Конспирологический бум: к вопросу о том, почему критика теории заговора приносит обратный результат
Конспирологический бум: к вопросу о том, почему критика теории заговора приносит обратный результат
Критики конспирологии часто проводят в своих работах такую мысль: конспирологические настроения, дескать, типичины для стран, в которых происходит резкий, скачкообразный переход от традиционного уклада к капиталистической системе отношений либо в странах, которые переживают те или иные социально-политические потрясения, кризисы, революции и т. п. С этой точки зрения сегодняшняя Россия – можно сказать, идеальная модель. Но не все так просто.
В самом деле, как же тогда объяснить тот факт, что в тех же Соединенных Штатах и во многих странах Западной Европы – вполне благополучных государствах! – конспирологические настроения не просто широко распространены, но и являются важным фактором, реально влияющим на жизнь общества?
А это действительно так. Уже цитировавшийся мной канадский критик теории заговора и конспирологического подхода Джон Рейнольдс в своей книге «Тайные общества…» этот факт подтверждает. Вот что он, в частности, пишет (с. 339): «В основе каждой конспирологической теории лежит аксиома о существовании злокозненных невидимых сил. Легенды о них, как правило, представляют собой составленное в разных пропорциях сочетание полуправды, чистого вымысла и абсурдной смеси исторических и придуманных событий. Эти дикие утверждения пользуются широкой популярностью. Так, население, особенно в промышленно развитых странах с высоким уровнем образования, весьма обеспокоено потенциальной перспективой утраты своего влияния на управление и личной индивидуальности».
Но на чем же базируются эти опасения? Российский ученый Михаил Хлебников, о книге которого «Теория заговора» уже говорилось ранее, дает свой ответ на этот вопрос: причина конспирологического бума на Западе на протяжении всего ХХ века кроется в глубоком внутреннем противоречии демократической системы устройства общества как таковой.
Он уверен (с. 183), что абсолютистский тип правления более соответствует индивидуальным потребностям и интересам отдельно взятого человека, нежели система демократическая. Связано это с тем, что раньше в неких совещательных мероприятиях участвовали люди, которые ясно понимали цели и задачи своей работы. Сословный и имущественный ценз давали преимущество именно в дифференцированном подходе к решению той или иной проблемы, которая стояла перед обществом и его отдельно взятыми членами и которая становилась ясной каждому из них. В демократическом обществе все не так! Демократия, замечает Михаил Хлебников (с. 184–185), «приводит к утрате “прозрачности” политических процессов для большинства избирателей […]. Демократия, требуя участия большинства в демократических процедурах, в конечном счете отсекает большинство от реального управления, так как для управления необходимо квалифицированное меньшинство […]. Все более растет уверенность современного человека, что важнейшие политические решения принимаются исходя не из интересов конкретного субъекта или социальной группы, но определяются в сфере, имеющей весьма незначительное отношение к публичной политике – сверхкрупных транснациональных компаниях, деятельность которых очень трудно контролировать со стороны общества».
Хлебников называет (с. 4) еще одну важную причину того, что теория заговора и конспирология преодолели маргинальные рамки и стали краеугольным камнем современного общественного сознания: несовпадение между официальной, «легитимной», трактовкой событий и представлениями об этих событиях в массовом сознании, что как раз и создает отличную основу для разрастания теории заговора.
Наконец, Михаил Хлебников акцентирует внимание на обстоятельстве, которые ранее уже подметили шведские исследователи – Александр Бард и Ян Зодерквист. Речь идет, конечно же, о том, что в современном обществе внешний избыток информации оборачивается крайней скудностью ее содержания. Как это происходит на практике? Хлебников приводит любопытную цитату (с. 434) из работы авторитетного исследователя рекламных технологий, маркетолога, одного из основателей маркетинговой концепции позиционирования – американца Джека Траута (Jack Trout; родился в 1935 г.). В одной из своих книг – «Позиционирование: битва за умы» («Positioning: The Battle for Your Mind», 1981) Траут писал следующее: «В нашем сверхкоммуникативном обществе наилучшим способом донесения желаемой информации до получателей являются сверхпростые сообщения… Отбросить все неясности, упростить, а потом, если вы хотите, чтобы его впечатление надолго осталось в памяти потребителей, еще раз упростить». Итогом всего этого, по мнению Михаила Хлебникова, как раз и является «фактическое обессмысливание информации, сведение ее к броскому слогану, за которым скрывается пустота. Естественно, что подобное насилие над сознанием вызывает ответную реакцию со стороны самого сознания. “Теория заговора” в этом отношении восстанавливает “естественную сложность” мира, восполняет смысловой провал современной нам эпохи».
Именно по этой причине, не без оснований полагает Михаил Хлебников, степень воздействия конспирологии на общественное сознание в обозримом будущем с неизбежностью обречена на возрастание. А причины ее популярности помимо прочего также весьма понятны. Ведь важным составляющим элементом и теории заговора, и конспирологии являются указания на пробелы и лакуны официальной версии истории. При том что конспирология достаточно динамична, что также является еще одним из объяснений ее устойчивости. Потому что новые авторские конспирологические теории практически всегда служат объектом жесткой, пристрастной критики со стороны самих же конспирологов.
Нельзя сбрасывать со счетов то обстоятельство, что и конспирология, и теория заговора уже обрели своих мучеников. Одним из них, к примеру, стал отставной военно-морской офицер, американец Милтон Уильям Купер (Milton William Cooper; 06.05.1943–06.11.2001). Купер не одно десятилетие доставлял властям США массу хлопот своими разоблачениями, о которых он рассказывал в радиоэфирах, на телевизионных шоу, в публичных выступлениях, в печатных публикациях и книгах. Вплоть до тех пор, пока в ночь с 6 на 7 ноября 2001 года он не был застрелен сотрудниками полиции графства Апачи, штат Аризона, около своего дома при весьма подозрительных обстоятельствах.
Гуру маркетинга американец Джек Траут: «Если вы хотите, чтобы впечатление от информации надолго осталось в памяти потребителей, его надо упрощать и еще раз упрощать», фото с официального сайта компании «Trout and Partners»
Смерть американского конспиролога тоже можно было бы списать на случайность и паранойю, в которую Купер вдруг впал, если бы не одна важная деталь. 28 июня 2001 года, выступая в прямом эфире одной из американских радиостанций, он заявил, что руководство США готовит крупномасштабный террористический акт, вина за осуществление которого будет возложена на Усаму бен Ладена. И такой теракт через два с небольшим месяца, 11 сентября 2001 года, в США и в самом деле произошел. А еще через два месяца Купер был застрелен (более подробно о Купере я писал ранее в книге «Секретная цивилизация Луны», глава 16, подглавка «О чем умолчал фон Браун: контрверсия Уильяма Купера»).
Косвенная, но не самая пустяковая по своему значению причина популярности конспирологии кроется также в том, как ведут себя критики теории заговора. Некоторые из них, как в России, так и за ее пределами, уже не один год предлагают перенести центр исследования непосредственно с теории заговора на ее носителя, на полном серьезе полагая, что без изучения особенностей последнего любой анализ будет неполным. Иначе говоря, конспирологию такие исследователи рассматривают как своего рода форму душевной болезни, а самой конспирологии и теории заговора напрочь отказывается даже в видимости наличия у них научного подхода.
То есть акцент критики переносится с того, что говорится, на то, кто именно это говорит, внимательно исследуются факты из частной жизни и биографии конспирологов. И если там присутствуют некие сомнительные или даже криминальные моменты – тем лучше. Сомнительными и криминальными, а то и откровенно преступными в глазах критиков становятся уже теории и идеи, которые конспирологами высказываются.
Можно сказать иначе: критики конспирологии очень даже нередко руководствуются старым проверенным «принципом» – этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Михаил Хлебников, книгу «Теория заговора» которого я уже не раз цитировал, справедливо указывает на бесполезность такого рода критических заявлений относительно конспирологических концепций и их разоблачений (с. 119): «Дело в том, что оппоненты не просто расходятся в онтологических предпосылках своего мышления. Мы сталкиваемся в этом аспекте с проблемой двоякого плана. С одной стороны, как это ни странно, гипотетическая дискуссия обречена на провал как раз из-за совпадения, но не различия типов мышления. Кроме того, следует учитывать, что “теория заговора” – это не теория в собственно узкой трактовке данного понятия, она шире, чем классическая научная теория. Поэтому любые критические аргументы, сформулированные на языке цифр и фактов, вскрывают не абсурдность конспирологических построений, но абсурдность ее критики».
К альтернативным точкам зрения относительно лакун, странностей и умолчаний в исследовании планеты Марс это соображение имеет самое непосредственное отношение.