила семь языков и выявила, что турки из Крыма в Тамань перевезли и сухим путем отправили на Азов 3000 янычар. А в Константинополе готовят 35 кораблей, грузят их лесом и камнями и собираются посадить на них дополнительно 9000 войска. Корабли эти тоже пойдут под Азов, и из подвезенного материала начнут турки там строить сразу три новые крепости.

Круг казачий своих разведчиков выслушал, направил в Москву известие о грядущем турецком приходе, под это дело просил у царя жалование. С вестями отправились Федор Будан и Фрол Минаев. И тут же круг справедливо рассудил: если 3000 турок из Крыма перебрались на Тамань, то в самом Крыму войск или вовсе нет, или очень мало. В тот же день собрали они 30 стругов, набились в них отборные ребята и ночью отправились хоженой дорогой к крымским берегам в надежде поживиться.

Но на рассвете, только вышли они в залив, предстали перед ними все 35 турецких кораблей, а по-над берегом маячили подошедшие из Крыма татары, и кое-где виднелись уже поставленные шатры. Соображать и действовать надо было молниеносно, и донцы лихорадочно погребли назад к донскому устью.

Возвращаться среди бела дня мимо азовских стен они не рискнули и подниматься стали Каланчинским проливом. Азовцы со стен своих разглядели показавшийся и уходящий казачий флот и здесь, на Мокрой Каланче, уходящих казаков перехватили. Турки, азовцы, татары бросились со всех сторон к Каланче и к Дону выше протоки, подтащили пушки, стали стрелять из ружей и метать стрелы.

Деваться некуда. Писали потом казаки в Москву царю: «И дралися мы, холопи твои, с ними весь день с утра и до вечера, и прошли Каланчею на пролом с великой нуждою и за великим боем, и пришли домой». Всего со сплошным боем, обстреливаемые из всех видов оружия с обоих берегов, прорывались они 6 верст.

В Черкасске услышали под Азовом грохот орудия. Поняли, что дело не ладно и стругами отправили подмогу. Те подоспели до темноты и помогли своим прорваться и оторваться. В. Сухоруков, описывая этот бой, отметил, что «при сем случае казаки так искусно умели отступить, что не лишились ни одного судна и даже не потеряли ни одного человека».

В Москву полетели известия, что татары и турки подходят и уже пришли.

Царь к тому времени уже велел снаряжать войско под начальством воевод Семена и Ивана Хитрово, чтоб на Дон отправить, и тогда же повелел для казаков жалование собрать.

Донцы царя и бояр торопили, дополнительно отослали в Москву татарина-языка с атаманом Григорием Афанасьевым. Татарин тот признавал, что султанское войско под Азов вот-вот явится.

19 июля подошли к Черкасску струги с царским жалованием и припасами, но о войсках российских — ни слуху, ни духу.

Меж тем в последних числах июля подошел от Крыма хан со своим войском и стал между Доном и Мертвым Донцом, передовые же отряды выдвинул к устью Темерника, а калга — второй в Крыму человек — стал напротив его со своей частью войска на левом берегу Дона. Войско ханское насчитывало тысяч 40, собрал он своих крымчаков, собрал ногайцев, черкас темрюкских и кабардинских, и горских.

Очередная станица (Михаила Петрова) поскакала в Москву, куда и прибыла 11 августа. Привез Михаил Петров послание — помогите ради Бога, иначе Черкасск и Дон не удержим. «А нам, холопем твоим, ныне против такова его, хана крымского, и каторжного турского люду собранья твоей государевой вотчины Черкаскова города и реки всей оберегать и держать без твоей государевой милости и помощи некем и не в силу… а которые, государь, у нас в Войске были нужные люди казаки, и они, ожидаючи твоей государевой службы и рати и твоего государева жалования денежного и хлебного, от великих нуж и голоду, и наготы многие разбрелися от нас на Русь по твоим государевым украинным городам». А всего якобы сидело в Черкасском городке против турок и татар 3000 казаков.

Царь, чтоб татар отвлечь, требовал от верного ему пока гетмана Юрия Хмельницкого («Юрасика») послать запорожцев на крымские владения, а в это время свое войско и воевод подгонял. Вышли те воеводы Хитрово с войсками из Воронежа, как считали в Москве, 15 июля и… с концами.

Шли русские войска на Дон с большой оглядкой. На западе в поляков как бес вселился. Весь 1660-й год били они русские войска. Взяли Брест-Литовск, взяли Могилев, Борисов, Быхов. Князя Хованского разбили при Лоховице, а князя Долгорукого при Губарах. Наконец, всю русскую армию поляки вместе с татарами разгромили при Чуднее, «многих людей христианского народа попродавали на каторги, а иных побили без милосердия» и забрали все знамена с изображением всех святых и самое большое с изображением Божьей Матери. Потом в праздник Тела Христова в Варшаве преклонили эти знамена до самой земли, и свита королевская пошла по ним, топча ногами. Король, правда, опомнился — образ Девы Марии паны топчут… Велел поднять знамена. Большая часть Правобережья Днепра занималась уже к тому времени польскими гарнизонами…

Так что русские воеводы на Дон не торопились, того и гляди, что с полдороги вернут и на Литву пошлют.

Турки и приведенные работные люди (10 тысяч венгров и волохов), не теряя времени, стали на обоих берегах Дона выше устья Каланчи и на устье Мертвого Донца бить под городовые стены сваи, а за Донцом стали ломать камень и свозить к месту строительства. Выставленные для прикрытия войска отрядами по тысяче и больше всадников подходили к Черкасскому городку, отгоняли казачьи табуны и стада и охотились за жителями, которые пытались ловить рыбу или запастись дровами. И с этими вестями отправили донцы в Москву 25 сентября четвертую станицу с атаманом Игнатием Серебряником.

Наконец, в октябре явились под Черкасск царские воеводы, стольники Семен Савич и Иван Савостьянович Хитрово, и войско привели в 7 тысяч. С этим войском стали они лагерем выше Черкасского городка в полуверсте и лагерь свой земляным валом обнесли.

Да, изменились донцы… То о русском войске на Дону и слышать не хотели, а теперь сами просят… А может, наоборот, знали, что русские из-за потерь и поражений помочь не могут, и требовали войска прислать — чувство вины русским властям прививали и верность свою выпячивали.

Как бы там ни было, но подошедшее русское войско ничем помочь не могло. До его прихода поставили турки по обеим сторонам Дона выше Каланчи две каменные башни, как раз на том месте, где казаки послов от азовских турок принимали и туркам передавали, а между башнями через Дон цепи перекинули. Одну башню назвали «Шахи», то есть башня шаха, а другую — «Султанийе», то есть башня султанши. В окружности каждая башня имела по 200 сажен, а высота стен — 15 сажен. В каждой башне разместили по 300 человек гарнизона с пушками.

А на Мертвом Донце у Проездного ерика турки поставили каменный город в четыре башни и посадили в нем 500 человек гарнизона с пушками. Город назвали «Сед-Ислам» — Щит ислама. Казаки же меж собой звали его «Лютик» или «Донецкая крепость».

Построенный «новый ханов Донской городок» представлял из себя каменный квадрат — стена со стороны Донца 39 метров, «от моря стена» около 40, четыре восьмиугольные башни под тесовой кровлей. Внутри — каменная мечеть, 21 «жилая изба», конюшни. «Ворота проезжие, створы двойные железные» — с запада, близ угловой башни, железная цепь через Донец. Такие же городки предполагалось поставить выше по Донцу и в устье Темерника.

И обо всем этом донцы Москву уведомили. Поехал к царю атаман Логин Семенов и казачьи задумки передал: башни эти без пушечного наряда разбить невозможно, а начни по ним сейчас стрелять или приступать, хан может явиться, а мы порох потратим. Надо ждать, пока хан в Крым уйдет, а ранней весной, до травы, чтоб татарам коней кормить нечем было и помощь они не успели подать, приступать к этим башням на стругах и сухим путем со всеми пушками.

Крымцы пока никуда не уходили, а явились под Черкасск в ноябре месяце и попробовали лагерь воевод на прочность. Русское войско за стенами и валами могло сидеть подолгу, а из тактических приемов упирало на один — подпустить врага поближе и в упор выстрелить. Сам царь инструкции писал: «и полковникам и головам стрелецким надобно крепко знать ту меру, как велеть запалить, а что палят в двадцати саженях, то самая худая, боязливая стрельба, по конечной мере пристойно в десять сажень, а прямая мера в пяти и трех саженях, да стрелять надобно низко, а не по аеру (воздуху)». Ну, с такими навыками турки и татары московским людям большой беды могли наделать. Но казаки вовремя пришли русским на помощь, сделали из Черкасского городка вылазку и татар сообща отбили.

Потом, выждав время, сухим путем пробрались зимой до Азова и, словно в отместку за башни, выжгли азовское предместье.

В таких кровавых забавах стали они зиму пережидать. Но настроения никакого не было, упало Войско духом. В Москве зимовая станица жаловалась, что с тех пор, как образовалось на Дону Войско, такого утеснения, как сейчас, никогда казакам не было — никуда на промысел не пойдешь, все пути в море загорожены. Иван Степанов, атаман станицы, пугал в Москве всех, что без промысла от нестерпимой нищеты побредут скоро казаки с Дона куда глаза глядят.

Чтоб удержать казаков на Дону, послал им царь жалование доселе невиданное — 7000 рублей деньгами, 5000 четвертей провианта, 200 половинок гамбургских сукон, 200 пудов пороху и 100 пудов свинца. Но жалование это пришло лишь весной. А как они перезимовали — Бог весть. Даже у воевод в лагере от голода и неустроенной жизни русские воинские люди несколько раз бунтовали и порывались самовольно на Русь уйти. За зиму потеряли воеводы больше половины своего войска. Весной у них из 7000 осталось 3000.

Плакали казаки и роптали, а воевать готовились, лестницы строили, чтоб башни штурмом брать, и струги свои обновляли.

Тут помощь неожиданная пришла — 20 февраля явились из-за Волги от калмыцких и едисанских мурз посланники, Баатырка Янгеев со товарищи и «шертовали (клялись) они калмыцкие посланцы на своей правде по своей калмыцкой вере за Дайчина тайшу и сына его Манчака тайшу и за всех калмыцких и едисанских мурз, и за всех воинских людей на том, что им, калмыцким тайшам, служить… великому государю» с донцами заодно и промысел над крымскими и ногайскими людьми чинить. Калмыки оставили для веры своих двух аманатов, а донцы «для мирного подкрепления и подлинных ведомостей» послали своих двоих казаков к калмыкам — Федора Будана да Степана Разина.

Весной донесли прикормленные люди, что надо вскорости ожидать нового прихода турок и татар, которые хотят поставить еще два каменных укрепления — одно на верхнем устье Мертвого Донца, а другое на устье Темерника. Все выше и выше по Дону намеревались басурманы подняться, намертво все выходы в море перекрыть, а тогда хоть с Дона уходи.

Решили донцы их опередить и в марте вместе с воеводами Хитрово выступили они под Лютик. 9 марта осадили.

Место низкое, подкопаться нельзя — вода заливает. Пушек и пороха нужного количества нет. А тут надо оглядываться, как бы хан крымский на помощь не подошел. Потому решили донцы брать каменный город на отвагу, штурмом.

Воевода стольник Иван Хитрой людей своих с казаками послал, а сам не пошел, стоял за Донцом лагерем верстах в трех. Казаки о нем не жалели, а то будет еще под ногами путаться…

Поначалу все шло удачно. Перемахнули они ров и по лестницам взлетели на стены. Минуя бойницы, поднялись они прямо на крыши башен и стали эту кровлю взламывать, чтоб в осажденных сверху стрелять или кинуть им туда чего-нибудь вроде бочонка с порохом и с горящим фитилем.

В разгар боя явились от стольника и воеводы Хитрово начальные люди и велели русским ратникам от города отступить…

Страх или зависть воеводу на такой приказ подвигли, неизвестно, но штурм сорвался, и донцы опять в Черкасский городок вернулись. Своих ребят потеряли они убитыми 50 человек, да переранили турки человек 40. У турок потери — 24 убитых и примерно 100 раненых.

Запросило Войско из Москвы орудий стенобитных побольше, да чтоб ратных людей еще прислали, а заодно про Хитрово написали, как он им штурм сорвал.

Москва новых войск прислать не могла и не обещала. На Украине польская армия, не получая жалования, взбунтовалась, и это русских обнадеживало. Но литовское войско продолжало напирать, князю Хованскому приходилось туго.

Меж тем на Дону из-за разлива к башням по сухому подступиться стало невозможно, пришлось ждать. Удивительно только, что во время разлива, когда вся дельта Дона превращается в сплошную водную гладь, они мимо каменных башен в Дон проскользнуть не догадались.

А с другой стороны, хан не появился, ушел полякам на помощь (Украину грабить). Повезло…

Используя передышку, отправили донцы в Москву отписку о возникших калмыцких делах.

Постоянное войско в это время у русских было не ахти. Командный состав и вовсе слабый. Патрик Гордон, наемник, писал в своем дневнике: «В последние два года в Россию приехало очень много иностранных офицеров, одни с женами и детьми, другие без них. Значительная часть их были дурные, низкие люди. Многие из них, никогда не служив офицерами, в России поступали на службу в офицерских чинах». Приходилось на «дикие орды» опираться. На калмыков тех же.

Голландец Ян Стрейс, кстати, их так описывал: «Эти калмыки — отвратительные. Мерзкие, безобразные люди, и даже у готтентотов и уродливых мавров более приветливые и красивые лица, чем у них… Они почти не ходят пешком, а всегда сидят на лошади, как приросли к ней; оружие их стрелы и лук. Они большие людокрады и находятся в постоянной вражде с ногайскими татарами, живущими под Астраханью; они крадут друг у друга скот и людей и обычно продают их в Астрахани, где заведены три базарных дня: для русских, ногайцев и калмыков; последние не выносят друг друга… Они не живут ни в городах, ни в селах, ни в домах, но поселяются отрядами или кочевьями в маленьких хижинах на том или другом тучном пастбище. Когда их лошади, верблюды, коровы и мелкий скот оголят и сожрут все дочиста, они поднимаются с этого места и переходят на другое пастбище».

В Москве калмыкам не особо доверяли. Сам царь Алексей Михайлович требовал, чтоб они «запись дали прямую шертованную, чем они промежь себя верятца, а не так, как прежь сево собаки рассекали да кровь лизывали, и то все обманывали». И калмыки согласились дать такую запись, куда государев указ будет идти, туда им и идти. Но использовать их можно было с разбором. Шотландский наемник Гордон, о котором мы потом много писать будем, отмечал: «Насколько крымским татарам были страшны калмыки, настолько последние боялись турок. Калмыки были почти все голы и плохо вооружены».

В июле из Москвы сообщили казакам, что калмыки в присутствии Касбулат мурзы Черкасского и дьяка Горохова подтвердили свою преданность царю новой присягой, и теперь надо ждать донцам помощи от калмыков — собираются 6000 калмыков да 2000 едисанских ногайцев на Дон против крымских татар. Но собирались они, однако, за Волгой. Это когда еще придут?..

2 августа, пользуясь отсутствием крымчаков, донцы, собрав всех, кого можно, подошли к Каланчинским башням, осадили их по всем правилам, за полверсты насыпали вал, в ста саженях от башен, а кое-где и меньше, построили шанцы и из пушек стреляли беспрерывно. Верхнюю батарею на башне сбили, но среднюю сбить не смогли. От такой пальбы три пушки у самих казаков разорвало (вообще впечатление, что они только учатся воевать…), и они решили, как и раньше, лезть на стены.

На этот раз штурм турки отбили. Как объяснили казаки в отписке: «пошли к тем башням с лестницами на приступ и на одной башне на стене с лестницами были, и божиею, государь, волею тех башень не взяли».

Осаждая башни, обратили они внимание на ручей, который вытекал из Дона повыше башен и впадал в Каланчинскую протоку. Дальше по протоке укреплений не было, открывалась чистая дорога в море. Вот только ручей мелок и узок, с обоих берегов струг или лодку белым оружием достать можно.

Ничего страшного. Расширили казаки этот ручей и углубили, назвали «Казачий ерик». Главное — дорогу в море нашли. Возможно, временную. Но неугомонные донцы снарядили немедленно 20 стругов и Казачим ериком и Каланчинской протокой выбрались в Азовское море.

В море напротив урочища Белосарай встретили они 5 турецких кораблей, которые везли дополнительные силы в гарнизоны на башнях, человек 500. Казаки напали на удивленных турок, но те, хотя и удивлялись, однако казаков отбили. Вернее, казаки, встретив упорное сопротивление, сами отскочили, никого не потеряв, и направились к крымским берегам. Двух ребят они все же отправили с вестями в войско: мол, берегитесь, идет в гарнизоны на башнях турецкая подмога.

У Судака приставали казаки к берегу и разорили десять татарских деревень. Оттуда, нагрузив струги грабленым добром, решили возвращаться.

В это время на Дон и подошла, наконец, калмыцкая подмога — 500 всадников. Донцы обрадовались, взяли калмыков, взяли русских ратных людей с государевыми воеводами и во главе с Корнилой Яковлевым напали на ногайские улусы под Азовом. Азовские люди ногайцев подкрепили, и разгорелся под стенами города настоящий бой. Отписывали потом донцы в Москву, что калмыки, вооруженные луками и копьями, «на том бою бились радетельно». Общими усилиями человек 500 ногайцев и азовцев побили и столько же в плен взяли, да русских пленных человек 100 отбили. После боя полон не делили, а весь калмыкам отдали, «чтоб де им впредь повадно было на крымские улусы ходить». И русских отбитых пленных калмыки с собой увели, пообещав, что сами их русскому царю отдадут, так де хотели перед царем выслужиться.

Пока донцы безобразничали в Крыму, татарский царевич с 3000 всадников появился под стенами Азова. Татары, азовцы и новоприбывшие турки, повстречавшие в море казачьи струги, стали искать, где же и как же казаки смогли проскользнуть в Азовское море. Не по Миусу же… И нашли Казачий ерик.

Обрадованный царевич велел этот ерик засыпать и камнями завалить, после чего, успокоенный, отступил «для корму в черкасские места». Надеялся, что разведка вовремя сообщит, когда казаки возвращаться будут, тут он их на засыпанном ерике и возьмет.

Казаки, возвращаясь, попали в шторм и 7 стругов потеряли. Это их всех и спасло. Гребцов с потопленных судов казаки высадили на берег, и отправились они сухим путем вверх по правому берегу Дона, «по крымской стороне». Это примерно там, где крымский царевич «для корму» стоял. «И, по той стороне идучи, билися с татары неделю, и пришли в Войско все здоровы ж». То есть часть татарских сил этот экипаж 7 стругов отвлек на себя. Татары же по малочисленности указанных казаков поняли, что главные силы донцов будут прорываться с моря где-то еще и, ожидая подвоха, стянули свои три тысячи под Азов. А донцы пошли старой дорогой, по Каланчинскомй протоку, уперлись в заваленный камнями и засыпанный землей Казачий ерик и просто-напросто перетащили струги в Дон по сухому месту.

Всю зиму с 1661 на 1662 год они опять жаловались царю на скудость свою неимоверную и грозились уйти с Дона, и «из уважения к бедственному положению их» получили 8000 рублей денег, 200 половинок гамбургских сукон, 200 пудов пороху, 100 пудов свинца и 5000 четвертей хлеба. Если учесть бедственное положение российских финансов (в 1662 году вспыхнул Медный бунт), то жалование щедрое.

Царь же, высылая жалование, их подбадривал. В изложении В. Сухорукова это звучит примерно так: «Соберите все свои силы, ниспровергните твердыни вражеские; победите самую природу и возжгите пламень опустошения в областях крымских; слава поведет вас на брань, а мои щедроты покроют победителей!».

17 апреля 26 стругов, а в них тысяча донских казаков, двинулись вниз по Дону, и сопровождал их Яков Хитрово с уцелевшим царским войском, а уцелело их к тому времени тысячи три.

Хотели казаки расчистить Казачий ерик и по нему выйти в Каланчу и в море. Для расчистки взяли с собой всех черкасских казаков.

Турки заранее построили шанцы напротив Казачьего ерика на Каланчинском острове, на устье, и ждали там казаков вместе с татарами.

С «великим боем» казаки турок из шанцев выбили и сами в тех шанцах засели, сразу же ерик раскопали и 26 стругов на море «на государеву службу» пропустили.

«Служба государева» выразилась в набеге на Керчь, разорении этого города и близлежащих улусов и освобождении русских пленных. Затем сходили казаки через море под Трапезунд, пожгли там деревни и в июле с добычей решили возвращаться.

Турки к их приходу Казачий ерик опять засыпали и поджидали там с подошедшим татарским войском. И к донским казакам под Черкасск помощь подошла — князь Каспулат Черкасский со своими узденями и с калмыками.

Возвращающиеся с моря казаки схитрили, струги свои с добычей и с положенной «третью» (в данном случае — 300 казаков) отправили в устье Кальмиуса. Речка эта пограничная, и промышляли на ней больше запорожцы, чем донцы. Остальные выгрузились и пошли сухим путем. Навстречу им выступили русские войска и казаки из Черкасска. И у Свиного протоку, как прознали русские дипломатические службы, «у калги царевича и у азовского паши с донскими казаки был бой, и на том бою урон ратных людей учинился большой на обе стороны». Казаки прорвались, но нескольких товарищей потеряли пленными.

Пока турки и татары не вытрясли из пленных важные сведения, послана была казаками подмога на Кальмиус. Заблаговременно на речке Тузлов отрыли они окоп, как своего рода перевалочный пункт для доставляемой добычи. На Кальмиусе струги затопили и с добычей отправились степью в Черкасск.

В степи их перехватили татары, но казаки успели добраться до окопа на Тузлове и там «милостью Божиею и помощью пресвятые нашея богородицы Одигитрие, и всех святых молитвами и помощью… крымского царевича калгу и многих турских и всяких воинских людей у него побили». Татары, ничего не добившись, ушли в Крым, а казаки с добычей — в Черкасск.

Интересно, почему они Одигитрию вспомнили.

В 1656 году высылали донцы по царскому наказу своих ребят в Литву на государеву службу. И те ребята на речке Вилие на судне (где ж еще им отличиться?) захватили вывозимый поляками из Вильны образ Божьей Матери, крест, евангелие и несколько церковных книг. Писал этот образ якобы сам евангелист Лука, и означало название Одигитрия в переводе с греческого «указывающая путь».

По благословению патриарха Никона отправили казаки Одигитрию на Дон и в честь нее церковь построили.

Но побыла икона Божьей Матери на Дону среди христолюбивого воинства и что-то ей обратно в Литву захотелось. В 1661 году, когда отрезали турки казаков от моря башнями-каланчами, стала являться Богородица многим казакам во сне и требовать, чтоб отправили ее образ обратно в Вильно. Но круг войсковой этим людям пока не верил. А вот как прижучили татары казаков в окопе на Тузлове, сразу поверили, ибо явилась Богородица на той речке в окопе сразу многим и предупреждала — не вернете образ в Вильно, и вам де милости Божией и помощи нигде не будет. Казаки, ясное дело, пообещали, что как только отобьются, немедленно отправят икону в Вильно. И сразу же отбились.

Как только вернулись они в Черкасск, то Богородица, чтоб на радостях обещания не забыли, явилась донскому казаку Ивану Стародубцу и об обещании напомнила.

Делать нечего, решили образ украсить и с зимней станицей отправить в Москву, чтоб оттуда уже ехал он в Вильно. И милость Божья вновь распростерлась над казаками…

Осенью того же 1662 года спустили они по Миусу в море еще три струга, в каждом по 40 человек. Миус далеко, а дело, как увидим, было срочное. Вышли в море и неподалеку от Кафы встретили 2 корабля, которые в Азов хлеб везли и 100 янычар на смену Каланчинекому гарнизону. Казаки те корабли захватили, 40 янычар убили, а 60 взяли в плен.

Об этом славном деле рассказывал в Москве посланный туда зимой с посольством Корнила Яковлев. Дело и вправду славное — 3 струга берут 2 корабля, и в схватке 120 на 100 (не считая матросов) казаки берут 60 пленных и не кого-то, а янычар.

Очень похоже на «точечный удар» спецназа, когда лучших из лучших посылают на важное дело.

Русские, увязнув в войне, пытались крымчаков и поляков расколоть, вели переговоры и с теми и с другими. Опять дело казаков коснулось. Хан, разгневанный последними казачьими набегами, хотел еще две крепости поставить — одну на Миусе, другую на Казачьем ерике. Думал, что московские посланники, как и раньше, от казаков отрекутся. Но русские неожиданно сказали: «Тебе известно, что донские казаки живут на Дону издревле, и на устье Дона никогда ваших крепостей не было, а теперь вы их поставили. Почему ж казакам не защищать пределы свои?».

Пока переговоры велись, казаки с Дона с калмыками на татар ходить продолжали, да с ними царский воевода Иван Хвостов ходил. Еще один отряд донцов с Григорием Касоговым и с Серком на помощь Запорожью ходил и под Перекоп подступал.

В 1664 году турки заключили с Императором перемирие на 20 лет, и руки у них развязались. Но туркам это мало помогло. В 1665 году в ноябре месяце все Войско Донское с русскими ратными людьми ходило под Азов. Гарнизоном азовским командовал Мустафа паша, зять турецкого султана. Этот Мустафа, понадеявшись на свои силы, вышел казакам навстречу, но в сражении был убит. «Таковые неумолкаемые набеги и разорения, причиняемые казаками городу Азову, были поводом к обнесению предместья сего города каменною стеною», — пишет В. Сухоруков.

Зимой каменную стену возводить трудно, а отомстить турки хотели. В конце января 1666 года послал новый азовский комендант своих пеших и конных людей на Черкасск. Конные шли степью, а пешие льдом по Дону. Казаки в это же время выслали к Азову охочих людей «для языков», человек 300. Ночью этот казачий отряд увидел на Лычанском острове огни и выслал вперед разведку. Разведка донесла, что на острове стали на ночлег «азовские воинские люди». Отряд, не откладывая, напал на отдыхающих азовцев, многих перебил, а 20 человек взял живыми. После боя казаки поспешили в Черкасск и подняли тревогу.

Утром черкасские казаки всеми силами вышли на Рыково урочище и сразились с азовской конницей, подошедшей из степи. Азовцев отразили, а их командира Тахтомыш агу и с ним 5 человек «взяли». «Пяти человек в кругу у себя казнили, а шестого человека, азовца Мигметка из Войска послали к великому государю к Москве».

В апреле Москва решилась восстановить сношения с Турцией и направила через Черкасск и Азов в Константинополь стряпчего Василия Тяпкина.

Казаки Тяпкина мигом в Азов переправили, а азовский комендант Магмет-паша стал Тяпкину на казаков жаловаться. Тяпкин отвечал, что царь про казачьи набеги на турецкие берега ничего не знает, а он, Тяпкин, решать такие вопросы не уполномочен… В общем, то же самое, что и всегда. Но, по крайней мере, не отрекался и туркам ловить и казнить казаков не предлагал.

Правда, отплывая из Азова в Константинополь, написал Тяпкин казакам письмо, «чтоб им, казакам, великого государя указу слушать, на море не ходить и с азовскими и с крымскими людьми задоров не чинить».

Во избежание дипломатических осложнений и чтоб не сорвать переговоры, казаки ответили не Тяпкину, а азовскому коменданту, написали, что «Василья Тяпкина письма мы не слушаем. А слушаем указ великого государя, прислана от великого государя на Дон грамота, чтоб нам послать под Крым для языков и про Василья Тяпкина проведать, и мы для языков под Крым послали».