18

18

Отсыпаемся и приходим в себя после сумасшедшей работы на могильнике, приводим в порядок дневники, планы и, вываливаясь из дома после обеда, растягиваем свои спальные мешки на молодой зелёной траве.

— Ишь, лодыри, разлеглись! Гнать вас на работу некому. Сам начальник такой же…

Худой, горбоносый, как отец, подходит и присаживается рядом Павел. Перемазанный мазутом комбинезон, чёрные в ссадинах руки моториста…

— Ну, что лаешься? Вот ты своё сейчас отработал и тоже лежать будешь, пузо отращивать…

— Не… Мне крыльцо чинить надо. Жена и так пилит.

— Это не она тебя украсила?

Левый глаз его вспух, и даже сквозь копоть и грязь пробивается зеленоватый отлив синяка.

— Тесть это. Заспорили мы с ним давеча, вот и пошумел.

— А ты ему? — любопытствует Саша.

— Тоже дал… — неуверенно отвечает под общий хохот Павел и ухмыляется.

Врёт. И сам знает, что все знают. Петру Корину сдачи дать трудно. Такому быку не в ремонтной бригаде работать, а с кистенём под дубами посвистывать.

Дом силача и буяна стоит на Польце, на правобережной части стоянки. Громадный, широкоплечий, с ярким бельмом на глазу, отчаянный матерщинник и задира — это первый браконьер на Вёксе, от которого отступились все инспектора из рыбнадзора. Он платил штрафы, ему резали верши, отнимали остроги, но справиться с ним было невозможно. По ночам он отправлялся на лодке на озеро, надевал гидрокостюм, который привёз ему один из его бесчисленных дружков, и сетью в одиночку черпал рыбу.

Дик и неуёмен бывал Пётр во хмелю, и только его жена, такая же крепкая и мускулистая баба, могла его урезонить и уложить спать.

Пётр уважал археологию «за непонятность». Его, как, впрочем, и других обитателей посёлка, поражала очевидная наша никчёмность, «закапывание деньги в землю».

— Ты мне, Леонидыч, уважение сделай! — говорил не раз Корин, присаживаясь рядом на бровку раскопа. — Вот я кто есть? Рабочий человек, хоть и пью. Сделал я дело — гони мне за это монету. Не сделал — хрен с тобой, можешь не платить, пойду и плотвы начерпаю… Пётр Корин без денег не будет! Но вот на тебя мне, Леонидыч, смотреть завидно. За что тебе-то деньга идёт? За черепки старые? А может, ты и не копаешь здесь, не ищешь: прошлогодние черепки покажешь в Москве, а на них печати-то нет! План-то где твой, чтобы спросить с тебя? А? Вот я и говорю — возьми меня в свою академию. Две бутылки поставлю, не пожалею, ей-ей! Что ваша наука — ведомости на зарплату составлять? Я знаешь как их составляю…

Переубедить в этом Корина было нельзя, как, впрочем, и отучить от драк и браконьерства.

Такого-то тестя и получил в приданое за женой Павел.

— Пройдёт! — машет он рукой. — Впервой, что ли? А я сегодня, пока вы спали, двух подъязков выудил.

— Где? — просыпается Вадим.

— Вон там, у кустика, граммов триста-четыреста будет.

— На червя?

— На червя. Попробуйте.

Он поднимается, потягивается, трогает припухший глаз.

— Только леску побольше ставьте, да и крючок смените. А то сорвёт…