Глава 18. Но ведь он повелевал!

Глава 18. Но ведь он повелевал!

Кто-то должен был управлять этой марионеткой — «водить» ее, как выражаются разведчики. На роль кукловода более других подходит Борман — он обладал ярко выраженной способностью подчинять себе волю других людей… К тому же Борман пользовался особым доверием Гитлера. Как выяснилось в 1955 году на заседании административного суда в Линце, Гитлер — аскет и бессребреник, целиком посвятивший себя служению отчизне, — владел весьма солидной недвижимостью (общей стоимостью 1, 5 млн марок в масштабе цен 1955 г.), оформленной на имя Бормана. Борману он доверял отправку своих писем в Мюнхен Еве Браун, с которой он был разлучен с 1941 по 1945 год, — фюрер старался, по возможности, скрыть свои отношения с «личной секретаршей» от окружающих.

Можно возразить, что за период с 20 по 30 апреля 1945 года фюрер принял ряд весьма ответственных решений — в качестве главнокомандующего он руководил войсками, смещал и назначал высших офицеров, сформировал состав нового правительства, снял со всех постов Геринга и Гиммлера, составил политическое завещание… Вряд ли какой-нибудь другой период его деятельности был столь насыщенным (не считая первых недель после прихода к власти).

Мог ли другой человек, «введенный в роль» буквально накануне, нести подобное бремя?

Как «апрельский Гитлер» смещал и назначал высших офицеров, видно из приведенного выше анекдотического примера с назначением военного коменданта Берлина, который должен был руководить обороной столицы.

Что касается состава нового правительства, то он был намечен, согласован и утвержден на длительном закрытом заседании Геббельса, Бормана и Гитлера 28 апреля. Легко представить себе, что роль эрзац-Гитлера на этом совещании сводилась к тому, чтобы слушать и запоминать… Ранним утром 30 апреля он продиктовал секретарше свое «политическое завещание», где перечислил состав нового правительства.

«Военное руководство» главнокомандующего в этот период свелось к проведению традиционных утренних совещаний и отдаче бесчисленных распоряжений, имеющих единственную цель — оголить все участки фронта, прежде всего на Западе, собрать в Берлине и его окрестностях максимум сил и средств, чтобы отбросить русских. Без устали работали телефонисты и радисты, один за другим из фюрербункера отбывали курьеры с приказами «ускорить формирование!», «немедленно перебросить!», «как можно скорее начать наступление!»… Все это было лишь имитацией управления войсками.

К концу апреля вермахт как таковой уже не существовал. Продолжали сопротивление только берлинский гарнизон, находившийся с 25 апреля в полном окружении, и группировка генерал-полковника (затем фельдмаршала) Шернера в Чехословакии, которая сражалась слишком далеко от Берлина и оказать ему помощь не могла. Ситуацию уже ничто не в силах было изменить. Поэтому было совершенно безразлично, кто подписывал приказы и директивы. Кейтель и Йодль, осуществлявшие главное командование, действовали по своему усмотрению в этот период, что послужило поводом для Гитлера (вернее, для Геббельса и Бормана, которые «водили» его) в последнем послании в ОКВ[27] от 29.04.45 г. обвинить генералов и лично Кейтеля в предательстве. Йодль и Кейтель рассматривали остатки вермахта как свой личный капитал, реализуя который — путем капитуляции по частям и в целом, — можно кое-чего добиться, в том числе и для себя лично. Тратить это последнее оставшееся у них достояние на безнадежную оборону Берлина и спасение засевшего там обезумевшего фюрера явно не имело для них смысла.

В том, что телеграмма в Оберзальцберг Герингу от 23.04.45 г., согласно которой он лишался «права наследования», была написана чуть ли не под диктовку Бормана и Геббельса, сходятся практически все историки, которые исследовали события этого периода. Вслед за телеграммой — по собственной инициативе, не поставив в известность фюрера, но от его имени — Борман посылает приказ арестовать Геринга, давнего своего соперника в борьбе за власть. Устранение Геринга и компрометация верховного главнокомандования были частью плана, в соответствии с которым после смерти Гитлера власть переходила в руки триумвирата Геббельс — Борман — Дёниц. Не имевшему ни политического опыта, ни связей в государственном аппарате Дёницу в этом случае предназначалась жалкая роль марионетки. Геринг же был «четвертым лишним» — он пользовался популярностью в войсках и среди населения, располагал связями в Англии, Швеции, США и мог претендовать на многое.

Заключительный аккорд: Борман — на этот раз от собственного имени — посылает приказ командиру отряда эсэсовцев, которые взяли под стражу рейхсмаршала: в случае падения Берлина «предатели… должны быть уничтожены». Гитлер был еще жив, но второе лицо в государстве приговорено к смерти без его ведома… На этом примере ясно видно, как манипулировали Гитлером, как принимали решения у него за спиной.

С Гиммлером дело обстояло проще: в ночь с 27 на 28 апреля радиостанция Би-Би-Си, вещавшая на Германию, сообщила, что правительство Его Величества отвергает предложения о частичной капитуляции и сепаратном мире, исходившие от рейхсфюрера СС Гиммлера, и отказывается вести с ним переговоры.[28] Гиммлер не имел никаких полномочий на проведение переговоров от своего имени в качестве главы рейха, и сообщение Би-Би-Си вызвало в фюрербункере эффект разорвавшейся бомбы. На этот раз сам Гитлер отдал вновь назначенному командующему ВВС генерал-фельдмаршалу фон Грейму приказ арестовать всемогущего рейхсфюрера СС и расстрелять его.

…Дело кончилось тем, что при личной встрече в резиденции Дёница воФленсбурге гражданская жена фельдмаршала фон Грейма Ганна Рейч выразила Гиммлеру свое возмущение. Как вспоминает Ганна Рейч, Гиммлер во время этого бурного объяснения «имел вид почти игривый». Так выполнялись приказы Гитлера! Сам он слезливо жаловался секретарше на то, что его распоряжения никто не желает исполнять…

29 апреля, в ответ на просьбу коменданта Берлина генералмайора Вейдлинга разрешить гарнизону оставшимися силами попытаться прорвать блокаду и уйти на Запад, Гитлер ответил: «Я могу приказать что угодно, но ни один мой приказ больше не выполняется…»

Еще пример: 19 марта Гитлер подписал приказ о проведении «тактики выжженной земли» при отступлении на территории Германии. Когда речь шла о разрушении предприятий, уничтожении запасов сырья и выведении из строя системы инфраструктуры на советской или польской земле — ни у кого из руководителей рейха это не вызывало возражений. Но теперь речь шла об интересах германских монополий — это их предприятия должны были быть взорваны, а готовая продукция и сырье — сожжены.

Интересы монополий в правительстве выражал министр вооружений Шпеер. Он дважды обращался к фюреру с меморандумом и письмом, — требуя отменить «приказ о самоубийстве германской промышленности». Гитлер не реагировал. Шпеер вспоминает, что в тот период ему пришла в голову идея пустить в систему вентиляции фюрербункера отравляющий газ, чтобы раз и навсегда решить проблему. Архитектор по образованию, Шпеер сам проектировал и рейхсканцелярию, и бомбоубежище под ней и хорошо знал систему вентиляции в фюрербункере. Однако рейхсминистр поступил проще — он обратился к исполнителям приказа — генерал-полковнику Йодлю и фельдмаршалу Кейтелю. Оба они во время войны и в довоенный период рабски исполняли все директивы и устные распоряжения бывшего ефрейтора. Кейтеля коллеги за угодливость прозвали «Лакейтель». Но в данном случае он и Йодль за спиной своего верховного главнокомандующего разослали шесть распоряжений, отменяющих его директиву.

Несколькими неделями раньше это было бы немыслимо. Вермахт и германский государственный аппарат славились нерассуждающей исполнительностью.

Вывод: в рассматриваемый период Гитлер был явно недееспособен. За него принимали решения другие. Его невнятное бормотание можно было истолковать как угодно, а подпись его на документах подделывал специально приставленный для этого чиновник (см. гл. 17). Шпеер в своих воспоминаниях пишет о том, какое беспокойство это вызывало у него и у гросс-адмирала Дёница, — неясно было, кто управлял империей. А раз так, то это мог быть и не Гитлер. Любопытный штрих, подтверждающий сказанное: фельдмаршал Кейтель в своих воспоминаниях (написанных в камере Нюрнбергской тюрьмы) упоминает о своей беседе с гросс-адмиралом Дёницем в Плоене (городке на севере Германии, где размещалась ставка Дёница до переезда во Фленсбург) 1 мая 1945 года. Дёниц только что получил две радиограммы из Берлина — одну от Геббельса, в которой гросс-адмирала ставили в известность о «политическом завещании» фюрера и назначенном фюрером составе нового правительства во главе с ним, Дёницем; вторую — от Бормана о том, что фюрер умер и «политическое завещание» вступает в силу.

Между тем подлинник «политического завещания», подписанный Гитлером и заверенный свидетелями, был направлен из Берлина со специальным курьером, но в Плоен не прибыл.[29] Как заявил Дёниц Кейтелю, он в качестве назначенного фюрером рейхспрезидента намерен формировать правительство по своему усмотрению. Что касается состава правительства, перечисленного в телеграмме, то он подозревает Геббельса в том, что тот внес в список членов кабинета свои коррективы…

Дёниц совершенно точно оценил «распределение ролей» в фюрербункере, хотя его подозрения в данном случае были беспочвенными: Геббельс, который вместе с Борманом являлся истинным автором данной части «политического завещания», не имел нужды в нем что-либо изменять. Но выглядело оно именно как творение его рук: сам Геббельс провозглашается рейхсканцлером, а его политические конкуренты — Гиммлер и Геринг — лишены всех постов и исключены из партии.

Проведенный западными специалистами анализ текста (лексики, построения фраз, речевых оборотов и прочего) привел их к выводу, что автором «политического завещания» является Геббельс. Как минимум, он отредактировал этот документ.