Дама на скалах

Дама на скалах

В горах, где плодородной земли было мало, ее старались беречь, и строили поселения в основном на участках, которые не годились для земледелия.

Постройки в горах требовали особого искусства, не только потому, что дом горца - это почти всегда крепость, но и из-за частых землетрясений. Их последствия нередко были катастрофическими, заставляя горцев строить все более прочные и надежные дома.

А. Полежаев описал стихийное бедствие в поэме «Эрпели»:

…Вот быль с Андреевским аулом:

Шесть суток гром по временам,

Из тьмы кромешной, по горам

Носился тихо и протяжно,

Потом решительно и важно

Во всех местах загрохотал,

Дома и сакли разметал,

Испортил в крепости строенья,

Казармы, стены, укрепленья –

И… очень скромно замолчал…

Сего печального явленья

Мы не застали, но следам

Еще живого разрушенья

Дивились с горестию там.

Умелыми строителями и талантливыми зодчими были вайнахи - чеченцы и ингуши. Н. Грабовский писал: «Жилища горцев состоят из каменных построек, сгруппированных у оконечностей гребней или на выступах скал; две-три подобные постройки, вмещающие в себя несколько семейств, составляют горский аул; в участке этих аулов насчитывалось до 120… Все эти аулы находятся один от другого на расстоянии не более получаса ходьбы, отделены они друг от друга небольшими ущельями, глубокими оврагами и перевалами через гребень… Все горские поселения отличаются красотою своих местоположений, грандиозным складом и поэтическою разбросанностью жилищ, но всем этим особенно поражает аул Арзи (Эрзи) в Кистинском обществе, слывущий совершенно справедливо самым живописным в целом участке. В нем превосходно сохранилось несколько пирамидальных башен, стройно возвышающихся одна над другой; башни эти имеют в основании квадрат 2,5-3 сажени; постепенно суживаясь к верху, они достигают, по-видимому, 10-12 саженей высоты и оканчиваются там остроконечною крышею. Выглядывая из руин и уцелевших каменных построек, башни эти представляют весьма привлекательную группу, увлекающую зрителя в мир фантазии.

Своеобразным и диким характером отличается еще необитаемый аул Кауси, находящийся в Акинском обществе в Галанчожском ущелье. Этот аул, каменные здания которого еще хорошо сохранились, построен на небольшом выступе скалы, круто обрывающейся саженей на сорок к реке, и имеет вид крепости, прилепленной к другой скале, отвесно поднимающейся вверх; тропинка к нему вьется по ступеням, выбитым в камне. Кауси, как всякое заброшенное людьми место в горах, служит надежным убежищем для баранов, загоняемых туда во время непогоды. На той же скале, к которой примыкает постройка Кауси, приблизительно саженей на десять выше, виднеется одна сакля с деревянным, хорошо сохранившимся балконом, висящим над пропастью. Снизу, вверху и по бокам около одинокой сакли глаз не встречает ни одного выступа, на который можно было бы поставить ногу: кругом отвесная и голая скала. Взгляд на эту постройку невольно рождает вопрос: каким способом обитатели ее могли сообщаться с поверхностью земли, если, в чем нет никакого сомнения, балкон - произведение рук человеческих?! По сохранившемуся у акинцев в предании рассказу, в этой сакле жил когда-то знаменитый джигит с любимою женою. Отправившись однажды на промысел поживы, он был убит, и когда известие об этом дошло до жены - она с балкона бросилась в пропасть. Пораженные этим случаем, бывшие обитатели аула Кауси из суеверного страха не ходили в эту саклю; и впоследствии окрестные жители, несмотря на предположение о несметных богатствах, хранящихся в ней, не отваживались проникать туда из боязни быть пораженными громом…

Каждый из более зажиточных горцев кроме помещения, необходимого для семейства, имеет еще и кунацкую - помещение для приезжающих гостей. Убранство жилых саклей и кунацких далеко не затейливо. Во-первых, встречаются вокруг стен полки, на которых уложены тюфяки, одеяла, подушки и разные тряпки; тут же около помещаются корзины с каким-нибудь хлебным зерном или мукою, кадки с водою и котлы; всю эту картину дополняют очаг посредине сакли да до невероятности прокопченные, черные стены. Кунацкие поопрятнее: вместо очага в них делают камины; у маленького окошечка сбоку камина, на почетном месте, стоит местного изделия кровать; около дверей висят две-три бычачьих шкуры, служащих правоверным подстилкою при совершении намаза, а на колышках, вбитых по стенам вокруг всей сакли, на четверть от потолка, обыкновенно красуются разных форм и величин бутылки, привязанные веревочками за горлышки, глиняные и деревянные тарелки и чашки, также схваченные шнурками в просверленные около краев дырки. На тех же колышках приезжие развешивают свое оружие, седла и платье…»

Основательно изучивший в начале XX века вайнахскую архитектуру Н. Яковлев утверждал, что «ингуши из поколения в поколение были мастерами-каменщиками, «искусниками камня» («тоны гоудзыж»). Их руками строились широкие 3-этажные «галы», то есть башни-дома (от «га» - защита, «ала» - дом), в которых и сейчас еще ингуши живут кое-где в горах; или высокие десятисаженные, 4-5-ярусные стройные боевые башни «воув», которые служили надежным убежищем всему роду при нападениях враждебных фамилий; наконец, маленькие солнечные могильники-склепы, куда ингуши хоронили предков, и многочисленные храмы «ццу», «элгуц» и др. Из всех этих сооружений особой тщательности и искусства требовала постройка боевых башен. Вся постройка такой башни должна была закончиться непременно в один год. В противном случае башня так и оставалась неоконченной. Она стоила дорого, и боевые башни решались строить, конечно, только зажиточные и воинственные семьи; в дальнейшем башня, так же как и родовой могильник, делалась неотчуждаемой фамильной собственностью всех потомков ее владельца-строителя. Для постройки этого важного сооружения приглашались каменщики, с которыми заключалось условие относительно платы и других подробностей стройки, причем строители во время работы находились на полном довольствии хозяина. После благополучного окончания боевой башни мастер-строитель, поставив последний клинообразный камень, так называемый «дзегыл», на верхушке ее красивого купола или «небесной крыши», «небесного яруса» («сигил тхоу»), не слезал оттуда до тех пор, пока не получал особую «спускную плату» - целого быка, и в знак как бы подписи на своем произведении он оставлял отпечаток своей руки на известковой штукатурке башни у подножия. Окончание постройки, конечно, праздновалось со всей возможной у ингушей пышностью. Закалывался скот и устраивалось обильное угощение. Строились башни из камня и извести, без лесов. Для подъема камней вверх на постройку служила особая машина, вроде ворота, называемая по-ингушски «чегырь». По преданиям, машину эту во время действия нельзя было выпускать из рук, иначе, раскручиваясь с огромной силой, она сбрасывала с башни строителя».

Созданию башни посвящена эпическая песня ингушей «Илли о том, как строили башню»:

Триады землю поили молоком, трижды срывали грунт. И только когда земля отказалась пить, положили первые камни. Восемь огромных глыб, образующих углы воув. И был каждый камень равен быку, а весом - восьми быкам. Их привезли с вершины горы, взявши из-под голубого льда… Каждый камень везли двенадцать быков, ломая копыта от напряженья. Каждый камень тесали двенадцать дней четыре каменотеса. И стальные тесла крошились у них, будто сделанные из липы… Двадцать тесел каждый каменотес сломал о ребра камней. И камни стали ровны, как стекло, и приняли нужный вид!

Тогда четыре, как горы, седых старика осмотрели и ощупали их, И каждый сказал: «Теперь хороши, ни порока, ни трещины нет!» И каждый сказал: «Будет крепка, как наши горы крепки. И будет стоять во веки веков, как мир во веки веков стоит!…» И каждый сказал: «Мы землю здесь поили густым молоком, А камни эти, чтоб были крепки, напоим горячей кровью, - Пусть свяжет кровь четыре угла, как род наш кровью связан, И этой связи не сокрушат ни смерть, ни вечное время!» Работа кипела, и Янд горел в работе, не считая дней, И в небо вонзилась своей вершиной стройной песня камней.

Первый ярус закончен, сюда никогда не заглянет день, Здесь пленники, кандалами звеня, будут гадать о судьбе! Ярус второй - уже свод сведен, и очажная цепь висит, Здесь будет дни свои коротать семья в случае войны! Янд сам вытесал косяки из черных гранитных глыб, Сам из дубовых брусьев сбил дверь толщиною в пядь, Сам приладил засов и сам проверил его работу, Выше поднялся Янд и вновь принялся за работу! Четыре балкона с четырех стен выступали вперед, И с каждого пуля-молния без промаха в сердце бьет! И снова Янд поднимается выше, и выше уже нельзя, - Здесь будет крыша, легкая, словно светоструйным конусом сведена. Ложатся уступами ряды камней, постоянно сужаясь кверху, и тонкие плиты сланца их перекрывают сверху.

И вот опять ряд камней и плит, и снова камни и плиты, А Янд все ближе, ближе к солнцу, ближе с каждой минутой! В четыре дня двадцать рядов камней и двенадцать сланцевых плит, И последний раз ворот скрипел и пел, поднимая последний камень. Закончена песня труда и камней - выше уже нельзя: Над самою головою легкие облака плывут, скользя, Садится солнце, и, пересекая Джерах, воув бросает тень. Так стал последним, замковым камнем триста шестьдесят пятый день.

Упоминающийся в песне Янд - легендарный строитель башен, родоначальник рода Яндиевых.

О том, как строил башни другой легендарный строитель, говорится в легенде «Ханой Хинг»: «…Он решил возвести самую лучшую башню из всех виденных им. Он хорошо готовил известь. На краю речки была мельница, на которой дробили щебень и превращали его в песок. В раствор он иногда добавлял молоко, яйца, ослиный волос. После приготовления раствора он брал его на лопату и, качая, переворачивал. Если раствор с лопаты не падал, он считал его готовым. Камни подносили одни люди, а укладывали другие».

Башенную архитектуру вайнахов подробно описал в книге «Средневековая Ингушетия» Е. И. Крупнов: «Как правило, боевые башни пятиэтажные, но встречаются и в четыре и даже шесть этажей. Первый этаж нередко служит тюрьмой для пленников; обычно же он являлся закромом для хранения зерна в особом каменном мешке. На втором этаже находились защитники и стража во время осады, так как вход в «воув» был только здесь: на втором этаже находилось имущество осажденных. Третий этаж занимали защитники и их семьи и, наконец, все верхние этажи - защитники и наблюдатели. В основании все башни квадратные, площадью 20-25 кв. м. Кверху стены сильно суживаются и достигают общей высоты 20-26 метров. Крыши башен бывают нескольких видов: 1) плоская, с барьером; 2) плоская с зубцами на углах, увенчанными камнями конической формы; 3) пирамидальная, ступенчатая, с коническим замковым камнем.

Обработка камней и кладка боевых башен производились тщательнее, нежели кладка жилых. Почти на всех боевых башнях сохранилась еще известковая облицовка, что указывает на относительно близкую дату их постройки. Особенно свежий вид имеют башни третьего типа, с пирамидальной ступенчатой крышей: например, башня в селе Джерах, которая, кстати, является одной из наиболее крупных в Ингушетии. Площадь первого этажа равна 7x7 метров, второго - 6x6, третьего - 5,3x5,3, четвертого - 5x4 и пятого - 4x4 метра.

Чечено-ингушские боевые башни отличаются наличием «машикули», маленьких защитных балкончиков на верхнем этаже, которые вместе с бойницами на всех этажах служат целям эффективной обороны. Другую особенность этих башен составляют сквозные крупные кресты, сложенные почти на всех сторонах верхней части башен. Строительство таких типов ингушских боевых башен возникло не ранее XIV-XV веков и продолжалось вплоть до XVIII века, что не раз подтверждалось свидетельствами стариков, упоминавших тех своих предков, при ком была сооружена та или иная башня.

Приблизительно к этому же периоду относится и появление на ингушской земле замковых сооружений и различного рода оградительных стен. Эти оборонительные комплексы возникли в тех же исторических условиях, что и боевые башни. Замки состоят из нескольких жилых и двух-трех боевых башен. Уникальным объектом такого рода является башенный комплекс в селе Эрзи, еще в 20-х годах XX века состоявший из 16 боевых башен (ныне в селе Эрзи сохранилось только 5 целых боевых и 20 жилых башен - Авт.). Великолепный многобашенный комплекс в селе Эрзи принадлежал 14 фамилиям-тейпам».

3. Шахбиев пишет: «…Существует также точка зрения, согласно которой ингушское слово - гъалгъай (то есть ингуш) происходит от слова «гала» - башня, крепость, город. И это действительно так, ибо наиболее богата средневековыми башнями, храмами, крепостями территория расселения ингушей. В связи с этим можно предположить, что под этим словом у вайнахов подразумевалось название тех населенных пунктов, где были очень широко распространены эти каменные сооружения, и даже людей звали так - гъалгъай - то есть жители башен, которые им служили и жильем, и защитой от врага».

Не менее монументальны жилые постройки в горной части Чечни. По свидетельству Н. Грабовского, «они состояли преимущественно из каменных старых башен в два-три яруса, сложенных без цемента и, как можно предполагать, без участия какого-либо орудия, употребляемого для отделки камня. Это предположение основывается на том, что камни в стенах башни вовсе не носят следов обработки и приложены один к другому так, как этого требовала натуральная форма их. Несмотря на это, башни чрезвычайно прочны, чем далеко превосходят новейшие постройки горцев… Характер местности, на которых обыкновенно красуются башни (они построены большей частью на выступах скал, на оконечностях гребней и вообще на таких местах, которые ни для чего другого применимы быть не могли), разъясняет догадку, что первоначальные обитатели, предпринимая эти громадные постройки, независимо от сбережения удобных для обрабатывания земель имели еще в виду и оборонительную цель.

Нынешние обитатели башен для жилищ занимают преимущественно верхние этажи, нижние же служат помещением для скота. В каждой башне встречается по нескольку семейств, которые, обитая в таком близком соседстве, нисколько не мешают друг другу, потому что живут на разных отделениях, перегороженных капитальными стенами; все имеют только общие коридоры.

Между такими просторными и служащими для жилья башнями встречаются довольно часто и другие - высокие, пирамидальные. Вид этих последних как нельзя более ясно говорит об их исключительно оборонительном назначении: от самого низу до верху стены имеют множество амбразур, расположенных причудливо рукою строителя в форме треугольников, крестов, звезд и других изображений. До сих пор на некоторых из них, в верхних больших амбразурах под крышею, виднеются груды покрытых мхом камней, которые, по всей вероятности, предназначались служить боевыми снарядами при обороне. Кроме того, башни эти попадаются всегда на самых неприступных возвышенностях, командующих над окружающей местностью, и рекомендуют не лишенными основания стратегические соображения бывших строителей их…».

С утверждением ислама традиции башенной архитектуры проявились и в строительстве мечетей. Некоторые минареты строились в виде башни и даже с бойницами (селение Эткала, XVI-XVII вв. и др.).

Своеобразием архитектурного стиля жилых построек отличался Дагестан, чему способствовали разность климатических условий и многонациональный состав населения.

Князь И. Орбелиани вспоминал: «Сакли лезгин (лезгинами Орбелиани называет всех жителей Дагестана - Авт.) - вроде замков; над многими устраиваются башни, иногда сакли обнесены стеною и в каждом доме, в каждой стене проделаны бойницы, а весь аул представляет особого рода крепость. Каменные, хорошо обороненные сакли плотно примыкаются одна к другой и сакля над саклею в несколько ярусов. Аулы лезгин или в ущельях, или на уступах гор; иногда примкнуты к скалам, иногда окружены кручею, часто доступ и самый въезд в них чрезвычайно труден. Улицы в аулах так узки, что часто трудно повернуться на коне; сверх того, некоторые сакли построены поперек улицы и оставлены только низкие ворота для проезда…»

Плоские крыши обычно были покрыты землей или глиной, их приходилось регулярно утрамбовывать. Для этого на краю крыши всегда лежал продолговатый каменный каток (у аварцев - михир).

Для дагестанских аулов равнин и предгорья характерны разреженное заселение (каждый дом имеет свой двор) и тяготение к рекам. Горная зона характеризуется скученностью домов, террасообразным расселением, тяготением к скальным склонам и гребням гор, некоторой отдаленностью от рек.

Дома, как правило, располагались впритык и налезали друг на друга, как ступени гигантской лестницы. По свидетельству современников, улицы дагестанского аула, этого «скопища саклей», были «узкие, кривые, шириною два-три аршина», а дома несколькими этажами стоят друг над другом или же «нагромождены одна сверх другой крепости-сакли».

Автор очерка «Кавказ в его настоящем и прошлом» Е. Марков писал: «Улицы нет в ауле; каменные двухъярусные бойницы, которые горец называет саклями, отступают друг от друга ровно настолько, чтобы человек с трудом мог протиснуться среди них… Над крышей одной бойницы торчит другая, над другой - третья, и получается щель, заменяющая улицу, вьется и лепится, как змея, по отвесной круче, у подножия всех этих без порядка насыпанных в кучу каменных редутов…»

Лишь с конца XIX века, когда вопросы обороны перестали играть существенную роль, стал распространяться принцип горизонтального строительства селений. Старая часть аула со скученным террасным поселением обстраивалась новыми кварталами с широкими озелененными улицами и площадями. Другие аулы разделили судьбу Цудахара, почти полностью разрушенного в ходе восстания 1877 года и перенесенного по распоряжению правительства на ровное место, чтобы в будущем он не мог, по словам исследователя Дагестана Ф, И. Гене, явиться «крепостью, представляющей весьма крепкую оборону».

Центром аула была площадь с годеканом (у чеченцев и ингушей - пхъегъа, пхегата, у осетин - нихас, у адыгов - хаса), где проходили сельские сходы, собирались мужчины и юноши для бесед, игр и т. д. Здесь же обычно находилась мечеть. Вокруг площади, особенно под деревьями (если они были), располагались места для сидения, сделанные из огромных камней или бревен. Устанавливали их отдельные члены общины, особенно хозяева близлежащих домов (это считалось богоугодным делом). Годекан не обязательно помещался в центре селения; он тяготел к месту, где имелась ровная площадка. Обычно здесь же проходили базары, хотя базар мог располагаться и на окраине, у развилки дорог.

В неспокойные времена джамаат предпочитал не иметь дороги, идущей напрямую через селение, и не оставлял для нее места. Если дорога все же проходила через аул, то дома были обращены к ней глухими стенами, а дворами и верандами внутрь. Остальные улицы аула отходили от главной, как ветви от ствола дерева. В селениях, расположенных амфитеатром на крутых горных склонах, две улицы, идущие по краям аула, являлись как бы дугами, заключающими его в рамку; между ними в меридиональном направлении шли другие улицы, пересекаясь в центре и образуя разнообразные сегменты-кварталы. Длина кварталов обычно колебалась от 20 до 50 м. Часто главная улица запиралась воротами, и по краям ее ставились сторожевые башни. Упоминавшийся выше Ф. И. Гене писал, что «обыкновенно имеют в селениях только два выхода, стараясь для сего избрать самые крепкие от природы места, кои нередко обороняются башнями или стенами». Таковы были знаменитые Гимры - родина имамов Гази-Магомеда и Шамиля, Гуниб, Мекеги, Урахи, Хаджалмахи и др. Даргинский аул Гапшима, расположенный в теснине, имел стены и ворота с обеих сторон. Вечером, когда стадо возвращалось в селение, ворота запирались и возле них ставились караульные. У северного выхода из аула, на скалах была крепость с высокой наблюдательной башней.

А. Омаров, описывая в своих воспоминаниях события 1848-1855 годов, отмечал: «Аул наш был защищен стенами и четырьмя башнями, и во всякое время года по ночам его охранял караул от жителей, расставленный в 7-8 местах по 3 человека. Сельский мангуш (глашатай) ходил по ночам смотреть, не спит ли где-нибудь караул, для чего тихо подкрадывался, чтобы вынуть из ружья спящего караульного шомпол или взять какой-нибудь другой знак, за что получал на другой день 1/3 часть сабы муки или хлеб».

В случаях, когда селение занимало несколько склонов, самые широкие улицы располагались у подошв и на их границах. Эти же улицы служили своеобразными канализационными отводами, так как остальные улицы и переулки в большинстве своем выходили к ним. На краю селения располагалось и кладбище. Четкой системы улиц, переулков, тупиков, кварталов не существовало, и посторонним лицам ориентироваться в ауле было очень трудно. Любопытно свидетельство В. А. Аедоницкого, посетившего в начале XX века Хаджалмахи: «Аул с плоскокрышими саклями, наполовину врытыми в скалу, узкими крутыми улочками, проходами, неожиданными тупиками, где нужно переваливать через крыши или двор, так что пройти в намеченное место без посторонней помощи совершенно невозможно».

В начале XIX века в селениях Дагестана преобладали одно-двухэтажные дома с небольшим двориком («азбар», «шеркала», «прхъяй»). Жилые комнаты размещались, как правило, на втором этаже. Перед домом находился небольшой навес (в нагорной части на арке) - предтеча веранды.

Дома украшались орнаментированной резьбой по камню, различными знаками (солярные знаки, рука, лабиринт), поясками, текстами молитв; деревянные оконные ставни и рамы, покрытые резьбой, иногда раскрашивались. Декоративной обработке подвергались не только фасады домов и мечетей, но и мебель, колонны, надмогильные плиты, посуда.

Дома принято было «украшать» навозом: женщины собирали его на улицах и прилепливали на внешние стены. Каждая хозяйка оставляла на «лепешках» свой знак, чаще всего - отпечаток ладони. Высыхая, навоз превращался в кизяк - топливо для печей. Когда навоз привозили с полей, его сначала перемешивали с соломой, а затем сушили.

В каждом доме имелись кунацкие комнаты. Они были убраны с возможным комфортом и содержались в особой чистоте на случай приезда гостя. Детей в кунацкую не пускали.

В жилых комнатах, в стенах были ниши для посуды, книг и т. д. Висели и длинные полки. Несущим стержнем, подпиравшим потолочные балки, являлись большие деревянные столбы, украшенные резьбой и дельтообразно расширявшиеся кверху.

Большая жилая комната служила также и для хозяйственных нужд (хранения припасов и др.). Особое место занимали большие деревянные резные лари, напоминающие современный шкаф (у аварцев - цагьур, у рутульцев - сакиан и др.), которые обычно стояли вдоль северной стены и состояли из нескольких отделений. Здесь хранились мука, бобы, мед, сыр, масло и другие продукты. Во дворе хозяйственных построек не было, там размещалась лишь уборная, в которую, даже если она была пристроена к дому, вел отдельный вход.

Как пишет М. Шигабудинов: «…В жилище ободинцев вела низкая и узкая дверь, состоящая из одной или двух массивных половинок, грубо обтесанных топором. Двери открывались на двух пятах, выступавших сверху и внизу в виде колышков, вставленных в каменные гнезда в каждом конце (сверху и внизу) двери. Это была древнейшая форма дверей. Ни железных замков, ни петель или гвоздей не было. Роль дверной ручки выполняло деревянное или железное кольцо, прибитое к открываемой створке… Жилище запиралось изнутри и снаружи либо деревянной задвижкой, либо сверху деревянным бруском, который продевался в отверстие, выдолбленное в верхней створке двери. При такой форме никакие «ключи» не требовались, и дверь запиралась вставлением в дырку бруска. Открывались двери внутрь. Ворота обычно не запирались, закрытыми их удерживал простой большой камень. Но даже дети могли его отваливать».

К середине XIX века размер двора сельской усадьбы увеличился, появился навес, под которым хранились хозяйственный инвентарь, топливо, навоз, а в жаркое время отдыхал скот.

Ближе к концу века дома строили уже большие, двухэтажные, со множеством помещений самого различного назначения. Во дворе появились сад и огород, в которых высаживали фруктовые деревья, тутовник, виноград, сеяли кукурузу, бобы. Навесы обстраивались со всех сторон, превращаясь в амбары, склады, конюшни. Мелкий рогатый скот часто держали в помещениях первого этажа. Появились крытые дворы, где для освещения делали бойницеобразные щели или оставляли в центре крыши небольшие оконца.

Характерное описание узденской усадьбы Дагестана находим в воспоминаниях А. Омарова: «Дом наш на вид не отличался ничем от прочих домов аула, разве только был просторнее многих из них. По состоянию нашему он стоял выше среднего, а по чистоте узденского нашего происхождения пользовался особенным уважением и принадлежал к числу почетных домов. Архитектурное расположение его тоже не особенно отличалось от прочих. Вход с узенькой улицы вел полукругом во двор, вымощенный плоскими камнями; направо в первом этаже помещался сарай, в который вела одна маленькая дверь. Внутри сарай разделялся на 4 отделения: одно называлось ослиным сараем, другое - бычачьим, третье - коровьим, а четвертое - конюшнею.

Над сараем находились жилые комнаты, принадлежавшие одному дальнему родственнику матери, и потому он был обязан поправлять потолок сарая; починка же стен от фундамента до потолка лежала на обязанности нашей. Дальше, напротив входа во двор, стояла двухэтажная сакля, в которую входили тоже через маленькую дверь. За дверью шел длинный коридор вдоль всего дома, а направо шла лестница наверх. Коридор освещался маленькими отверстиями, выходящими на двор.

Напротив входа была комната, весьма сырая и темная, в которой на полу кругом стен стояли большие глиняные кувшины; в них держали муку, толокно, сывороточный уксус, грушевый квас и пр., в маленьких же кувшинах хранили масло, сыр и мед. В углу лежали серпы, топор, кирка, шерстяные веревки, ремни и т. п. Это была так называемая кладовая, которая замыкалась. Налево, рядом с кладовой, была другая комната, освещавшаяся тремя большими амбразурами, верхние концы которых доходили до самого потолка и были покрыты сажею, наподобие черного инея. Потолок также был закопчен от дыма и блестел, как черная клеенка. В углу, под одной из амбразур, стояла печь, похожая на те печи, которые делаются для выжигания кирпичей или извести. В этих печах топят кизяками и саманом. На верхнее отверстие ставят котел, в котором варится что-нибудь, потом котел снимают и вытаскивают из печи наружу часть огня в круглое углубление (вилах), сделанное нарочно для этого (в зимнее время все семейство горца сидит кругом этого углубления, протянувши голые ноги к краю его для согревания). Потом прилепляют к раскаленным стенам печи хлебные лепешки (чуреки) и верхнее отверстие закрывают плоским камнем, служащим иногда и сковородою для печения чего-либо. Такие печи делаются без труб, и потому дым частью поднимается прямо к отверстию, находящемуся над печкою, и частью распространяется по всей комнате, так что в зимнее время в ней не видно ничего и нет возможности стоять от удушливого дыма.

На одной стороне комнаты вдоль стены были деревянные полки, на которых лежали котлы, чашки (деревянные, глиняные и медные), сито; там же, на стене, висела большая деревянная чашка, деревянный же сосуд с резьбою, называемый кусридичу, из которого торчали деревянные ложки и палочки, служащие у горцев вместо вилок. С другой стороны у стены стоял громадный деревянный сундук (су) длиною около 5, а вышиною до 3 аршин, украшенный местами грубою резьбою. Сундук этот имел в себе три отделения, в которых хранился зерновой хлеб - пшеница, ячмень и просо. Эта комната служила зимней кухней. Левее ее, с коридора, был вход в большую комнату, построенную на арках, без штукатурки, там лежали сено и солома для скота. На верхнем этаже находился балкон, с которого входили в светлую комнату, служившую летней кухней. Далее была большая комната, потолок которой был увешан сушеной бараниной и курдюками различных времен; одни из них уже висели года четыре и были темно-желтого цвета, другие - три года и т. д. Под курдюками стояли чашки для вытекающего из них сала (старые курдюки занимают почетное место в пище горцев, и не иначе варят их, как только для самых роскошных обедов; часто также кормят ими больных как лекарством). Стены были увешаны всякого рода посудою; тут были медные тазы разной величины, такие же кувшины, чашки, подносы, - что составляет главное домашнее богатство горца; такая же посуда глиняная, фарфоровая, стеклянная, а также тарелки с узорами, которые почти никогда не бывали в употреблении, а служили только для украшения.

В одном из углов комнаты была сложена постель, то есть несколько тюфяков, сделанных из пестрого шерстяного паласа, домашней ткани и пестрого грубого холста, набитых шерстью или мягкою травою; несколько одеял из персидской бумажной материи и столько же подушек, набитых тоже шерстью или просто ватою. Эти подушки были покрыты грубою ситцевою матернею и никаких наволок не полагалось для них… Между постелью были сложены разноцветные войлоки с цветными шерстяными кистями по краям, служившие простынями для постели; далее большие овчинные шубы, новые и старые, на колышках же, вбитых в стену, висели маленькие ночные папахи из бараньей шкуры. В той же комнате стояло несколько сундуков персидской работы, покрытых разукрашенной жестью; в них хранились одежды, разные материи и другие вещи. Сундуки эти принадлежали исключительно матери, и отец никогда в них не заглядывал, потому что для мужчины считается неприличным смотреть в женский сундук.

Дальше, с боку этой комнаты, была еще маленькая комната, вся застланная коврами и паласами, со многими нишами в стенах, наполненными арабскими книгами. Комната эта была гораздо чище других и освещалась двумя окошками, украшенными деревянною резьбою в персидском вкусе. На потолке ее были различные надписи-изречения из Корана, молитвы и арабские стихи, в таком роде: «Дом, семейство и все имущество наше суть не что иное, как временно порученное нам; рано или поздно нужно возвратить их владельцу». Снаружи, над дверью, было вырезано на камне двустишие на арабском языке такого содержания: «О дом, да не войдет в тебя печаль, и да не играет судьба с жильцом твоим! Как ты уютен для каждого гостя, когда чужеземец нуждается в отдыхе!» Эта комната (тавхана) служила кабинетом для отца: в ней он просиживал почти целый день и читал книги или молился; в ней же принимались и гости, исключая таких, которые по положению своему и званию не заслуживали слишком почетного приема…»

Жилища дагестанской знати были богаче и просторней, но строились по тому же принципу. Н. И. Воронов сообщает: «В Кумухе еще целы два ханских дома, хотя в одном из них отчасти произошли переделки в русском вкусе. Впрочем, переделана только та часть этого дома, которая занята собственно окружным управлением, в другой же половине проживает и теперь бывшая ханша. (По имени Шамхал-бике. Она дочь Нуцал-хана (Аварского), вдова Агалар-хана, теперь в замужестве за одним из сыновей последнего Кюринского хана…) Лучшие жилые комнаты этого дома, как и в каждой дагестанской сакле, находятся на втором этаже; в них ведет лесенка без перил, на которой весьма легко споткнуться; затем следует открытая галерея с тонкими деревянными колонками, и с нее маленькая и узкая дверь с высоким порогом ведет в самые дальние комнаты. Эти последние убраны отчасти по-европейски, то есть в них есть кое-какая мебель, а больше - в туземном вкусе: полы покрыты коврами и паласами; на стенах висят одеяла и куски материй; в нишах стен расставлена разная стеклянная и фаянсовая посуда, между которою больше всего чайных полоскательных чашек. При переходе из комнаты в комнату неизбежно встретишь спуск или подъем по нескольким ступеням.

В одной из комнат ханского дома я имел ночлег: в ней стояла двуспальная кровать, был стол, вроде письменного, было два-три стула, на кровати лежала перина, застланная парчовым одеялом, а в головах - одна громадная подушка, тоже парчовая, верхней наволочкой для которой служил накрахмаленный тюль…

В самой просторной комнате дома, потолок которой подпирался несколькими деревянными столбами, гостеприимно нас принимала и потом угостила ужином бывшая ханша. Стол сервирован и ужин был изготовлен по-европейски, но, кажется, не ханскими поварами…»

В повести «Дагестанские захолустья» В. И. Немирович-Данченко описывал опустевший высокогорный аул:

«…Громадные массы камня, точно сложенного здесь циклопической стеной, падали вниз вертикально, серебрясь и выступая на свет каждой своей выпуклиной, каждым углом и изломом. Отвесная стена скоро переходила в выпуклую, она уже висела над долиной. Страшно было смотреть на эту горбину, думалось, вот-вот и она рухнется вниз всей своей грузной, тяжелой массой. И вдруг я приостановил коня и с чувством, близким к восторгу, уставился на эту твердыню. Прямо на ней, на этой горбине, висевшей над долиной, точно гнезда ласточек висели сакли. Кто и как их прилепил сюда? Голова кружилась еще внизу, что же должно быть там, на этом, словно вздрагивающем карнизе? Прямо с отвеса горы выступала плоская кровля и упиралась в такой же выступ пола. Кровля поддерживалась деревянными столбами, пол был утвержден на балясинах, укрепленных вкось в расщелины скалы. Это была только галерея, веранда, балкон. И таких балконов были сотни - прямо из горы, прямо на отвесе. Самое жилье или выдолблено в скале, в отвесе, или вровень со стеной отвеса возведено над карнизом. Ласточкины гнезда под кровлей колокольни, гнезда, свитые на стенах развалин, жилье каких-то воздушных существ, птиц что ли, - короче, что хотите, только не аул, не село, не обитель человека. Что-то волшебное, призрачное, одуряющее, что-то похожее на сон, далекое от действительности. А этот лунный блеск, выхватывающий ласточкины гнезда из мрака, этот лунный свет, который точно курится на их плоских кровлях, свет, обращающий деревянные жерди в серебряные колонны, расщелившийся камень - в матовые глыбы, свет, на котором только черными трещинами или зевами кажутся входы в сакли или окна их. А еще выше, над этим воздушным аулом, над этими гнездами, унизавшими выдавшийся карниз, величаво дремлют голубоватые вершины гор, подернутых серебряной пылью, крутые, безлюдные, скалистые. Едва-едва ложатся на них тени от впадин и склонов, но этот общий колорит без оттенков, однообразный, рисующий только их профили, делает их еще величавее, еще грандиознее».

О жилищах татов, во многом схожих с традиционными жилищами ряда других горских народов, И. Анисимов пишет: «… Жилища евреев-горцев, живущих в аулах, представляют каменные постройки - сакли, а городских - дома в европейском вкусе и с азиатским убранством. Некоторые же богатые горцы имеют и европейские комнаты с порядочной мягкой мебелью, которые служат приемными для гостей - русских и в другое время не бывают почти обитаемы.

Сакли выстраиваются или самими хозяевами, или каменщиками. Наружные стены их большей частью голые, за исключением передней стороны, которая, как и внутренние стены, смазывается глиной, смешанной с саманом (соломой). Они белятся известью, добываемой горцами-евреями из местного камня в доменных печах, или мелом, смешанным с глиной (белая глина), встречающимся в горах повсеместно. Нижняя часть выбеленных стен выкрашивается красной или серой глиной, также местной. Потолок состоит из балок, расположенных параллельно по ширине комнаты и лежащих одними концами на передней и задней стенах, другими на средней широкой балке, идущей в длину сакли и подпертой посредине сакли толстой дубовой подставкой, украшенной вырезанными фигурами и цветами. Редко в какой сакле отсутствует эта подставка. Сверху балок кладется камыш, потом солома, которая смазывается глиной. Таким образом, составляется плотная крыша. Концы передних балок выходят наружу аршина на два и, будучи связаны вместе с крышей, образуют навес, служащий для прикрытия от дождя или жары в летнее время и называемый балконом. Сакли состоят обыкновенно из двух или трех комнат, имеющих каждая особое назначение. Одна из них отводится для женщин, другая для мужчин, третья для гостей.

…Кунацкая комната даже у самых бедных горцев бывает наполнена всевозможными хозяйственными вещами азиатского производства и оружием. На верхних полках красуются различные фаянсовые и стеклянные чашки и тарелки, по нескольку штук одна на другой, графины, старинные бутылки, медные чашки с таковыми же колпаками с вырезанными на них фигурами и цветами, позолоченные кувшинчики, вазы и пр. На стене, под этими же полками и над занавеской из бархата или пестрой шелковой материи с золотой бахромой внизу, висят большие медные тарелки, зеркала, подносы с золочеными рисунками, шелковые шали, сложенные в два-три раза, кинжалы, пистолеты, ружья, шашки и пр. Около другой стены, которая без занавески и бывает вся увешана в несколько рядов всевозможными цедилками, тарелками и различными мисками и мелкими чашами, ставятся сундуки с платьем и драгоценными вещами хозяев. Иногда их бывает два, иногда несколько; в последнем случае самый большой ставится внизу, а над ним - остальные, меньшего размера. Все эти вещи служат только украшением помещения для приезжающих гостей и не употребляются в дело. Полы покрыты коврами».

Об архитектуре осетинских селений В. Пфаф приводит следующие сведения: «Дома осетин построены, смотря по местности, или из плетня, обмазанного глиною, или из дерева, или из камня. Архитектура построек на плоскости во многом отличается от построек в горных ущельях. В последних жилища пристроены большей частью к склонам гор. В древних аулах задние комнаты и помещения нижнего этажа часто высечены в скале. Помещения нижнего этажа обыкновенно состоят из просторных и довольно высоких хлевов для скота, преимущественно мелкого. Пол обыкновенно выложен глыбами камней сланцевой породы и покрыт навозом, который от времени до времени расчищается. Навоз образует и необходимую обстановку двора, на котором он в зимнее время накопляется в значительном количестве, весной же увозится на поля или служит в смеси с соломою для приготовления из него кизяка на топливо. Стены нижнего этажа или высечены в скале, или же сложены из камней без цемента. Потолок нижнего этажа служит полом для второго. К последнему ведет снаружи узкая лестница, грубо сложенная из камней. Спереди - площадка, с которой низкая дверь ведет во внутренние помещения главного строения. Размещение в нем комнат весьма разнообразно; заметно даже полное отсутствие в этом отношении определенного стиля; комнаты построены смотря по мере надобности и условиям местности. В каждом доме достаточных осетин находятся: кладовая, главная семейная комната, в середине которой на очаге почти всегда горит огонь, отдельные комнаты, служащие спальнею или для другой надобности; кунацкая для приема гостей. Последняя часто выстроена из леса, составляя третий этаж, возвышающийся отдельно над главным корпусом жилого дома. Все эти помещения, кроме кунацкой, темны и большею частью без окон. Свет проникает в них через открытую дверь или небольшое отверстие в потолке над очагом. В кладовой стены кругом обставлены бочками из стволов больших деревьев (в них сохраняются хлеб и мука); на полу и в углах лежат в беспорядке разный хлам и домашняя утварь, бурдюки, сельскохозяйственные орудия, кроме плуга, который стоит или на дворе, или в помещениях нижнего этажа.

Самое характеристичное помещение - это семейная комната с очагом. Очаг большей частью находится в середине ее, он состоит из нескольких камней, на которых горит огонь. Сверху над очагом висит старинная цепь с крючком для медного котла… С одной или с двух сторон около очага стоят седалища: скамейки или низкие деревянные столбы. Остальная мебель состоит из деревянной тахты или дивана с довольно высоким перилом с трех сторон. Перило это украшено весьма характеристичными вырезками, напоминающими по стилю своему древнеливийское искусство. Подле этого дивана стоит в высшей степени замечательной формы деревянное кресло для хозяина или почетных гостей. Все стулья, скамьи и столы у осетин о трех ногах… Осетинский стол немного выше скамейки; он состоит из точеной или тщательно вырезанной из твердого дерева круглой доски, утвержденной на трех ногах. Этот столик держится довольно опрятно, и сесть на нем считается неприличным…

У стен висят на деревянных гвоздях платья, оружие, конская сбруя и т. п. У богатых имеется особенное помещение для гостей; мебель его та же самая, которую мы только что описали; по стенам на гвоздях висят, кроме оружия и праздничного платья, воловьи и другие шкуры. Они на ночь в случае приезда гостей расстилаются на полу. Главный почетный гость всегда сидит и спит на диване вышеописанной формы. При приезде его тотчас расстилается на нем войлок или ковер. В одном углу этого длинного дивана правильно сложены в высокую кучу подушки, одеяла, ковры и т. п., что, конечно, относится только до домов богатых людей. В кунацкой вместо очага имеется камин.

Вот, приблизительно, обстановка осетинского семейного дома. К подобному дому пристроены, по мере потребностей живущей в нем семьи, другие здания; пристройки эти делаются всегда так, что наружная стена главного строения продолжается по условиям местности или в прямом направлении, или под углом. Дверь к подобным пристройкам всегда внутри двора, так что все здание имеет по возможности только один главный вход. Таким образом, если после многих поколений кругом все обстроено помещениями для народившихся сыновей, то подобное здание под конец представляет вид крепости, иногда весьма значительных размеров. В подобной крепости есть и высокая оборонительная башня с бойницами. Такое жилище целого рода называется «галуан», и название это, вероятно, имеет связь с названием «Галуза» в Малой Азии и мифического города осетин Галазан («Halesiun»)…

В осетинских аулах иногда несколько таких галуанов, иногда только один. В первых аулах между двумя галуанами иногда есть узкие улицы, с остальных же сторон они пристроены к другим галуанам или домам. Улицы кривые. Чем древнее аул, тем он выше; я видел галуаны, возвышающиеся по склону горы на 7, 8, даже 14 этажей. Замечательный такого рода галуан находится в ауле Гальата в Дигории. Издали каждый осетинский аул делает впечатление развалившейся крепости, - доказательство глубочайшей древности этих сооружений. В некоторых аулах, например, в деревне Виз на Ардоне и в Дигории, я старался снять планы таких построек, чтобы приблизительно рассчитать время их основания. По расчету этому выходило иногда баснословное число лет…»

Описание абхазского жилища первой половины XIX века оставил Ф. Ф. Торнау: «…Живут обыкновенно в хижинах, крытых соломою или камышом, которых плетневые стены плотно замазаны глиной, перемешанной с рубленою соломой. В каждой хижине по одной комнате, получающей свет через двери, растворенные настежь летом и зимою. Около стены возле дверей сделано полукруглое или четвероугольное углубление в земле для огня, над которым привешена высокая труба из плетня же, обмазанного глиною. По другую сторону очага, в почетном углу, находится небольшое окно без стекла, плотно запираемое ставнею и служащее более для наблюдения за тем, что происходит на дворе, чем для освещения внутренности хижины. У горцев каждый имеет свою особую хижину: хозяин, его жены, взрослые дети… Для гостей определена кунацкая - совершенно пустая комната, убранная только по стенам рядом деревянных гвоздей для развешивания оружия и конской сбруи. Сидят и спят в ней на земле, на камышовых циновках, на коврах, подушках и тюфяках, составляющих у гостеприимного черкеса самую значительную и самую роскошную часть его домашних принадлежностей. В кунацкой всегда есть, кроме того, медный кувшин с тазом для умывания и намазлык, шкурка от дикой козы или небольшой коврик, для совершения молитвы. Кушанье подают на низких круглых столиках. Весьма немногие знатные и богатые горцы строят рубленые деревянные дома. Микимбай имел такой дом, и по этой причине слыл очень богатым человеком. Дом этот, занятый его семейством, был в два этажа, с окнами, затянутыми пузырем, между которым кое-где проглядывало небольшое стеклышко, добытое от русских…»

От горской архитектуры резко отличались жилища степных ногайцев. Исследователь М.-Р. Ибрагимов писал: «Характерным типом поселения ногайцев в конце XIX в. были кочевые аулы, которые подразделялись на весенне-летние, летне-осенние (яйлак и язлав) и зимние (къыслав); при этом зимники постепенно превращались в оседлые постоянные поселения (юрт, аул, шахар, къала). По традиции ногайцы в первый месяц весны начинали свое движение со скотом на северо-запад и северо-восток. Перед началом весенней перекочевки в каждой юрте приготовляли праздничное кушанье, готовили кумыс, резали скот и устраивали празднество: наездники соревновались в джигитовке, состязались борцы и силачи, певцы и музыканты. Во время перекочевки на летние пастбища образовывали весенне-летние аулы, которые располагались рядом с реками или колодцами. По истощении пастбищ аул перекочевывал на другое место. Аулы родственников располагались по соседству. В октябре-ноябре ногайцы собирались на зимних стоянках, где строились турлучные или саманные дома. Вблизи от зимних поселений располагались поля, где сеяли просо, овес, ячмень, пшеницу, выращивали бахчевые культуры…